Амнистированные

               
О том, как маленький Серёжка ловко спрятал в снегу между окнами нож, самую главную улику, узнали все окрестные блатари. Ближе к шахте стояло несколько одноэтажных бараков, отведённых под общежитие  досрочно освобождённых. Бывшие зэки настолько привыкли к жизни в зоне, что после освобождения боялись далеко от неё уезжать и старались селиться  неподалёку. Незнакомые дядьки останавливали маленького Сергея на улице, каким-то непонятным образом определяя именно его среди толпы таких же поселковых пацанов. Кто-то хлопал его по плечу и говорил:
-Молодец, кореш», а некоторые молча протягивали кулёк конфет.

Волков всех их знал и иногда, взяв Сергея за руку, шёл с ним в гости к дружкам. Там, в общежитии, он сидел вместе с взрослыми за столом, где за кружкой чифира велись долгие беседы за жизнь и не  спеша играли в карты. Там же, однажды, он стал свидетелем дикой сцены: проигравшийся в пух и прах мужик, поставил на кон четыре пальца своей левой руки, а затем, после очередного проигрыша, взял стоявший в углу топор, положил руку на край табуретки  и молча рубанул себе по пальцам. Кровища полилась на пол, а мужик спокойно обмотал искалеченную руку грязным вафельным полотенцем, выпил стакан водки и продолжил игру. Деньги на кону тогда стояли огромные и, почему-то, Волкову всегда везло. Только потом, анализируя произошедшее, Сергей стал догадываться, что Волков был ловким шулером.

Освободившиеся блатные почти все имели клички, и каждый старался соответствовать определённой легенде. Вот, к примеру, вор по кличке «Капитан». Это был высокий красавец мужчина в самой настоящей капитанской форме с какими-то непонятными нашивками и значками в навсегда отглаженном кителе  и кортиком на боку. Частенько Серёжка просил его об одолжении, дать подержать в руках кортик и тот доставал из позолоченных ножен обоюдоострый клинок со словами:
-На, только не порежься, давал его Серёжке в руки.
Кличка другого, молодого и кудрявого парня с украинским акцентом, была «Инженер». Этот ходил в модном габардиновом костюме с галстуком. Ещё запомнился молоденький парнишка со странной кличкой «Кожура». Он был похож на футболиста, потому что носил рубашку с короткими рукавами и кожаную кепку,  смешно сидевшую у него на затылке.

Когда они, сидя за столом, разговаривали между собой, то можно было подумать, что это собралась компания интеллигентов. Не было слышно ни одного матерного слова. Посреди комнаты, в общежитии, стояла тумбочка с общаком, откуда любой нуждающийся мог брать деньги. На тумбочке не было даже намёка на замок, но деньги оттуда никогда не пропадали, не смотря на то, что в комнате жило человек двадцать. Однажды Капитану понадобилось о чём-то пошептаться с Волковым. Он вынул из тумбочки большую сотенную ассигнацию и сказал:
-Серёжа, сбегай в столовую, купи себе самых дорогих конфет.
Позднее все дружки Волкова куда-то поразъехались, а в 1960-м году матери пришло письмо из магаданских лагерей от Капитана. Он сообщил, что во время ограбления какого-то склада его схватили и дали срок 12 лет, а ещё он просил прислать папирос и тёплую перчатку на правую руку, потому что левую он проиграл, там, в лагере, в карты и сам себе отрубил её топором.

Вскоре бараки освободившихся лагерей стали методично сжигать и оставшиеся головёшки сгребать бульдозерами в кучи, а тех зэков, у кого были огромные сроки, вывозили в Дудинку, грузили в баржи и топили в Енисее. К 1960-му году остался один единственный лагерь на станции Каэркан,что переводится с местного нганасанского языка как долина смерти. В самом Норильске к тому времени не осталось ни одного столба с колючкой, ни одной вышки. Местные охотники рассказывали о том, как далеко в тундре натыкались на аккуратно построенные полуземлянки, в которых когда-то жили солдаты из заградительных отрядов, отлавливавших беглых зэков. Там же, неподалёку от этих землянок, можно было увидеть безымянные могилы, видимо с беглецами долго не церемонились...