Об амнистии Серёжка услышал от родителей. Что это такое он не понимал, но вскоре, как и все, почувствовал. Как-то утром к ним в дверь постучали и вошли двое мужчин. Один из них был комендант, а второй - молодой, симпатичный паренёк в новом габардиновом костюме. Он представился:
-Володя...
-Вот, - сказал комендант, - по постановлению поселкового совета, к вам, как к положительной семье, да ещё имеющей отдельную комнату, подселяется освобождённый по амнистии Владимир Волков, - и ушёл. Родители молча переглянулись, мать поставила на стол бутылку водки и стала нарезать колбасу:
-Присаживайтесь, будем знакомиться...
Через короткое время Волков или Владик - так ему больше нравилось, стал пятым членом семьи. В обычной гражданской жизни он ничего не смыслил, поскольку с 12ти лет скитался по тюрьмам и лагерям. Устроившись на работу, на шахту водителем электровоза, и получив первую получку, он долго не мог сообразить, что же ему делать с этой кучей денег? А деньги тогда на севере платили немалые.
-Аля, возьми себе деньги, - сказал он, - а когда они мне понадобятся, я у тебя спрошу. Так мать стала его кассиром. Питались тоже вместе - так всем было удобно.
Когда Владик снимал рубашку, то на его теле можно было увидеть целую картинную галерею - всё было усыпано наколками: на груди красовался огромный орёл, державший в когтях женщину, на спине – индеец,который стоя в пироге, целился из лука в большущего водяного змея. Везде - на груди, на коленных чашечках и на предплечьях - были наколки, Владик иногда, ради смеха, шевелил грудями, и тогда шестиконечные звёзды тоже начинали шевелиться - это приводило маленького Серёжку в восторг.
Как потом оказалось, до освобождения Владик был вором в законе и жил «по понятиям», т.е. по особому воровскому кодексу. Это был определённый воровской неписаный свод законов: Вор не должен работать, не имел права обворовать простого гражданина, грабить можно было только государство. Самым большим нарушением было ограбление беззащитной женщины или ребёнка. Дом, где жил вор, со всеми домочадцами считался неприкосновенным, а за любое отступление от «понятий» полагалась смерть. Волков частенько втолковывал Серёжке:
-Что дано вору, не дано фраеру! Фраер – это любой вольный. А ещё Владик частенько устраивал с маленьким Серёжкой уроки борьбы прямо посреди комнаты, он был очень ловок. Там, в зоне,он занимался акробатикой и приёмами рукопашного боя. Однажды Владик проговорился, что у него была кличка «Колдун». Почему Колдун - всем стало ясно позднее.
Однажды зимой мать отправилась в город, находящийся внизу у подножия горы, за покупками. Дорога к подъёмнику проходила мимо нескольких лагерей – это около четырёх километров. Надо ещё сказать, что к тому году охрана лагерей была уже не так строга и кое-кому из зэков разрешалось днём выходить за охраняемую территорию, (бежать всё равно было некуда). Из-за поворота, навстречу матери, вышел молодой парень и, подойдя к ней, сорвал с шеи бусы, а потом попытался её ограбить, но ему помешали идущие следом люди. Мать вернулась домой вся в слезах.
-Кто тебя обидел? - твёрдо спросил Владик, и она ему всё рассказала.
Дня через два, ближе к вечеру к Владику пришли человек семь блатариков. Они уселись вокруг стола и, передавая, друг другу кружку с чифиром, стали его пить. Трудно было догадаться, что все они пришли из-за проволоки. Владик зашёл в комнату и сказал:
-Аля, зайди к нам, как бы по делу и внимательно посмотри на парня, что сидит с краю, может, узнаешь своего обидчика...
Мать очень растерялась и заявила, что точно уже не помнит того человека. Через какое-то время этого парня стали методично избивать и задавать ему только один вопрос:
-Ты кто?
-Я вор - гордо отвечал тот.
-Нет, паскуда, ты не вор, ты обидел женщину, ты обидел своих - говорили ему и за тем следовали удары. У матери в коридоре стояла самодельная ванна полная воды для стирки белья. Избитого паренька отмачивали в этой ванне, и вода была красная от крови, а затем избиение продолжалось. Испуганная мать бегала вокруг и уговаривала мужиков не бить парня, но её оттолкнули в сторону, как котёнка, и снова следовали удары и задавался всё тот же вопрос:
-Ты кто?...
Часа через два, уже поздно ночью зэки утащили парня под руки обратно в лагерь. Напуганная мать всё спрашивала:
-Владик, его не убьют?, на что тот твёрдо отвечал:
-Он нарушил закон!
А через какое-то время в семье произошло вот что. Внизу, на первом этаже находилась столовая. Сотрудники столовой, закрывшись, что-то праздновали. Были слышны громкие голоса и музыка. Владик пошёл искать мать и, зная, что она любит шумные компании, вежливо постучал в дверь столовой. Оттуда, не открывая, его послали... Волкова это разозлило: его не уважали. Тогда он снова постучал, но уже грубо, ногой. Из резко отворившейся двери на него кинулись с кулаками три пьяных мужика, а у одного из них в руке блеснул большой шинковочный нож. Мгновенно озверев, Владик ловко вышиб у того из рук нож и начал кромсать пьяную компанию налево и направо. В первую же минуту были зарезаны четверо, весь пол был залит кровью, и все мгновенно протрезвела. В этой заварухе Владик успел сбегать наверх, в квартиру, и взять тяжёлый кастет, лежавший у него под матрасом, а потом, спустившись вниз, начал крушить всех, кто ему попадался на пути.
Серёжка приподнял матрас и увидел окровавленный нож, тогда он взял его и засунул в снег, в кладовке между разбитыми стёклами. Он не догадывался, что это потом спасёт жизнь Владику. Кто-то из работников столовой сбегал в стоявшие за домом казармы охраны лагеря и через десять минут весь дом был окружён вооружёнными до зубов солдатами. А Волков уже лежал на диване и с невозмутимым видом читал журнал «Огонёк». Все вокруг кричали:
-Это он, это он нас резал, а Владик уже стоял посреди комнаты, делая руками какие-то резкие неуловимые движения, и солдаты отлетали от него, как куклы. Но вот, наконец, его схватили, навалившись сзади, и потащили в казарму, жестоко избивая на ходу. Заодно забрали и отца. Неожиданно появилась мать и, узнав о происшедшем, побежала в казарму. Потом она рассказывала, что видела там Волкова, лежащего без сознания в луже крови.
Мгновенно сработал воровской беспроволочный телеграф, и о происшедшем узнали в зоне: все говорили о том, что Волков с отцом грабили в столовой кассу, а это многое меняло. Наутро Волкова с отцом, под усиленным конвоем с собаками погнали в город в милицию. А с матерью случился нервный приступ, она лежала на полу с дико выпученными глазами и что-то мычала. Серёжка с сестрой зарёванные сидели рядом.
Поздно ночью в незакрытую дверь постучали и вошли человек десять мужиков - это зэки пришли из-под проволоки. Один из них куда-то сбегал и принёс самое настоящее молоко. Здесь, в забытом богом посёлке, это было подобно чуду. Вскипятив молоко, зэки разжали матери ножом зубы и, приговаривая:
-Пей, сука - силой влили горячее молоко ей в рот. Когда мать пришла в себя, они потребовали, чтобы она им объяснила, что здесь произошло. Вскоре, выяснилось, что драку затеял шеф повар Иван Луценко, и тогда зэки пошли к нему. Ивану было сказано, что если в семь часов утра он не пройдёт мимо зоны, то к двенадцати ни его самого, ни его жены в живых не будет.
Он должен был пойти к самому начальнику милиции и заявить, что не видел того, кто их резал. Наутро Иван вместе с женой и сумкой невиданных тогда на севере апельсинов, прибежали к матери и стали её убеждать поехать в милицию вместе с ними - у них обоих в глазах был ужас.
И вот, буквально через неделю, мать поехала за Волковым с его дружками в милицию – его выпускали за недостаточностью улик. Потом она рассказала, что когда там, в милиции, открыли камеру, где находился Владик, все увидели его, сидящего на восьми матрасах, в чужой одежде и несколькими часами на руках. А рядом, в одних трусах сидели мужики, отважившиеся сыграть с ним в карты. Когда они шли обратно в посёлок мимо зоны, с той стороны проволоки стояли сотни блатных и кричали:
-Володя, нас скоро выпустят, скоро всем амнистия! Никто ещё не знал, что руководство лагерей специально спровоцирует в лагере бойню, и десять бараков с блатными сожгут. Обществу так было спокойнее.
Маленький Серёжка впитывал в себя всё как губка, и был благодарным слушателем. Долгими зимними вечерами они с Владиком, сидя на диване, вели беседы. Владик ему втолковывал, что для мужика главное - не деньги, а дух. Он обучал его разным воровским премудростям, а Сергей внимательно слушал и, если бы он рос в другой среде, то ещё неизвестно, что могло из него выйти. Как-то вечером, Волков пошёл на работу в ночную смену. Примерно через пол часа он вернулся обратно.
-Аля, можно я надену твоё зимнее пальто, сапоги и шапку? - спросил Волков, - я хочу под-шутить над мужиками. Быстро переодевшись, и накрасив губы, он стал похож на разбитную бабёнку. Где-то минут через двадцать он вернулся, глаза его блестели. Быстро переодевшись в домашнюю полосатую пижаму, Волков преспокойно уселся под торшер читать газету, а мать предупредил:
-Если обо мне кто-то спросит, я никуда не уходил и весь вечер сижу дома...
Через некоторое время, в дверь громко постучали, в квартиру влетел участковый Козлов и с ходу спросил:
-Волков дома? - на что мать ответила, что он весь день сидит дома. Быстро заглянув в комнату и убедившись, что Волков спокойно читает газету, участковый убежал. На следующий день весь посёлок облетел слух: вечером, возле клуба, где дорога проходила на шахту, какой-то мужик, переодетый в бабу, зарезал трёх только что освободившихся зэков, а в валенках у них нашли по ножу. По воровским понятиям - тот, кто пошёл работать на государство – нарушил закон, и должен умереть, вот они Волкова и караулили. Но он узнал их издалека и перехитрил, одним словом - «Колдун».
До 1959 года Владик ходил с ножом в левом рукаве (он был левшой), а однажды, придя до-мой, заявил:
-Всё, моего последнего врага зарубили в лагере – его проиграли в карты, теперь мне нож не нужен.
Откуда у него была эта информация, он не говорил. В 1988 году матери пришло письмо от Ольги Малиновской. В Саянах, в её родном селе, умер Владик. Последние свои годы он очень много курил, что вызвало тромбоз сосудов ног, перешедший в гангрену. Сначала ему ампутировали одну ногу, а вскоре и вторую. Стареющий организм с этим не справился. Не стало человека, который в чём-то предопределил всю Серёжкину жизнь и стал для него образцом мужчины. Не стало чудаковатого человека, некогда вора в законе по кличке Колдун, который смог навсегда завязать со своим приблатнённым прошлым. Владик мог, поехав в отпуск на юг, нанять духовой оркестр, чтобы музыканты играли у него под окном всю ночь, и через три дня прокутить все отпускные. Он мог снять с себя и отдать нищему свою одежду и золотые часы с руки. До последних своих дней этот человек жил по понятиям, по законам справедливости, понятным только ему одному...
На верхнем снимке Владик в светлой куртке, а я с ружьём в руках...