Из цикла "Славкино детство"
Славке всего шесть лет, но он заядлый и неутомимый рыбак, летом из воды не выгонишь.
Удилище у него из черемухи, под руку удобное, гибкое. Отец попутно привез из Боровушки, где-то за Земляным мостиком срезал. Вместо лески суровая нитка, из такой нитки дратву делают, натирая гудроном, чтобы старые валенки подшивать.
Крючок согнут на огне из толстой иглы с большим ушком, так как у крючка нет бородки, жало загнуто немного назад, чтобы сходов рыбы меньше было. Грузило настоящее свинцовое из аккумуляторной пластины, поплавок самолично выточен ножичком из толстого куска сосновой коры.
От Славкиного дома до берега озера рукой подать, сорока метров не наберется. Колькин дом стоит подальше, на другой стороне улицы.
Они с Колькой Вороновым стоят почти по пояс в воде, неподалеку от берега и ловят окуней. Слева, вдоль линии берега, тянутся бесконечные заросли камышей, а через залив, напротив, комбинатский берег, вон и домики виднеются, это поселок Комбинат, а еще дальше, за гористым мысом, выступающим далеко в озеро, замечательное украшение местной природы – величественные имантавские сопки.
Вправо по воде в нескольких километрах виден остров Змеиный или Казачий, оба названия употребляются. Он похож на двугорбую подводную лодку, плывущую к сопкам в Золотую бухту от речки Любимовки.
За островом прочерчивает горизонт тонкая полоска противоположного берега озера, он очень далеко, маленькому Славке его толком и не видно.
Славка впитал всю эту красоту с молоком матери, поэтому другого места на земле себе и не представляет.
Однако сейчас Славке не до красот, истинному рыбаку некогда красотами любоваться. Тем более, в такой клёв.
Утро в разгаре. Июльское солнце уже высоко и жарит нещадно. Окуни клюют будто сумашедшие. Правда, следом и срываются почти все.
Сегодня, видать, их день, а, может, это к дождю, Славка кое – какие приметы уже знает наверняка.
Колька старается забрасить удочку в сторону окуневой травы, хотя до нее далековато. Малый рост не позволяет друзьям подобраться поближе, там, у травы, пожалуй, для них глубоковато. С головкой будет.
Славка умеет плавать, как же, у воды жить, да не напиться. Но зачем зря рыбу распугивать, и здесь здоровски стоять.
Поплавок Колькиной удочки без конца тонет и тонет, но окуньки, то и дело срываются с крючка. Колька хмуро щурится, прикусывает губу, снова и снова забрасывает удочку.
А Славке надоело бросать удочку, он положил черемуховое удилище на воду подле себя, намотал нитку на палец и пытается поймать окуней прямо под ногами.
Вода в озере сегодня тихая, прозрачная. Видно песчаное дно, мелкие белые камешки, рыбок, суетящихся возле Славкиных ног, неровные бороздки, оставленные на песке ракушками, и самих больших двустворчатых ракушек, сверкающих под водой перламутром в преломляющихся солнечных лучах.
Слабая пологая волна нежно огибает друзей, колышет в воде их хрупкие тела, плывет дальше к берегу, мягко накатывает на песок, её тут же подталкивает другая, третья, шших, шших, шипит мокрый песок позади Славки.
Окуни небольшой стайкой столпились у ног, и поклевывают, щиплют его, Славкины пальцы. Потому что он ими шевелит в воде, муть со дна поднимает, а они, дурачки, думают, что это червяки на дне шевелятся. И нападают.
Славка сует окунишкам под нос крючок с наживкой, жирным червяком с огорода, и кто – ни будь из горбатых пройдох, схватив наживку, трепеща изумрудными бочкАми, вылетает из воды на подсечку, Славка мгновенно перехватывает окунька, прижимает к себе, и бросает добычу в сумку, надетую через плечо.
Сумка брезентовая, окунёвые колючки её не прокалывают, удобно. А пойманных чебаков, бывало, он кидает прямо в майку, они трепещутся, бьют по животу и груди, щекотно. Мамка ругается за майку конечно, в чешуе да еще кое в чем вся.
Ладно, говорит вдруг Колька, пойдем домой. Ты сколько поймал?
Я, Славка заглядывает в сумку, примерно кошкам нашим хватит, то ли шесть, то ли семь, они тут прыгают. А я всего пять, вздыхает Колька, пойдем, а то отец мне всыплет, мне надо у коров прибрать, двор подмести.
А мне, вторит Славка, надо воды начерпать в бочку из колодчика. Вечером поливать придется. Пойдем.
На самом деле, воды он мог начерпать и позже.
Просто вчера вечером родители напомнили Славке, что к бабушке Аксинье Терентьевне с дедом Александром Ивановичем, которые жили на улице Школьной в центре села, приехал в гости из Междуреченска дядя Георгий, и завтра, то есть уже сегодня, он к ним в гости придет.
Обещал придти, если по пути не заблудится, странно добавила мама.
Славка тогда пожал плечами, где тут у нас можно заблудиться. Он, например, сам в пекарню один ходит, и ничего.
Тот самый дядя Георгий, о котором деда с бабой сказывали, что он в плен попал в самом начале войны, на границе. Четыре раза убегал из плена, весь израненный и собаками фашистскими покусанный.
И убежал–таки, в сорок четвертом.
Ушли в последний побег, изнуренных от голода и побоев всего восемнадцать человек, а добрались ползком до линии фронта они тогда лишь вдвоем.
Остальные, кого подстрелили во время облавы, кто растерялись по пути, кто по хуторам немецким да чешским залег, были и такие, а кто и в землю сырую, не выдержал истощенный организм побега.
Потом дядя Георгий переводчиком при штабе Армии войну заканчивал, на допросах пленных фрицев присутствовал, документы какие захватывали, тоже переводил на русский язык.
Два года назад дядя Георгий приезжал к ним в гости, Славка с родителями жил тогда в дедовом доме, но помнил его плохо, голос, вроде, помнил, а облик не очень.
Когда Славка заявился с озера домой, он сначала отдал всю рыбу двум кошкам, ожидавшим его возле ворот. Те набросились, урча и рыча, на свою законную добычу, не подходи теперь, мол, не отдадим.
И тут услышал в избе голоса. Один мамин, а другой вроде, знакомый и чужой одновременно. Бросив в угол удочку и сумку, он влетел через сенцы в избу и замер. За столом сидел сильно похожий лицом на маму дядька, и выпивал водку. Славку аж передернуло, он не любил запаха водки.
На столе стояли нехитрые закуски, вкусно пахло борщом. Значит, мама и мяса добыла по случаю. Летом не больно-то разносолов наставишь гостю.
Ну, подходи, племянник! Приятным баритоном молвил дядя Георгий. Славка подошел ближе, дядька обнял его, поцеловал куда-то в голову. Но Славка не любил эти телячьи нежности и аккуратно, стараясь не обидеть гостя, высвободился из объятий.
Где был, племянник? Спросил для приличия дядька.
Да его с озера летом не загонишь, тут же укорила мама.
Ничего, мы, помнишь, Мария, все три брата такими же были непоседами. И Павел, и я, и Петр младшенький за нами.
Но Славке эти малозначащие разговоры не интересны. Ему срочно надо знать, какие же гостинцы привез дядя Георгий. Ведь позади него на табуретке лежит какой-то газетный сверток. Это то и было важнее всего.
Вижу, вижу, не терпится тебе, Славка! Дядька повернулся, взял в руки сверток, развернул, и говорит Славке: вот это лично тебе, ни с кем не делись.
Славка обомлел. В использованном старом почтовом конверте лежала катушка с леской. Да, самая настоящая многоцветная леска. О такой многоцветной леске у них в селе и не слыхивали. Хотя, обыкновенная леса, прозрачно-белая у некоторых взрослых рыбаков уже появлялась. Но это было такое же, чудо для сельских мальчишек, как ковёр – самолет. Славке её видеть, пока не доводилось. А тут целый моток цветной лески.
Леска 0,18 мм., японская, многоцветная, сто метров в катушке, весело улыбаясь, что угодил, сказал дядя Георгий, склонив лицо над Славкой.
Нам в шахтерский городок импортные вещи для рабочего класса регулярно доставляют. Снабжение отличное. Вот Марию с Тихоном зову к нам жить в Междуреченск. Работы всем найдется.
А у вас там озеро есть, дядь Гора? Славка с ехидцей улыбчиво заглядывал дядьке в глаза.
У нас реки, Славка. Горные. Рыбалка - не в пример здешней. Таймень как даст, даст, так и с камня тебя сбросит.
Славка-то знал, рассказывали старшие, в их Имантавском озере такие щуки водятся, что любому тайменю фору дадут. Поэтому он перевел разговор в практическое русло.
Дядь Гора, а что такое 0,18?
Про "сто метров" Славка соображал, а что такое 0,18, не знал.
Ну, это сечение, проще, толщина лески, пояснил дядька. Ты не думай, что она такая тонкая, она и двухкилограммового окуня выдержит, и язя.
Но это не все, и он достал еще один конверт, несколько раз свернутый в полоску, и бережно развернул. Там лежала мягкая тряпочка, в которую аккуратно были воткнуты рыболовные крючки. Маленькие и чуть больше, с длинным цевьем. Это вот "четверка", а это "шестерка", ткнул пальцем дядя Георгий поочередно в малые и большие крючки. Малые на чебака и подъязка, а большие на окуня.
Каждого размера по десятку. Тебе надолго хватит, если раздавать не будешь. Крючки малые отдавали каким-то самоварным блеском, а те, что "шестерка", сине-стальным.
И вот еще поплавки, дядька достал их почему-то из кармана пиджака, всего пять. Пластиковые поплавки были двуцветные наполовину красные и наполовину белые и легкие – легкие в руке. Снизу, с белой половины торчало медное колечко, а сверху на красной половине стерженек. Славка кинулся к дядьке, крепко обнял его за шею.
Ладно, Слава, задавишь, дядю родного, шумнула мама от плиты, хлопоча у кастрюль.
Да такого богатства ни у кого в нашем Имантаве нет, воскликнул счастливый Славка и выбежал с подарками во двор. Он сразу же вынес на свет старую удочку, нож, пластинку свинца со старого аккумулятора. У ворот вкопана лавочка, тут и будет удобнее всего налаживать заново удочку.
Сидит Славка, по совету и показу дядьки отрезал лески с метр, узлы вязать учится: на крючок, на удилище и прочие.
Молоденькая головенка, не забитая всякой всячиной, на лету схватывает, моментом запоминает наказы старших.
Сидит Славка дело делает и думает: как же я на рыбалку теперь пойду, ночью что ли? Если никому не показывать и не давать лески многоцветной японской. Не могу я так.
Интуитивно, не по возрасту, Славка понимал, что не поделиться леской нельзя. Ему проходу не будет на улице. Не принято среди сельских мальчишек сквалыжничать, жадничать. Все живут в селе одинаково скромно, а многие, можно сказать, бедно.
Да меня заплюют, презирать будут. Скажут, ни с кем не поделился, даже с соседскими дружками. И, попробуй, не поделись.
Пойдешь рыбачить с пацанами, упаришься, захочешь искупнуться, выйдешь из воды, а лески нету. Срежут вместе с крючком и поплавком. В первую же рыбалку. И концов не найдешь.
Вскоре удочка с новой многоцветной леской, настоящим крючком и поплавком была готова. Славка покидал её по воздуху, поглядел, как летит леса, нормальное ли грузило. Потом пошел к бочке с водой в огород, проверил поплавок на чувствительность.
На следующий день Славкина мать, выйдя из дому на улицу, была ошарашена увиденным. Лужайка перед домом кишела мальчишками разных возрастов и размеров. В центре клубка страстей на земле лежала длинная палка, на самом деле это было сосновое удилище Кольки Воронова.
Славка то и дело, наклонялся к его тонкому концу, Колька что-то тянул вдоль этой палки, потом резал ножичком. А один из окружавших мальчишек, счастливый обладатель полученного подарка, торопливо начинал сматывать некую тонкую сверкающую нить на спичечный коробок.
Мария Александровна подошла поближе и прислушалась: ты, куда лезешь! Счас моя очередь! Ну кА ты, куда прешь! Получил, отвали! Давай, Мишка, подходи, бери катушку, тяни. Кто следующий?
Действо это было интригующе и непонятно. Мария Александровна стояла уже в самой гуще ребятни, её даже задевали, подталкивали, заглядывали из-под руки, из-за спины, кто как, но поначалу совсем не замечали.
Ибо все они не просто участвовали в дележе японской лески, привезенной дядькой Георгием из Междуреченска, они еще и контролировали процесс дележа, чтобы всё было по-честному, всем поровну, как договорились, по пять метров на брата, то есть, ровно на метр длиннее удилища, которое было заведомо измерено школьной линейкой.
Неожиданно увидев среди ребят мать, Славка оторопел и замолк. Другие тоже затихли, что скажет. А, ну, как отдавать придется леску. До слез жалко.
Но мать Славкина и сама-то простодырая была, последнее отдаст, коли попросят. Ничего не сказала мать. Одобрительно покивала головой, и ушла. А вечером спросила у сына: хоть какой - никакой запас лески себе оставил?
На что Славка гордо ответил.
Если япошки не обманули в метрах, то на катушке еще половина должна быть от ста метров. Или около того. А крючок я всего один подарил, и поплавок тоже, самому сильному на нашем краю села, вздохнув, добавил Славка.