ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Эпизод 3: Раскулачивание и коллективизация.
Источник:
Российская Академия Наук. Институт российской истории
ТРАГЕДИЯ СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ
Коллективизация и раскулачивание
Документы и материалы в 5 томах 1927-1939
Москва, РОССПЭН, 1999г.
Коллективизация сельского хозяйства стала рубежным событием в истории СССР. Со стороны коммунистической партии это было началом сталинского массового террора. Коллективизация разрушила традиционную крестьянскую общину и другие институты крестьянской автономии и поставила на их место принудительную структуру аграрного производства, социалистическую только по форме, но рабовладельческую по содержанию.
Новая колхозная система позволила государству обложить крестьянство данью в форме обязательных поставок сельхозпродукции и обусловила бюрократическое господство на селе. Уважаемых и авторитетных в деревне людей заставили замолчать, священников арестовывали и зверски убивали, а тех представителей сельской интеллигенции, которые не пожелали становиться агентами государства, всячески травили.
Ярлык «кулак» навешивался на более или менее зажиточных, несдержанных на слово крестьян, а то и просто на тех, кому не повезло, и это означало лишение собственности, арест, расстрел или высылку. Такова была одна из наиболее ужасающих волн массовых репрессий двадцатого века.
К 1917 г. Россия подошла с развитой системой сельского хозяйства. И она оказала решительное противодействие большевистским попыткам с ходу осуществить в деревне идеи «пролетарской социалистической революции». Среди последних была попытка провести революционными средствами коллективизацию крестьянских хозяйств в массовом масштабе.
Сталинская система репрессий с самого начала приобретала более широкий, практически всеобщий характер, особенно в деревне, где находилась основная масса человеческих и материальных ресурсов страны. Мы публикуем совместный циркуляр сибирских органов суда, прокуратуры и крайисполкома от 21 декабря 1927 г. об обеспечении «быстрейшего расследования и жесткости репрессий в отношении всех антисоветских выступлений кулацкой части деревни» в условиях приближающейся кампании по перевыборам советов.
Такого рода документы не были продуктом местного творчества. Они лишь доводили до сведения исполнителей указания, полученные от высших инстанций. Перевыборы советов по всей стране были перенесены с начала 1928 г. на 1929 г. из-за массового недовольства населения, особенно деревни, начавшейся «чрезвычайщиной».
Поэтому документы карательной системы приобретают особенное значение для выяснения практики «чрезвычайных» заготовок.
Наверное, не случайно первой (во всяком случае, из найденных нами) информацией, поступившей в ОГПУ, о результатах репрессий, связанных с деревней, оказалась докладная записка по Уралу от 21 января 1928 г., написанная на второй или третий день после отбытия оттуда Молотова. Сообщалось, что «арестовано по области частников-хлебников 68 человек», частных кожевников — 171 и «мануфактуристов» — 137. У некоторых из хлебников были обнаружены до 10 000 пудов, но у всех арестованных было изъято до 70 000 пудов, то есть в среднем всего по 1000 пудов хлеба. К операции по «частникам-кулакам», скупающим хлеб, на Урале приступили с 10 января, результаты еще не были известны. Тем не менее, местный уполномоченный ОГПУ счел необходимым «отметить, что нажим из области на округа по подталкиванию хода заготовок вызвал во многих из них нервность аппарата, и это передалось в районы (деревню). Такая нервность вылилась прежде всего в репрессивные меры против низового советского аппарата, в частности сельсоветов, председатели которых в массовом (!) порядке отдаются под суд. В Пермском округе отдано под суд до 96 человек работников низового аппарата. В Ишимском округе до 40 человек. Известно, что на Урале после пребывания там Молотова было отстранено от работы 1 157 местных работников, из которых многие были исключены из партии и отданы под суд за «либеральное отношение к врагам народа».
Справки с мест о ходе «массовых операций» ОГПУ систематически стали поступать после 4 февраля, когда московский центр разослал требование о представлении «телеграфно» соответствующих сведений. В этот день возвратился из командировки в Сибирь И.В.Сталин. Сразу началась работа над выяснением первых итогов хлебозаготовок по-новому, завершившаяся 13 февраля рассылкой специального обращения ЦК ко всем парторганизациям страны. Во всяком случае, 8 февраля Экономическое управление ОГПУ подготовило докладную записку о проведении «массовых репрессий» на хлебном рынке. По приблизительным подсчетам в крупнейших хлебозаготовительных районах за месяц было арестовано около 3 000 частных хлебников. Размеры «тайных складов хлеба» в отдельных случаях достигали 4 000 — 5 000 пудов, а иногда даже 10 000 — 20 000 пудов. Однако сообщалось и о складах в 500—1 500 пудов, далеко не достигавших норм, установленных для применения 107 статьи. Общий вывод, сформулированный в записке, был вполне определенным: «Частник, таким образом, с хлебозаготовительного рынка... снят». ЭКУ сообщало и первые сведения о «ходе противокулацкой операции»: в Сибири арестовано и расстреляно 136 человек, на Урале — 80.
«Противокулацкие операции» оказались, однако, намного сложнее по сравнению с операциями против хлеботорговцев. Разобщенность городского населения позволяла ОГПУ проводить аресты частных торговцев или владельцев производственных заведений, вроде кожевенных мастерских, в обычном для себя порядке. Вполне самостоятельно (хотя и по согласованию с парт- и госруководством соответствующего уровня) местные органы ОГПУ проводили аресты, конфискации имущества и выносили приговоры о расстреле, тюремном заключении или высылке и т.п. Таким же образом пытались решать и судьбы кулаков, первыми попавших под удар чрезвычайщины. Когда сомневающийся в правильности новой политики Л.М.Заковский обратился в Москву с запросом об оформлении приговоров по кулацким делам, то 7 февраля в Новосибирск последовало короткое напоминание с подписью Г.Г.Ягоды: «Согласно положения, при ПП существует тройка, где поставьте дела кулаков и спекулянтов-хлебников. Протоколы вышлите для санкции ОГПУ».
В тесно связанной общинно-соседскими узами деревне обыски и аресты, конфискации имущества, разорение даже отнюдь не кулацких хозяйств и убийства не проходили незамеченными, вызывали открытые протесты и сопротивление не только пострадавших, но и деревни, сельского общества в целом. По стране прокатилась волна крестьянских восстаний, наиболее известное из которых – в Тамбовской губернии под руководством Антонова, где отличился палач Тухачевский, любимым видом спорта которого было привязать тамбовского мужика к тыну, и шашкой развалить вдоль надвое. Не отличался от него и другой каратель, Уборевич. Оба потом получат с лихвой от своих же подельников.
Описание происходивших в деревне грабежей на протяжении января—марта 1928 г. нарушений элементарных человеческих прав, прежде всего прав производителя распоряжаться производимым им продуктом, разорения крестьянских хозяйств, попавших под удар чрезвычайных хлебозаготовок, потрясающих фактов произвола и насилия над крестьянином дается во многих документах.
Принятая Политбюро 25 апреля 1928 г. директива «Об усилении хлебозаготовок» по существу создавала условия безнаказанного грабежа и массовых убийств крестьян.
Идеологическое «открытие» Сталина на июльском пленуме ЦК ВКП(б) состояло в утверждении о все большем «обострении классовой борьбы» на пути общества к социализму: «...по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику подавления сопротивления эксплуататоров, создавая базу для дальнейшего продвижения вперед рабочего класса и основных масс крестьянства» .
Истинная суть сталинского «открытия» была понята и обнажена во всей ее неприглядности Н.И.Бухариным. Приведем здесь его высказывание по этому поводу из речи на апрельском Пленуме ЦК в 1929 г.: «Это странная — чтобы не сказать больше — «теория»... провозглашает такой тезис, что чем быстрее будут отмирать классы, тем больше будет обостряться классовая борьба, которая, очевидно, разгорится самым ярким пламенем как раз тогда, когда никаких классов не будет!» Говорил Бухарин и о том, к каким действительным последствиям неизбежно ведет сталинская политика обострения классовой борьбы: «... у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми». Этот вывод был, к сожалению, пророческим: сталинская «революция сверху» сопровождалась и фактической гражданской войной против крестьянства, и голодом, унесшим десятки миллионов жизней.
Итогам коллективизации к осени 1929 г. посвящены заключительные документы сборника, среди которых мы не могли не дать извлечения из знаменитой статьи И.В.Сталина «Год великого перелома». В прямом противоречии с действительностью там утверждалось, что в колхозы пошел середняк, что началось «массовое колхозное движение», свидетельствующее об уже свершившемся «великом переломе», хотя по данным ЦСУ, на 1 октября 1929 г. в колхозах состояло всего 7,6% крестьянских хозяйств.
Но врать коммунофашистам было не впервой. Фашистская тоталитарная власть всегда держится на двух китах: лжи и насилии.
Новая волна «чрезвычайщины» в деревне стала подниматься в ноябре 1928 г.
Следующий шаг в истории раскулачивания состоял в том, что вне связи с выполнением или невыполнением того или иного «задания», будут ликвидироваться хозяйства, отнесенные к кулацким, без каких либо дополнительных поводов и мотивов. Это произойдет очень скоро — в январе — феврале 1930 г.
Нарастание государственного насилия в форме прямых репрессий (аресты, суды, массовые казни, высылки и т.п.) сопровождалось усилением роли карательных органов, выдвижением на передний план ОГПУ. Если в 1928 г., как мы видели, еще пытались ограничить непосредственное участие ОГПУ в операциях, связанных с хлебозаготовками в деревне, то с осени 1929 г. именно этот орган политических репрессий начинает играть главенствующую роль и здесь, причем не в качестве органа защиты от политически враждебных сил и действий, например, соответствующих форм крестьянского сопротивления. ОГПУ поручается осуществление репрессий в хозяйственной сфере и к тому же против не запрещенной законом деятельности. Большевиков законность не волновала никогда, как и любых бандитов. Уголовники живут по понятиям.
Государственное насилие не могло не вызвать возрастания сопротивления и протеста со стороны крестьянства, документальные отражения которых занимают большое место в настоящем сборнике. О них говорят практически все информационные материалы с мест, в особенности сводки ОГПУ. Впервые исследователь получает возможность составить сколько-нибудь целостное представление о крестьянском сопротивлении сталинской политике в 1928 — 1929 гг. — о той борьбе, которая развернулась тогда между народом и его поработителями.
Советская историография не занималась темой крестьянского сопротивления после перехода к нэпу и в силу идеологических запретов, и по недоступности документальных материалов, полностью засекреченных. Для западной историографии советского общества, напротив, эта тема всегда была одной из важнейших. Накопленный материал и опыт дали весьма ценные результаты, среди которых следует назвать исследование крестьянского сопротивления насильственной коллективизации Л.Виолы.
Нужно учитывать, что с самого начала сталинской «революции сверху» все сведения о крестьянском сопротивлении, особенно о массовых протестах, стали строжайше засекреченным достоянием ОГПУ. (Исключение составляли данные о «кулацком терроре», которые, напротив, передавались в большевистскую прессу как свидетельства классовой борьбы). Уже 23 января 1928 г. всем полномочным представительствам и губотделам ОГПУ было разослано распоряжение «в случае возникновения групповых или массовых антисоветских выступлений ...[в] связи с хлебозаготовками», во-первых, сообщать в центр «телеграфно» и, во-вторых, «следствие [по] этим делам вести только органам ОГПУ... Дела направлять [в] коллегию ОГПУ».
Последующее нарастание государственного насилия в деревне и все большая роль репрессий сопровождались возрастанием роли карательных органов, прежде всего ОГПУ. 3 октября 1929 г. Политбюро была принята специальная «Директива ОГПУ и НКЮстам» (наркоматам юстиции всех союзных республик), которая предписывала «принять решительные и быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков, организующих террористические нападения на совпартработников и другие (!) контрреволюционные выступления...», осуществляя эти меры, «когда требуется особая быстрота... через ГПУ», то есть во внесудебном порядке. «Быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков» осенью 1929 г. обеспечивались и ранее принятыми постановлениями (от 3 января и др.). Как сообщалось в справке ОГПУ для Политбюро ЦК ВКП(б) на 4 октября, по очень неполным данным, уже было «подвергнуто репрессиям 7 817 человек», в том числе «примерно 60% кулаков». Так осуществлялся геноцид российских народов, выбивание наиболее трудолюбивых и предприимчивых людей. Выбивали не индивидуально, а целиком семьями, чтобы не оставалось потомства.
Стоит ли после этого удивляться, что «наши предприниматели ничего не предпринимают»? Тогда, в начале сталинщины, была убита Россия на генетическом уровне, Дмитрий Анатольевич!
Убийства и высылки крепких крестьян и насильственное комплектование из оставшихся так называемых «колхозов» – практическое возрождение в стране рабовладения с элементами крепостного права (колхозники не имели паспортов и оставление ими колхоза приравнивалось к саботажу и наказывалось расстрелом, такого не было даже при Нероне!), приняли всеобщий характер.
Вот как описывала раскулачивание и коллективизацию в деревне Боровково ныне Ивановского р-на очевидец всего этого бандитского действа, моя бабушка.
- Поутру в деревню пришел отряд ГПУ, человек сто, и всех выгнали из домов. Тех, кого они записали в кулаки и подкулачники, гнали этапом на станцию. Кто сопротивлялся, убивали на месте всю семью. Малых детей за ноги брали и били головой об угол дома. Потом объявили запись в колхоз...
Деревня теперь не существует. В 50-е еще были видны остатки фундаментов в лесу. Теперь ничего. Кто успел, как мои дед с бабкой, сбежали в город. Так я стал ивановцем.
А вот что ждало тех, кого раскулачили и не убили на месте. Мой самый лучший друг и учитель по жизни, с которым я подружился в Москве, - был он у нас старостой комнаты, Толик Беляков, как раз из этих ссыльных. Вот его бабушка рассказывала: набили их в товарные вагоны и повезли в Казахстан. Ночью поезд остановился среди солончака, их выгнали, и поезд ушел. Взяли их в чем были, а тут уже морозы. Чем попало, а то и голыми руками, стали копать землянки. Есть было нечего. До лета дожил только каждый двадцатый.
К 1934 году все было кончено. Колхозы стали единственной формой трудовой повинности на селе.
За колосок – расстрел, бегство из колхоза приравнивалось к саботажу, за него - тоже. Да и далеко ли убежишь без паспорта?
А зарплаты колхозники не получали. Жили со своего огорода. Что Бог пошлет. Получали за труд в колхозе «палочку», или как она еще называлась, «трудодень». Каждый обязан был получить трудодень, иначе в лагерь, откуда дорога была только на небеса.
И пенсия колхознику была не положена. Только при Никите, когда им выдали паспорта, назначили и пенсию. 3/7 от минимальной пенсии городского рабочего.
С арифметикой у господ террористов было все в порядке: в слове «рабочий» 7 букв, а в слове «раб» - только 3.
Этот кошмарный эпизод истории, пожалуй, был самым кровавым из всех преступлений большевизма. Но оказалось, что и это еще не предел их фантазии.
Пережившие весь этот ужас еще не знали, что скоро, через каких-то пару лет, живые будут завидовать мертвым. Шел 1935 год. На страну опускалась черная ночь Большого Террора. Ночь длиной в двадцать лет.
Валентин Спицин.