Сначала отключили телефон, потом свет, газ. Но страшнее всего было не это, а встречи с отцом. Он требовал, чтобы Саша выехал из дома. Он больше всего упирал на то, что Саше уже 16 лет и ему пора обзаводиться своим домом. Да, ему было 16 лет и учился он в СПТУ, но ему некуда было уходить. Чертково не так уж велико. Отец и сам был безработным. Саша искал работу, искал хотя бы малейшую возможность подзаработать, но… Когда уже невмоготу было терпеть голод, шел к соседям, они давали хлеб. Хлебом и водой встретил он свое семнадцатилетие. В этом доме он прожил семнадцать лет.
Еще совсем недавно дом был полон жизни, на кухне чуть свет что-то варила и жарила мать, старшая сестра вечно крутилась перед зеркалом, по вечерам возвращался с работы отец. Все исчезло. Все, что казалось когда-то незыблемым, вечным, рассыпалось, как карточный домик. В ноябре 1997 года отец развелся с матерью и ушел жить к своей новой жене. Вскоре и мать повторно вышла замуж и ушла из дома. Вышла замуж сестра. Дом опустел. Он, живя дома, тосковал по дому. И порой испытывал отчаянье и горечь от того, что в тот любимый родительский дом, где всегда было досыта хлеба, где было тепло и уютно больше нет возврата.
Да, ему уже семнадцать, но потребность в семейном очаге человек испытывает и в семь лет, и в семнадцать, и в середине жизни, и под старость. Он не начал пить, не связался с юнцами, ведущими легкомысленный образ жизни. Он все время чего-то ждал в своем заброшенном доме.
Он полюбил сны, потому что во сне оживали голоса и лица любимых людей, на сердце становилось тепло. А в это время в доме было очень холодно. Дом не был рассчитан на печное отопление, а газ давно отключили. «Вот и тараканы из моего дома ушли, - шутил он про себя, - наверное, греются сейчас у соседей». В этом погасшем семейном очаге уже не осталось искорки жизни, а он с каким-то тупым упрямством не хотел понимать, что у него больше нет дома.
Сколько их сейчас в России – людей, потерявших свой дом? Дом, семейный очаг нужен человеку в любом возрасте, но особенно в детстве.
Леночка потеряла свой дом несколько лет назад. Бабушка настояла на том, чтобы мать Лены лишили родительских прав. Сама она забрать внучку не захотела, хоть имеет свою квартиру в Ростове. Осталась жить одна в своей квартире в Ростове и мать Лены, изредка забирая дочь на каникулы. Мне показывали фотографии Лены, где она, счастливая и смеющаяся, плясала вокруг елки. «Мы старались сделать все, чтобы ей было хорошо здесь», - говорила воспитательница детдома.
И я верю ей, ведь она сама воспитанница этого детского дома, она не станет обижать детей. Никто не понял, почему Лена пыталась покончить с собой – выброситься из окна. Ее вовремя остановили. Когда я пришла к ней в детдом, она долго ни о чем не хотела говорить. Но постепенно подобрела, показала цветок, что стоял на подоконнике возле ее кровати:
- Это мой цветок.
Достала из тумбочки маленькую куклу:
- Это моя кукла.
Расставаясь я спросила:
-Что подарить тебе, Леночка?
А она вдруг заплакала и сказала:
- Я хочу домой.
С восьмилетним Вовкой я познакомилась в 1996 году. Это один из немногих детей, которым повезло. Он попал в хорошую семью. Его приемные родители, братья и сестры очень старались, чтобы он забыл пережитое. Он родился в тюрьме. Его мама все еще там. Бабушка взяла его к себе. И до пяти лет он жил в Красном Сулине. А потом бабушка умерла. Несколько дней он жил в одной квартире с умершей бабушкой, пока соседи не заметили, что случилась беда. Места в детском доме не оказалось. В приемник-распределитель как-то некстати и не за что. Его положили в больницу.
Когда я познакомилась с ним, он уже перешел в третий класс. Учился на одни пятерки, очень любил читать сказки. Вроде бы все было хорошо. Ему повезло. Однако я долго не могла освободиться от какого-то странного гнетущего чувства, не могла понять, в чем дело? Откуда этот странный привкус, отчего так тяжело на сердце? Вновь и вновь вспоминала его новый дом, большую дружную семью, его самого…
И вдруг, рассматривая фотографии, которые дали мне его приемные родители, поняла. Вот оно – страшное, что сразу-то и не заметишь, занозой оставшееся в сердце после общения с ребенком. Красивое, чистое детское лицо и… Он не улыбался. За все то время, что я разговаривала с ним, он ни разу не улыбнулся. С фотографии он тоже смотрел серьезно, не было даже намека на улыбку на его лице.
Даже волки, повинуясь инстинкту самосохранения, кормят каждого волчонка, нуждающегося в помощи. У волков нет сирот. Законы волчьей стаи человечнее норм поведения, устоявшихся в нашем обществе за последние годы. Дети остаются сиротами при живых родителях, отцы и матери гонят прочь своих детей. Это, оказывается еще хорошо, когда мать сама устраивает сына или дочь в детдом, а не вышвыривает их на улицу. Правда, есть закон, по которому ребенка должны устроить в течение месяца…
«Установленный законом месячный срок устройства детей, оказавшихся без попечения родителей, не соблюдается (Зимовники, Зерноград, Батайск…) Дети длительное время содержатся в приютах, центрах временной изоляции для несовершеннолетних нарушителей (приемники органов внутренних дел), живут в больницах». (Из доклада начальника отдела по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних Л.Е. Вороновой на заседании коллегии прокуратуры Ростовской области).
Вовок в больницах Ростова и области много. Но становится ли им лучше, когда они попадают в детдом?
«За прошлый год среди детей, находящихся в государственных учреждениях Ростова и области, зафиксировано 350 случаев заболевания педикулезом, 108 – чесоткой, 313 случаев травматизма. Проверкой установлено, что дома ребенка №1 и №4 Ростова-на-Дону были профинансированы в 1998 году по статье «Медикаменты» на 2,8 и 3,5 % от запланированного. На несколько лет затянулся ремонт в Шолоховском детдоме. Дети находятся в условиях, не отвечающих санитарно-техническим требованиям.
С 1996 года по настоящее время дополнительно открыто 14 детских учреждений на 716 мест, на базе школ-интернатов открыты группы для детей-сирот (Из доклада Л.Е. Вороновой).
Открываются новые детские дома, а детей, выброшенных из родительского гнезда, становится все больше. Можно ли как-то иначе решить эту проблему, ведь известно, плохая семья лучше хорошего детдома. Есть же институт приемной семьи. Есть люди, которые даже в это тяжелое время берут на воспитание осиротевших детей. Только каково им приходится, этим героям-одиночкам?
Есть проблемы с выплатой опекунских пособий, в некоторых районах они вообще не выплачиваются. Их источник – местный бюджет. В Ростове опекунское пособие 125 рублей. С января этого года готовится его индексация, однако она еще не проведена. Для сравнения: в Москве опекун получает 1200 рублей. Управления образования, отвечающие за эти вопросы, отделываются отписками. Мэр города М. Чернышов не рассматривает эти вопросы уже год. А по городу детей, находящихся под опекой, - 1200. (Из доклада Е.Л. Вороновой.)
И тем не менее под опекой находятся 1200 детей. 1200 счастливчиков обрели новый дом, новый семейный очаг. Обрел новый дом и Сашка из Чертково. Теперь он живет с мамой, папа выплачивает алименты. Но не может найти новый дом Леночка, потому что ее мама не хочет ее возвращения домой. Молча и тихо переносят дети свое сиротство. А если заплачут, если очень громко заплачут? Чем отзовется на их слезы мир? Ни чем и никак не отзовется. Эту мольбу просто не услышат. Дети сейчас редко плачут, они просто перестают улыбаться, они терпят свою боль молча. И вместе с ними терпят бедствия те, кто их ждет: их еще не родившиеся дети, их страна, ставшая им мачехой, их и наше будущее.
Можно, читая это, преисполниться чувством собственной чистоты, дескать, я своих детей не бросал и из дома не гнал. Но чувство вины нравственнее упоения собственной чистотой. Все общество в ответе перед Вовкой, перед Леночкой, перед Сашей. Строительством новых детских домов проблему не решить. Саше помогли случайно оказавшиеся с проверкой в Чертково работники областной прокуратуры. И это отнюдь не единственный случай, когда прокуратуре приходится решать подобные вопросы..
Порой человеку, оказавшемуся со своими приемными детьми в беде, легче приехать в Ростов и попасть к прокурору, чем у себя на месте добиться аудиенции с людьми, обязанными помогать им. Так, в 1996 году пришлось работникам областной прокуратуры разъяснять ситуацию уполномоченным отцам города Зверево, отказавшим в выплате опекунского пособия на троих, потерявших мать детей. Как следует из ответа прокурора города Зверево начальнику отдела по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних Ростовской областной прокуратуры Л.Е. Вороновой, ситуация изменилась: «07.02.1996 городская Дума положительно решила вопрос о выплате денежных средств на полном гособеспечении Дурымановой Л.И. на детей Вельковых Любу, Анастасию, Петра».
Не срабатывает институт власти на местах. Эти вопросы должны решать работники образования, в конце концов, городская Дума, администрация района, города. По закону обязанность защищать права детей, оставшихся без попечения родителей, возложена на органы местного самоуправления. Но уставы многих муниципальных образования даже не упоминают вопросы опеки и попечительства (Кашарский, Кагальницкий, Тарасовский районы…) Если детские слезы некому больше вытереть кроме прокурора, если прокуратура осталась единственным реально действующим институтом власти, способным защитить права ребенка, то… Какое же будущее ждет нас?
Газета "Репортер" Ростов-на-Дону, 26.03.1999 г.