Голова трещала, от виска к виску метались вперемежку мысли, электрические разряды и как-то попавшие туда гвозди вместе с молотком, усердно пытавшимся их догнать, отчего в ушах шумело неимоверно. И еще почему-то ужасно резало глаза. Наверное, из-за солнца. Стоп, какое, к черту, солнце? Сейчас должен быть поздний вечер, я же точно помню. Сумерки, густые, вязкие, холодные сумерки… Что за….
Так, спокойно, глубокий вдох и медленный выдох. Молоток с гвоздями на секунду заинтересовано притихли, и снова бросились наперегонки. Попытка потереть виски почему-то не удалась. Да и невозможно, оказывается, проделать эту привычную операцию, если у тебя вместо рук какие-то волосато-перепончатые непонятно что сиреневого цвета. Господи, я ж не пил ничего! Я даже поесть-то толком не успел, так меня сегодня весь день доставали. Да что ж это такое?! Чья это кошмарная шутка?! И где я вообще?! Да и я ли это?! Надо б проснуться срочно. Но ведь я помню, что не ложился спать. Я еще даже до дома не успел добраться.
Так, считаю до трех, и открываю глаза, и чтоб все было как надо. Раз, два, три…. Хорошо, считаю до пяти…
- Что, милок, допрыгался? И как же ты теперь будешь из этого выбираться? – Я вздрогнул от неожиданности и, оглянувшись на въедливый, сверлящий голос, увидел маленького взлохмаченного человечка, чей возраст даже в нормальных условиях я б ни за что не сумел определить.
Это еще что? Может, мне в кафе за обедом подсунули грибов отравленных? Или секретарша на работе из вредности в кофе что подсыпала?
- Не, милый, секретарша твоя не причем, и в кафе твоем любимом все в порядке, - усмехнулся человечек. Спрашиваешь, кто я? Я-то Дамбди. Но ты не тем вопросом интересуешься. Стоило бы тебе задуматься – кто ты теперь. И как ты из такого себя выбираться будешь. Посмотри, что ты с собой натворил. Какой-то фиолетово-зеленый рыбокысь из фильма ужасов. А все почему? Потому как в последнее время ты прыгаешь туда-сюда, то в себя уйдешь, то из себя выходишь. Нисколько не заботясь об элементарной технике безопасности при таком сложном процессе. Вот и входился-выходился, что сам в себе заблудился, - Дамбди хихикнул над своей шуткой.
Я попытался понять, где же все-таки нахожусь. И знаете, что я понял? Что теперь точно знаю, как выглядит это самое «нигде». Тут ничего не было, ну ничегошеньки. Я даже не смог определить границы этого «нигде». Ни пола, ни потолка. Ни деревьев, ни предметов, ни домов, ничего. Даже источника света нет, хотя мелькают какие-то тени непонятно от чего.
Я закрыл глаза. Душа металась по странному телу в поисках выхода или хотя бы убежища.
- Глупый ты человек, - сказал Дамбди, устроившись поудобней, - опять ищешь выход. Еще не навыходился? Тебе самое время вход искать, а то так и застрянешь в этом самом «нигде». Это, милый, самое ужасное место, и выбраться из него – ох, как трудно.
Вы, люди, вообще очень странные существа. Все время что-то ищете. То выход, то любовь, то счастье, то удачный случай, то себя. А заканчиваете это все поиском причин и виноватых. А ваши «крылатые фразы». Это вообще мое любимое развлечение за вечерним чаем. Уж если вводить на что цензуру, так на них. За счастье надо бороться, за любовь – страдать. И вот эта еще, самая уникальная – по капле выдавливать из себя раба. Да вы б сначала проверили, что у вас там потом останется после выдавливания. Вы ж, если за что беретесь, так сразу в глобальном масштабе. Вам же все равно, реки вспять или из себя чего выдавить. Вот, еще вот эта меня очень прикалывает – «Мы в ответе за всех, кого приручаем». Да вы б сначала за себя б отвечать научились. Может, тогда б не одну фразу из книжки б выдернули, а весь смысл бы увидели. А то ухватятся за набор букв и давай свою жизнь кромсать, да еще и остальных по формочке нарезать по дороге. И куда Демиург смотрел, когда вас сочинял? Понятно, почему у него такая депрессуха теперь…
Я вдруг почувствовал дикую резь где-то внутри моего непонятного тела, как будто этот самый Демиург, о котором бормотал Дамбди, свихнулся от своей неудачи и, как истинный художник, решил искромсать все, что у него получилось, острым ножом, выбрав для этого почему-то именно мои внутренности.
- Э, милый, эк тебя. Ты потерпи, это хорошо. Говоришь, тебя сейчас наизнанку вывернет. Так и надо, это самое правильное в твоем случае, глядишь, именно там и найдешь то, что потерялось. Вот моя бабушка, когда Демиургу платье шила, всегда говорила, что изнанка должна быть еще аккуратней и красивей, чем лицевая, потому как к душе и телу ближе. Давай-давай, выпусти все, что так долго по углам запихивал. Путь в себя – он и такой бывает, не стесняйся…
- Эй, милый, все, конечная остановка, хватит тебе уже кататься в этом автобусе. Здесь ты точно ничего не найдешь. Приехали….
Я с трудом разлепил глаза, не понимая, где я и что со мной. Маленький, странно-одетый мужичок теребил меня за плечо.
- Уснул ты, что ли. Да у тебя температура. Грипп, наверное, - продолжал суетиться мой попутчик, - чего ты в таком состоянии-то бродишь? Давай-ка, домой и чайку горячего. Моя бабка всегда говорила, горячий чай – самое целебное средство, согревает и душу, и тело….
Он еще что-то бормотал мне вслед, пока я выходил из автобуса в вязкие холодные сумерки. И почему-то его голос и слова были, как продолжение чего-то, что я уже слышал. Или мне приснилось? Или…
Грипп, - подумал я, - слава Богу, у меня просто грипп. Залезу под одеяло, пошлю все к черту и …
Внезапно зазвонивший мобильный прервал мое счастливое цепляние за найденную причину. Пока я судорожно пытался сообразить, в каком месте меня звучит извращенный техникой Моцарт, звонивший, видимо, отчаялся. Я нехотя уступил просьбе дисплея прослушать сообщение.
Въедливо-скрипящий голос отозвался смутно-знакомой резью в животе: «Ты, милок, не расстраивайся так. Просто, когда будешь из себя выходить в следующий раз, ключ не забывай. Ну, бывай. Звони, если что».
- У меня грипп, просто грипп, - повторял я себе.
Но почему-то эта мантра никак не подействовала ни на вновь принявшихся играть в догонялки молоток и гвозди в моей голове, ни на злобного Демиурга с ножом, носившемуся по моему телу. Ночью мне приснился грустный фиолетово-зеленый рыбокысь, гладивший меня своей волосато-перепончатой конечностью с молчаливым вопросом в глазах – И как же мы с тобой теперь будем жить?