Далеко не каждый человек на пороге своего девяностолетия утвердительно ответит на предложение встретиться с молодым поколением. Далеко не каждый удержится от знакомой фразы, в которой звучат и грусть по прошлому, и недоверие к будущему «Вот мы в ваше время…», разговаривая со взбалмошными девчатами и непоседливыми ребятами.
Но не из тех Викентий Степанович Васендин, кто, дожив до столь замечательной даты, сиднем посиживает, да, вздыхая, в окошко поглядывает. Уж больно привык за жизнь находиться на людях, и потому остается верен давнему своему принципу – быть нужным.
Оттого и на приглашение приехать в Агролицей № 45 согласился, не особо раздумывая. Уточнил только, в какое время. И знаменитую тальянку непременно пообещал привезти. И привез – не только ее, но и одну из гармошек, которых в его домашнем музее более двадцати. Все руками северных мастеров сработаны.
Знакомство с нынешними агролицеевцами 27 октября состоялось. С рассказа о своей жизни Викентий Степанович начал. Да и как иначе? Дорог-то, вон, сколько разных пройдено.
«Я родился в верховьях реки Ваги, в Верховажском районе. Долго ходил по тому тракту, по которому шел Михаил Васильевич Ломоносов. 60 км было от нашего населенного пункта до Вельска, где я учился, и всегда приходилось бегать пешком – машин абсолютно никаких не было. Соберемся группой – мальчики и девочки – после уроков и к утру уже 60 км пробегали. Вот так и проходила наша учеба. А рос я в очень большой семье. Папа после службы в царской армии (потом он служил в Ленинграде, Петербурге, вернее), был отправлен на первую мировую войну и воевал под Перемышлем в Польше. Интересно то, что я попал служить под этот же Перемышель. Там и начал Отечественную войну».
БОТИНКИ – В НАГРАДУ
Но далека еще была Вторая мировая, когда 14-летний Васендин после семилетки в Вельский пединститут поступать надумал.
«Не сумел попасть, – говорит, – потому что готовили, по-видимому, слабовато. Я вернулся домой. Так ведь отец не дал мне отдыхать, забрал в лес и я работал сучкорубом. Тогда не спрашивали, могу или не могу. Во всяком случае, когда в середине зимы были трескучие морозы, мама пришла на лесоучасток, заплакала и упросила, чтоб отец меня отпустил. Он меня отпустил, а я стал на скотнем дворе учить доярок, потому что они не умели ни читать, ни писать и в ведомостях ставили просто крестик вместо своей росписи. Дак вот, за эту зиму я их научил и писать, и расписываться. А осенью уже снова поехал в Вельск, поступать. И поступил в лесохимическую школу».
– Что такое лесохимия, – лукаво со сцены на притихших ребят взглянул, – знаете? Подсошки видели, наверное, в лесу? – И услышав утвердительный гул, продолжил, – Так вот, в этой школе я учился два года, и каждое лето мы ездили на практику на лесоучастки. По 400-500 деревьев было на каждого определено, и мы их должны были обрабатывать. Работали хорошо, дружно, жили в бараках. Очень дружно жили, не баловались. После окончания школы за хорошую физическую работу, практику и за обучение, меня наградили ботинками на деревянной подошве. И книгу Ленина дали.
ВОЕННАЯ КАРЬЕРА
Очень хотел Викентий Степанович стать офицером, как и старший брат, который артиллерийское училище в Ленинграде заканчивал. Но маленький, всего 153 сантиметра, рост, не позволил сразу в военное училище поступить. Зачислили туда паренька кандидатом. Но настойчив северянин оказался, испытательный срок с честью прошел и в 1939-м в официальные списки учеников попал.
Только год будущих бойцов Красной Армии и готовили. Без постоянных походов и ежедневной закалки не обходилось. А в конце сорокового присвоили всем выпускникам звание лейтенантов и направили по военным округам дальнейшую службу проходить.
Киевский особый военный округ Викентия Степаныча ждал. Но оттуда на западную границу, в Прикарпатье, в г. Перемышель перекинули, в 14-й стрелковый полк 72-й горно-стрелковой Туркестанской Краснознаменной дивизии. Там Великую Отечественную и начал.
Так об этом рассказывает:
«В четыре часа ночи был уже форсированный налет немецких самолетов, кругом бомбили, но основные потоки шли на Москву, Ленинград, внутрь нашей родины. Сплошные потоки, сплошные потоки… Я был офицером связи 14-го полка в дивизии, а полк уже воевал, а граница проходила по реке Сан, и Перемышель был наполовину у немцев, наполовину – у нас. Река Сан его разделяла. До четырех часов держали границу, вели тяжелые кровопролитные бои. Трудно было… За каждым солдатом гонялись самолеты – столько было авиации у немцев. Ну да сами представляете: вся Европа была в подчинении Германии. Они ее оккупировали, всей военной техникой распоряжались.
В четыре часа пришел приказ начинать отходить. Мы начали оставлять город за городом… Очень большие бои были за Львов. Беда в том, что тогда уже польские солдаты стреляли чуть не с каждого дома по нашим отступающим войскам. Шла агрессия со стороны поляков. Так, оставляя город за городом, все же мы отходили июнь, июль, и в августе уже были под Киевом. Наши части находились в полном окружении. Долго в окружении были не полк, не дивизия, а целых две армии – 6-я армия, которая располагалась на Черном море, на побережье, и вторая армия – 12-я, наша. В этом окружении полмесяца вели тяжелые бои. Наши силы иссякли, пополнения не получали, оружия стало очень мало. Авиации не было, танков… У нашей дивизии был один танк только. Тяжело было, ребята. Очень тяжело воевать, но, во всяком случае, до августа месяца мы держали натиск противника и дали возможность эвакуировать из крупных городов заводы, фабрики… Это большое дело.
И вот, 12-го августа организовали психическую атаку по прорыву из этого окружения. Собрали все силы, собрали всю технику, какая была – трактора, автомашины, но их было очень мало. И вот пошли на прорыв. Однако, удалось прорвать и пройти только восемь километров, потому что настолько силен был противник, что полностью выйти из окружения нашим частям не удалось.
Нет, нигде я не могу найти материала об этих боях. Везде умалчивают. Но вы можете представить, что две армии уничтожить, это большой позор был для Советской Армии.
Оставшихся солдат и офицеров забрали в плен и угнали в Германию. Одних генералов было захвачено в плен восемь человек. Вот можете представить?.. В том числе наш генерал Абрамидзе, командир нашей дивизии, командир восьмого стрелкового корпуса.
В этом бою я был ранен, контужен.
На вторые сутки попытался выйти с поля боя, но был перехвачен немецкими солдатами. Тоже забрали в колонну, погнали в Германию, но я на второй день умудрился убежать. Одна была попытка – любым способом уйти, не попасть в плен.
Когда проходили мимо населенных пунктов, население везде встречало очень хорошо. Выносили яблоки, груши, нам давали, потому что не кормили немцы. Вот я такой момент и выбрал. Посмотрел, что между конвоирами было большое пространство, и, когда женщина вышла с яблоками, высыпала, в этот момент я и воспользовался, перемахнул через забор в кукурузу и ушел. И так после этого пешком по оккупированной территории прошел всю Украину, всю Белоруссию и только под Великими Луками встретился с партизанским отрядом.
Затем меня отправили в тыл в связи с ранением. Сначала в Вологду, потом в Архангельск в запасной стрелковый полк, а из запасного стрелкового полка направили работать в райвоенкомат. Последние два года войны я находился там, там же демобилизовался в 47-м году».
ЧТО ЗА ГАРМОНЬ ТАКАЯ…
Разнообразной и разноплановой оказалась мирная жизнь Викентия Степановича. И в лесохимическом техникуме он успел поработать, и в 92-й школе. Военную подготовку там преподавал. Об учениках с особой теплотой вспоминает. Затем были спортивная школа, завод, но самую большую радость художественная самодеятельность приносила и приносит. От Архангельска до Сибири он с выступлениями прошел. На Эльбрусе побывал, но больше к спортивной стороне его жизни эта вершинка отношение имеет. А так: Ухта, Ярега, Нарьян-Мар, Ленинград, Москва в его памятных поездках…
Америка и та нашему тальяночнику по плечу оказалась. Целых восемь штатов, начиная от Вашингтона и почти до Канады, проехал. На фольклорный фестиваль туда направлен был с молодежными коллективами России, Грузии, Абхазии. Так что звучала его тальянка и на другом континенте.
Лелеет Викентий Степанович свою певучую драгоценность, с нежностью о ней ребятам рассказывает:
«А принес я вам показать мою спутницу. Хоть назовешь ее второй женой, потому что видите, сколько я с ней провел? И всегда она меня выручала. Очень интересный инструмент. Вот и всего-то навсего ничто такое маленькое. А сделано-то как, видите? Ей больше 150-ти лет. А делал крестьянин из Верховажского района из деревни Боровинка, Тюликов. Она и называется тюликовка. Но эта уже более усовершенствованная. Первые делали – на правой руке кнопочек один ряд… Посмотрите, какая резьба! Так ведь не только голоса, даже бубенчики. И она сделана не так, как гармошка, а каждый голос растягиваешь – одна нота, сжимаешь – вторая нота. На ней играть трудно. Долго надо привыкать.
Взял у меня ее Заволокин в руки: «Ну-ка, покажи, что у тебя за гармонь такая?» Крутил, вертел, нащупывал, а открыть-то так и не мог. Вот видите, как делали старики! А оказывается, она любит ласку, поклон. Чтоб она открылась да послужила тебе, нужно наклониться, да попросить ее: «Откройся, милая!». Вот видите, ничего не нажимал – вот так, вот так. А всего-то здесь 14 голосков, а у однорядной только семь. Да еще по две ноты на клавише. А басов-то, басов – всего четыре. А играть надо. Много на ней, конечно, не сыграешь, а чтоб частушку для девочек сыграть, так я сыграю. Даже и сплясать можно. Плясал когда-то… Когда я сценарий для деревенских посиделок написал, приехали мы с ним в Архангельск – вызвали нас с этими посиделками. Ну, пошли на репетицию, в театр. Пришли, смотрим: сцена стеклом вся выстлана, блестит. Посмотрели, посмотрели, а как дело дошло до кадрили, Валера Новиков, знаете – в РМЗ, танцор, плясун, как дробушки пошел, стекла вдрызг все разлетелись! Пришлось все кончить и пока не застлали снова, – толстыми постлали, – тогда уже можно было работать в полную силу.
Да-а, где-нибудь, да что-нибудь прорвется. Ну, кто со мной споет, – снова лукаво на лицеистов глянул, – я поиграю!»
И заметив озадаченные лица ребят, заиграл тут же плясовую. И запел чуть дребезжащим голосом свои знаменитые:
А у моей тальяночки
да золотые планочки
Как заиграю, запою,
с ума девчоночку сведу –
любую!
Как по деревенке пройду,
Свою тальянку разведу,
А ничего, что ростом маленький,
Любую завлеку!
А разведу гармонь пошире,
И нажму на все басы,
А ведь у вас в училище
Девчата всегда больно хороши.
Так, не зевайте, ребята!
Так полюбите меня, девки,
Гармонист во всей красе,
Да хоть немножко седоватый,
Да и зубы уж не все.
А полюбите, не зевайте,
Я хорош...
да и лицом-то ведь, кажется, пригож…
А если спереди не нравлюсь,
Ну а сзади я хорош!
А я с досады спать залягу:
Даже жить не хочется…
Раньше девки целовали,
А теперь и старухи морщатся.
А у меня подружек много,
Все порядочные:
Две хромые, две кривые,
Да все припадошные!
Вот так!
Ой, как всхохатывали и мальчишки, и девчонки, и преподаватели в зрительном зале! И затихали в ожидании новых частушечных прибауток! Ведь что такое частушка?
«Это разговор, – Викентий Степанович продолжает, – самый обыкновенный разговор на любую тему. Раньше и в кадриль ходили, сопровождали частушками, и пляски тоже сопровождали. Я помню, в деревне, когда на вечерины собирались, да сидели пряли, тут же и гармонисты… Дак начнут выпевать девицы одна другой, у которой отобьет парня, так такие частушки заворачивали, что страшно слушать… И обижались! А с парнем когда пляшет, в частушках она его уговариват, уговариват… Все изложено в частушках».
НЕМНОГО О СОКРОВЕННОМ
Не обошлось под конец встречи без вопросов. Сложными агролицеевцы Викентия Степановича не озадачили, но волнующие темы задели:
– Что нужно, чтоб дожить до девяноста лет?
– Во-первых, постоянный физический труд. Мышечные нагрузки постоянно давать организму. Во-вторых, режим питания обязательно нужно соблюдать. У меня написан сборник «Утренняя гимнастика для пожилого возраста и самомассаж». Я в соцзащите уже проводил занятия по нему. Я уже более тридцати лет в каждое утро по тридцать минут занимаюсь гимнастикой и самомассажем. Это, конечно, очень много помогает. Избежать дурных привычек, любых, особенно курение, алкоголь и злоупотребление различными элементами, которые ослабляют организм. Я всю жизнь занимался спортом, начиная от начальных классов. Старшим тренером команды даже на всесоюзные соревнования был назначен в начале 50-х. В нашей команде был Владимир Кузин. Из Мезени он, если помните. Царство небесное, в прошлом году он ушел из жизни. Володя как-то приехал на областные соревнования, и бежал в валенках и на простых деревенских лыжах и 30 км выиграл. Потом в Уфе на всесоюзных соревнованиях, где местные в лаптях бежали (не было ботинок-то тогда), он занял на десяти и тридцати километрах первые места. А через два года, выступая в Норвегии, стал чемпионом мира. А почему он выиграл? А потому что он жил за 12 км от школы и в каждый день ходил на лыжах туда и обратно.
– Вы никогда не курили?
– Последний год войны я курил. Но почему-то бросил сразу. Пьяный не бывал. Не то, что жена не разрешала, жена у меня, может, кто знает, была заведующей терапевтическим отделением в Вельске, Павла Марковна. Умная, скромная женщина, она мне ничего не запрещала. Делай, что хочешь, но я никогда не злоупотреблял ничем. Курение – это большая беда, ребята. Да еще в это курение сейчас стали добавлять всякие специи, которые травят организм. Избегайте его. Живите. Хороших детей воспитайте. Ведь ваша цель – продлить свой род, сделать полноценным. Берегите друг друга. Помогайте друг другу.
– За что у Вас орден Отечественной войны?
– За первые месяцы войны. Нас тогда не только не успевали награждать. Мы не успевали хоронить своих друзей. Оставляли просто, уходили очень спешно, оставляли даже на поверхности. А брат у меня командовал полком «Катюш». У него четыре ордена Боевого Красного знамени, три ордена Красной звезды, три ордена Отечественной войны. В прошлом году я его привез из Москвы – он умер на 94-м году. Я похоронил его рядом с могилой отца. Забронировал себе место. И сын у меня тоже ракетчик. Кончал высшее ракетное училище в Москве. Работал на Семипалатинском полигоне, но вышел на вторую группу инвалидности. Проживает он постоянно в Москве. Так что у нас будет мемориал военный около церкви. Я думаю, что разрешат. И буду ходатайствовать, чтобы нас четверых собрали там…
И хоть далеко не полон был зрительный зал Агролицея № 45, но провожали Викентия Степановича такими аплодисментами, будто все училище собралось.
Спасибо Вам, дорогой человек, за большое сердце. И пусть подольше Вы город Вельск своим именем радуете. Пусть подольше звучит в нем тальянка и частушки звучат.