Стояла теплая, по меркам севера, погода: +10;. Поселок Западный, зажатый между огромных, совершенно лысых, испещренных отвалами отработанной породы, гор, по мере Серёжкиного взросления становился все меньше и меньше. Уже не было таких уголков, где бы он не побывал. Да и поселок-то, собственно, состоял из трех параллельно идущих улиц.
С одной стороны отвала, одна за другой, уступом уходили далеко под облака девять гор, а с другой, за проложенной прямо по мерзлоте железнодорожной колеёй, открывался некрутой, метров 500, склон. Дальше начиналась молчаливая и бескрайняя тундра с её хилой растительностью и мхами. Вдали, наискосок, виднелось непомерно огромное, пугающее своей недоступностью, тело горы Шмидтихи.
Серёжку с самого детства занимала эта гора. Среди мальчишек ходили слухи, что где-то там, высоко, на этой огромной пологой горе, мрачно нависающей над всем остальным пейзажем, лежит разбитый немецкий самолёт. Пацанам, слышавшим от родителей очень много рассказов о недавней войне, было невдомёк, что здесь, в Норильске, который из каких-то соображений секретности не был тогда обозначен ни на одной карте, никогда не было войны.
Страна жила своей послевоенной жизнью, и основная масса людей просто не знала, что ещё в довоенном 36-м году, на самом крайнем севере, в зоне вечной мерзлоты и безмолвия, были построены десятки лагерей. Сюда привозили сотни тысяч заключенных, в чем-то виновных, а иногда и вообще невинных. И за короткий срок здесь были построены красавец-город, чем-то напоминающий Ленинград, и рудники, дающие стране 60% никеля. Этот город, в буквальном смысле, стоял на костях безымянных зэков, ушедших в неизвестность. Поселок Западный, в недалеком прошлом, тоже был ничем иным, как лаг.отделением 12/24. Теперь, когда колючая проволока была смотана, а столбы и вышки сожжены, в тех самых бараках, переделанных под квартиры, жили люди. Жизнь продолжалась...
И все же Сергею с пацанами однажды удалось добраться до самой верхушки Шмидтихи. Там, наверху, они обнаружили остатки сторожевой вышки, колючей проволоки, и отрезок какой-то узкоколейки с ржавой от времени вагонеткой, которая, под общий гомон, тут же была пущена с горы, и долго-долго, как в замедленном кино, летела, кувыркаясь вниз, с замирающим вдали грохотом. Но, поразило Сергея совсем другое. На самой высокой точке этой совершенно голой и безжизненной махины-горы, стояла триангуляционная вышка, сбитая из непонятно как оказавшихся там длинных брёвен - ведь леса вокруг не было на сотни километров. Вся поверхность этих брёвен от низа до верхушки - совершенно вся, была испещрена вырезанными на дереве именами, адресами и фамилиями. Одну из надписей он запомнил навсегда:
«Мамочка, не забывай меня... твой Серёжка. Ленинград, 1938 г».
Это была не вышка, а памятник тем, на чьих костях стоял город Норильск. Сергею тогда исполнилось 12 лет, как и его сверстнику, Игорю. Отец Игоря был польским шпионом, а за одно, агентом английской, американской и японской разведок и отсидел за это большой срок. Перед пацанами встал вопрос: что делать дальше? В поселке была только школа-пятилетка, а всё вокруг было исхожено и знакомо. Да и родители Серёжки больше были заняты собой и постоянными праздниками.
Было решено идти в город, в интернат. Там, внизу, в котловине, постоянно скрытой туманом и дымом от медеплавильного завода, было что-то новое и манящее. И вот однажды, ближе к осени, собрав свои нехитрые пожитки, друзья отправились в город. Когда было пройдено около 4-х километров по дороге вдоль горы Рудной, Сергей оглянулся на ставший чужим поселок Западный, и подумал:
-Ну вот, как в книге Горького, в люди пошли. Они шли, весело о чем-то переговариваясь, к новой, непонятной, но желанной жизни. Они шли, и не догадывались о том, что лет через сорок, когда оба станут взрослыми, их будут звать Сергей Леонидович и Игорь Борисович, поселка Западного, с его мрачной историей, уже не будет. Это место будет погребе-но под тысячами тонн отвалов от работающих рудников, лишь дикие звери, пробегающие по безмолвной тундре, будут шарахаться в испуге от торчащих из-под камней железяк. И только на горе Шмидтихе всё так же будет стоять, облизанная временем и ветрами, деревянная вышка с надписью:
«Мамочка, не забывай меня... твой Серёжка. Ленинград, 1938 г».
Дерево на севере не гниет долго – оно постепенно превращается в камень, а потом в труху.