Суицид

Владимир Бахмутов
   В середине большого автомобильного моста, свесив ноги в пустоту, вглядываясь в бурный поток с проносившимися льдинами, сидел мальчишка лет пятнадцати. Река завораживала его, покоряла своей силой и мощью.

  Водители проезжающих по мосту машин за ограждением мальчишку видеть не могли и не мешали ему вспоминать трудную и совсем ещё короткую жизнь. Яркие вспышки фар выхватывали из темноты мостовые ограждения, контуры берегов, но всё это было где–то там, в другом мире. А здесь на пешеходной дорожке – он и бурлящий поток внизу…

  Отца Максим не помнил, даже на фотографии его не видел. Мать ушла из дома год назад, прихватив с собой шестилетнюю сестрёнку Максима. Остались они вдвоём со старшим братом Петькой, вернее, не самым старшим, а вторым по счету в их семье, в маленьком деревянном домишке.

  Старший-то брат, Николай, как только подрос и получил паспорт, ушёл из дома. В городе прибился, да, видать, к плохой компании. Кого-то пырнул ножом в пьяной драке, осудили на десять лет. В школу братья не ходили – не было у них ни одежды приличной, ни учебников. Петька бросил учебу после четвертого, он, Максим, и третий не закончил. Все деньги, какие попадали в их семью, мать пропивала. Пришлось мальчишкам на пропитание и на одежду зарабатывать самим: помогали соседям расколоть дрова, заготовить сено, разгрести снег, вскопать огород – да мало ли в деревне работы, братья не гнушались ничем. Матери деньги не отдавали, сами покупали продукты и питались. Мать вообще жила своей жизнью, отдавала дочь на всю неделю в детский сад – ей, как многодетной и одинокой шли навстречу, дома ночевала редко. А когда ночевала, постоянно была пьяной и не переставала кричать на сыновей:

  – Навязались на мою голову, погибели на вас нет, поскорей бы пересажали хоть что ли.
  В такие моменты Петька и Максим уходили из дома – летом в лес, где у них был шалаш и жили в нём привольно, зимой просились ночевать в школьную кочегарку. Их жалели, не выгоняли. Деревня помнила, что лет семь назад их закоренелый холостяк и пьяница Венька  Сыромятов, привёл в дом жену с тремя ребятишками. Где он её нашел и как уговорил поселиться в своей маленькой избушке, люди не знали. Соседи удивлялись, что все трое сыновей, приехавшие с Ириной, новой женой Веньки, совершенно не походили друг на друга.
Зная, что правды на деревне не скроешь, Ирина сама рассказала, что когда-то, когда ей было пятнадцать лет, дружила она с мальчишкой одноклассником, да как-то так получилось, что поторопились они с любовью –  забеременела.  Мать в слезы, отец с кулаками, родители мальчишки с деньгами, лишь бы оставила она их сыночка в покое. Собрала Ирина свои нехитрые пожитки и отправилась куда глаза глядят, слабо надеясь, что одноклассник пойдет вместе с ней, но мальчишка, хоть и клялся в любви и верности, с ней не пошёл.

  Долго скиталась девчонка из деревни в деревню, из города в город, пока не встретила хорошего человека. Пожалела её вокзальная уборщица, пустила на квартиру. Родился сын, назвала Николаем, в честь непутёвого малолетнего отца.  Добрая женщина помогала во всем, но недолго продолжалось счастье.
  – Пожила и хватит, – заключила хозяйка квартиры, когда ребёнку исполнился год. – Мне и свою жизнь налаживать надо.

  И вновь скитания по белу свету. Куда только не заносила судьба, всякого народа насмотрелась, Петьку, второго сына нажила. С отцом Максима познакомилась случайно. На грузовой машине он работал, приезжал часто в их степной совхоз, где Ирина на время остановилась и заведовала маленькой совхозной столовой. Симпатичная была, в самом соку, взглянет своими обжигающим взглядом – у мужиков мурашки по телу. Было ей в то время чуть больше двадцати. Многие пытались облапить красивую бабёнку, но она никого к себе не подпускала. Заезжий шофёр Ирине приглянулся и, не раздумывая, она согласилась поехать с ним, когда тот в очередной раз появился в их деревне и позвал её с собой.

  Обрадовалась Ирина неожиданно свалившемуся счастью, старалась во всём угодить новому мужу. Жили дружно – Максим родился. Только родня нового мужа никак не могла смириться, что взял он в жёны бабу, да еще с двумя детьми.
  – И что ты к нему прицепилась! – кричала свекровка. – Нашла себе ровню! Потаскушка.
  – Напрасно вы так, мама, мы любим друг друга, – старалась спокойно отвечать Ирина.
  – Любовь какую-то придумала, – злилась свекровка. – Хвост приткнуть некуда, вот и вцепилась в парня.

  Такие разговоры шли постоянно, а тут ещё и детей в школе начали обзывать суразами. Мальчишки спрашивали у неё, что это такое, но как она могла объяснить? Да и самой ей надоели косые взгляды, подначки от родственников мужа и откровенная ненависть свекрови. В деревне новому человеку прижиться сложно...

  И отправилась вновь Ирина, теперь уже с тремя на руках, искать свое счастье и долю. Путь этот привел в маленький домишко, в котором и остались теперь обитать Петька с Максимом. Хозяин дома, приютивший большую семью пробивался случайными заработками, но руки были золотые: мог и по плотницкому делу, и печи выкладывать, и  в машинах толк понимал. Работал несколько лет шофёром, но за пьянку права отобрали, а идти на поклон к гаишникам, да получать новые не захотел. К неожиданно свалившимся на голову детям относился хорошо, старался заниматься с мальчишками, учил их работать. Выпивать даже стал меньше.

  Через год счастливой жизни Ирина родила  дочь. Радость сплотила и объединила всех членов, созданной вроде как понарошку, семьи. Максим помнит мать в то время: всё больше занималась по дому да с дочерью, кушать постоянно готовила, выпивать совсем редко стала. Его с Петькой в школу определили. Хоть и были они переростками среди одноклассников, но учиться пошли с удовольствием.
 
  К сожалению, это хорошее время закончилось быстро. Новый муж Ирины погиб,  когда они калымили на лесоповале у какого-то фермера. У частников никакой техники безопасности не бывает, а потому и виноватых в его смерти не было. Да и особенно о смерти бывшего пьяницы в селе никто не жалел. Только Ирина долго заливалась по ночам слезами, проклиная свою нелегкую долю, да сыновья её горевали о добром отчиме.

  И вновь для семьи началось бедное и  полуголодное  существование, которое не закончилось и сейчас. Мать  стала чаще прикладываться к спиртному,  приводила мужиков, на сыновей перестала обращать внимание. В это как раз время Николай получил паспорт и ушёл из дома, а ему и Петьке пришлось бросить школу. Так и не доучился Максим в третьем классе.

  В прошлом году мать потерялась: нашла ли нового любовника, просто ли ушла из дома и живёт где-нибудь у добрых людей, этого мальчишки не знали, но не переставали верить, что мать вернётся и будут они жить большой и дружной семьей. К зиме готовились самостоятельно: натаскали с реки дров, выкопали картошку. На мелких заработках скопили деньги и обзавелись  мало-мальской зимней одежонкой, о школе не вспоминали – какая уж тут учеба, если столько забот. Да и отстали они от своей ровни основательно.

  После того, как совхоз распался,  даже многие специалисты высокого класса остались без работы, мальчишкам и подавно приткнуться было негде. Петька ездил несколько раз в город, но и там оказался никому не нужен. Так и жили подаяниями, да мелкими приработками. После ухода матери в доме стало появляться пиво, а иногда и спирт. Пристрастились заглядывать к ним деревенские парни и холостые мужики, и тогда в их маленькой избушке начинался такой шалман, что Максим не выдерживал и уходил, прихватив с собой собаку.
  – Ну, что Дружище, надоело тебе слушать пьяные бредни? Мне тоже, – разговаривал он с четвероногим другом, как с человеком.

  Чаще всего Максим уходил на берег реки, усаживался поудобней и, глядя на стремительные потоки воды, размышлял о своей жизни. Почему у него всё не так как у всех мальчишек в их деревне? Вон они его одногодки с утра до вечера футбол гоняют, а им с Петькой не до того. Почему так случилось, что у него два класса образования, хотя учиться ему хотелось всегда? Почему у его матери четверо детей и все от разных отцов? Вопросам не было конца. Максиму хотелось быть таким как все: учиться, служить в армии, работать, иметь большой дом и семью, но он понимал, что всё это ему недоступно – слишком отстал он от сверстников. Его и в армию не возьмут с двумя-то классами образования.

  – Вот так, Дружок, собакам – собачья жизнь! – с грустью заключил он и, уткнувшись в мягкую шерсть послушного пса, горько заплакал. Поговорить по душам Максиму было не с кем. Брат Петька в последний год как-то стал отделяться от него, раздражительный стал и злой.

  С Дружком Максим свыкся как с человеком. Года два назад увидел  он возле дороги маленького щенка, который тыкался подернутой пушком мордочкой во все стороны и слабо повизгивал – вероятно, кто-то выкинул его из проезжающей машины. Люди, они ведь сейчас гуманные, не в чистом поле на верную гибель выкинули – в деревне, где добрые люди погибнуть собачке не дадут. Максим взял щенка на руки, покрутил, и, прижав к груди мягкий слегка повизгивающий комочек, отнес к себе домой, накормил щенка молоком,  сколотил деревянную  будку. Вырос большой, красивый и умный пес.  Максим редко привязывал его на цепь, постоянно брал с собой. И Дружок преданно охранял хозяина. Был даже такой случай: Максим разговаривал с соседом, вечно недовольным и ворчливым мужиком.

  – Распустил свою псину, всех куриц распугала, – грозно и громко принялся ругаться сосед. Дружок насторожился и плотнее прижался к ногам хозяина.
  – Да ладно, дядя Паша, не буду я больше его отпускать, – миролюбиво сказал Максим и протянул соседу руку.

  Дружок рукопожатие расценил по своему – вероятно ему показалось, что сосед намерен обидеть хозяина и, не раздумывая, вцепился дяде Паше в ногу. Вот крику-то было! До сих пор дядя Паша грозит Максиму пожаловаться на него в милицию.
В тот вечер всё было как всегда. Собрались парни: пили, пели песни. И Максим выпил пива и ещё какой-то ужасно противной жидкости. В голове закружилось, хорошо стало, ощутил себя единым с этой горластой толпой из мужиков, парней, мальчишек.

  Выпивка закончилась быстро. Кто-то предложил сходить к Куркулю. Он приторговывал техническим спиртом, и каждый житель деревни знал об этом. «Работал» Куркуль все двадцать четыре часа в сутки, не обижался, когда будили ночью. Но в долг не давал. Не дал выпивки в долг и на этот раз, на что разгоряченная масса парней справедливо обиделась и поколотила Куркуля так, что пришлось ему отлеживаться пару недель в больнице. Всю вину взяли на себя старший брат Максима Петька с другом – дали им по году колонии. Зимовать Максим остался один.

  Пьянки в доме устраивать прекратил. Сам, кроме пива, ничего в рот не брал, писал письма Петьке, ждал его возвращения, надеясь, что за хорошее поведение брата могут отпустить досрочно. Не терял надежды, что вернется мать. Люди жалели Максима – помогали, чем могли. Кто-то дал вполне приличную теплую куртку, кто-то ботинки. Сам он ходил по деревне, всё так же колол дрова, делал другую посильную работу. О деньгах никогда заранее не договаривался, сколько давали, тому и был рад.

  Длинная зима плавно перешла в весну. Ярче засветило солнце, от теплых его лучей появились лужи, пришлось поменять ботинки на резиновые сапоги. Максим с нетерпением ждал, когда вскроется река, и паводок будет прибивать к берегу подмытые где-то и свалившиеся в воду деревья и брёвна, случайно оказавшиеся на берегу, и подхваченные  весенним половодьем. Во время паводка, они с Петькой всегда выходили на берег, вылавливали плывущие рядом с берегом деревья, распиливали их на чурки и носили домой. Картошки Максим решил посадить побольше, на себя и на брата.

  Этим летом ему исполнится пятнадцать лет. Впервые стали тревожить мысли о будущем. Давно настала пора получить паспорт, но за паспортом нужно ехать в район, а Максим всё как-то не мог собраться или скорее насмелиться. Дальше своей деревни, в сознательном возрасте, он никогда не был. «Вот приедет Петька, с ним и съездим», – рассудил он про себя.

  Беды начались неожиданно. Пришло письмо от Петьки. Срок его заключения закончился, но возвращаться домой он не захотел: «Поеду, мир посмотрю. Не обижайся, братишка, ты уже большой. Учись толкаться локтями – иначе не проживёшь», – напутствовал он младшего брата. Всего что угодно ожидал Максим, но только не этого.  Один он остался в жизни. Совсем один…  Враз лишился он точки опоры, зашаталась под ногами земля. Не хотелось  заготавливать  дрова и садить картошку. Максим первый раз самостоятельно взял бутылку водки и выпил её всю без остатка. Утром проснулся с больной головой, подниматься не хотелось. Он не мог понять, как брат мог бросить его, не мог до конца поверить, что это правда.

  Взглянув в окно, увидел, что река вскрылась и с шумом несла и крошила толстые льдины. Они налезали одна на другую, словно торопились уплыть туда, на север, где ещё холодно. Максим любил ледоход, старался не пропустить его, всегда выходил на берег и смотрел на бьющиеся льдины, на образовывающиеся заторы, сквозь которые прорывалась быстро скопившаяся вода, увлекая за собой огромную массу льдин.
  Сегодня идти на берег Максиму не хотелось, вообще ничего не хотелось, он вновь прилег на кровать, пытался сообразить, что же произошло. Впервые в жизни почувствовал себя одиноким и никому не нужным.
 
  Но долго лежать не пришлось. Дружок залаял громко и надсадно. Так он лаял, если рядом с оградой появлялся посторонний человек. И действительно, когда Максим выглянул в окно, то увидел двоих мужчин, что-то обсуждавших, не обращая внимания на лай собаки.
Максим вышел.
  – Ты что здесь делаешь, мальчик? – спросил один из мужчин.
  – Живу, – удивился Максим неудачной шутке.
  – Как живешь? Ваш Глава администрации продал этот участок нам, – в свою очередь удивился мужчина. – Сказал, что здесь давно уже никто не живет.
  – Он ошибся, мы с братом здесь живем, – не видя пока беды, сказал  Максим и ушел в дом.

  Дружок лаять не переставал и это начало раздражать. Двое мужчин так и стояли у забора, о чём-то рассуждали,  изредка показывая то на дом, то на участок.               
  Деревня их стояла в живописном месте, в том, где заканчивалась степь и подступали высокие горы, на берегу большой реки, несущейся с заснеженных вершин. Рядом проходила оживленная трасса, по которой можно было добраться до самой Монголии. В последнее время деревня стала привлекательной для дачников и отдыхающих, многие скупали здесь дома и жили в них по целому лету. Некоторые из приезжающих на скупленных участках строили такие теремочки, о которых деревенские жители и помышлять не могли.

  Домик, в котором жил Максим, стоял как бы особняком, на берегу реки, вдали от большого тракта. Обычный пятистенок, в каких совсем ещё недавно в Сибири жили все крестьяне, хорошо зная цену заготовки дров вручную – о каменном угле в то время и не помышляли. Когда-то это был красивый дом, сложенный из хорошо протесанных и подогнанных одно к другому бревен, с резными наличниками и крыльцом. Но сейчас красота поблекла, перекосилась крыша, вздернулось вверх резное крыльцо. Дом был без фундамента, а от этого врос в землю почти по самые окна.

  Вскоре появился Глава администрации, слегка располневший и вечно торопливый мужичок. Максим знал его хорошо, не раз Глава вызывал мальчишку в свой кабинет и беседовал о его поведении и смысле жизни – он даже уважал его как-то за такие разговоры, за то, что обращал на него внимание, заботился.
  – Валерий Евгеньевич, – с ходу выпалил Максим. – Почему эти двое говорят, что я не живу в этом доме? – Он не сомневался, что Глава администрации сейчас же топнет ногой и прогонит мужиков.

  – У тебя паспорт есть, прописка есть? – зачастил Валерий Евгеньевич и Максим заметил, что этот взрослый дядя, который не раз говорил с ним о благородстве и справедливости, волнуется. – Сколько раз я просил тебя  съездить в район и получить паспорт?
  – Так ведь не было же времени и денег.  Петька вернётся, тогда и съездим.
Он пока не стал говорить, что Петька в эту деревню возвращаться передумал.
  – Дом этот Ивана Сыромятова, который погиб на лесозаготовках. Больше на него никто прав не имеет, – твердо проговорил Валерий Евгеньевич. – Тебя будем оформлять в детский приют.

  –  Как в приют? Я не хочу, – испугался Максим. – Вот вернется мама, и наша жизнь наладится.
  – Не вернется, – твердо сказал Глава администрации, так, что Максиму стало понятно, что мать не вернется. Он почувствовал, что Глава знает, где его мать и что с ней произошло, но спросить об этом побоялся.
К ним подошли те двое мужчин.
  – Ну, что, мальчик, когда ты освободишь эту сараюшку, – спросил один из них. – Нам нужно начинать строительство.

  Такого напора и наглости Максим не ожидал, внутри все вскипело.
  – Уходите сейчас же! – не своим голосом прокричал он. – Уходите, не то я Дружка с цепи спущу.
  Мужчины вопросительно посмотрели на Главу, который махнул им, что-то негромко проговорил и все трое торопливо направились в сторону от дома Максима.
 
  А мальчишка, ничего пока не понимая, подошел к собаке и похвалил ее:
  – Молодец, Дружище…
  Потом, усевшись рядом, Максим с грустью добавил:
  – Вдвоём мы остались, Дружок, совсем вдвоём. – Пес слушал, повиливая хвостом. – Куда нам теперь? В детский приют? Там порядки суровые, забьёт шпана. Да ещё и не оформит он – Петька писал, что с местами в приюты сейчас туго.

  Максим зашел в дом, посмотрел на убогость его убранства. Стол да печка на кухне, две кровати в горнице, да ещё телевизор на тумбочке, который отдали им соседи, когда себе купили новый. На стенах наклеены картинки из журналов.  На одной, которая нравилась Максиму больше всего, красовался знаменитый боксёр, его как-то и по телевизору показывали. Вся фигура боксёра казалось сложена настолько крепко, что никакой соперник не пробьет бугры мускулов на груди и животе. Максиму хотелось походить на боксёра, быть сильным  и ловким. Он даже соорудил в ограде турник и занимался на нём почти каждый день. Но сейчас было не до боксёра.

  – Что же делать теперь? – проговорил он вслух, и, обхватив голову руками сел к столу. Мысли путались. Кому он нужен на этом свете? Петька его бросил, отца в глаза не видел, мать скорее всего запилась и, может быть, погибла, что-то уж больно загадочно говорил про неё Глава. Её-то с маленьким ребенком он бы не насмелился выгонять из дома.

  Максим вспомнил, что с утра ничего не ел. Включил чайник, но есть не хотелось. Прилёг на кровать. Голова кружилась, приходили мысли одна несуразнее другой. Можно было уехать в город, но куда он там без денег и документов? Наняться бы кому-то в работники, но в их деревне зажиточных мужиков не оказалось. Идти неведомо куда – страшно.

  Так с невеселыми рассуждениями Максим заснул. Тело его мелко вздрагивало от навалившихся, совсем не детских забот. Проснулся, когда теплое весеннее солнце скатилось за горы и на дворе стало сумрачно и прохладно. Прохладно было и в избе. Он удивился, что никто до конца дня его не потревожил, но твердо знал, что раз уж принялись выгонять – выгонят. А от осознания этого внутри становилось пусто.

  На глаза попалась кастрюля с вчерашним супом, но есть не хотелось. Бросив в неё остатки хлеба, отнёс суп Дружку. Когда сумерки сгустились, закрыл дом на замок, и отправился, сам не зная куда. Шёл и шёл, не разбирая дороги. Как оказался на мосту, не помнил. Присел на край пешеходной дорожки, свесив ноги в пустоту.

  Основной ледоход уже прошел и теперь по бесновавшейся реке проплывали отдельные льдины. Завтра река будет совсем чистой, и только  льдины, вытолкнутые бурным потоком на берега, будут ещё долго напоминать о зиме. На проходящие машины Максим внимания не обращал, там ездят сытые и довольные люди, что им какой-то мальчишка с его горестями.
Мысль оттолкнуться руками и полететь в бурный весенний поток, выбраться из которого уже не удастся, пришла сама собой. Максиму почему-то показалось, что именно за этим он сюда и пришел. Сразу решаться все проблемы. Чего уж теперь, раз он оказался в этой жизни лишним! И не узнает никто, что он утонул: Глава подумает, что сбежал парнишка…

  Больше «плакать» о нём в этом мире некому. Все стало просто и понятно. Дружка вот только жалко – сможет ли привыкнуть к новым хозяевам?

  Страшно не было, нет. Было загадочно и суматошно…