Михаил Логинов, Евгений Аврутин

   Дочь  капитана  Летфорда
                или       
   Приключения Джейн в стране Россия
               



Часть первая

Глава 1,
В которой волки гонятся за невестой, лейтенант Летфорд считает русские залпы, а Джейн мечтает о путешествии в сказочную страну



Из всех чудес папиного кабинета, загадочнее  всего была картина, висевшая над  столом.  Смотреть на нее Джейн могла бесконечно.
Кроме картины, в кабинете было немало других удивительных вещей. К примеру, кусок красно-синей ткани, с рваными и обгорелыми краями напоминал кухонную тряпку, попавшую в плиту. Но Джейн знала: это, а  флаг, реявший на мачте пиратского корабля.
- Мы перехватили их в ста милях восточнее Кюрасао, - рассказывал папа, - Ворчун Джейк – старший канонир, помнивший лорда Нельсона , узнал лягушатника сразу. «Моэт нуар» - «Черная чайка», приватир , который в своё время топил наши корабли во славу Наполеона и собственного кармана, а когда кончилась война, занялся работорговлей. Мошенник навострился уходить от наших патрулей и пятнадцать лет исправно возил негров из устья Конго в устье Амазонки, пока ему не посчастливилось встретиться с «Йорком». Позже мы узнали, «Чайка» сменила капитана: новый пожадничал и загрузил трюмы черным деревом под самую палубу.
Джейн не переспрашивала, потому что знала: черным деревом называют несчастных африканцев, купленных за пригоршню пуль или пару пестрых ожерелий для продажи в Бразилию.
- Мошенник понимал, - продолжал отец, - ему не уйти, даже если вывалить груз в море, на радость акулам. Поэтому он имел нахальство поднять британский флаг, благо своих обыскивать обычно не приходится. Конечно же, трюк не прошел. Кроме старины Джейка, на «Йорке» служили еще два моряка, что узнали бы «Чайку» даже выкрашенную в зеленый цвет и оснащенную парусами с китайской джонки.
Когда мы спустили шлюпку для досмотра, месью Пройдоха, знавший, что пахнет петлей (предчувствие его не подвело), пробовал стрелять. Конечно, недолго – девятифунтовые пушки нашего правого борта быстро объяснили, у кого преимущество в артиллерии.  Наши дали сигнал, что лягушатник сдается и можно причаливать. Когда мы поднялись на борт, палуба была разворочена нашими ядрами, а команда «Чайки» стояла с поднятыми руками и наперебой клялась на нескольких языках, что, мол, никто не знает, какой груз сейчас стонет в трюмах.  Бесполезный флаг был уже спущен и догорал у грот-мачты. Я затоптал его и отнес капитану, но сэр Элиот отказался от остатков трофея и предложил мне оставить у себя - «Мистер Летфорд, это первый морской бой в котором вы участвовали, возьмите на память».
- А что вы сделали с неграми? – спросила Джейн.
- Высадили в Гвиане, каждый получил мотыгу, семена, три унции соли и клочок земли.
- Величиной с остаток флага?- спросила Джейн.
- Побольше, - рассмеялся отец, - может быть, даже больше, чем наша Недвижимость.
Пепельница, стоявшая на обрывке флага, так и не спасшего работорговцев, тоже была не простой. Когда-то она являлась гранатой – «плохой гранатой, - уточнил отец, - потому что не взорвалась».
Плохая граната вылетела из китайской пушки, упала на палубу  отцовского корабля, покрутилась, успокоилась, погасла, а потом стала пепельницей. Теперь ее можно было положить на ладонь.
Еще можно было подержать, только, конечно, осторожно, обломок африканского копья. Джейн держала его правильно, зато Лайонел – порезался. Отец мгновенно перевязал рану, попутно посоветовав сыну всегда точить лезвия так, чтобы они резали и через десять лет после заточки. Джейн смотрела на мелькавшую руку отца и удивлялась: соседка Энн как-то сказала ей, что девчонки должны охать и падать от вида крови, а  она не боялась.
- Вот такими копьями воевали древние греки с троянцами, а зулусы сражаются до сих пор. Лал, в вашей школе проходили «Илиаду»?
Лайонел ответил, что уже читали. Отец потребовал произнести несколько фраз на греческом. Лайонел, шепнувший сестре, что лучше порезаться еще раз, все же произнес начало какого-то стиха. Отец кивнул, но сказал, что сейчас греки говорят по-другому.
           Зато Мистера Риббит-Риббита или Ква-Квака можно было хватать без опаски. Мистер Риббит-Риббит, как и граната, пришел с китайской войны. Отцу Мистер Риббит-Риббит -улыбчивый жаб из голубого нефрита, - достался безымянным и безглазым; из какого камня были глаза, так и осталось неизвестным. Вытащивший их солдат решил, что эти камешки дороже самой скульптурки. Джейн назвала жаба Мистером Риббит-Риббитом и вставила новые глаза – две оловянные пуговицы. Ей показалось, будто после этого морда Мистера Риббит-Риббита стала еще радостней.
Томми, в отличие от  мистера Риббит-Риббита, гранаты-пепельницы, флага и даже картины пришёл не из иных краёв, а иных времён – из папиного детства. Звали оловянного солдатика Томми, потому что, победитель при Ватерлоо, лорд Веллингтон велел впечатать типовую вербовочную анкету имя Томми Аткинс. С тех пор английских солдат так и звали.
           Раньше папа надеялся, что Томми достанется в наследство Лайонелу, но оказалось, что из всех чудес кабинета, он интересен Лайонелу меньше всего.  Он больше любил книги и , как ни странно, газеты. Зато Джейн подружилась с оловянным солдатиком. Да так  прочно, что Томми, в отличие от остальных экспонатов кабинета, получил разрешение папы покидать его вместе с Джейн, в ее кармане.
В отличие от гранаты, копья, и тем более Томми, на картину можно было только смотреть. А на картине было вот что.
По огромному, заснеженному полю летели расписные сани, запряженные тремя конями. Кони были в лентах, разноцветных попонах и такие быстрые, что стая волков (Джейн сначала приняла их за собак) мчащихся следом, зря высовывали длинные, красные языки и скалили зубы. Кучер знай себе подхлестывал лошадок, а двое в санях -  парень в белой рубашке и девушка в белом платье, - целовались, не замечая волков.
Было понятно, куда летят сани. Дорога, еле видная в заснеженном поле, вела к странной, одинокой башне, с луковичным куполом. Над куполом сверкал крест. Свадьбу уже ждали – конечно же, в тройке были жених и невеста. На крыльце церкви стояли гости: дамы в роскошных платьях и джентльмены в сюртуках. Кто-то из них держал поднос, с хлебом и солью (Джейн раньше думала, что это такой пудинг).
За церковью было село – деревянные дома, занесенные снегом едва ли не под самую крышу. А еще дальше, за селом, высился такой же заснеженный лес.
Конечно же, свадебная тройка неслась ночью, но светила луна, и было так тихо, светло и спокойно, что Джейн не раз хотелось пойти по этому снежному полю. Наверное, проваливаясь в снег. Настоящий снег, а не те полфута, которые выпадали в Портсмуте в cамые холодные зимы и быстро таяли.
Она даже не боялась волков. Ведь волки умчались за тройкой.
Когда-то Джейн спросила отца: «а что за сказка нарисована здесь?».
- Нет, - ответил отец, - это не сказка. Это Россия.
                *     *     *
Картина досталась отцу случайно. «В бою много случайного, - говорил он, - особенно раны. Не было бы раны, не было бы и картины».
Бой, в котором отец заработал рану и картину, случился двадцать шесть лет назад. Началось все с того, что покойный король Георг IV послал эскадру в Средиземное море.
- Для чего? – спросила Джейн, когда отец первый раз рассказывал ей эту историю.
- Лейтенант редко знает ответы на такой вопрос, но тогда его не знали и капитаны. Говорят, что сэр Эдвард Кодрингтон, наш адмирал, сказал что-то вроде «мы должны сделать так, чтобы турки опять не сделали греков своими рабами, и при этом, чтобы греков не освободили русские».  Это называется политика.
Джейн кивнула. Они знали, что политика - это что-то вроде геометрии: разобраться в ней могут только взрослые,  и то не все.
- Сначала мы бороздили море одни, потом к нам присоединились французы, потом русские и мы подошли к бухте Наварино .  Там уже стоял и турецкий, и египетский флот. Если посчитать их пушки вместе, то было бы раза в полтора больше, чем у нашей соединённой эскадры. Юнцы вроде меня надеялись, что дойдет до драки, а ветераны времён Нельсона ворчали, что раз нельзя сразиться с лягушатниками, так пусть хотя бы с турками - хотя турки после французов, как голландская пивная кислятина после эля.
- Взвод морской пехоты, в котором я служил, находился на «Азии», нашем флагмане. Ранним утром, когда мы стояли у входа в бухту, и было непонятно, пустят нас турки или нет, сэр Эдвард решил, что мы должны нанести русским визит вежливости. Перед тем, как мы спускались в шлюпку, адмирал обратился ко мне: «я надеюсь, у любителей кальяна и  шербета хватит ума не стрелять, но если начнется заварушка, я хочу, чтобы вы остались на русской палубе русских. Для связи, а кроме того, Адмиралтейству важно знать, как быстро они перезаряжают пушки во время драки» . У меня нет сомнения, что и остальные члены делегации подготовились к подобным наблюдениям.
- Название ближайшего русского корабля было похоже на наш – «Azov». Едва мы поднялись на палубу, как русский капитан Лазарефф отдал приказ поднять все паруса, Мы вошли в бухту вместе с медведями и лягушатниками – сэр Эдвард как старший по званию возглавил эскадру.  Не прошло и нескольких часов, как началась стрельба – никто толком не знал, как это получилось. Мне говорили,  что бешеные турки застрелили офицера с «Дартмута», посланного для переговоров, и начали палить по французскому корвету. После этого, хотел ли наш адмирал сражаться, или лишь напугать турок, не имело значение.
- Поначалу я жалел, что попал на русский борт, думая, что  на нашей «Азии» было бы интересней, но скоро понял, что ничего не потерял. Русские любят турок примерно так, как мы французов, и загодя сблизились с детьми Аллаха на пистолетный выстрел.
Джейн однажды видела, как папа стреляет из пистолета по мишени на старом вязе. Поэтому она выглянула в окно и решила, что русский корабль с папой на борту подошел к турецким кораблям на расстояние, примерно, как от подоконника - до тележки молочника, дребезжавшей по дождливой улице неподалеку от дома.
- Папа тебе было страшно? – спросила  она?
- Конечно, - коротко ответил отец. – Представь, что на кухне из печи выпал горящий уголь, сбежало молоко, с полок падает посуда, за окном бушует гроза, гремит гром, ливень хлещет через разбитые окна. И это все одновременно.А ты стоишь у стола, чистишь картофель и не имеешь права отойти, пока не окончишь свою работу. Даже если кухня сгорит или утонет.
Джейн представила.
- И это продолжается четыре часа. И не забудь, я впервые  оказался на такой кухне. Уже позже мне объяснили, что это был худший вид боя: с прижатым к стене противником. Прорваться турки не могли, а сдаться превосходящая эскадра не хотела. Им оставалось или убить нас, или погибнуть самим.
- К счастью, зрителями мы были недолго, каждому нашлось дело. Я помогал у орудия на правом борту. С целями было просто: напротив нас стояли четыре или пять турецких кораблей, в том числе и флагман. Заряжали русские часто, но я так и не смог позже уверенно сказать, кто проворней, мы или они. Я смотрел только на нашу пушку. Вот она била беспрерывно.
- Поначалу понять русские команды мне помогал мичман Логунов, но ему оторвало руку, и ко мне приставили другого мичмана, по имени Батурин. В таком бою о чинах быстро забываешь – в нашей батарее картечью перебило половину расчёта и очень скоро я, сам того не заметив, заменил одного из канониров.
- Сколько времени длился бой, я не знал: часы были в кармане, но мне не хватило бы времени даже до него дотронуться. Потом стало особенно громко – турецкий фрегат, стоявший напротив нас, разлетелся на части. А потом, наоборот, стало тихо, и к тому же на этот раз я уже ничего не видел. Точнее, я видел лишь черные пороховые облака, через них пыталось светить солнце. Шевелиться было так трудно, что я оставил эти попытки и подумал: чёрт возьми, умереть от турецкой бомбы, в греческой бухте, на борту русского линейного корабля – это слишком смешно, чтобы быть правдой. Мичман Батурин потом сказал, что я, и правда, смеялся, когда меня несли на нижнюю палубу в лазарет.
- Потом, конечно, мне было не смешно. К тому же, я оказался в худшем положении, чем русские моряки. Когда корабельный доктор осматривал меня, повторяя «slava Bogu, slava Bogu», я не знал, что это далеко не самый худший диагноз. Позже раненых навестил капитан Лазарефф и на вполне сносном английском сообщил мне, что турецкий флот разгромлен начисто, мы не потеряли ни одного корабля, а я буду жить, вдобавок сохранив ноги и руки, но врач считает опасным переносить меня в шлюпку, поэтому мне желательно продолжить путешествие на «Азове». Я не очень огорчился, узнав, что мы направляемся на Мальту, в Ла-Валлету, и до прибытия на английскую территорию оставалось около недели.
- К счастью, выяснилось, что бомба лишь порядком оглушила меня, да еще подарила несколько осколков. Любезный врач сохранил один из них для меня.
Во время первого рассказа, Джейн попросила папу показать осколок. Кусок рваного металла был маленьким, проржавевшим, и казался не опасней, чем черепушка от разбитого кувшина. Осколок хранился в крохотной буковой шкатулочке, вместо кольца или кулона.
         - Уже на четвертый день я смог подниматься в кают-компанию и обедать с офицерами «Азова». Русская кухня, конечно, непривычна на вкус, но когда ты молод, трудной кухни не бывает. Зато было непросто говорить. Русские неплохо знали морские термины по-английски, но если мы начинали беседу о чем-то, кроме устройства корабля, словаря не хватало. По-французски они говорили куда лучше, но оказалось, что когда два собеседника говорят каждый со своим акцентом, понять друг друга непросто.  Честно сказать, в то время как раз мой французский оставлял желать лучшего... старые моряки говорили, что офицеру Его Величества он не очень-то  и нужен: тот, кто уступает в каждой драке, должен сам знать язык сильного. Англичанину достаточно знать: сдавайтесь, проховосты (rendez-vous, salauds!),  поднимайтесь на борт,  (montez ; bord!),  мне нужен ваш капитан  - (j'ai besoin de votre capitaine).
- С тех пор я на этот счёт поумнел, слава Богу.... и вы учите как следует, никогда не знаешь, когда может пригодиться.
Во время своего рассказа папа говорил эту фразу всегда. Джейн и Лайонел согласно кивали: конечно, надо учить, как следует. Они ждали продолжения.
- За день до прибытия на Мальту мичман Батурин сказал мне, что офицеры корабля решили преподнести британскому гостю подарок, чтобы он составил хотя бы некоторое представление о России. Оказалось, что на корабле служил бывший подмастерье из иконописной мастерской, который полюбил водку больше, чем искусство. У нас такие предпочтения часто приводят на виселицу или в Австралию, на каторгу, а в России – в Сибирь, но и у нас, и у русских можно получить последний шанс под королевским знаменем. Художник оказался на корабле, где морской ветер и дисциплина отучили его от любимого напитка.
Папа несколько раз объяснял детям, что изображено на картине. «Вот это – troika, это volki, это izba». И рассказывал все, что запомнил: о том, как зимой избы снег засыпает под самые крыши, о том, что зимой из села в село можно доехать только на тройке, иначе догонят волки, о том, что русские совсем не боятся мороза.
Честно говоря, русские офицеры посмеивались, поглядывая на картину. Как я понял, - объяснял папа, - художнику позволили пожертвовать правдоподобием ради красоты, но он злоупотребил своим правом. Боюсь, я никогда не узнаю, правда ли русские невесты красуются зимой в бальных платьях, и  можно ли проехать по русской дороге, чтобы за тобой не погнались волки.
- Папа, ты думаешь,  что никогда не  попадешь в Россию? - однажды спросила Джейн.
- Вряд ли попаду,  дочка. Я бываю только в тех странах,  которым Правительство Ее Величества объявило войну, а с Россией Англия не воюет и, насколько можно судить, не собирается.


Глава 2,
В которой миссис Дэниелс и Уна появляются на сцене, Джейн и Лайонел учатся служить под началом нового адмирала, Джейн проявляет склонность к рискованным экспериментам, а миссис Дэниелс наказывает команду за дерзкий поступок
               

Кроме России в мире было много других стран. О большинстве из них Джейн не знала, пока папа не уходил, а если говорить точно – уплывал на войну. Папа служил в морской пехоте поэтому участвовал во всех войнах, о которых писали в газетах, а иногда и в тех, о которых в газетах не писали.
Войны случались исключительно в жарких странах. Если папу удавалось упросить что-нибудь рассказать, то его рассказы были горячими, как пудинг, вынутый из печи. Папа говорил о размякшей смоле, о солончаках, о раскаленных от солнца стволах мушкетов, и, конечно, о жажде. Солнце было для папы неизбежным, но докучливым сослуживцем, от которого охота отдохнуть. Гуляя по Портсмуту, он всегда старался ходить по теневой стороне улицы.
 Когда Джейн была маленькая, она спросила папу: не приходилось ли ему воевать в Гренландии? Папа, ответил, что  в Гренландии нет британских интересов.
Джейн часто жалела, что папа не берет ее с собой на войну. Судя по рассказам, там было очень интересно, и к тому же жарко и сухо. А вот в домике, на Парусной улице, где они жили - холодно, сыро и темно.
Дом был не только сырым и холодным, но и чужим. Папа его снимал -  как предполагала Джейн, за не очень большие деньги. Пару раз Джейн спрашивала его: почему бы нам не построить свой дом на собственной земле? Папа улыбался, чертил в воздухе замкнутую геометрическую фигуру и пояснял: наша Семейная Недвижимость – пустырь, примерно такой же формы и размеров. Такая недвижимость бессмысленна без движимого имущества,  без коляски и пары лошадок – путешествовать в город, - а ещё лучше лодки, потому что в разлив реки Недвижимость заливает.  Но такого имущества у нас нет, и обзаводиться им я не планирую.
Джейн согласно кивала. Она знала, что их недвижимость мала, далека от города и не приносит почти никакого дохода. Деньги, на которые они живут, -  это офицерское жалованье отца и деньги в банке, оставшиеся от мамы.
Каждый раз, когда Джейн думала об этом, она грустила. Насколько было бы лучше, если бы у них в банке не было денег. А мама была бы жива и жила с ними в доме, когда отец уплывал на свою войну.
Маму Лайонел не помнил совсем, а Джейн помнила очень плохо. Настолько, что рассказать младшему брату ей было почти нечего.
                *     *     *
Вместо мамы дома была миссис Дэниэлс. Она поселилась в доме благодаря папе, так как кто-то должен был следить за порядком,  вести хозяйство и руководить штатом домашней прислуги. Прислуга состояла из молодой шотландки Уны, которая, как и положено «служанке на все работы», помогала миссис Дэниэлс на кухне и с уборкой, бегала в лавки,  субботними вечерами кипятила бельё в тазу и отжимала его между валиками.
Миссис Дэниэлс появилась в доме не просто так. Сначала папа познакомился с ее мужем. Сержант Дэниэлс служил под началом папы, но пропал на войне.  Папа знал сержанта Дэниэлса пять лет и был уверен, что сержант погиб и его не нашли. Генерал сэр Реджинальд Б. совсем не знал сержанта Дэниэлса, но зато считал, что очень хорошо  разбирается в людях, поэтому  решил, что сержант дезертировал. Папа был в чине капитана, победила точка зрения сэра Реджинальда Б и миссис Дэниэлс осталась без пенсии, полагавшейся вдовам погибших солдат.
Тогда была совсем неудачная пора: одиноким немолодым женщинам не удавалось найти место поломойки или поварихи. Миссис Дэниелс и стала вышивать платки и продавать их, но и с этим не заладилось. В городе было много вдов, чьи мужья погибли сражаясь за короля и страну, некоторые ещё при Ватерлоо, в последней битве с проклятым Наполеоном.  За годы вдовства многие научились вышивать платочки лучше, чем миссис Дэниэлс, так что её  товар оставался без покупателей.
Папа тоже не купил ни одного платочка. Зато он предложил миссис Дэниэлс поселиться в его доме. И почти сразу уплыл опять.
Миссис Дэниэлс стала домохозяйкой в доме на Парусной Улице за неделю до Рождества, поэтому не раз потом говорила, что никогда в жизни не получала лучшего рождественского подарка. А для Джейн и Лайонела это были не самые легкие дни. И вовсе не потому, что в доме поселилась миссис Дэниэлс, или им не дарили подарков. Просто эти  рождественские дни оказались для них днями войны, причём при численном превосходстве противника.
Джейн и Лайонел были в ссоре с Энн и Терри, из соседнего дома. Вообще-то, они  обычно играли вместе, но пару месяцев назад, Энн, о чем-то заспорив с Джейн, сказала: «зато у меня есть мама». Джейн попросила ее извиниться и, без долгих ожиданий, вцепилась в волосы. Лайонел, из солидарности, тоже подрался с Терри, но ненадолго, так как из дома вышли взрослые.
Так началась война. Силы были равны до Рождественских дней, когда к соседям приехали гости: два кузена и кузина, того же возраста.
Рождество оказалось снежным, и, когда Джейн с Лайонелом вышли на улицу, на них обрушилась туча заранее слепленных снежков. Сопротивление было недолгим и неудачным.
На второй день повторилось то же самое. Выдержать перестрелку не удавалось, а идти в рукопашную против пятерых противников не хотелось.
Лайонел предложил сидеть дома, пока не растает снег, или не уедут соседские кузены,  Джейн назвала его трусишкой. Тогда он предложил кидаться снежками, пока не дойдет до синяка («его должен получить  я », - подумав, уточнил он), синяк заметит миссис Дэниэлс и вмешается. Но у Джейн была лучшая идея.
- Мы должны сделать гранату, - сказала она.
- Но ведь гранаты делают в арсенале.
- Папа говорил, что у греков не было арсеналов, а они все равно  мастерили гранаты, - ответила Джейн.
Лайонел согласился -  тем более, что Джейн объявила, что все сделает сама.
Джейн нашла остатки картонной коробки, нарезала кусочки картона, полила их воском, чтобы не намокли. Склеила маленькую коробочку.  Намочила в масле кусок бечевки. Всыпала в коробку две унции пороха (тогда папин кабинет еще не закрывался), вставила фитиль, защитив ее от снега таким же вощеным футлярчиком. Утащить спички с кухни оказалось труднее, чем порох из кабинета, но она справилась и с этим.
- А вдруг ничего не выйдет? - предположил Лайонел, когда они вышли из дома.
- Тогда постарайся заработать синяк, да такой, чтобы его было видно в комнате без зажженной  лампы, - ответила Джейн, и брат пожелал ей удачи.
Синяк, кстати говоря, он получил, так как их опять ждали и налепили снежки, еще с вечера. Снежки подмерзли и были как черствые пирожки.
Пока Лайонел отстреливался в передней линии, Джейн аккуратно облепила коробочку снегом. Подожгла фитиль, подождала и кинула.
Джейн чуть-чуть поторопилась, Энн нагнулась к странному снежку, от которого шла тоненькая струйка дыма. Джейн, понимавшая, по рассказам папы, что может произойти с веснушчатым личиком соседки, завизжала так, что не только Энн выпрямилась, но и все остальные обернулись к ней.
В эту секунду визг Джейн заглушил другой звук, короткий и громкий. После него Джейн уже молчала, зато визжала Энн. Терри. Оба кузена и кузина визжали тоже. Их визг заметно затихал, так как они неслись в сторону дома. На снегу дымились кусочки картонной коробки.
- Нам тут тоже делать нечего, - заметила Джейн, и Лайонел с ней согласился.
На крыльце своего дома им пришлось выслушать расспросы миссис Дэниэлс. Несмотря на шипение рождественской стряпни, она услышала непривычный звук, и пыталась понять, что же это могло быть. «Не мушкет, и не пистолет, но и не бомба, - спрашивала она саму себя, - тогда что же?».
К дому уже спешила  соседка миссис Эллис, и Джейн поняла, что минуту спустя миссис Дэниэлс удовлетворит любопытство. Она и Лайонел бочком протиснулись в дом. Брат приоткрыл дверь чулана. «Все равно найдет, - вздохнула Джейн, -  пусть хоть не сразу».
Из чулана разговор соседки и миссис Дэниэлс был не слышен, пришлось чуть-чуть приоткрыть дверь. Все равно, удавалось что-то разобрать, лишь, если спорщики повышали тон. «Я еще раз повторяю, - говорила миссис Дэниэлс, - их было двое, а ваших – пятеро».
Потом она сказала несколько очень громких и разборчивых слов, но Джейн все равно поняла не все. К примеру, «свинья», «крыса» и « портовый кабак» она разобрала хорошо, а вот остальное не удалось. Лицо Лайонела чуть не вспыхнуло от горделивого чувства причастности к тайне: он шепнул, что некоторые из этих слов слышал в школе, но объяснять не будет «потому что  девочкам их не говорят». Джейн была так удивлена и напугана, что даже не смогла как следует на него рассердиться.
Соседка пыталась спорить, но недолго и неудачно. Свой монолог миссис Дэниэлс договаривала уже без ответных возражений. Потом замолчала и она.
- Возвращается, - шепнул Лайонел, - выглядывая из чулана. – Сердитая.
Миссис Дэниэлс прошла мимо. Но когда Джейн пыталась выглянуть еще раз, выяснилось, что, проходя, она заперла чулан.
Дом был темен сам по себе, а уж чулан был самым темным закутком после подвала. Все равно, когда настал вечер, стало понятно сразу. Было грустно и чуть-чуть страшно.
Чтобы отвлечься, Джейн полушепотом фантазировала о том, какое впечатление на Энн произвел ее снежок. Лайонел опять зашептал про свою школу: если там такое выкинуть, знаешь, чего бы было? Джейн сочувствовала брату и предполагала, что сегодня вечером им будет то же самое.
Потом она рассудила, что даже если впереди будет очень плохо, то всё равно сидя в запертом чулане, ничего уже не изменить. Поэтому она нащупала мягкий мешок, привалилась и слушала школьные истории Лайонела с закрытыми глазами. Когда истории о проказах исчерпались, брат начал рассказывать школьные истории про шотландских ведьм и ирландских банши, про призраков, оборотней и всякое такое прочее, очень подходящее для темного места. Сквозь дремоту Джейн запустила в него луковицей, выкатившейся из корзины, и заснула окончательно.
Проснулась она от скрипа открываемой двери.
На пороге стояла миссис Дэниэлс. Она держала поднос с кувшином воды, двумя кружками, и тарелкой, с нарезанным хлебом.
- Вы предпочитаете поужинать здесь или в столовой? – спросила она.
- В столовой, - пробормотал Лайонел, тоже заснувший и теперь ответивший, даже не открыв глаза.
В столовой, брата и сестру ждало удивление. На столе стояла кружка воды и нарезанный хлеб. Другие угощения отсутствовали.
- Сегодня вся команда наказана за дерзкую и опасную выходку, - сказала миссис Дэниэлс, прочитала молитву и села за стол.
Лаойонел последовал ее примеру, Джейн тоже, но все же не удержалась от вопроса.
- А в чем виноват капитан?
- Первый помощник, - поправила миссис Дэниэлс. - Я была на вахте и не уследила за порядком на корабле.
Немножко растерянная Джейн кивнула и вцепилась зубами в горбушку, так как за полдня изрядно проголодалась.
Когда обед завершился, миссис Дэниэлс сказала.
- Надеюсь, вы знаете, какие взыскания существуют в Королевском флоте. Надеюсь, эта история не повторится, иначе я вынуждена буду их применить.
«Надеюсь, конопатой дуре хватило одного снежка», - прошептала Джейн, но  Лайонел, понимая опасность дискуссии, дернул сестру за платье.
Предположение Джейн оправдалось. Через три дня соседские кузены уехали в Бристоль, а Энн помирилась с Джейн и даже извинилась за свою нетактичность. Терри долго упрашивал Лайонела сделать еще один дымящийся снежок, но отцовский кабинет был уже заперт, и главного ингредиента не нашлось.
Взрослые помирились тоже. Впрочем, соседка, поглядывая, издали на миссис Дэниэлс,  каждый раз удивленно качала головой.

Глава 3, в которой терпентин, жавель и мышьяк попадают под запрет, Джейн и Лайонел слышат вещи, которые предпочли бы не слышать, а дядя Генри становится наследником Недвижимости.


Про снежок-гранату миссис Дэниэлс вспомнила лишь один раз, полгода спустя. В этот день к ним в гости заглянули дядя Генри и тетя Элизабет.
Когда Джейн была маленькой, ниже папиного стола, она решила, что тетя Элизабет и, особенно, дядя Генри - очень глупые люди. Они постоянно говорили про папу и маму, и когда папа приближался, понижали голос. Но когда рядом была Джейн, они и не думали говорить тише. Будто Джейн ничего не слышала!
Тетя Лиз постоянно вспоминала свою сестру то есть маму. Конечно, она ее не ругала. Она ее жалела, что было гораздо хуже.
- Бедная, бедная, Мэри, - зачем-то обращалась она к мужу, который ее даже и не слушал, - как она могла совершить такую ошибку?! Я так ее любила…. Я так часто ее предупреждала: сестренка, не торопись! Да, у этого красавчика-щеголя Летфорда есть герб, но этот герб только на его носовом платке. У него нет усадьбы с воротами, украшенными гербом, нет кареты с гербом на дверце, даже нет ножей и вилок с гербом. Почему ты не подождала немного, тебе нашлась бы подходящая пара. Нет, она почему-то выбрала нищету, которая сгубила ее!
И тетя Лиз делала вид, что всхлипывает. Это удивляло даже маленькую Джейн: она же знает, что ее никто не слушает. Может, репетирует слезы?
Дядя Генри своей жене не отвечал и ничего не говорил про маму. Лишь раз он ответил ей. В тот день папа показывая гостям кабинет, зачем-то вышел, и Джейн отлично расслышала слова дяди Генри.
- Нет, дорогуша, выйти за лейтенанта морской пехоты – не самый глупый выбор. Твоя Мэри не виновата в том, что прогадала. То, что мой дорогой кузен еще не дорос до полковника, как-то можно объяснить. Но с его доходами и только что не оборванными ребятами дома, следовало бы оставить чистоплюйские замашки. Посмотри на эту безделушку, пылящуюся без толку (дядя брезгливо поднял мистера Риббит-Риббита, будто тот был живой жабой).  В любой ювелирной лавчонке за него дали добрую пару гиней. Наполнить свой багаж товаром, выменять его на виски у солдат, а еще лучше, просто войти к ним в долю, пообещав не щупать их ранцы, даже если раздулись после боя, как вымя дойной коровы…  Две таких войны, дорогуша, и мой кузен принимал бы нас в лучших условиях, чем эта сумрачная дыра.
- Может, он не понимает? – участливо спросила тетя Лиз.
- Я уже говорил с ним, - махнул рукой дядя, - я окончательно убедился, что твоя несчастная Мэри не разглядела дурака в смазливом юнце с  гербом.
Лайонел тоже слышал этот разговор.  Он и позже делился наблюдениями с сестрой, утверждая, что дядя и тетя то и дело жалеют маму, и обзывают папу «глупцом».
И все равно, однажды Джейн на несколько дней поссорилась с Лайонелом, сказавшем, что если бы мама была жива, то дядя Генри и тятя Элизабет приходили бы к ним в гости гораздо чаще. Если бы мама была жива, она бы согласилась, чтобы дядя Генри и тетя Лиз жили бы с ними в одном доме.
                *     *     *
До очередного отплытия папы оставалось три дня, когда визит дяди Генри и тети Лиз украл один из них.
Джейн и Лайонел искренне завидовали миссис Дэниэлс: они с Уной были на кухне, а туда гости не заходили. Шел привычный дождик, не погулять. Приходилось бродить по дому, конечно, натыкаясь то на дядю, то на тетю.
Оставалась еще одна надежда, но она не успела перейти в план, из-за наблюдательности миссис Дэниэлс.
-  Я видела какими глазами, вы смотрели на гостей, когда они переступили порог, - сказала она ребятам, заглянувшим на кухню. - Так вот, запомните, любая шутка с порохом, солью, уксусом, перцем или нюхательным табаком….
- Хорошо, - сказала Джейн.
- Швейными иголками, дегтем, булавками, натянутой бечевкой, керосином, подпиленными ножками стульев и намасленными ступеньками…
- Я усвоила, - кивнула Джейн.
- а также если вы возьмете жавель, терпентин, слабительную соль, гвозди, коробку с муравьями, свечу, вымоченную в рыбьем жире, то имейте в виду…
- Простите, миссис Дэниэлс, вы нарочно не упомянули мышьяк? – спросил Лайонел.
- что все кончится очень плохо, - закончила миссис Дэниэлс, полностью игнорируя их слова. – Я предупреждаю один раз. Если ваш отец ничего не заметит, то увижу я. На этот раз горбушкой и чуланом вам не отделаться.
Брат и сестра переглянулись, печально кивнули и пошли и дальше бродить по дому. Увы, дом был мал и на гостей они натыкались повсюду, а если и не натыкались, то слышали их разговоры. Дядя Генри и тетя Лиз не менялись.
После утомительного обеда, от гостей удалось отдохнуть: они ушли в кабинет вместе с папой. Впрочем, отдых в гостиной не удался. Папа и гости говорили слишком громко и было слышно. Если, конечно, не заткнуть уши. Ни Джейн, ни Лайонел делать этого не собирались.
- Подслушивать нехорошо, - сказал Лайонел.
- Без тебя знаю,  - ответила Джейн. После этого, они подслушивали оба
По правде говоря, удовольствия от услышанного не было никакого. «Они его просто душили», - сказал позже Лайонел, и Джейн не смогла возразить.
Громче всех говорила тетя Лиз. Она почти рыдала.
- Бедная, бедная Мэри. Дорогой, ты должен помнить о моей несчастной сестре, даже когда считаешь, что закон на нашей стороне.
- Я  хорошо помню о твоей сестре, моя голубка, -  грубовато отвечал дядя Генри, - если бы она, то сейчас с твоим уважаемым родственником говорил бы наш адвокат.
Джейн почти не расслышала ответ папы, но ей показалось, что он сказал: «лучше бы я общался со стряпчим».
Поднапрягшись, Джейн поняла, что папа должен дяде Генри большую сумму денег. Джейн стало страшно. Она вспомнила соседку напротив, миссис Райт. Ее муж не смог выплатить долг, и был отправлен в долговую тюрьму.
«Неужели это возможно с папой», - подумала она и так испугалась, что не смогла сразу прислушаться к разговору за стеной. А когда смогла, то услышала вот что:
- Что вы, капитан Летфорд.  Даже если бы я не являлся, в некотором роде, родственником…. Но принцип справедливости важнее всего…. Я рад, что вас тоже устраивает этот вариант…. Как видите, я не отбираю у вас средства к существованию…
- … А всего лишь намерены отобрать их у моих детей, - перебил его папа. – Я весьма благодарен вам за деликатность ваших претензий. Остается скрепить договор у нотариуса.

Позже Джейн узнала, что папа ничего не должен дядя Генри и договорился с ним очень просто. Папа завещал ему всю свою Недвижимость. Джейн поняла, что это и есть тот самый клочок земли, который заливает в разлив,  и нисколько не огорчилась. Она никогда его не видела.
-. Ну вот, у нас теперь нет Недвижимости, - печально сказал Лайонел.
           -  Ничего, папа когда-нибудь обязательно станет полковником, и Королева назначит его комендантом тропического острова,  а мы все туда уплывем, - ответила Джейн. – Конечно, будет немножко жалко папу, но вот лично мне солнце никогда не надоест.


Глава 4 в которой Джейн и Лайонел прощаются  с Парусной улицей и переезжают из лачуги во дворец, чтобы потеряться и найтись опять, Джейн принимают за родового признака, а Джека-садовника так и не бросают на съедение акулам.

Королева не торопилась назначать папу комендантом тропического острова, но скоро произошло событие, имевшее не менее важные последствия. Умер дядя Хью.
Джейн огорчилась, хотя с трудом могла вспомнить, когда видела дядю Хью последний раз.
- Почему мы так редко бываем у него в гостях? – как-то спросила она папу. – Ведь у дяди Хью так интересно.
- Потому что он опять будет объяснять мне, как я ошибся, женившись на твоей маме, и непременно пообещает найти мне подходящую невесту, которая будет способна утешить меня и стать новой матерью для «твоих  крошек».. Я уже отвечал ему, что жду примера от старшего брата:  пусть найдет сначала невесту для себя самого.
С той поры Джейн немножко побаивалась: вдруг папа прислушается к этим советам и женится на невесте, которую подскажет дядя Хью. Джейн была уверена: человек, который плохо говорил о ее маме, непременно найдет глупую и злую мачеху. Поэтому она даже радовалась тому, что папа почти не встречается со старшим братом.
Теперь встреча стала невозможна. Лайонел флегматично заметил: в том, что дядя умер внезапно и быстро, есть свои преимущества. Во-первых, дядя Хью не страдал, во-вторых, их не успели привезти к нему, попрощаться.
Между тем, у дяди Хью было очень интересно. Он жил не в таком домике, как у Джейн и ее папы. В таком домике у дяди Хью жили слуги. Причем не все, так как всем одного домика не хватило бы.
Владения дяди Хью даже имели свое имя: Освалдби-Холл. Главным в этой усадьбе были, конечно, не домики для слуг, а старинный особняк,  для хозяев. Еще был парк, с огромными деревьями, среди которых можно заблудиться. А еше конюшня с лошадьми для упряжки и седла: дядя Хью любил ездить по парку. Еще была оранжерея, и в ней росли пальмы и цветы, которые папа часто видел в джунглях, конечно же, без кадок и не за стеклом.
Теперь все это принадлежало отцу Джейн и Лайонела, который за одну ночь превратился из простого капитана Летфорда в сэра Фрэнсиса.


За пару дней до отъезда, к папе пришла миссис Дэниэлс.
- Сэр Фрэнсис, я благодарна вам за вашу доброту. Надеюсь, вы напишете мне достойную рекомендацию, которая….
- Вас не устраивает место экономки в моем доме? – спросил папа.
- Устраивает. Но я не уверена, что вы теперь нуждаетесь в моих услугах.
- Нуждаюсь, - коротко ответил папа. Миссис Дэниэлс поблагодарила его и прекратила разговор, так как покойный муж приучил ее к коротким ответам. Она повеселела и приступила к занятию, не требовавшему долгого времени – сбору вещей.
Джейн поняла, что прощание – грустное дело, даже если переезжать из лачуги во дворец. Было грустно расставаться с соседями. На прощание Джейн отмерила порцию песка, чтобы показать Терри, какую порцию пороха надо закладывать в снежок. Правда, еще раз посоветовала, не делать этого. «Но если, сделаешь, то больше пороха, чем показала я, не клади. И когда подожжешь фитиль, не ковыряй в носу слишком долго».
Энн попросила прощения еще раз, и они расцеловалась.
                *     *     *
Лайонел, обычно говоривший глупости, как всегда оказался прав. Они приехали в Освалдби-Холл и заблудились. Причём не в парке, а в самом доме.
До этого был Переезд – путешествие с не очень большим багажом, зато на большое расстояние, Джейн не помнила, когда ездила так далеко. Она привыкла смотреть на поезда, теперь же впервые села в вагон. Удовольствие не портили даже рассуждения Лайонела о том, что максимальная скорость паровоза –  шестьдесят миль в час, а они едут вдвое медленнее.
Потом был Лондон, через который надо было долго ехать в кэбе с одного вокзала на другой. Лайонел объяснял что-то о будущей подземной железной дороге, которая свяжет вокзалы, а Джейн смотрела по сторонам почти с испугом. Город казался бесконечным, весь из одинаковых двух-и трёхэтажных домов, стоящих плотно друг к дружке как папины солдаты на параде.
Из Лондона направились на север. Джейн задремала и проснулась, когда поезд въехал в арку в городских стенах Йорка – более высоких и куда более чистых, чем портсмутские
 Путешествие до Освалдби-Холла продолжилось в экипаже, присланном из усадьбы. Кучер был молчалив и важен, но время от времени оглядывался на пассажиров, будто пытаясь к ним привыкнуть.
- Мы теперь новые хозяева, - шепнула Джейн, и Лайонел кивнул.
Если кучер оглядывался умело, скрывая, будто новые хозяева ему интересны, то Джейн и Лайонел вертели головами откровенно, удивляясь все больше и больше. На самом деле, удивлялась Джейн. Брат постоянно намекал, что ему все-все знакомо и нет ничего удивительного, к примеру, в том, что от границ Освалдби-Холла до самого дома надо ехать почти полчаса. А вот Джейн – удивлялась.
Еще больше Джейн поразилась, когда прямая, как струна, обсаженная дубами аллея привела экипаж к самому особняку. Огромные дома она видела и раньше. Но те стояли среди других больших домов. А двухэтажный особняк напоминал старый дуб, среди кустов терновника.
Когда новые хозяева Освалдби-Холла вошли в дом, стало понятно, что дела есть у всех, кроме Лайонела и Джейн. Взрослые принялись разбирать вещи, командовать слугами и говорить о разных неотложных делах. Ребятам объяснили: главное, что от них требуется, это не болтаться под ногами. Этим они и занялись – постарались уйти туда, где голоса отца, и управляющего, мистера Ф., были бы почти не слышны.
Тишину они нашли лишь на втором этаже. И скоро поняли, что заблудились.
Вернее, это понял умник Лайонел. «Мы заблудились», - несколько раз повторил он. «Не заблудились, а продолжаем исследовать наш новый дом», - каждый раз отвечала ему Джейн. Лайонел кивал в ответ. Идея сдаться и докричаться до взрослых не нравилась ему самому.
Заблудиться в доме было нетрудно. Казалось, Освалдби-Холл строили два архитектора. А может, строил один, потом перестроил другой, и делал это, постоянно споря с первым архитектором. Ходил по дому, ворчал, переиначивал работу предшественника: закрывал лестницы, заколачивал  прежние двери и прорезал новые, делал новые коридоры.
Историю про двух архитекторов выдумал Лайонел. Он же предположил, что возмущенный призрак первого архитектора сейчас бродит по зданию, ищет, на ком же сорвать досаду? «В отличие от тебя, он бы не только напугал, но и вывел, куда нам надо», - ответила Джейн.
Все же, их путешествие было не совсем бесполезным. Они обнаружили кабинет дяди Хью – комнату, что в потемках казалось раза в четыре больше отцовского кабинета, а может, так и было. Шкафы поднимались до потолка и были плотно заставлены книгами. А еще на журнальном столе и полках ближайшего шкафа, лежали пачки газет.
- Ух, - восторженно шепнул Лайонел, - да тут вся британская пресса. И за этот год, и не только. А на нижней полке, должно быть, совсем старые подшивки. Точно! Так, сейчас посмотрим, есть ли здесь «Манчестер Гардиан» за 1834 год. Да, есть! А это, не иначе, «Чартист Стар» за сороковой год... а в сорок первом она закрылась... это же редкость!
- Кошка и мышь! Осел и мешок моркови, - возмутилась Джейн. – Завтра начитаешься, когда солнце взойдет.
Но вырвать мышку из кошачьих когтей – не простое дело. Лайонел не успокоился, пока не подтащил облюбованную подшивку к подоконнику, сунул в неё нос и оторвался, лишь когда Джейн пригрозила продолжить поход в одиночестве.
Зато в следующей комнате они задержались оба. Шкафов здесь почти не было, зато на стенах висели ковры, а на них – оружие. Тут уж Лайонел что-то сказал про собаку, попавшую в колбасную лавку. Впрочем, он и сам немедленно принялся рассматривать сабли, шпаги, копья, ятаганы, алебарды и прочие приспособления для рубки и колки противника. Рассматривали они, конечно, руками: снимали со стены, пробовали взмахнуть, что было нелегко, а потом вешали  на место, что было еще труднее. Джейн решила, что этой комнаты хватит на целую абордажную команду. Одних пистолетов она насчитала не меньше дюжины. Джейн снимала и пистолеты, целилась в щиты на стене, в чучела птиц, верно подстреленных самим дядей Хью, но не в Лайонела – папа запрещал целиться в людей даже из незаряженного оружия.
Наконец, когда Лайонел попытался сделать «мельницу» старинной глефой  и уронил её на ковер (к счастью, в стороне от сестры) Джейн закончила экскурсию.
- Завтра опять сюда придем. Ты – в газетную, я – в алебардную.
Когда они покинули алебардную, стало ясно, что уже наступил ранний ноябрьский вечер. В комнатах стало окончательно сумрачно, а уж коридорами приходилось идти на ощупь.
Немножко потомив брата, Джейн сказала ему, что подготовилась к путешествию, как надо, достала из кармана свечу и спички. Когда в темном коридоре загорелся дрожащий, маленький желтый огонек и окрестная полутьма окончательно превратилась в темноту, Лайонел прекратил свои истории о призраках, которые ну непременно должны водиться в этом доме. Он же предложил оставлять какие-нибудь знаки, хотя бы от свечной копоти, чтобы не ходить кругами. Джейн возразила: завтра, при свете, эти знаки увидят взрослые и решат, будто мы просто баловались.
Очередная попытка найти главную лестницу привела их в конец коридора, к очередной заколоченной двери. Джейн обиделась на эту неудачу, сунула свечу в руки Лайонела, и навалилась на дверь, дергая ручку и толкая вперед.
Дверь обиженно скрипнула и отворилась.
- Похоже, плотник пожалел гвозди, - тихо сказал Лайонел. Джейн кивнула, пропуская брата вперед.
Новая лестница оказалась винтовой и очень старой. Экскурсия по дому окончательно превратилась в Исследование.
Коридор на первом этаже был узкий и столь же запущенный, как лестница. Лайонел остановился, подумал, сверился, как сказал, с «компасом в своей голове» и двинулся вправо.
Компас его не подвел. Крыло дома, по которому они шли, явно было жилым.
- Уф. У меня от сердца отлегло, - раздалось из-за стены. – Как я рада, что у сэра Фрэнсиса нормальные слуги. А я боялась, что он привезет с собой из Новой Зеландии туземца-каннибала..
- Жаль, что я не вижу, кто так говорит про папу, - шепнула Джейн. – Эту миссис надо бы укусить ночью, за такие предположения.
Лайонел заметил: увидеть было бы интересно, а заодно и понять, в какой части дома мы находимся. Но подходящей замочной скважины или щели не оказалось.
Зато спустя десять шагов вперед, удалось, и увидеть, и услышать. Замочная скважина была такой большой, что тусклый свет из комнаты даже просвечивал в коридор.
Лайонел глядел несколько секунд, потом Джейн его оттолкнула и посмотрела сама.
За дверью была гостиная. Слуга, парнишка лет пятнадцати, быстро мыл пол, а невидимый, но слышимый  собеседник  подбадривал его:
- Не ленись, Джек. Иначе новый хозяин Освалдби-Холла тебя  знаешь, как подтянет. Он ведь не просто джентльмен, но и военный моряк.  Говорят, что того, кто плохо драит палубу на корабле, могут опустить на канате в стаю акул и вытащить с откушенной ногой.
- Да уж,замечательная репутация у нашего папы, - сказала Джейн. Лайонел шепотом согласился и двинулся дальше, мужественно собирая всю пыль и паутину, скопившуюся в коридоре.
В конце концов,  Лайонел громко чихнул.
-  Ну вот, а ты не верил в призрак Лунной Леди, - раздался из-за стены не столько испуганный, сколько укоризненный женский голос.
- Ну вот, теперь я точно не верю, - прошептала Джейн.
- А может, тут водятся и другие призраки, - поспешил предположить Лайонел
Пройдя до конца коридора, они уперлись в еще одну дверь, такую же старую и рассохшуюся, как большинство дверей дома. Из-за щелей ощутимо тянуло прохладой.
- Обратно, что ли, идти? – сказала Джейн, и сказала так печально, что Лайонел, оставив шутки насчет призраков, принялся за работу. Он отдал свечу сестре, нашел заржавевшую щеколду и, пыхтя, смог ее отодвинуть. Навалился плечом, покряхтел и попыхтел опять. Джейн уже хотела предложить ему оставить это занятие, как вдруг скрип стал протяжным, а в коридоре стало немножко светло и совсем холодно. Они выбрались!
- Ура! – сказала Джейн. – Лайонел, ты Геркулес.
И тут до них донесся звук гонга, а вслед за ним и голос миссис Дэниэлс:

Кто сейчас же не найдется,
Без обеда обойдется!

- Не хочу без обеда, -  сказал Лайонел. –  Если бы я был Геркулесом, то сейчас слопал бы коня-людоеда из конюшни царя Диомеда. Побежали.
- Соверши последний подвиг на сегодня, - попросила Джейн, потушив свечку, - прикрой нашу тайную дверь.
Лайонел не без труда закрыл дверь, и они побежали с заднего двора к парадному входу.
Обед пришлось ненадолго отложить. Миссис Дэниэлс ворчала, счищая паутину с исследователей, но Лайонел заговорил ей зубы, пересказав миф о Тезее в лабиринте Минотавра.


Глава 5 в которой новые хозяева знакомятся с реальностью и легендами Освалдби-Холла, мсье Тибо сочетает приятное с полезным, выясняется, что отставка не всегда прилагается к наследству, а Джейн становится хозяйкой имения и совсем этому не рада.

Так началась жизнь в Освалдби-Холле. Конечно же, не такая, как в Портсмуте.
Джейн заметила, что если по старому дому она ходила медленно – куда торопиться, от комнаты до двора несколько шагов, - то по огромному особняку пришлось ходить быстро, чуть ли не бегать. А еще быстрая ходьба согревала. Освалдби-Холл оказался и темным, и холодным. Если в прежнем домике становилось тепло, даже когда топилась кухонная плита, то на новом месте согреваться удавалось лишь возле камина. Уж очень большими были комнаты и высокими потолки. По коридорам, когда темнело, приходилось ходить со свечой или с лампой.
Непривычным был не только дом, но и обитатели Освалдби-Холла, доставшиеся папе с поместьем. Конечно, каждый из них мог взять расчет, но сделал это лишь камердинер дяди  Хью. Остальная прислуга осталась.
Остался управляющий – мистер Ф. Поначалу он косился на миссис Дэниэлс, но папа распределил обязанности, назначив прежнюю экономку гувернанткой Джейн.  Постепенно, однако, как-то само собой получилось так, что мистер Ф. уступил ей и  большую часть забот по дому, а сам смотрел больше за парком и угодьями, а главное, по-прежнему был главным по отношениям с арендаторами. Вносимая ими плата и составляла основную часть доходов имения.
Жена мистера Ф. – Энджел, - оказалась именно той дамой, что громко делилась радостью в разговоре с женой старшего конюха, что новый хозяин поместья не привез слугу-каннибала. С папой она была вежлива, и Джейн решила не кусать ее, и даже не заставлять Лайонела как-нибудь изобразить такого слугу, используя ваксу и вставную челюсть.
Ленивый Джек, которому было обещано купание в стае акул, оказался помощником садовника.  Пугал его родной отец, садовник при усадьбе. В тот вечер они были позваны управляющим помочь убрать дом, перед приездом новых владельцев.
Несколько дней спустя Джейн, повстречав пожилого садовника в оранжерее (а там, действительно, росли и ананасы, и мандарины, и орхидеи!) сказала ему.
- Мистер Томпсон, извините, но у вас не совсем верные сведения о дисциплинарных взысканиях Королевского флота. Я выяснила у отца: в дисциплинарном Уставе об акулах не сказано ничего.
Садовник, подрезавший папирус, не растерялся и даже не стал ничего выяснять.
- Не говорите, пожалуйста, об этом моему Джеки, мисс Джейн. Меня оболтус особенно и не боится, пусть хотя бы боится сэра Фрэнсиса. Если его не шевелить, так еще заснет с лопатой в руках.
- Хорошо, мистер Томпсон. Я непременно скажу ему, что любители заснуть на палубе просыпаются в волнах, - ответила Джейн. Сама же подумала, что Джек, если забыть о его лени, неплохой малый.
            Очень скоро у неё появилась возможность в этом убедиться.  Пока Лайонел корпел за очередной газетой, Джейн забрела в розовый сад – в Освалдби-Холле был специальный сад, где не расло ничего, кроме роз, зато несчётных сортов и всех цветов радуги, которые Джек как раз удобрял золой.       С роз разговор перешёл на местный климат,  а кончилось тем, что Джек – явно предпочитавший беседу своим прямым обязанностям - рассказал Джейн о призраке Лунной леди.  История была старинная, конечно же, очень грустная. Кто-то из стародавних обитателей Освалдби-Холла несвоевременно вернулся домой и застал в парке жену с незнакомцем. Незнакомец вскочил и на коня и был таков, а вот леди пришлось задержаться для неприятного разговора.
«Что ты делала здесь»? - спросил муж.
«Любовалась луной», - ответила супруга.
«Ты сможешь любоваться луной и дальше. А рассвет увидишь не раньше, чем назовешь имя своего спутника, чтобы я мог послать ему вызов».
Муж слыл лучшим фехтовальщиком графства и непременно заколол бы наглеца.
«Ты никогда не узнаешь его имя», - ответила леди.
«Тогда ты никогда не увидишь рассвет», - ответил муж.
И запер жену в подвале. А на другой день поселил ее в комнате, чьи окна были заколочены ставнями, а двери заперты на крепкий замок.
Не раз, когда спускалась темнота, муж брал леди за руку, гулял с ней по парку и просил ее, иногда с угрозами, а иногда и с мольбою, назвать имя кавалера. Но оба оказались упрямцами. Поэтому обидчик так и не отведал шпаги, а леди - так и не увидела солнца до своего последнего вздоха. Теперь ее призрак каждую лунную ночь бродил по дому, умоляя нынешних жильцов найти ее комнату и открыть дверь, чтобы узница увидела солнце. Увы, новый архитектор просто упразднил злосчастную комнату, и открыть несуществующую дверь было невозможно.
Горничную, не верившую в Лунную Леди (но поверившую после чиха Лайонела), звали Сюзи, а укорила ее в неверии миссис Смит – супруга старшего конюха.  С ней самою Джейн почти не познакомилась, зато подружилась с её супругом.  Джейн постоянно посещала конюшню, перезнакомилась со всеми лошадьми и, даже стала учиться верховой езде – мистер Смит оказался замечательным учителем. И двух месяцев не прошло, как Джейн однажды встретила папу на полпути от станции и расспрашивала его о новостях, кружась вокруг коляски на белой кобылке Диане. Папа смотрел на юную наездницу с тревогой (искусно скрываемой) и не говорил ни слова.
Лайонел тоже хотел научиться гарцевать, как сестра. Но у него было мало времени. Все свободное время он тратил на учебники. Лайонелу предстояло отправиться в Итон . Лайонел не раз говорил папе: мне известно, что ученикам Итона необходимо уметь ездить верхом и фехтовать. Папа на это отвечал: мне известно, что поначалу у тебя на это просто не будет времени. Но от уроков ты никуда не денешься, поэтому готовься. Лайонел готовился.
Если для верховой езды у него не оставалось времени, то фехтовать он все же пробовал. Конечно же, с Джейн, конечно же,  в оружейной комнате, на шпагах, снятых с ковра. Джейн проверила, чтобы шпаги были одинаковой длины, и битва началась. .
Первый раз на звон клинков заглянула горничная и только покачала головой. Потом пришла миссис Дэниэлс. Несколько секунд она наблюдала молча  - Джейн и Лайонел так увлеклись битвой, что не слышали. Потом остановила поединок, отобрала шпаги, заменила их рапирами, найденными тут же, на стене. Некоторое время наблюдала за возобновившейся схваткой, потом сказала.
- Так можно. Продолжайте.
- А как нельзя? – спросил Лайонел.
- Целить в лицо. Вы это знаете, потому и разрешила.
Вообще, и миссис Дэниэлс, и даже Уна легко подружились с остальными слугами. Казалось, они давно жили в Освалдби-Холле и вернулись сюда после долгой отлучки. 
                *     *     *
И только у мистера Риббит-Риббита и Томми  не появилось новых знакомых. При переезде эти два жителя папиного кабинета как-то незаметно отделились от остальных и поселились в комнате Джейн.   Джейн было немножко стыдно: уже почти взрослая девочка, а играет в игрушки. Джейн даже воровато оглядывалась на дверь: не застанет ли ее Лайонел или миссис Дэниэлс за этим занятием. И продолжала играть. Иначе мистеру Риббиту-Риббиту и Томми будет скучно.

                *     *     *
Лайонел  собирался в школу, но и Джейн не осталась без образования. В усадьбе появился новый обитатель – мсье  Тибо. Он должен был определить, готов ли Лайонел к Итону, а заодно учить и Джейн, пока папа не подберет подходящий пансион . 
Мсье Тибо был невысок и пузат, а также весел и восторжен, причем по любому поводу. Он постоянно отпускал шутки на французском, понятные не всем, а также комплименты, понятные и без перевода. Он так восторгался знаниями Лайонела, что папа даже несколько раз расспрашивал его подробно, пытаясь выяснить, так ли все замечательно. Но мсье Тибо становился серьезным  и уверял его, что мальчик, действительно, готов не то что к Итону, а даже к Оксфорду.
Вообще, с точки зрения мсье Тибо, в мире существовали только две прекрасные страны: Франция и Англия. Но, если Англия была прекрасной страной без подробностей, то насчет Франции, мсье постоянно уточнял: прекрасная кухня, прекрасное образование, прекрасная погода.
- А ваш король? – однажды спросила Джейн.
Мсье начал объяснять, что Наполеон – это не совсем король. Наполеон III  – хотя и два года назад стал императором, но на самом деле он император-президент, избранный французским народом. Это делает Францию самой прекрасной страной мира, потому что в других странах королями становятся по наследству, а это приводит к тирании. Но все равно, Англия -  прекрасная страна.
О  Наполеолеоне Джейн пришлось поговорить не только с мсье Тибо, но и с конюхом.
- Извините, мисс, - обратился он, - это правда, что во Франции опять Наполеон на трон залез?
- Да, но это его племянник, - ответила Джейн.
- Все равно, яблочко от яблони….,  - встревожено ответил конюх. – Мой братишка старший в солдаты подался, да в первом же бою и погиб, при Ватерлоо. Я тогда был помладше вас, мисс, думал, будто Бонапарт это чудовище такое заклятое, которое убить нельзя, только на остров далекий увезти. Теперь, значит, племяш явился. Это что, опять воевать теперь придется?
- Нет, наверное, - ответила Джейн. – Вы лучше спросите Лаойнела, он читает газеты.
Конюх спросил, и Лайонел объяснил ему, что новый Бонапарт с Британией воевать не собирается. «Все равно, какая-нибудь война будет», - качал головой конюх.

                *     *     *
Лайонел покинул поместье в начале января и направился в Итон, так и не научившись толком гарцевать и фехтовать. Джейн сразу стало грустно. В Портсмуте Лайонел каждый вечер возвращался домой из школы.  На этот раз он должен был вернуться лишь на Пасхальные каникулы.
Без Лайонела огромный Освалдби-Холл казался уже совсем-совсем огромным и пустым. Джейн  скучала и даже начала листать свежие газеты; шорох страниц напоминал о брате.
Папа несколько раз ездил в Лондон. Джейн знала, что он, во-первых,  ищет школу для нее, а во-вторых, хочет получить отставку в Адмиралтействе. Миссис Дэниэлс была уверена, что школа для Джейн найдётся не сразу, зато с отставкой проволочек не будет.
- Не волнуйся, куда не надо, сэр Фрэнсис тебя не загонит. Я не знаю, есть ли хорошие школы для девочек, но если есть, папа непременно найдет. А может, махнет рукой, поселится в поместье и станет следить, чтобы ученый лягушатник учил тебя, а не рассуждал про Наполеона. Тогда и без школы обойдется. Они нужны только мальчикам.
- А папе дадут отставку?
- Конечно, дадут. К такому наследству отставка должна прилагаться.

Миссис Дэниэлс ошиблась.
Однажды, вернувшись из Лондона, папа сказал Джейн.
- Тебе предстоит стать хозяйкой Освалдби-Холла. Ее Величество объявила войну России . Мне не нужно говорить тебе, почему моя отставка исключается.
Джейн была так поражена этой новостью, что сама удивилась заданному вопросу.
- Так ты на этот раз поплывешь на север, а не на юг?
-  Не знаю, дочка. Может, нас пошлют в Балтийское море, а может и в Черное. Нас могут послать в Северное море, и в Тихий океан. У России много берегов.
Джейн задала второй, пожалуй, не менее глупый вопрос:
- А как же ты воевал при Наварино вместе с русскими против турок, а теперь будешь вместе с турками против русских?
-  Говорят, лорд Пальмерстон сказал по этому поводу, что у Правительства Её Величества нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а только постоянные интересы...  Выход России в Средиземное море в число этих интересов не входит... А у капитана морской пехоты не спрашивают его мнения - присяга есть присяга.
Это Джейн уже слышала не раз, и потому без особой надежды спросила последнее, что вертелось у неё на языке:
- Как ты думаешь, может русские сдадутся и война закончится быстро?
- На этот вопрос, дочка, мне ответить проще. Я не знаю, что на уме у русского царя, но я был на русском корабле. Такой противник не сдается.

Глава 6
В которой за Тревогой приходит Беда и приводит Неприятность, выясняются лечебные свойства шоколада, сэр Фрэнсис Летфорд отправляется служить Королеве и Стране, дядя Генри падает с лестницы, а Джейн попадает под арест.


Настала весна. В Освалдби-Холле она, пожалуй, была чуть попозже, зато пышнее, чем в Портсмуте. Городские звуки не мешали гомону птиц. На клумбах и лугах за усадьбой вовсю расцветали сначала белые подснежники и крокусы, потом нарциссы с тюльпанами. Трава аккуратно подстриженных газонов, и без того круглый год зелёная, наливалась ещё более изумрудным оттенком. Казалось, даже ночные звезды дарят земле весенний аромат.
От всего этого Джейн было особенно грустно. Весна наполнилась разлукой. И если бы только разлукой!
Папа собирался на войну. Уже было известно, что ему предстоит воевать в эскадре адмирала сэра Чарльза Нэпира, посланной в Балтийское море. Сам адмирал уже отплыл к русским берегам, но его эскадре требовались подкрепления. С одним из них и полагалось отправиться сэру Фрэнсису Летфорду.
Итак, папе полагалось плыть на север, и это было единственной новостью, которая радовала Джейн. Она не сомневалась, что после такой экспедиции папа полюбит солнце, не меньше чем она.
Впрочем, скоро мнение Джейн изменилось, и она пожалела, что Ее Величество не послала папу в тропики. У их семьи появился не только новый дом, но и новые соседи. И эти соседи, приглашенные  в Освалдби-Холл, обсуждали предстоящую войну, а главное, роль папы в ней.
- Сэр Фрэнсис, вас ждут великие дела, достойные офицеров самого лорда Нельсона, - говорил сквайр Н. – Я читал в газетах, что на банкете в «Реформ-клубе», адмирал обещал взять Петербург за три недели. Я уверен, сэр Фрэнсис, именно вам отведена особо важная роль в этой войне. Ведь именно морской пехоте, придется брать штурмом укрепления Кронштадта, без чего, как я читал в газете, невозможно захватить Петербург.
Джейн читала в другой газете, что укрепления Кронштадта взять почти невозможно. Поэтому, она предпочла, чтобы отец совершил три кругосветных путешествия, а не штурмовал непреодолимые укрепления далекого Кронштадта.
Но королева послала папу именно в Балтийское море, и Джейн тревожилась.

                *     *     *
Вслед за Тревогой пришла Беда, а беда привела Неприятность.
За три дня до отъезда папы, в Освалдби-Холл вернулся Лайонел, на Пасхальные каникулы. В дороге он утомился и чуть ли не сразу пошел спать, отбиваясь от расспросов сестры про жизнь в Итоне: «потом расскажу, а сейчас высплюсь всласть, впервые за три месяца».
- «Потом, потом». Уедешь и ничего не расскажешь, - сказала Джейн. И ошиблась. 
Следующим  утром, Джейн встала раньше брата и решила прокатиться верхом. Мистер Смит уже подготовил по ее вечерней просьбе Герцога – вороного жеребца двухлетку, но, поводив его, сам же и раскритиковал эту идею.
- Мисс Джейн, лучше не надо. Герцог с утра норовить изволит, разыгрался, невесть с чего. Хоть вы уже и намастачились, всяко вам будет лучше на Диане прокатиться. Мне ее выседлать и трех минут не займет.
Джейн хотела, было не согласиться с конюхом, тем более, на норовистом Герцоге ей приходилось, и ездить рысью, и даже скакать. Но мистер Смит так быстро принялся седлать Диану, что она, уважая его старания, решила проехаться на покладистой кобылке.
Выезжая из конюшни, Джейн заметила, что конюх решил было расседлать Герцога, однако, обнаружив какое-то более нужное занятие, оставил коня.
Вернулась Джейн через четверть часа. Конюх куда-то отлучился, зато в конюшне был Лайонел.
- Братик проснулся по Итонскому расписанию? – спросила она.
- Ага. Если ты не накаталась, давай прогуляемся еще. Мне нужно работать над итонской посадкой.
- Давай. Только поменяемся лошадьми. Говорят, что Герцог сегодня не в духе. Как бы итонская посадка не обернулась йоркширским падением.
Последняя фраза по праву относилась к категории лишних. Не успела Джейн покинуть свое седло, как Лайонел уже был на Герцоге. Ему пришлось воспользоваться тумбой для подсадки, но решимость превзошла неумелость. Джейн, не ожидавшая такой прыти от брата, глядела с испуганным восторгом, Герцог, тоже не ожидавший, такого поступка от незнакомца, начал взбрыкивать.
- Ты бы лучше спрыгнул, - неуверенно сказала Джейн.
- Спрыгну, только доеду до ворот и обратно. Поскакали!
И пришпорил Герцога.
До ворот доскакать не удалось. Ярдах в сорока от конюшни, Герцог взбрыкнул особенно резво и Лайонел вылетел из седла. Упал он на дерн, но как поняла Джейн, еще до того, как сама спрыгнула на землю, не очень удачно.
- Ты как? – подскочила она к брату.
- Все в порядке, - прошептал Лайонел, побелевшими от боли губами. А потом, противореча своему ответу, потерял сознание.
                *     *     *

Врач, утешая отца и Джейн, заметил, что за тридцать лет его практики, случаев, из категории «бывает и хуже» было бессчетно. Кто, упав с лошади, ломал себе спину, кто сворачивал шею. На таком фоне сломанное бедро заслуженно казалось пустяком.  «Если бы мастер Лайонел был в преклонных годах, проблемы были бы неизбежны, - добавлял доктор, - но в столь юном возрасте все обойдется. Покой, уход  и благоприятные условия – вот, что сейчас нужно ему».
Лайонел был столь же оптимистичен, как и врач, и, похоже, даже рад. Он немедленно занялся созданием «благоприятных условий». Уговорил положить его в кабинете, попросил миссис Дэниэлс вызвать столяра, чтобы тот сделал ему два пюпитра, один для чтения книг, другой – для перелистывания газетных подшивок.
 Еще одним «благоприятным условием» стала ваза с колотым шоколадом, тоже поставленная в пределах доступа руки. «Миссис Дэниэлс, я читал, что шоколад – самая полезная пища, для быстрого срастания костей», - заявил он. Миссис Дэниэлс, про это не читавшая, спорить не стала. «Никому из ребят с моего курса не достались такие отличные каникулы», - говорил Лайонел.
Одним словом, настроение у Лайонела было отменное, хоть делись. Он и делился им с Джейн. Та, понятное дело грустила: все же каникулы брата продлились по ее вине. К тому же, если жизнь брата наполнилась болью, книгами  и шоколадом, то ее ничто не отвлекало от тревоги за уезжающего отца.
И все же, в день отъезда, самый грустный день, случилось событие, которое отвлекло и Джейн. И немудрено: в Освалдби-Холл пожаловала тетя Лиз.
Едва гостья узнала о беде, случившейся с племянником, она огорчилась, да так, что чуть не забыла о главной цели визита – прощании с сэром Фрэнсисом. Она ходила вокруг кровати Лайонела, вздыхала, убеждала его, что он поправится, главное не двигаться и слушаться взрослых.
Зато, выйдя из комнаты больного, она не сдержала слез. В отличие от сельского врача-оптимиста, память тети Лиз хранила множество других примеров, когда даже более простые переломы ног приводили к совсем-совсем печальным последствиям. «Меньше всего я хотела бы, чтобы мальчик остался прикованным к этому ложу навсегда», - говорила она столь страстно, что иной раз в ее речи проскальзывало слово «мой мальчик».
Сэр Фрэнсис не сразу понял, чего хочет тетя Лиз. А когда понял, то принялся убеждать ее, что миссис Дэниэлс – отличная сиделка. «Не спорю, - отвечала гостья, - но ведь неизвестно, как пойдет болезнь. Может быть, придется пригласить другого врача, а его рекомендации будут отличаться от уже полученных советов. Страшно сказать, но иногда кости приходится ломать заново, если они начали неправильно срастаться. Даже самый лучший и преданный слуга на свете, не может принять такое решение. Для этого нужен родственник».
Папа продолжал убеждать тетю Лиз в квалификации миссис Дэниэлс, и тогда родственница окончательно пустилась в слезы. «Поймите, капитан… сэр Фрэнсис, вы сами, в первую очередь, не простите себе, если мальчик останется калекой. Но и я не прощу себя за свой мягкий характер и то, что мне не хватило сил проявить настойчивость, борясь за его интересы. И вообще, вы будете в долгой отлучке, а за домом нужно присмотреть».
Джейн, присутствовавшая при разговоре, отметила: уж что-что, а настойчивость тетя Лиз проявила. И этой настойчивости хватило. «Я буду признателен вам, если вы на некоторое время останетесь здесь, чтобы проследить за тем, как поправляется Лайонел, - сказал папа. – Миссис Дэниэлс – отличная служанка, но она будет его баловать; смотрите, чтобы ее заботы не пошли во вред его здоровью. Как только сочтете нужным, пригласите специалиста: я оплачу счет от любого врача».
Все это папа говорил второпях, ему надо было успеть на дневной поезд. Он только и успел, что объяснить слугам о новой временной хозяйке в доме, попрощаться с Лайонелом и сообщить ему о новой сиделке (тот хотел было что-то сказать, но прикусил губу, будто опять упал с лошади).
Джейн проводила папу до коляски. Улыбнулась, попросила привезти из России медвежонка: «у нас теперь такое большое поместье, что даже когда он вырастет, будет, где держать». Рассмеялась вместе с папкой. И лишь когда коляска выехала за ворота, чуть ли не бегом бросилась в дом, прокралась на заброшенную лестницу и разревелась.
Джейн плакала и злилась на себя. Ведь она понимала: плачет не только из-за папиного отъезда. Она хотела выплакать вину из-за брата, сломавшего ногу по ее вине (а по чьей же еще?!). А еще плакала от горя и обиды за себя – ну зачем черти всех стихий принесли в Освалдби-Холл тетю Лиз?

                *     *     *
Так Беда, случившаяся с Лайонелом, привела Неприятность. Неприятность, как и положено, оказалась больше, чем следовало предположить. А уж если быть совсем точным, то печальные предчувствия, посетившие Джейн и Лайонела, сбылись. И очень скоро.
Два дня спустя после того, как в усадьбе поселилась тетя Лиз, пожаловал дядя Генри. Супруга, как временная хозяйка,  приняла его и поселила. «Спасибо, что не в отцовскую спальню», - подумала Джейн.
Сказать, что дядя Генри пожаловал в гости, было бы, по меньшей мере, неверно. Он сразу же повел себя как хозяин, вернувшийся в родной дом после долгой отлучки. Хотя и был в Освалдби-Холле первый раз в жизни.
Садовник Джеки, по большому секрету, рассказал Джейн, что все неспроста. Тетя Лиз, получившая доступ в отцовский кабинет, показала хозяйственные бумаги своему мужу. Дядя Генри хорошо понимавший в бухгалтерии, выяснил, что управляющий допустил небольшую ошибку, в свою пользу, «потеряв» сто фунтов. Дядя Генри сообщил об этом мистеру Ф, добавив, что пока не собирается делиться открытием с хозяином поместья. С тех пор, управляющий делал вид, будто не замечат, что гость ведет себя, как хозяин, Остальные слуги не замечали тоже.
Об этом следовало бы написать отцу. Но в какое море послать письмо?
Оставалось наблюдать, как тетя и дядя гуляют по усадьбе и судят вкусы покойного владельца. Вердикт обычно был в пользу сэра Хью.
- Безусловно, последняя реконструкция пошла зданию на пользу, - говорил дядя Генри. – Разве что недостаточно света, но этот изъян устранить просто. Достаточно прорезать два дополнительных окна в центральном корпусе, не говоря уже о светильниках. Да еще привести в порядок перила на центральной лестнице.
- Дорогой, ты как всегда прав, - щебетала в ответ тетя Лиз.
Правда, ничего перестраивать гости пока не стали. Зато принялись «наводить порядок» в доме.
Уже скоро Джейн привыкла к двум фразам. Тетя Лиз часто говорила: «разве тебе не говорили, что дети не должны…?». Удивление тетя проявляла часто. И когда Джейн в одиночку каталась на Диане, или Герцоге (Джейн нарочно села на него, чтобы победить страх, да еще показать глупому жеребцу, что не сердится на него). И когда Джейн гуляла пешком по парку. И даже когда Джейн гуляла по дому.
Джейн и подумать не могла, какое до этого у нее было счастливое детство! Оказывается, дети, даже в ее возрасте, не должны одни выходить из дома. Не должны заходить в любую комнату, кроме своей спальни, не объяснив взрослому, зачем им нужно войти в эту комнату. Не должны заходить на кухню, чтобы поговорить с кухарками. И уж тем более, не должны уносить с кухни морковку, для кроликов в вольере, и пригоршню овса, для фазанов.
Если Джейн возражала тете Лиз, что ей ничего такого не говорили, то тетя вздыхала, шепча разборчивым шепотом, про «бедных детей, не получивших нормального воспитания». Иногда этим и ограничивалось, иногда в разговор вступал дядя Генри, если был в доме, а не в Лондоне, куда часто ездил.
В отличие от супруги, он не спрашивал. Он утверждал: «запомни, раз и навсегда, что взрослые должны…». Джейн скоро убедилась, что взрослые должны знать, где находятся дети, знать, чем заняты дети, знать, что намерены делать дети. Самое же главное: взрослые должны добиться от детей «настоящего послушания». Пусть папа, из-за своих морских плаваний не смог правильно воспитать своих детей, исправить эту ошибку никогда не поздно.
Взрослыми, конечно, считались, дядя Генри и тетя Лиз. Лишь отчасти это право признавалось за миссис Дэниэлс.
Джейн уже скоро перестала возражать и пропускала нотации мимо ушей. Ответила она лишь однажды.
Разговор как всегда начала тетя Лиз. На этот раз он касался права Джейн самой отнести Лайонелу наколотый шоколад, если тот закончился. «Разве тебе не говорили, что дети не должны сами брать еду из буфета?», - спрашивала тетя. Дядя Генри стоял рядом, готовый поставить точку в разговоре:  «запомни, раз и навсегда….».
Тетя Лиз, любящая рассуждать, объясняла Джейн, почему она  должна следить за ее поведением даже в мелочах.
- Пойми, мы самые твои близкие родственники. Мы очень надеемся и верим, что сэр Фрэнсис вернется с войны живой и невредимый. Но, он отправился на очень опасную войну. И если он не вернется домой, тогда мне придется заменить тебе мать, а  Лайонелу….
-  Запомните раз и навсегда, - Джейн не узнала свой голос,  настолько он был громкий и резкий. - Запомните раз и навсегда, что мой папа возвращался с любой войны, и непременно вернется после войны с русскими. Поэтому, вы никогда не будет моей матерью, а ваш муж не будет  моим отцом!
С этими словами она повернулась и направилась к буфету.
- Я советую тебе оказаться от таких дерзких замашек, - заметил дядя Генри. – Они могут кончиться очень плохо!
Тетя Лиз лишь вздохнула, чуть не пустив слезу.
Что же касается Лайонела, его нога поправлялась без проблем и осложнений. Так считал прежний врач, раз в неделю посещавший Освалдби-Холл. Тетя Лиз явно доверяла доктору и не собиралась созывать  обещанный консилиум. Она даже не навещала больного. Дядя Генри чаще заходил в кабинет, правда, чтобы взять свежие газеты, прочитанные Лайонелом.
- Почему ей не стыдно так врать? – говорила Джейн брату. – Ведь она втерлась к нам, чтобы присматривать за тобой….
- И за домом, - продолжил Лайонел, посасывая очередной кусок шоколада. – Я рад, сестрица, что она выполняет только вторую часть обещанной программы.
- Ну да, ты лежишь, поэтому она присматривает за мной, - вздохнула Джейн.
                *     *     *

Летом 1854 года теплые недели чередовались с прохладными. Был очередной холодный и дождливый день. К тому же, дядя Генри вчера вернулся в Освалдби-Холл из Лондона, что делало погоду особнно противной.
Джейн, накинувшая шаль, ожидала почтальона на крыльце, вместе с Уной. За Лайонелом пока еще признавалось право первым читать свежие газеты.
Почтальон проявил обычную пунктуальность. На этот раз, он улыбнулся Джейн особенно задорной улыбкой.
- Здравствуйте, юная леди. Хорошо, что сегодня вы меня встречаете лично. Сегодня я принес не только новости с военных театров, но и корреспонденцию, адресованную лично Вам.
И протянул Джейн письмо, которое та, естественно, немедленно схватила вместе с газетами, поблагодарив почтальона и дав ему от себя два пенса.
 И помчалась в дом, засунув газеты под мышку и не слушая укоризненных слов Уны – «так не положено, мисс Джейн, я должна принести вам почту на подносе»...
«Лайонел переживет минут пятнадцать без своих газет. Вообще-то, он тоже оставит газеты, ради письма. Ладно, прогляжу сама, ведь письмо адресовано мне. Потом отнесу ему».
Скажем честно, Джейн так не терпелось прочесть письмо, что было просто лень дойти до комнаты Лайонела. Она вбежала в теплую гостиную, подошла к окну. Поцеловала конверт, аккуратно, без ножа отодрала полоску грубой бумаги и потянула тонкий белый листок.
«Дорогая Джейн.
Я нарочно адресовал это письмо тебе, а не Лайонелу. Тетя Лиз говорила, что у него могут быть осложнения. Может быть, врачи запретили ему читать. Решай сама.
Жизнь богата внезапными поворотами, поэтому не удивляйся…»
Джейн не сразу расслышала шаги. А когда оторвалась от чтения, то увидела дядю Генри.
- Пришло письмо? – не здороваясь, спросил он.
- Да. Я получила письмо, - уточнила Джейн.
- Это письмо от отца?
- Да.
- Запомни, раз и навсегда. Когда приходят письма от взрослых, дети не читают их, а отдают взрослым. Взрослые сами читают письма и решают, что можно сообщить детям, а что – нельзя.
У Джейн перехватило дыхание. Она глубоко вздохнула, пришла в себя и почувствовала легкий толчок. Дядя Генри выдернул письмо из ее руки.
Толчок вывел Джейн из оцепенения.
- Мистер Стромли…. Взгляните на конверт. Письмо адресовано мне!
- Какое это имеет значение? –  рассеянно ответил дядя, глядя не на Джейн, а на письмо.
- Такое, - сказала Джейн так же громко, - что папа написал письмо мне. Мне! А вы… Он даже не знает, что вы сейчас живете в нашем доме! В этом письме нет ни строчки, адресованной вам!
Дядя Генри все же отвлекся от чтения и поднял взгляд на Джейн.
- Дерзость перешла все границы. Я долго терпел, но дальше терпеть невозможно. Ты не прочтешь это письмо, дерзкая девчонка. Кстати, ты наказала и своего братца, пусть скажет тебе «спасибо». Если ты будешь вежливой, может быть, я отвечу на твои вопросы о содержании….
Все, что дядя Генри сказал после обещания никогда не показать Джейн письмо отца, она не слышала. Но уже не потому, что не могла дышать и думать. Наоборот, мир стал для нее таким же ясным и простым, как в ту самую секунду, когда дымящийся снежок летел под ноги задиристым соседям.
Они, считающие, что папа может не вернуться с войны, будут читать его письмо?
-  Хорошо, - спокойно, чуть ли не смиренно сказала Джейн, - но вы не прочтете его тоже.
Она шагнула к дяде и вырвала у него из рук, и письмо, и конверт. Дядя Генри настолько не был готов атаке, что даже не пытался удержать письмо в руке.
- Отдай его! Отд… Что ты делаешь, маленькая мерзавка?!
Джейн успела сделать многое. Она добежала до камина, последний раз взглянула на письмо, с родными, привычными строчками, поцеловала его и кинула в огонь. Потом схватила кочергу и вмяла и бумажку, и конверт в пламенеющие угли. Поэтому, дяде Генри, попытавшемуся выхватить листок из пламени, досталось лишь облако искр, устремившееся ему в лицо.
Если дядя и был опален, то разгневан еще больше. Впрочем, как показалось Джейн, он и тут был верен себе: обернулся к ней не раньше, чем убедился, что спасать из огня уже нечего.
- Так... дерзкая дрянь, - медленно проговорил он, - вот сейчас ты отучишься от своих привычек раз, и навсегда!
И кинулся на Джейн, опрокинув тяжелый стул.
Джейн метнулась к двери. Оттуда в коридор, оттуда на второй этаж.
Какие только дурацкие мысли не лезли ей в голову на бегу! К примеру, она радовалась, что эта история приключилась не в их портсмутском домишке, а в Освалдби-Холле. Здесь было так просторно, будто она мчалась по городской улице.
Еще Джейн поняла, как замечательно она изучила усадьбу покойного сэра Хью. Она не только находила правильный маршрут, исключавший тупики, но и, подсказывала дяде Генри.
- Осторожно, мистер Стромли…  Здесь за углом шкаф.  Будьте осторожны,  дальше стертые ступеньки. Мистер Стромли… держитесь за перила!
Дядя Генри почему-то считал эту заботу издевательством и отвечал на каждое предостережение угрозой, с каждый разом все злее и злее. В конце концов, он не удержался на ступеньках и чуть не догнал Джейн, правда, не сбежав вниз, а скатившись кубарем. Джейн проследила с безопасного расстояния, что он упал удачнее, чем Лайонел, и встал на ноги.
Пожелав дяде быть осторожнее, Джейн поднялась по боковой лестнице,  направляясь в свою комнату. Где и заперлась.
                *     *     *

Некоторое время спустя дядя  Генри постучался в дверь. Он остыл, но был столь же решителен.
- Открой и выйди. Если мне придется вызвать слесаря, тебе достанется гораздо больше.
- Если дверь взломают, я выпрыгну в окно, - сказала Джейн.
Надо заметить, перед этим она взглянула на место предполагаемого падения и пришла к выводу, что, скорее всего, останется жива. Или будет лежать в соседней комнате с Лайонелом. Что было бы не так и плохо.
- Можешь не беспокоиться, - спокойно сказал дядя Генри, - я лично к тебе не прикоснусь.  Тебя накажет тетя Элизабет – она дама и она твоя родная тётя. Поверь, для нее это очень неприятная, но необходимая обязанность.
- Да, я была вынуждена согласиться на это, – сказала тетя Лиз, так грустно,  будто наказание грозило ей самой.
«Внизу, цветник, может, даже, ногу не сломаю, - подумала Джейн. – Тогда сразу на конюшню за лошадью. Будем надеяться, Диана оседлана. Вот только дальше-то, что?»
- Простите, мистер Стромли, - раздался за дверью голос миссис Дэниэлс. – Но все неприятные и необходимые обязанности такого рода, возложены сэром Фрэнсисом исключительно на меня.
- Вы неправильно понимаете ваше положение в этом доме, - сказала тетя Лиз.
- Напротив, понимаю очень хорошо. И свое, и не только свое, - громко ответила мисс Дэниэлс. Но сейчас главное не это. Я повторяю и готова подтвердить под присягой, хоть констеблю, хоть королевскому прокурору: из всех взрослых, находящихся в этом доме, только я имею право наказывать мисс Джейн, если это будет необходимо. И так будет до того дня, пока я не получу письменное подтверждение от сэра Фрэнсиса о том, что воспитательские права переданы кому-то другому.
- В этом доме, мисс Дэниэлс, письменные подтверждения попадают в камин непрочитанными, - слегка хохотнув, ответил дядя Генри. «Он что, умеет шутить?», - подумала Джейн.
Дальнейшее обсуждение продолжалось в стороне от двери, приглушенными, рассерженными и злыми голосами. Слышны были только дядя и тетя. «Неслыханная дерзость, заслуживающая самого строгого внушения»». «Рано или поздно ей придется выйти». «Нет, это слишком мягкое наказание». «Дорогой, ты предлагаешь держать ее в комнате до следующего письма от отца?».
Джейн могла бы дойти до двери, сесть на пол и, прижавшись ухом к замочной скважине, лучше расслышать голоса в коридоре. Она не сделала этого, так и, оставшись сидеть на подоконнике. Недавняя секундная ненависть, когда она смогла бы затолкать в камин самого дядю, превратилась в холодную и застывшую злую решимость. «Будь, что будет, - думала она. – Признают, что права миссис Дэниэлс – выйду. Взломают дверь – выпрыгну. А пока и с места не сойду!».
- Джейн, - раздался громкий и беспокойный голос тети Лиз, - Джейн, пожалуйста, подойди к двери. Ты слышишь?
«Боится, что я уже выпрыгнула? – подумала Джейн, и направилась к двери неторопливым шагом. Все же, очень уж не медлила: вдруг мисс Дэниэлс волнуется тоже?».
- Я здесь, - сказала она.
- Вот и отлично, - голос тети Лиз заметно повеселел, - а еще отлично, что ты сама подсказала нам, как тебя следует наказать. Как дерзкая, непослушная, невоспитанная, не уважающая взрослых девчонка, ты будешь сидеть в этой комнате. А, учитывая уникальные обстоятельства  твоей дерзости, ты просидишь здесь месяц.  Если же ты….
- Я согласна, но с одним условием, - перебила ее Джейн, - я смогу видеться с Лайонелом.
Еще пару минут за дверью продолжался педагогический совет, сопровождаемый словами «немыслимая дерзость» и «излишняя жестокость». Потом заговорила миссис Дэниэлс.
- Джейн, тебе разрешат видеть Лайонела два раза в день. Мы будем ходить к нему вместе, и я ручаюсь, что тебя никто не тронет пальцем.
-  А я ручаюсь, - рявкнул дядя Генри, - что если  в течение месяца, увижу тебя, шастающую по Освалдби-Холлу в одиночку, то тебя не защитит никто.
- Спасибо, миссис Дэниэлс, - громко сказала Джейн. – А вы… А вы, помните, мой папа непременно вернется! Запомните это, раз и навсегда!
И, не слыша голосов из-за по-прежнему запертой двери, подошла к окну. Села рядом и заплакала.



Глава 7

В которой Джейн и Лайонел делают неприятнейшее открытие и убеждаются в том, что независимо от них его сделал дядя Генри, выясняется, что сэр Фрэнсис нуждается в присмотре, как и его сын а солдатику Томми дается важное поручение


К счастью, тете Лиз и дяде Генри не пришло в голову уточнить продолжительность посещений Лайонела. Джейн приходила к брату и утром, и вечером, а бывало, так задерживалось с утра, что было непросто сказать, в каком же помещении она была заключена под домашний арест: в собственной спальне, или же в комнате брата.
Лайонел наслаждался жизнью. Не будь Джейн свидетельницей истории с Герцогом, она бы сказала, что он упал нарочно. Лайонел просто зарывался в своих любимых газетах. Свежие он читал и вырезал из них заметки, а старые тоже читал, но не касался ножницами, а делал выписки и наклеивал  в различные блокноты.
- Знаешь, - не раз говорил он Джейн, - я думаю, когда-нибудь правительства всех стран перестанут тратиться на обычных шпионов. Вместо этого, достаточно выписывать все основные национальные газеты и тщательно их просматривать. Если не лениться, то там можно найти все нужные сведения. Главное, уметь увидеть то, что нужно.
- Звучит забавно. А как проверить? – говорила Джейн, выуживая из вазы очередной кусок шоколада.
 Контроль над кухней окончательно перешел к тете Лиз. Джейн как-то не придавала этому значения, но после того, как попала под домашний арест, выяснилось, что дополнительным (хотя и не объявленным) наказанием, стал полный запрет на сладкое. Она не жаловалась, но Лайонел об этом как-то пронюхал и требовал дополнительную порцию шоколада, повторяя, как он полезен при переломах. Тетя Лиз не спорила.
- Да очень просто, - отвечал Лайонел. – Ты этого не знаешь, а я отвадил дядю Генри именно газетами. Он уже третью неделю со мной не общается.
- А раньше общался? – с укором спросила Джейн. После истории с письмом такие отношения казались ей предательством.
- Ну да, - ответил Лайонел.  – Когда он заходил ко мне за газетами, то говорил со мной о колониальной торговле. Узнав, что я интересуюсь динамикой цен на кофе и пробую делать прогнозы…. Нет, не надо, я же больной!
Напоминание было своевременным. Лайонел привык, что когда он употребляет слово, незнакомое сестре, и не извиняется перед этим, она может запустить в него любым подходящим предметом. Вот и сейчас, Джейн схватила сливовую косточку, прицелилась брату в лоб, но, вспомнив, что сейчас ему не увернуться, опустила руку.
- … Динамикой цен на кофе, - продолжил Лайонел, - это когда отслеживают, как изменились цены на кофейные урожаи, в прошлом году, позапрошлом, предыдущем и так далее, а потом эти данные обобщают и предполагают, как кофе может стоить в будущем году.
- Скукотища, - заметила Джейн, положив косточку и вытерев пальцы салфеткой. – И как же ты его отвадил? Сделал прогноз на такую динамику, что он умчался в Лондон на биржу покупать акции?
- Нет. Я выяснил, что он, как бы это сказать, не очень надерзив, не всегда помнит свою собственную биографию. А именно, ее индийский период.
- Как это?
- Недели три назад, он зашел сюда. Я просматривал книгу «Выдающиеся британцы», кстати, рекомендую и тебе. Он увидел заголовок и сказал, что встречал немало выдающихся наших соотечественников вживую. Дядя тщеславен, это я замечал и прежде. Среди прочих он назвал и генерал-губернатора Индии лорда Генри Гардинга – героя войны с Корсиканцем  и победителя сикхов . Когда я спросил его, где же он видел лорда Гардинга, дядя ответил, что встречался с ним в Индии, на границе с Пенджабом. А неделю спустя, у нас зашел разговор о железнодорожном сообщении в колониях, дядя Генри заявил, что не застал  строительство железной дороги в Индии, так как покинул полуостров в 1834 году и больше туда не возвращался. Я удивился и переспросил его – именно в 1834 году? Он подтвердил, и тогда я спросил: но ведь лорд Гардинг прибыл в Индию в 1844 году!
 - И что сказал наш тщеславный дядюшка?
-  Буркнул что-то и быстро вышел из комнаты. С того дня он ни разу не заводил со мной разговоры. Однако эта загадка заинтересовала меня. Ее следовало бы разгадать!
- Особенно лежа в постели, - заметила Джейн.
Лайонел, что было для него характерно, не обиделся.
                *     *     *

Конечно же, у брата и сестры хватало других тем для разговоров, кроме динамики цен на кофе и загадок дяди Генри. Они вместе читали газеты, особенно статьи про войну и гадали, где же сейчас находится папа и чем он занят, вместе с эскадрой сэра Чарльза Нэпира.
Отдадим должное покойному дяде Хью: кроме огромной библиотеки и подшивок старых газет, в его кабинете было много самых разных карт. Лучше всего был «Атлас европейских берегов». С этим атласом можно было спланировать военную операцию, против любой прибрежной страны, от Португалии, до Швеции.
- Взять Петербург с моря очень непросто, - авторитетно утверждал Лайонел, во время очередного картографического путешествия из Северного моря в Финский залив.  Море там мелкое. Видишь, эти маленькие цифры? («Вижу, это показана глубина», - отмахнулась Джейн от всезнайки). Нашим кораблям придется пройти мимо Кронштадта, а там сильные береговые батареи и к тому же стоят на якоре немало вражеских кораблей. Я читал, что русские не выходят в море, но и стоящий на якоре корабль, если на борту хорошие канониры – опасный противник. А еще, между Кронштадтом и берегом, несколько фортов, построенных русскими совсем недавно. Они поступили очень остроумно: зимой, когда море замерзло, да, не удивляйся, в России замерзает даже море, разрубили лед, забили сваи и бросили на дно огромные ящики с песком и гранитные плиты . Так появились новые острова-крепости, с пушками и гарнизоном.
- Значит, если море замерзнет, то папа вернется домой еще до зимы? – с надеждой спросила Джейн.
- Да. Ведь наша королева умнее, чем Наполеон, причем, не нынешний, а его дядя. Она не будет воевать с русскими среди сугробов.  Разве что, мы захватим в Балтийском море или Финском заливе остров, устроим там базу, и вернемся весной, когда будет тепло.
И Лайонел, хвастаясь своими знаниями, начал перечислять острова, которые можно захватить: Готланд, Эзель, Даге, Аландские острова, где у русских есть крепость Бомарзунд. И даже Толбухин маяк, хотя он совсем близко от Кронштадта.
- Помнишь, как ты мечтала о том, что королева назначит папу генерал-губернатором тропического острова? – сказал он.
- Да, - ответила Джейн и подумала: может, лучше было бы мечтать, чтобы папа просто не уплывал на свои войны? Вдруг, эта мечта сбылась бы! Тогда не нужен и Освалдби-Холл, хватило бы и старого портсмутского дома. Там, кстати, ее помещали под чуланный арест лишь однажды, и то, на один вечер.
- Вдруг Ее Величество и правда назначит нашего папу комендантом одного из русских островов?
- Брр, там же холодно! А вдруг море замерзнет и на остров, по льду прискачут казаки?
Лайонел приумолк -  о такой драматической возможности он не подумал. А Джейн догадалась, как извлечь из нее пользу.
- Когда дядя Генри и тетя Лиз узнают, что у папы появилась новая недвижимость, - продолжила она, - то непременно сядут на корабль и приплывут на этот остров. А папа, узнав о приближении казаков, успеет получить приказ об эвакуации и уйдет со своим гарнизоном. А дядю и тетю не предупредит. Нет, тетю лучше забрать с собой, - поправилась она, - все же она почти ничего плохого не сделала и к тому же наша родственница
- И тогда казаки заберут дядю Генри, - восторженным шепотом продолжил Лайонел. – А ведь еще могут прискакать калмыки, они даже в войну с Наполеоном сражались луками и стрелами. А может русский царь призовет на войну якутов. Они запрягают в свои сани собак и оленей. Правда, я читал, что каннибалы в России не живут.
- И они увезут дядю Генри в свои вигвамы, - столь же восторженно, но громче, подхватила Джейн. А так как тетя Лиз осталась в Англии, они заставят его жениться на самой мудрой и старой женщине своего племени. И она будет постоянно ему говорить: «запомни, раз и навсегда, что взрослые должны…».
- А он будет постоянно ворчать, как ворчит у нас в столовой: «эти дикари не умеют поджарить ростбиф как следует», потому что…
И вдруг Лайонел замолчал, будто кто-то заткнул ему рот. Джейн даже испугалась и взглянула на дверь – не вошел ли дядя. Дверь была открыта, для свежего воздуха, к тому же, в скрипучем коридоре шаги были бы слышны еще от лестницы. Нет, они явно были одни.
- Джейн, какой же я осел! – сказал Лайонел. – Почему я об этом не подумал! Ведь дядя и тетя получают в наследство всю нашу недвижимость! Если…
- Об этом «если» я и не думаю, - отрезала Джейн.
- И я не хочу думать. А вот они, похоже, хотят. Не верю, что они появились в Освалдби-Холле, чтобы ухаживать за мной!
- Теперь я понимаю, почему папа собирался перед отъездом переписать завещание…
- Вот именно, что собирался, - чуть не застонал Лайонел, - и переписал бы, не приди в голову мне дурацкая идея покрасоваться на Герцоге! Ведь мы же говорили об этом предыдущим вечером. Но утром… Конечно, все вылетело у папы из головы. Я во всем виноват! Но все равно, на месте папы, когда у нас на пороге появилась тетя Лиз, я поскакал бы к нотариусу даже с риском опоздать на корабль. Хотя ведь завещание можно изменить и на борту, а заверит его капитан.
- Папа как-то сказал мне, что когда корабль отплыл в военную экспедицию, составлять завещание считается плохой приметой, - сказала Джейн. – Ладно, давай об этом не говорить.
- Давай. Просто, я только сейчас понял, что мы ждем папу домой,  а рядом с нами живут люди, которые его совсем не ждут. И, наверное, обрадуются, если он не вернется.
Джейн махнула рукой, и они вернулись к спору о том, какой порт на русских берегах будет захвачен в первую очередь.
                *     *     *               
Неделю спустя, миссис Дэниэлс отлучилась в Ливерпуль, навестить больную мать. Как нетрудно догадаться, дальнейшие события стали возможны исключительно из-за ее отъезда.
Джейн хорошо помнила условия своего ареста – выход из комнаты лишь под руку с миссис Дэниэлс. Она догадывалась, что дядя Генри помнит их не хуже, поэтому не решалась выходить из комнаты одна. Действительно, когда они пару раз встречались в коридорах, дядя Генри бросал на нее такие взгляды, будто говорил: «Тебе повезло, что рядом миссис Дэниэлс».
Теперь она отбыла на три дня. Перед отъездом, сопроводительная миссия была передана Уне. В первый день она выполнила свою миссию. На второй, постучалась в комнату Джейн так рано, что даже разбудила ее.
- Извините, мисс Тшейн, но миссис Стромли сказала мне, что у меня сегодня будет много дел , и если вы хотите с утра пообщаться с мастером Лайонелом, то я толшна сопроводить вас именно сейчас.
- Открыть глаза и умыться…, - спросонья пробормотала Джейн, - зайдите через час…..
Через час Уна не пришла. А также через два часа, и через три. Джейн выглянула в коридор и позвала, но никого из слуг на этаже не оказалось.  Выйти и пройти в другой конец коридора, она не решилась: вдруг дядя подстерегает ее поблизости.
«Это напоминает мне суд над Орлеанской девой, о котором недавно рассказывал Лайонел, - подумала Джейн, - ей тоже подстроили какую-то каверзу, чтобы она дала повод для смертной казни. Шекспир, конечно прав: она зналась с нечистыми духами; жаль, мсье Тибо с этим не согласен. Все равно, не стоило казнить бедняжку».
Джейн в очередной раз задумалась над парадоксом, не раз отмеченным Лайонелом: англичане всегда воевали с французами, а теперь объединились с ними против русских. Она еще не знала, что сегодня ей придется еще раз вспомнить Орлеанскую деву и даже ощутить себя ею. 
Такие размышления отвлекали ее, но Уна не шла, и надо было решаться. К примеру, пройтись по коридору без обуви. А если дядя  Генри выскочит из своей предполагаемой засады, то добежать до комнаты Лайонела.
А если он войдет туда и осуществит угрозу?
Джейн в очередной раз выглянула в окно, надеясь увидеть кого-нибудь из слуг. Но, вместо них увидела незнакомца, идущего к усадьбе.
Делать пока что было нечего, и Джейн вспомнила совет Лайонела: если видишь человека, то попробуй представить, кто он такой, а потом узнай, права ты или нет. Поэтому Джейн стала наблюдать за незнакомцем.
Это был высокий широкоплечий бородач, в большой шляпе. Такому человеку естественно идти быстрым и размашистым шагом. Однако незнакомец брел медленно, и было очевидно, что не от усталости, а от раздумий. Когда до крыльца оставалось шагов тридцать, незнакомец остановился и закурил трубку. На это он потратил добрые пару минут, после чего окончательно сбавил шаг.
«Он прошел восемь миль от станции, но так и не решил, нужно войти ему в дом, или нет, поэтому затягивает время, - подумала Джейн, - понять, почему бы так? Одет как джентльмен, или, как человек, желающий походить на джентльмена. Но пришёл пешком. Кстати, к кому же он явился в гости? Не к слугам же. А если к дяде Генри, то тот встретит его, и будет беседовать в левом крыле».
Это был шанс спокойно дойти до комнаты Лайонела. Конечно, шанс ненадежный. Джейн поняла, какая большая разница, когда ты просто играешь в размышления, и когда должна подумать и действовать.
Подождав, пока незнакомец войдет в дом, Джейн выглянула в коридор. Взяла туфли в руку, направилась к Лайонелу.
Она прошла уже больше половины, когда на лестнице заскрипели ступени. Судя по звукам, поднимался дядя Генри.
От испуга Джейн выронила туфельку. Нагнулась, подняла. И поняла: отступление уже отрезано. Пара секунд и дядя окажется в коридоре, увидит ее. Поможет ли ей, если она успеет умчаться и закроется у себя или у Лайонела? Ведь сейчас в Освалдби-Холле нет миссис Дэниэлс и никто не помешает дяде взломать дверь.
«Маленькая, невоспитанная дрянь! Наконец-то я смогу научить тебя, как уважать взрослых! На этот раз ты получишь по заслугам!».
Все эти соображения, как и вполне возможные слова дяди Генри промелькнули в голове Джейн за одну секунду. А заодно промелькнула мысль: чтобы успеть, что-то сделать, у нее как раз одна секунда и осталась.
И тут Джейн вспомнила про лестницу Лунной Леди. Вообще-то, пока Лайонел был на ногах, они еще дважды исследовали ее, собирая впотьмах остатки паутины. Ни скелетов, ни золота не нашлось, поэтому они забросили это занятие.
А если дверь заколочена? Прыгать в окно?
«Хоть бы и в окно», - подумала Джейн, толкая дверь. Та скрипнула и поддалась на полдюйма.
Джейн слышала, что умирающий человек вспоминает всю свою жизнь. Наверное, она тоже умирала в эти секунды, так как вспомнила многое из прошлого. В том числе, последний визит на Лунную лестницу, когда Лайонел, на прощание, закрыл дверь и прижал ее сверху согнутым гвоздем. Значит, достаточно…
Джейн отыскала гвоздь и, не обращая внимания на боль в большом пальце, отогнула его вверх. Толкнула дверь еще раз. Та открылась.
«Интересно, знает ли он про эту дверь? И, если не знает, то не поймет ли, что ею только что воспользовались?», - подумала Джейн, осторожно закрывая дверь за собой. Кстати, комнату я не закрыла, и если он обнаружит, что меня там нет…».
- Дорогой!
Голос тёти Лиз звучал приглушенно, но все же различимо.
- Дорогой, можно тебя на пару слов... мне доложили – у нас гость...
В голосе тети была непривычная интонация. то есть непривычная по отношению к мужу, но вполне обычная в обращении со слугами и, конечно, с самой Джейн. Это была смесь сарказма и неудовольствия.
Опять раздался скрип ступеней. Он медленно затихал; дядя Генри спускался по лестнице.
«Теперь никто не помешает мне пройти к Лайонелу, - подумала Джейн, облизывая саднящий палец. -  Однако что же это за странный визитер? Может, мне пойти и узнать, кто он такой?»
И Джейн, удерживая туфли в одной руке, а другой держась за перила винтовой лестницы, поднялась в закрытый коридор. Из редких щелей бил свет, но его, конечно, не хватало.
Зато слышно было ничуть не хуже, чем в первый вечер, когда они с Лайонелом открыли для себя эту лестницу и коридор. Поэтому голос тети Лиз Джейн услышала скоро и отчетливо.
- Дорогой, я никогда не вмешивалась в твои дела. Но сейчас я не могу скрыть удивление. Если служанка не перепутала фамилию, то мистер С. - это тот самый Счастливчик Джонни, о котором ты говорил. Позволь спросить, что понадобилось в нашем доме каторжанину?
«В нашем доме?» - со злостью подумала Джейн. И тут же ей показалось, будто дядя Генри угадал ее мысли.
- Дорогая, ты плохо расслышала мои недавние слова. Я никогда не говорил, что это наш дом. Я лишь говорил тебе, что этот дом может стать нашим. Но это возможно лишь при соблюдении некоторых условий. Первое из них: ты действительно, не вмешиваешься в мои дела. Могу успокоить тебя: Счастливчик Джон у нас ненадолго. И если ты хочешь, чтобы он покинул наш дом в самое ближайшее время, не отвлекай меня. Лучше посиди в холле, так чтобы ты видела дверь гостиной. Любое постороннее ухо - неуместно.
- Я поняла, дорогой.
- И хорошо. А теперь пригласи Счастливчика. Томить ожиданием даже такого гостя не совсем учтиво.
И Джейн поняла, что визит к Лайонелу отложен на неопределенное время.
                *     *     *

Дядя Генри и  Счастливчик Джон говорили тихо. К счастью, они расположились у стены. Поэтому Джейн слышала каждое слово.
- Мистер Стромли, я слышал, что вы хотели встретиться со мной, - сказал гость. Его голос был сильный, хрипловатый и при этом, немного беспокойный. – Вы хотели поговорить о чем-то важном, но не о моем долге, - последние слова были добавлены с очевидной поспешностью.
- Да, именно так, - после некоторой паузы (томительной паузы, как поняла Джейн) произнес дядя Генри. – Конечно, мистер Счастливчик, было бы неверно думать, будто я забыл про долг – я никогда не забываю о долгах. Но, важно не это: если мы договоримся, я готов не только забыть о долге, но и выдать вам безвозвратный кредит.
Казалось, дядя Генри продолжит. Но он замолчал, ожидая, что скажет собеседник.
- Я даже немножко удивился, когда мне сказали в Ливерпуле, что меня разыскивает некий джентльмен, а это оказались именно вы. Вы мистер Стромли, действительно остались джентльменом – и, как я погляжу, теперь чуть ли не сквайр.
-  Кем я стал, не ваше дело,  - ответил дядя Генри, - но джентльменом я остался, в отличие от вас. Вы понимаете причину, мистер Счастливчик? Причина в маленьком отличии между нами. Нам обоим пришлось быть в одном шаге от причала, с которого отходит корабль в Ботани-Бей .  Но я  избежал последнего шага. Поэтому я являюсь джентльменом и могу ходить по земле родной страны с гордостью, в отличие от некоторых моих знакомых, вынужденных по возвращении оглядываться через плечо. 
«Достойнейшим джентльменом! – подумала Джейн, - ну почему никто, кроме меня, не слышит этот разговор?!»
- Но хватит обо мне, поговорим о вас, - продолжил дядя Генри, -  Надеюсь, вы догадались, почему я не тратил слишком много времени на поиски вашей особы, а дождался, когда вы отзоветесь на мое приглашение?
- Потому, - ответил гость, - что джентльмену не следует таскаться по притонам в поисках прежних компаньонов, не сумевших остаться джентльменами.
- Это  верно. Но была еще одна причина. Я хотел понять, сохранили вы способность находить нужных  людей. Результатами проверки я удовлетворен и беру вас к себе на службу. Да, именно на службу, а не в компаньоны, как  бывало прежде. Мистер Счастливчик, как я убедился, вы, действуя самостоятельно, ошибаетесь. А вот исполнять поручения вы  умеете.  Я хочу дать вам поручение.
- Какое?
- Ваша задача отправиться на театр боевых действий. Нет, не умирать за Королеву и Страну . Дураков на это дело много, но ни я, ни вы, к ним не относимся. Ваша задача найти капитана морской пехоты сэра Фрэнсиса Летфорда. Этот достойный джентльмен в данный момент осаждает одну из русских крепостей на Балтике. Мне нужен надежный человек, который отыщет его и присмотрит за ним.
- Вы хотите, чтобы он…
Из-за стены донесся энергичный, но почти не слышный звук. Джейн показалось, что дядя Генри тихо прошипел «тсс!».
- Ох, Джонни Счастливчик, вас постоянно губила и, боюсь, погубит, поспешность и пристрастие к ненужным словам. Что такое «вы хотите»? Если еще раз спросите меня о том, что я хочу, то в дальнейшем мы будем говорить о вашем долге. Нет, я буду говорить только о своих чувствах. Я ничего не хочу, и не планирую. Я только предчувствую свои будущие чувства. Поняли?
- Да, - с вздохом ответил Счастливчик.
- А чувства мои такие. Конечно, как верноподданный Ее Величества, я буду рад, если отважный офицер придет с войны живым и невредимым. Но, в силу определенных личных причин, к этой радости будет примешана грусть. Очень сильная. А вот если этот офицер падет в боях за Королеву и Страну, то чувство радости во много раз превысит чувство грусти. Надеюсь, вы меня поняли?
- Да, - ответил гость. 
- А теперь, чтобы вы не только поняли, но и прониклись важностью вашей миссии. Если я получу известие, что оберегаемый вами офицер не вернулся с войны, мои чувства будут столь велики, что я смогу с вами поделиться радостью. Наши прежние денежные недоразумения будут забыты. Кроме того, я смогу устроить вашу судьбу и найти вам  такое место, где вам не станут докучать ни сыщики,  ни кредиторы.
- Я благо….
- Подождите. Но если капитан Летфорд вернется, подозреваю, что эта новость ввергнет меня в грусть. Она будет столь велика, что я поделюсь ею с вами. И, подозреваю, вам достанется большая доля. Я достаточно высоко ценю свои чувства и не смогу пощадить человека, который не пощадил их. Вы пожалеете, что вообще сегодня явились сюда!
Последние слова дядя Генри просто выкрикнул и ударил кулаком по журнальному столику. Кстати, своевременно, так как Джейн не смогла сдержать стон и поторопилась прикусить руку.
- Я понял, - произнес гость.
- Вот и отлично. Тем более, вы, как минимум дважды оказывались в подобных ситуациях и выходили из них с честью.
- Трижды.
- Тем более. Видите, я как всегда прав больше, чем наполовину. Мистер Счастливчик, тянуть время нежелательно. Я дам вам сумму, которая с лихвой покроет ваши дорожные расходы. Чтобы попасть на корабль и отплыть к действующей эскадре, вы можете стать врачом, негоциантом, священником, журналистом, не мне вас учить. Советую отказаться от индийских воспоминаний: на борту могут быть офицеры из колоний. Чаще употребляйте ваш американский акцент: янки на корабле окажутся вряд ли.
- Да, вот еще. При благоприятном, точнее печальном исходе, постарайтесь изучить бумаги покойного. Если вы доставите их мне, то размеры моей благодарности увеличатся. Если не сможете – не надо, но убедитесь, что от них остался пепел. Это тоже очень обрадует меня. А теперь – в путь…

Видимо, отношения, сложившиеся между дядей Генри и Счастливчиком Джонни, не допускали промедлений. Послышался скрип отодвинутого кресла, секундная пауза – Счастливчик взял деньги, -  и удаляющиеся шаги.
Джейн встала, щипнула себя, желая убедиться, что не спит, и двинулась  по коридору. Хотя дядя и пошел проводить гостя, терять время она не собиралась. Впереди уже маячила секретная дверь, и тут у Джейн язык прилип к нёбу, а волосы не то чтобы встали дыбом, но явственно зашевелились.  Сквозь щели двери пробивался слабый свет, и в этом свете была явственно видна неподвижная женская фигура в белом, стоявшая у подножия лестницы. Фигура двинулась к Джейн – как показалось той, не шевелясь и не касаясь ногами пола. Крик застыл у Джейн в горле...
 -Мисс Тшейн....  – тихо произнесла фигура. Джейн чуть не упала в обморок от облегчения. Лунная леди, если она существовала, была явно уроженка Йоркшира или уж по крайней мере англичанка, и говорить с гэльским акцентом ей было не с чего. 
- Уна?
- Мистер Стромли попросил меня сопроводить вас в комнату мастера Лайонела. Я не нашла вас в вашей комнате и испугалась – вы ше знаете, Вам нельзя...
- Как вы... Как вы нашли...
- Слуги всегда знают больше, чем думают хозяева, мисс Тшейн... идёмте, я толшна Вас проводить, мистер Стромли велел...
- Мой дядя всегда трогательно заботится о своих родственниках, -  рассеянно сказала Джейн. Они осторожно вышли в коридор, и тут Уна внимательно посмотрела на Джейн и тихо спросила:
- Простите, Вам не плохо, мисс Тшейн? На Вас лица нет....

                *     *     *

- И больше ты ничего не запомнила? – в очередной раз спросил Лайонел.
- Ничего, - в очередной раз ответила Джейн.
У Лайонела  была досадная привычка повторять одни и те же вопросы. К примеру, он успел спросить сестру самое меньшее пять-шесть раз: попыталась ли она разглядеть обратный адрес на отцовском конверте, перед тем, как бросить его в огонь, или нет. «Может, ты не присмотрелась, но просто взглянула, и эта картинка отпечаталась в твоей голове? – рассуждал он вслух, - как бы сделать так, чтобы ты вспомнила». Джейн даже предложила подвергнуть ее какой-нибудь простой пытке, вроде щекотки, но Лайонел отверг идею.
Сейчас он был огорчен тем, что Джейн не запомнила мистера Счастливчика.
- Если бы я был преступником, скрывающимся от закона, то носил бы самую пышную бороду, которую только бы смог отрастить, и самую большую шляпу, которую только можно купить в шляпной лавке, - заметил Лайонел. – Ладно, спасибо, что запомнила про американский акцент. Теперь переходим к самому трудному: решаем, что делать. Я вижу три варианта. Первый самый простой и самый глупый: не делать ничего и ждать нового письма. Когда же оно придет, немедленно предупредить папу. Так ты может быть все-таки…
- Я. Не. Запомнила. Адрес. На. Сожженном. Конверте, - отчеканила Джейн.
- Да, извини. Теперь второй вариант, тот самый, который ты предложила, едва войдя в кабинет. Ты по-прежнему считаешь, что надо обратиться к властям?
- Не уверена, что поверят, - вздохнула Джейн.
- Зато я кое в чем уверен. Давай устроим маленький домашний спектакль. Ты играешь саму себя, я – всех остальных. Итак, Джейн Летфорд пришла в полицию....
Голос Лайонела изменился, стал нарочито взрослым и официальным.
- Мисс Летфорд, сообщите, что привело вас в полицию. Не волнуйтесь, будьте уверены, я, как и присутствующие, здесь ваши родственники (основной допрос пройдет в присутствии тети Лиз и дяди Генри, - заметил Лайонел свои обычным голосом) желают вам только добра. Свидетелем, какого происшествия вы стали в минувшую среду?
- Господин констебль, наш дом посетил скрывающийся от каторги преступник, - сказала Джейн.
- Уважаемая юная леди, это очень важное заявление. Будьте добры, уточните нам его имя. Счастливчик Джон. А приметы? Большая шляпа и пышная борода?
- Сэр, надеюсь, теперь вам понятно, что перед нами плод болезненной детской фантазии?
Джейн вздрогнула, настолько удачно Лайонел смог воспроизвести интонацию дяди Генри.
- Подождите, пожалуйста, мистер Стромли.  Мисс Летфорд, продолжайте. В чем заключалась суть состоявшегося преступного разговора?
- Он сказал… Он сказал, - Джейн запнулась, пытаясь найти максимально четкую формулировку. – Дядя Генри сказал, что если мой папа не вернется с войны, то он будет этому рад, и просил гостя отправиться на Балтийское море и присмотреть за папой.
- Извините, ваша честь, - Лайонел заговорил участливым и взволнованным до легкой истеричности голосом тети Лиз, - извините, но может не стоит утомлять допросом бедное дитя?  Это очень впечатлительный и нежный, но, к сожалению также избалованный и капризный ребенок, выросший без отца и матери, в обстановке полной безответственности за свои поступки. Недавно Джейн выхватила письмо из рук своего дяди и бросила в камин лишь за то, что родственник захотел прочитать это послание первым. Ваша честь, как бы вы наказали свою дочь за такой поступок?
- У меня нет дочерей, но сын, безусловно, пожалел бы о такой дерзкой выходке, - сказал «констебль».
- Вот, вот, - продолжила «тетя Лиз». А мы ограничились тем, что посадили ее в комнату, под домашний арест. Похоже, такой воспитательный метод оказался слишком жестоким для впечатлительного ребенка, и наша племянница попыталась избавиться от наказания, опираясь на свои причудливые фантазии.
- Это существенно меняет дело, - сказал Лайонел голосом полицейского инспектора, – Я надеюсь, вы будете добры и снисходительны к ребенку, чей отец сейчас сражается за Королеву и Страну. Впрочем, я также надеюсь, что вы избавите полицию от необходимости выслушивать детские фантазии.
- Непременно, ваша честь,-  «дядя Генри» почти не пытался скрыть свою радость, но, обращаясь к Джейн, почти скрыл злость. - Пойдем, милая, нам есть о чем поговорить дома.
- Вот, - сказал Лайонел своим привычным голосом. – Все будет так, или, примерно вот так.
- Лайонел, ты говоришь как взрослый, - тихо сказала Джейн.
- Нет, сестричка. Просто я ещё не совсем взрослый, и поэтому хорошо понимаю взрослых. Ты согласна, что остается только один выход?
- Да.
- Ты должна сама отправиться к Балтийской эскадре и найти отца раньше, чем до него доберется наемный убийца, - спокойно сказал Лайонел.
- Я сразу подумала об этом. И больше всего боялась, что ты будешь меня отговаривать.
- Не стал бы. Если ты отправишься в путь, у тебя в любом случае останется вторая возможность. Ты можешь дать показания о подслушанном разговоре в любом городе Англии и на борту любого британского корабля. Может, на корабле к тебе и прислушаются и, даже, отправив домой, пообещают передать письмо отцу. Но если ты дашь показание в нашем графстве, шанса на второй вариант не будет. Твой арест затянется не на один месяц, и наш дорогой дядюшка станет запирать дверь комнаты на ключ, а может и поставит решетку на окна. Он выпустит тебя на свободу только в одном случае…
Лайонел замолчал, и Джейн поняла почему. Брат подумал над тем самым случаем, при котором дядя Генри сочтет, что племянница для него больше  не опасна.
- Теперь, - сказал Лайонел, - приступаем к делу.
- Приступаем, руководи.
- А что мне еще остается? – грустно сказал Лайонел. - Наверное, первыми штабными офицерами были воины со сломанными ногами – ни на что другое, чем составлять планы для других, они не годились. Тебе понадобятся деньги. Перед отъездом отец оставил мне тридцать фунтов. Возьми их себе, у меня останется мелочь на разные потребности. Кстати, насчет мелочи. Видишь, на полке стоит мистер Пигги-Пенни? Будем считать, что уже настала осень и его пора заколоть. Черт, погоди, дай полюбоваться! Я откармливал его два года, мечтал приобрести «Британнику» .  Вот она, здесь, на полке, вообще у нашего замечательного покойного сэра Хью столько книг, что мечтать мне больше не о чем. Разбей о пресс-папье. Отлично. Возьми немного мелочи, она тебе понадобится. Остальную мелочь всыпь в эту карандашницу и поставь рядом.
- Спасибо.
- Вот уж, действительно, не за что. Хорошо, что тебе не понадобится  что-нибудь продавать. Девочки, продающиеся на улице дорогие вещи, всегда вызывают особый интерес, впрочем, мальчики тоже. Кстати, надо будет решить с одеждой. Ты должна взять платье, в котором путешествуешь, и положить его ее на стул в своей комнате. Так, чтобы и служанки, и дядя, и тетя не сразу заподозрили, будто ты отправилась в дальнее путешествие. Ты сбежала из под ареста в домашней одежде, решила погулять и заблудилась в парке Чем позже дядя Генри поймет, что тебя надо искать не в окрестностях Освалдби-Холла, а в  дальних краях – тем лучше для всех.
- Лайонел, ты прекрасный лидер. Какие еще идеи?
- Тебе надо как следует выспаться до вечера. Если ты уйдешь в полночь, то сможешь сесть в утренний поезд и выспаться уже там.
- Хорошо. Но если моё отсутствие обнаружат утром.... Уна ведь приносит мне завтрак... Кстати, где она – мы уже сколько времени разговариваем.
Тут дверь спальни тихо открылась, и Уна появилась на пороге собственной персоной – без стука и не попросив разрешения войти, неслыханная вещь для служанки.
- Мисс Тшейн, мастер Лайонел... Простите, я никогда не стала бы подслушивать, но я видела Ваше лицо... я поняла, что что-то случилось, а миссис Дэниелс в отъезде.... Мисс Тшейн, я слышала, о чём вы сейчас говорили... если хотите, я поеду с вами. Я...
- Стоп, Уна,  - перебил Лайонел, - с какого места вы начали слушать и  что именно вы слышали?
- Что сэру Фрэнсису угрошает опасность, и мисс Тшейн долшна найти его. Только я не поняла, какая опасность...он ведь и так на войне...
- Уна, а разговор мистера Стромли с его посетителем вы слышали?
- Нет, мастер Лайонел, не слышала, врать не буду.  Но почему...
-  Жаль.  Но делать нечего. Уна, не обижайтесь, но вы и правда очень плохо умеете врать и притворяться, так что я не могу вам сказать всю правду.  Просто поверьте, мы знаем, что делаем.
- Мошет быть, я фсё-таки...
           - Спасибо, Уна, но это исключено. Тогда ваше отсутствие заметят сразу, а Вы, как взрослая, чего доброго попадёте под суд, - немедленно возразил Лайонел, - но вот если бы вы могли скрыть исчезновение Джейн хотя бы на день... даже на полдня – чтобы утренний поезд наверняка ушёл.  Просто не поднимайте тревогу утром – оставьте завтрак и всё. 
- Ну, если это помошет... Мисс Тшейн, Вы ведь собираетесь в Россию... Мошно я Вас попрошу... У меня брат, в девяносто третьем полку – полку Аргайлских и Сазерлендских Горцев. Понимаете, фактор его Сфетлости обещал, что нам оставят наш надел, если Мэрдо запишется в полк... только он нас обманул, и не нас одних. Весь остров согнали с земли – в наших краях офцы нынче приносят больше дохода, чем арендаторы... Большинство уехали прямо в Канаду – говорят, в Нова Скотии  скоро будут говорить по-гэльски больше народа, чем в старой Шотландии... А мы с мамой не мошем уехать, пока Мэрдо слушит. Я нарочно ничего ему не писала поначалу – боялась, что он дезертирует, если услышит, а это знаете, чем пахнет... А потом их полк послали под Севастополь. Если вы вдруг его найдёте, передайте письмо от меня... а он Вам, глядишь, и  помошет. Спросите Мэрдо Кэмпбелла, сына Иана Кэмпбелла из Охенкраггана на острове Сгиах. Только не перепутайте, Охенкрагган есть и на острове Мулл, и на острове...
- Но Уна, мне ведь надо вовсе не под Севастополь, а на Балтику.
- Ох, мисс Тшейн, и то, и другое Россия, мошет, и встретитесь. Так Вы запомните: девяносто третий полк, Аргайлские и Сазерлендские горцы, Мэрдо Кэмпбелл, сын Иана Кэмпбелла из Охенкраггана на острове Сгиах. Я напишу записку вечером... днём у меня ни минутки свободной нет...

                *     *     *

- Джейн, это глупо.
- Лал, ты повторяешь это в третий раз. Я не могла уйти, не попрощавшись.
- Сестричка, я рад, что ты зашла. Но у нас нет времени. Если кому-нибудь придет в голову заглянуть сейчас в мою комнату, наш план рухнет. Прощайся и уходи.
Пожалуй, Лайонел был прав. Джейн поймала себя на том, что со страхом прислушивается: не донесутся ли из коридора звуки приближающихся шагов. Кстати, она второй раз за день нарушила условия домашнего ареста.
Но если бы этого страха и не было… Еще недавно, днем, когда в комнате гостили солнечные лучи, план казался таким простым и легким, как прогулка по вязовой тропинке до озера. «Нам повезло, что отца отправили на Балтику, а не в Черное море», - говорил Лайонел, показывая на карте будущий маршрут Джейн.
Днем все было просто. Сейчас, когда за окном утвердилась душная и тревожная вечерняя тьма, все что осталось понятного и привычного в мире – кровать Лайонела, освещенная лампой, его, немного похудевшее лицо, его книги и тетрадь, полная мудрых каракулей, и пустая вазочка с крошками шоколада.
Кстати, когда она уедет, кто будет приносить ему шоколад?
На одну секунду, конечно же, только на одну, Джейн захотелось стать тем самым констеблем и решить, что все услышанное ею утром, это фантазии нервного и впечатлительного ребенка. Сказать Лайонелу: «я пошутила», пощекотать его, если он надуется, поцеловать, услышать слова прощения и еще полчаса проговорить о якутах и маори, о паровозах, о подводном телеграфе, даже о динамике цен на кофе. Лишь бы не думать о темноте за окном. И дороге в этой темноте.
Джейн прикусила губу и отвернулась, чтобы не всплакнуть.
- Джейн, Томми с тобой?
Джейн не сразу сообразила, что брат говорит с нею об ее верном солдате.
- Да, а что.
- Дай, пожалуйста. Я хочу дать ему поручение.
Джейн протянула ему солдатика. Лайонел бережно его взял, поднял к свету.
- Томми, я знаю, что ты вместе с Джейн отправляешься в дальнюю дорогу. Очень дальнюю и очень трудную, но ведь солдатам не привыкать, правда? Надеюсь, Джейн тебе все объяснила. Если нет, то она исправит упущение, время у вас будет. Томми, пожалуйста, следи за ней и не позволяй сестричке Джейн делать глупости. Хотя бы, не посоветовавшись с тобой. Береги ее и  помоги найти папу. Заметано, Томми?
- Джейн, прощай и иди. Чем позже я получу весточку о тебе, тем больше шансов, что у тебя все будет в порядке. Не думай обо мне. Думай о том, как добраться до Балтийского моря. Пока.
- Пока, Лал. Ты даже не догадываешься, как мне повезло с братом.
- Зато знаю, как мне повезло с сестрой. Полный вперед!

Ночь оказалось не такой уж и душной, и не такой темной, как чувствовалось в доме. Поблескивали августовские звезды, скоро должна была взойти луна.
«Пройти в полночь Лунной лестницей,  Закрытым коридором и не испугаться. Наверное, я берегу свой страх для чего-то более серьезного», - подумала Джейн, выходя из потайной двери.
Прошла несколько шагов, оглянулась и только сейчас поняла, как сильно успела полюбить Освалдби-Холл, со всеми его комнатами, живыми и прошлыми обитателями. Поэтому, она поспешила отвернуться, чтобы подавить желание остаться. Только успела разглядеть огонек в комнате Лайонела.
Где-то за горизонтом ворчала гроза.
«Наверное, там, куда я отправляюсь, тоже будет громко, - подумала Джейн, - кстати, надо  поторопиться. Начинать путешествия под дождем не в моих интересах».
И быстро зашагала по аллее. 


Конец первой части


ИЗ ВТОРОЙ ЧАСТИ


Глава 1

В которой выясняется, что реквизиция мирного судна Королевским Флотом имеет далеко идущие последствия для всей команды от юнги до капитана, кот оказывается проницательнее людей, а оловянный солдатик слышит необычную исповедь


Настроение Роберта Макноутона, капитана парохода с не очень подходящим для гордости трансатлантческой Северо-Западной Линии названием «Саут Пасифик»  - было скверным.
Нельзя сказать, что его огорчила какое-нибудь новость, или перемена погоды. Капитана Макноутона раздражало, а если быть точным, не нравилось все, происходящее с его кораблем последние два месяца.
Ее Величество королева Виктория, безусловно, была права, объявив войну России. Русский царь захотел завоевать Турцию, а эта страна такая большая, что даже мысль, что кто-то присвоит ее себе, ни с кем не поделившись, вызывала возмущение. К тому же, как капитан прочел в газетах, в России невинных людей ссылают в Сибирь, где жить нельзя. Это тоже было возмутительно, так как в Англии ссылали только преступников, и в Австралию, где жить можно.
К сожалению, победить Россию не удалось без капитана Макноутона, вернее, без его судна. Когда «Пасифик» в очередной раз пересек Атлантический океан, выяснилось, что согласно воле Ее Величества, в лице Адмиралтейства, «Пасифик» временно становится военным кораблем. Его борта вооружаются  десятью пушками, в каютах селятся офицеры, в кубриках третьего класса – артиллеристы и сапёры, а трюм наполняется военным грузом. После чего «Пасифик» следует в Балтийское море, чтобы присоединиться к эскадре сэра Чарльза Нэпира.
«Пасифик» стал военным кораблем, и у него начались проблемы. Первой стала поломка гребного винта. Быстро починить не удалось, и корабль задержался на три недели в порту Портсмута. 
Эти три недели принесли  новые несчастья – часть экипажа, не планировавшая служить в Королевском Флоте, сбежала на берег и завербовалась на суда, которые плыли к любым другим берегам, кроме русских. Пришлось обновить чуть ли не треть экипажа, причем брать черт знает кого; маршрут «Пасифика» был известен всему Портсмуту. Это обещало новые проблемы, заметные уже в порту и проявившиеся во всей красе в плавании.
Одну из проблем – на камбузе, капитан Макноутон собирался решить этим же вечером. Вообще-то это дело проще и естественнее всего было бы поручить боцману, но в данном случае  капитан хотел разобраться сам - скверное-прескверное настроение, как раз для дисциплинарного разговора.
Капитану никогда не пришло бы в голову подходить к камбузу на цыпочках, но его шаги все равно не услышали. Крошка Джейми фальшиво и громко тянул старую матросскую песенку «Куда матросу путь лежит, скажите, братцы, мне», Микки пытался ему подпевать, Джонни расставлял в буфет вытертую им посуду, а кок Эндрю распекал всех троих.
При виде капитана камбузная команда замолчала, вытянулась в не очень убедительное подобие стойки «смирно» и обернулась к нему.
- Добрый вечер, сэр, - сказал кок и все трое юнг.
- Добрый вечер, - кивнул капитан. – Итак, хочу сказать вам то, что должно было дойти до всех вас, включая тупого Джейми. Нас призвали на службу Ее Величества и послали к черту на рога, а если точнее, в когти русского медведя. Однако эта маленькая неприятность не позволяет никому отлынивать от своих обязанностей. Камбуз должен готовить обед, даже если ужин состоится на адской кухне.
Кок Эндрю согласно кивнул. Крошка Джейми почесал голову. Микки поковырял в носу. Джонни осторожно поставил на полку буфета тарелку, которую держал в руках при появлении капитана – стоять вытянувшись с тарелкой в руке было, и правда, неудобно.
- Между тем, в нашей кают-компании, как и в мирное время, столуются джентльмены – офицеры Ее Величества. Мне очень неприятно слышать нарекания с их стороны на качество блюд и сервис.
Капитан сделал обычную паузу, когда ожидают возражений, но, не дождавшись, продолжил односторонний диалог.
- Да, Эндрю, не могу не посочувствовать тебе. Но в том, что камбуз «Пасифика» превратился в приют для исправления малолетней шантрапы, есть и твоя вина. Ты ручался, что камбуз не разбежится в порту. Ты оказался неправ, и теперь будешь воспитывать это отребье, не забывая  при этом и собственные обязанности.
Капитан подошел к Крошке Джейми и дернул его за ухо. Для этого ему пришлось поднять руку: Джейми, несмотря на свои шестнадцать лет, был на голову выше капитана.
- Тебе придется объяснить этому малышу, что для сна Господь Бог создал ночь, а остальное время суток предназначено для более полезных занятий. Нельзя дремать весь день, иначе, сынок  ты рискуешь однажды проснуться в море. Если команда узнает, что обед задержался из-за твоей сонливости, мне не придется приказать спустить тебя за борт и окунуть: я разрешу команде сделать это.
Крошка Джейми удивленно икнул и уставился на капитана. Кажется, он впервые проснулся с момента появления капитана на камбузе.
- Тебе также придется объяснить  Микки, что стюард должен быть вежлив и опрятен. Когда от мальчика-стюарда пахнет помойкой, это прямое оскорбление для репутации корабля. Ты слышишь меня?!
Капитан молниеносно ухватил левой рукой Микки за ухо, рванул и дал короткую, звучную пощечину правой ладонью.
Окончательно проснувшийся Джейми ухмыльнулся. Кок Эндрю одобрительно кивнул головой, Джонни вздрогнул и чуть не столкнул с полки злополучную тарелку, но поймал на лету.
- Ты также не должен совать пальцы в блюда, приготовленные для кают-компании! И уж точно ты не должен намекать джентльменам, что будешь расторопнее, если получишь фартинг. И если я еще раз узнаю, что ты тайно шуруешь в кладовой… Я знаю, откуда ты, но из голодного края тебя мальцом увезли, пора бы и отъесться малость за столько-то лет  .
- Сэр, это был Джонни! Он любит уединяться! –  взвизгнул Микки.
- Да, про Джонни я чуть не забыл, - сказал капитан. – Джонни, повернись, когда к тебе обращаются.
Джонни повернулся и поднял голову.
- Джонни. Эндрю говорит, что ты старательный парень, только не очень любишь грязную работу.
- Да, сэр, не люблю, - ответил Джонни, пристально глядя в глаза капитану.
- И не люби. Главное, делай. Запомни, сынок, тот, кто на моем корабле, лучше других делает грязную работу, раньше других получит шанс делать чистую. А тот, кто плохо делает чистую…!
Последние слова капитан рявкнул, обернувшись к Микки (Джонни с облегчением отвел взгляд). Микки отшатнулся, прикрывая щеку, хотя на этот раз обошлось без оплеухи.
- Запомните мальчики! Я не собираюсь воспитывать вас, а только хочу предупредить! «Пасифик» стал военным кораблем, что упрощает дисциплину. Тот, кто будет спать на ходу, покусовничать, подворовывать и портить репутацию корабля в глазах путешествующих джентльменов, очень быстро окажется привязанным к пушке и познакомится с «дочерью канонира» . Поверьте мальчики, это не домашняя трёпка. Вы поняли?
- Да, сэр! – ответили Джонни и Микки. Джейми что-то пробурчал.
- Эндрю, следи за мальчишками. Иначе, ради поддержания дисциплины, я вынужден буду отделать одного из них так, что тебе  придется дня три выполнять его обязанности.
- Есть, сэр!
- Да, насчет чистой и грязной работы. Эндрю, с завтрашнего дня натаскай Джонни на стюарда. Он заменит Вонючку-Микки, если джентльмены еще раз укажут мне на  эту  его особенность.
- Но сэр…
- Понимаю, парень пятый день на корабле. Но идея поставить стюардом разносчика из паба оказалась не самой удачной. Джейми служит год, однако если он станет стюардом, то джентльмены получат обеденный десерт на следующее утро. Натаскай Джонни! И проследи, чтобы Джейми выспался, а Микки – умылся.
- Есть, сэр, - сказал кок, вслед уходящему капитану. Потом повернулся к подопечным.
- Ну, мальчики, добавить мне нечего. Скажу одно: если кто-то допляшется до неприятностей, я покрывать не буду. Это относится и к тебе Засоня, и к тебе, Вонючка, и к тебе….
Кок несколько секунд думал, как бы лучше обозвать Джонни.
- И к тебе, Скромняга.
На камбузе установилась тишина, обычная, когда все темы плохого разговора исчерпаны.
- Капитан сказал, что я должен выспаться, - прервал молчание Крошка Джейми голосом неожиданно тонким для его комплекции.
- А я должен умыться, - усмехнулся Микки. – Значит, отчистить сковороды должен Джонни. Это грязная работа, делай ее старательно (окающий ирландский акцент превратил это слово скорее в «сторотельно»),  глядишь, и сбудутся слова капитана насчет чистой работы.
- Мистер Эндрю…, - Джонни взглянул на кока, не зная, что сказать. Поручение отчистить посуду, на которой готовился обед для кают-компании, было дано Микки.
- Об обязанностях стюарда поговорим завтра, - произнес кок, зевнул и удалился вслед за Джейми.
- Так что, Скромняга, почетная обязанность вернуть сковородам чистоту - на тебе! Или, на Мистере Моргане. Можете кинуть жребий.
Сказав это, Микки направился к трапу. Но повернул с полдороги, подошел к Джонни и дал ему подзатыльник. Джонни, от неожиданности,  чуть не упал лицом в лохань со сковородками, но устоял на ногах и повернулся, готовый дать отпор.
- Привыкай к судовым обычаям, парень. Если ты получил то,  чего не досталось другу, надо делиться. Джейми получил от капитана, я тоже, а ты – нет. Пришлось восстановить справедливость.
- Хорошо, Микки, я с тобой как-нибудь тоже поделюсь, - ответил Джонни, - кстати, ты не хочешь разделить грязные сковородки?
- Не хочу, - хохотнул Микки и быстрым шагом покинул камбуз.
Джонни вздохнул, повернулся к лохани. Перед этим, взглянул в угол.
- Мистер Морган, может, и правда, поможешь?
Мистер Морган  лениво открыл пасть и мяукнул.
- Что «мяу»? Мяукать и я умею. Вот слушай! Мяу-мяу-мяу! Точно не поможешь? Ну, как хочешь.
                *     *     *

Половина черной посуды была вымыта и отведена до медного блеска, когда на камбузе появился визитер.
- Привет, Джонни.
- Здравствуйте, мистер Г…  Ваше пиво в углу, возле Мистера Моргана.
О том, что боцман, известный за глаза всей команде как Три Пинты, имеет право заходить на камбуз за добавочной вечерней порцией эля, Джонни узнал в первый же день на борту «Пасифика». Кок перечислил членов экипажа, имеющих те или иные привилегии. И уточнил, что прочим на камбузе делать нечего.
- Если меня рядом нет, гони их сам, - сказал кок. – На тебя будут злиться, но поверь, если я увижу при тебе на камбузе того, кому там быть не положено, разозлюсь еще больше.
Выполнить приказ оказалось трудней, чем запомнить. Кое-кто из команды, например щербатый парень по кличке Весельчак Билли, пытался вторгнуться на камбуз со словами: «мне плевать на сторожевых щенков!». Поэтому, узнав старого боцмана, Джонни облегченно вздохнул.
- Да, малыш, ты сам как относишься к пивку? – дружелюбно, но с легкой, едва заметной хитринкой, произнес боцман.
- Я занят, сэр.
- Очень правильно, - заметил боцман, вытирая губы после первого глотка. – Пиво и работа не дружат.
Некоторое время боцман Три Пинты молча обдумывал свою мудрость. Джонни, так же сосредоточенно, отчищал чугунную сковороду, к которой припекся картофель.
- Джонни, я сегодня почувствовал перец в обеденном вареве.
- Его было слишком много, сэр? – испуганно спросил Джонни.
- Наоборот, - произнес боцман,  после недолгой и мучительной паузы, - перца было сколько нужно. Старина Эндрю – не жадина, но у него прибавилось хлопот с новыми пассажирами – офицерами и солдатами Ее Величества. Поэтому он просто забывал о пригоршне перца в котел для братвы.
- Но сэр…,
- Понимаю, Джонни, сейчас он даже не варит суп для команды, отдав эту работу долговязому соне. Мне чертовски нравится что ты, когда встал у котла, сварил наше хлебово как надо.
Боцман отхлебнул пиво и продолжил.
- Джонни, ты паренек с мозгами и, что особенно важно, с сердцем. Поэтому, хотя ты на борту лишь пятый день, я не говорю тебе – эй, новый юнга! Я называю тебя по имени. Не потому, что ты из джентльменов, не думай.  Раз записался в команду, так забудь, из какого ты семейства и из какой школы сбежал. И потому вот совет. Вчера ты пустил слезу. Не мотай головой, я заметил. Так вот. ты должен держать себя так, чтобы никому не пришло в голову обозвать тебя девчонкой. Если команда начнет обзывать тебя девкой в штанах, тебе придется сойти на  берег, или порезать кого-нибудь и доказать, что ты мужик. Зря лыбишься, юнга,  Мой приятель, Рябой Никки,  попал на борт в твоем возрасте и рыдал по ночам вспоминая недавно умершую мамочку. Кончилось тем, что ему пришлось смывать кличку Плакса-Никки, покарябав ножом одного из весельчаков. Шутник выжил, поэтому история обошлась для Никки в три дюжины  «кошек для юнг», но с той поры на борту его держали за мужика. Джонни, тебе это надо?
- Нет, сэр. Не надо.
- То-то же. Кстати, ты знаешь, что один из команды уже признал в тебе девчонку? Догадался? Чего ты краснеешь, будто и впрямь девка? Соображалки не хватает? В тебе увидел девчонку Мистер Морган! Или девчонку, или наоборот, взрослого мужика. Только не мальца.
Юнга засмеялся (перед этим облегченно вздохнув), а боцман, посмеявшись тоже, продолжил.
- Вот это, Джонни, загадка. Старина Морган ни разу не позволил ни одному мальчишке прикоснуться к себе. Его еще котенком бросила в канал какая-то полоумная детвора. Наши ребята его выловили, принесли на борт, он обвыкся к морской болезни, подрос и установил свои порядки от бака до юта и от трюма до клотика. На борту «Пасифика» не водятся крысы. Вообще. Собаки могут находиться только в каютах и на привязи: однажды он загнал под диван кают-компании датского дога одного из джентльменов. Уже потом пса из под дивана с трудом вытащили двое парней. И ни один юнга ни разу не смог приблизиться к Мистеру Моргану ближе, чем на три фута. Взрослым морякам он позволяет погладить себя, или шипит, если не в духе. Любого мальца, тянущего к нему грабли со словом «пусс-пусс»  - рвет без предупреждения. Ты видел шрам на щеке камбузного дылды? Так вот, парень попался на дешевую подначку: ему сказали, что новичок на камбузе должен погладить котика.  Тебе ведь тоже это предлагали?
- Да, - усмехнулся Джонни, - Микки сказал, что каждый новый юнга обязан познакомиться с Мистером Морганом. – Я погладил, и ничего не случилось. Хотите, докажу?
- Хочу, - согласился боцман, - болтовня-болтовней, а увидеть всяко лучше.
Джонни вытер руки, приблизился к Мистеру Моргану, осторожно положил ладонь на голову, погладил и почесал подбородок. Кот фыркнул, помотал головой, но других признаков несогласия не проявил.
- Да, не врали, так оно и есть. Если кто-то назовет тебя Джонни-Плакса, или Джонни-Задохлик, я скажу: на самом деле, ты Джонни-Друг-Котов. Плакса – дурная кличка. Мамки-то нет?
- Да, - ответил Джонни, - отец – плавает. Дома – мачеха, хоть не возвращайся на каникулы. А в школе…
- Не продолжай парень. Про школы для джентльменов мы наслышаны, хоть  и не учились.  Оно, конечно,  и верно – ежели, к примеру, ты потом в офицеры подашься да матросов будешь гнобить, так хлебни сперва лиха сам. Но от этого, надо думать, не легче...
Джонни кивнул, продолжая отчищать кофейник.
Боцман допил пиво, вытер бороду.
- Пошел я. Давай, Джонни, не хнычь. Дом у тебя теперь здесь, привыкай. Притерпится, не заметишь, как забудешь о слезах. Да еще плывем на войну, вот веселуха пойдет. Тут уж  некогда будет хныкать. Пока.
Джонни продолжал чистить кофейник, напевая про себя песенку, которой научился от Микки и Джейми: «- Куда лежит дорога, мне, скажите, братцы, мне, я новичок на корабле, куда дорога мне? - Мыс Горн нам скоро огибать, вот путь тебе куда, и будешь парус поднимать среди штормов и льда...» . Ей-Богу, я бы лучше стоял на вахте в шторм, чем чистил эти проклятые кастрюли...

                *    *     *
               
 Джонни отчистил кофейник. Осторожно открыл дверь кладовки, вошел. Вынул из кармана брюк маленького оловянного солдатика. Погладил его и зашептал.
- Привет, Томми. Мы уже пятый  день на корабле и  четвертый день в плавании. За это время, меня раскрыл только Мистер Морган, но он, как настоящий джентльмен, промолчал. Пять дней, Томми, а ведь мой мудрый братишка Лал говорил, что меня разоблачат уже на вторые сутки.
Юнга говорил так тихо, что было непонятно, шепчет он или просто шевелит губами.
- Мне сказали, что «Саут Пасифик»-  самый комфортабельный корабль из тех, что бороздят океаны. На его борту уютно даже команде. Мне охота посмотреть на некомфортные корабли. Ладно, это глупость. Спишем ее на усталость. Завтра, а на самом деле, уже сегодня, новый день и новое веселье. Похоже, мне придется прислуживать джентльменам. Забавно, ведь совсем недавно я стала юной леди и успела к этому немного привыкнуть. У Бога хорошее чувство юмора, правда, Томми?
Томми дремал на маленькой ладошке. Его голова уютно устроилась на большом волдыре, как на подушке, а ноги – на подсыхающей мозоли.  Подобно Мистеру Моргану, он все понимал, но отвечать не спешил. 
- Честное слово Томми, слезок больше не будет. Даже если мне придется опять поработать за уснувшего Джейми. Даже, если Вонючка придумает еще одну каверзу. Мне придется вставать раньше всех, чтобы спокойно умыться, а лечь позже всех, чтобы перед сном… Ну, понимаешь Томми, есть вещи, без которых никому не обойтись, только морякам на корабле с этим проще. Зато, когда рано встаешь и поздно ложишься, засыпаешь легко-легко и не видишь глупых снов. И,  что особенно приятно, нет времени и сил, на разные глупости, вроде морской болезни. Видишь, Томми, как все здорово!
Томми не возражал.
-   Мы скоро доплывем, путь не такой и дальний. И тогда мы найдем человека, который увидит во мне девчонку. А точнее, свою дочь. Моего папу.

 Из 5-й главы

В которой звучит первый выстрел, «Саут Пасифик» берёт первого пленного, Джейн отдает шиллинг, а ночью происходит событие, страшнее абордажа.

Для команды и пассажиров «Саут Пасифика» следующий день был наполнен ожиданиями – хотелось поскорее прибыть к эскадре и узнать, когда же закончится Балтийская кампания. Джейн этот тоже интересовало, но, кроме того, у нее было несколько собственных ожиданий.
Она ждала от Счастливчика Джона продолжения поисков людей, способных делать полезные вещи за большие деньги. Она ждала – и готовилась отразить - месть Микки. Наконец, каждая прогулка с подносом полным посуды, приводила к ожиданию того, что дело кончится звоном и неизбежной расправой, с возможным разоблачением. Микки, к счастью, больше не подстерегал ее в коридорах. Видимо, боялся. Все равно, Джейн на всякий случай носила в кармане шиллинг. Если совсем припрет, тогда отдать. Позорно. Но позор, грозивший за разбитую чашку, был еще большим.
Все это так издергало Джейн, что она, ложась спать, задумалась: не стоит ли открыться? Подумала, и отвергла идею. Надо узнать, на каком корабле сейчас папа и требовать  доставки к нему. Иначе ее порыв могут  не понять и отправить в Англию на первом же возвращающемся пароходе.  Значит,  папа, не предупрежденный об опасности, останется по соседству со Счастливчиком Джоном и шутником Билли.
Она вскрикнула в полусне и чуть не вцепилась в шерсть Мистера Моргана.
- Не спишь? Правильно, - почти сочувственно заметил Микки. – Ты засни покрепче, вот тогда узнаешь, что будет.
                *     *     *

Джейн проснулась, так, не узнав, на какие ночные каверзы способен Микки. Настроение было мрачным, и она решила, что каверза непременно последует днем. Однако следовало вставать и выполнять свои треклятые обязанности.
Мистер Вандерби, как заметила Джейн, в салоне, среди джентльменов, оставлял свои грубоватые привычки и вежливо поддерживал разговор на любую тему, стараясь не углубляться. На этот раз говорили об Индии. Хотя  Счастливчик Джон сказал, что  в Индии не бывал, и поэтому забрасывал собеседников вопросами, Джейн заметила, что при этом он чуть-чуть напрягался, как любой лгун.
Была середина ленча, когда в салон вошел матрос.
- Сэр, - обратился он к капитану Макноутону, - в море обнаружена шлюпка. Курс зюйд-вест.
- Уходит от нас? – спросил капитан.
- Сразу не скажешь, сэр. Как посмотришь, так непонятно, то ли дрейфует, то ли там грести пытаются.
- Сменить курс, сблизиться и осмотреть, - распорядился капитан.
Ленч продолжался, но тема разговора немедленно сменилась.
- Джентльмены, задумывались ли вы об этом, - спросил майор Колверн, - что на войне относительно редко происходят кораблекрушения и любые катастрофы, как следствие буйства стихий. Война – катастрофа сама по себе и когда бушует бог войны Марс, Нептуну лень размахивать своим трезубцем. Готов держать пари: шлюпка, дрейфующая в открытом море, связана с войной.
- Тот случай, когда пари является излишним, - заметил капитан Макноутон,  –  мирного судоходства в этой части Балтики не осталось. Остается выяснить, кто, зачем и куда плывет в шлюпке.
- Спасшиеся моряки русского корабля.
- Нашего или французского.
- Только французского, наши не потеряли бы корабль в такую погоду.
- Джентльмены, не забудьте о курсе, - заметил капитан Тремэйн. – Велики шансы, что это наш шпион, решивший перебраться из Финляндии в Швецию и передать сведения местному агенту нашей разведки.
- Еще было бы любопытнее, если бы он оказался русским шпионом, - заметил майор. – Впрочем, мы сменили курс и через пять минут узнаем, кто был прав.
Джентльмены вышли из салона: загадка, допускавшая столько ответов, заинтересовала всех.
Джейн не знала, входит ли в обязанности стюарда оставаться в салоне, после того, как офицеры прервали ленч. Поэтому она сделала то, что хотела: пошла за всеми остальными.
Новость о загадочной шлюпке в открытом море облетела корабль, так что на правом борту собралась небольшая толпа. Перед капитаном и офицерами все расступились; это позволило и Джейн найти место у фальшборта и на несколько минут ощутить себя пассажиркой, вышедшей на прогулочную палубу. Сделать это было особенно легко, так как все смотрели не на Джейн, а на таинственную шлюпку.
Почти сразу стало понятно, почему вестовой затруднился определить, гребет шлюпка или дрейфует. Поначалу всем показалось, что лодка просто качается на волнах. Но едва корабль сменил курс, как отчетливо стало видно: человек в шлюпке (похоже, бывший там один) взялся за весла. Несколькими гребками, не очень сильными и умелыми, он все же развернул ее и поплыл, а правильнее сказать, попытался поплыть, в сторону от корабля.
Впрочем, будь он даже лучшим гребцом планеты, встреча была неизбежной. «Саут Пасифик» чуть подправил курс и приближался к шлюпке. Теперь уже никто не сомневался, что пассажир в ней один.
- А я, господа, знаю, как его зовут, - заметил боцман Три Пинты, присоединившийся к зрителям.
- Как? – раздалось несколько вопросов.
- Парень, Рожденный в Рубашке, вот как. Ветер свежеет, волна поднимается. Если бы он с нами разминулся, то через час-другой перевернуло бы шлюпку, вот и песенке конец!
Еще пара минут и Джейн поняла, что в лодке сидит паренек, ее возраста, или, чуть постарше.
Понимая, что встреча с кораблем неизбежна, мальчик бросил весла, выхватил пистолет и взвел курок. Оружие чуть-чуть дрожало в его правой руке.
Толпа у фальшборта вздрогнула. Джейн, на которую еще никогда в жизни не наводили пистолет, захотелось присесть. Однако она взглянула на капитана корабля, сухопутных офицеров и, видя, что те не шелохнулись, осталась на месте.
Тем более, мальчик в шлюпке ни в кого не целился, а просто показывал «Саут Пасифику», что вооружен. Чтобы его мысль стала понятной, он встал в шлюпке, поднял пистолет, несколько раз махнул левой рукой, как отгоняют мух, предлагаю кораблю идти и дальше своим курсом.
В эту секунду крутая волна, предсказанная боцманом, подбросила лодку. Мальчик замахал руками, еле удержался на ногах, но не удержал указательный палец. Хлопнул выстрел, и пуля улетела в пасмурное балтийское небо.
От толчка мальчик упал на дно шлюпки. Пистолет вылетел из его руки и оказался  в волнах.
- Сэр, - обратился майор Колверн к капитану корабля, - прошу  запомнить: он выстрелил в нас из пистолета.
- Нам следует ответить ему орудиями правого борта?
- Думаю, пока преждевременно. Но это был первый бой в истории вашего корабля.
- Что же, если это так, то нам следует объявить себя победителями и позаботиться о пленном. Наглец заслуживает быть оставленным в своей скорлупке, но как верно заметил боцман, пару часов спустя его плавание закончится, и мы не узнаем, какие черти заставили его барахтаться посередине Балтийского моря.
- А значит, нам следует совместить гуманизм с любопытством, и поднять его на борт, - усмехнулся капитан Тремэйн. -  Я готов возглавить призовую команду.
- Не боитесь удара ножа?
- Если парень владеет ножом так же, как веслами и пистолетом, бояться нечего, - заметил капитан Тремэйн. – Впрочем, здравый смысл уже взял свое.
Здравый смысл заключался в том, что парень сидел на банке, обхватив голову руками (как почему-то показалось Джейн, делая это осторожно).
Он лишь чуть вздрогнул, когда к его шлюпке причалила шлюпка с борта «Саут Пасифика». Двое матросов взяли его за локти и перетащили в свою лодку. Был спущен трап, и Парень в Рубашке поднялся на борт корабля.

Когда пленник оказался на палубе, Джейн поняла, почему он так бережно относится к своим ладоням. Они были стерты до кровавых волдырей, некоторые из которых уже лопнули.
- Парень-то, небось, первый раз за весла взялся, - тихо заметил боцман. Джейн, стершая руки первые дни на камбузе, так пожалела беднягу, что сама ощутила боль в ладонях. Последний раз она помнила за собой такое ощущение давным-давно, когда Лайонел разбил коленку о камень. «Радуйся, больше тебе грести не придется», - захотелось ей сказать незнакомцу. И добавить: «ты-то меня поймешь, ты тоже знаешь, что такое впервые в жизни делать руками непривычную работу».
- Вы кто? – спросил капитан.
- Я подданный Российской Империи Александр Белецкий, – ответил паренек  на вполне сносном английском, даже не делая паузы для подбора слов: скорее всего, эта фраза была отрепетирована заранее.
-  Куда Вы направлялись и с какой целью?
- В форт Бомарзунд, чтобы присоединиться к гарнизону.
- Но Бомарзунд давно капитулировал , - удивленно заметил капитан, - вы знали об этом?
Александр ответил не сразу. Он вздохнул и подавил стон. «Я бы тоже огорчилась, узнав, что неприятель взял английскую крепость», - подумала Джейн.
- Я отплыл из Або, когда там об этом еще не было известно, - наконец сказал мальчик.
- Вы офицер или солдат? – спросил капитан.
- Я учащийся пансиона, - краснея, ответил Александр, - и намеревался присоединиться к защитникам крепости, как волонтер.
- Быть может, это единственный патриот в России,  добровольно отправившийся на войну, но мое пари все равно проиграно, - с добродушной усмешкой произнес майор. Офицеры засмеялись, а пленник с удивлением посмотрел на них.
- Сколько же времени вы провели в лодке?
Мальчик задержался с ответом. Теперь явственнее чувствовалось, что он подбирает нужные английские слова.
- Два дня я плыл на чухонской шхуне, - наконец сказал он. – Финны не захотели приблизиться к форту, они боялись ваших кораблей. Я купил у них лодку и поплыл дальше. Я плыл три дня.
- Они оставили вам провизию и воду?
- Провизии на шхуне было мало, а воду я допил вчера.
Капитан Макноутон только сейчас заметил Джейн.
- Джонни, кто позволил тебе корчить ротозея-пассажира? Воды!
Джейн помчалась на камбуз. На бегу она слегка ругала себя, признав правоту капитана. В конце концов, кто, как не она был должен позаботиться об Александре?
На камбузе она налила воду в большую пивную кружку, отрезала ломоть хлеба и устремилась на палубу. «Может, стоило бы посолить? – думала она, - тогда бы вышло, что его, как на картине из кабинета, встретили хлебом с солью по обычаю его страны. Впрочем, человек, три дня проболтавшийся в лодке среди моря, вряд ли мечтает о соли в первую очередь».
Когда она вернулась, разговор продолжался.
- Вы примерно представляете, в каком направлении плыли? – спросил капитан.
- Я плыл в сторону Аландских островов, - ответил Александр.
-  Вы ошиблись. Вы уверенно держали курс на остров Готланд, вблизи берегов Дании, без малейших шансов туда догрести.
- Спасибо за то, что вы меня спасли, - сказал несостоявшийся волонтер русской армии, еще раз покраснев.
Джейн протянула ему кружку. На одну секунду их глаза встретились, и Джейн окончательно поняла то, что ощущает Александр: горечь от того, что оказался не в русской крепости, а на борту вражеского корабля, радость от того, что враги спасли ему жизнь, и смущение, потому что позволяет себе радоваться. Джейн вспомнила, как Лайонел в три года упал в канаву и целый час пытался выбраться сам, не зовя на помощь, а расплакался, лишь когда его вытащили. Поэтому, Джейн, неожиданно для себя, тихо сказала ему одно из немногих русских слов, которое запомнила от папы: «слава Богу».
Мальчик удивленно взглянул на нее и Джейн улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, поблагодарил, взял кружку. Сделал большой глоток, но, потом начал пить медленно, будто не хотел. Под конец поднял кружку и вылил в рот последние капли. «Мало принесла», - подумала Джейн.
- Кружка воды и кусок хлеба – типичный тюремный обед из романтической пьесы, - с усмешкой тихо заметил капитан Тремэйн (Джейн смутилась, пожалев, что не принесла из камбуза что-то посущественнее). – Кстати, каков статус спасенного волонтера Александра?
- В вашем вопросе уже заключен ответ, - сказал  майор, - мастер Александр Белецки сам назвал себя волонтером, направляющимся в действующую армию. Это, а также попытка применить против нас оружие, по моему мнению, делает его комбатантом . Поэтому, нам следует поздравить капитана не только с первым успешно выигранным морским сражением, но и с первым пленным, а финскую лодку объявить первым морским призом.
Все взглянули на капитана, которому полагалось принять решение.
- Не вижу оснований сомневаться в правоте майора Колверна, - ответил капитан. – Однако я считаю, что нам следует вернуться к прерванному ленчу и пригласить к столу мастера Белецки . Полагаю, мы все заинтересованы в беседе с ним, а мастер Белецки – непосредственно в ленче.
Пленник (Джейн окончательно поняла, что именно пленник) подтверждал это, отщипывая хлеб маленькими кусочками и кладя эти кусочки в рот.
- Простите, сэр, - обратился боцман Три Пинты к капитану, - можно я русскому пленному вопрос задам?
- Валяйте, - ответил капитан.
- Скажите, мастер... как Вас...  вы до этого-то сами часто гребли?
- Первый раз в жизни, - ответил Александр.
- Оно и видно, - кивнул боцман, глядя на пленника с необычной смесью презрения и уважения, - далеко выгребли, однако.
- Юнга! – капитан опять заметил Джейн. «Сейчас спросит, что я делаю на палубе», - подумала она, и не ошиблась.
- Хватит здесь торчать! На камбуз, за обедом для волонтера Сэнди! -  И добавил чуть тише, чтобы тот не услышал, - положи две порции. Других пленных пока не предвидится.
Джейн умчалась.
                *     *     *
«Быть стюардом не так и плохо, - в очередной раз подумала Джейн, - услышишь и узнаешь все, о чем в салоне говорят». Правда, чужие разговоры напоминали чужую книжку: только начал читать, а ее закрыли и отобрали.
Разговаривали, конечно, с пленным Александром, или, как начала называть его Джейн – Сэнди. Сэнди ел медленно, аккуратно (а ведь ладони были перевязаны), но непрерывно, умудряясь отвечать на вопросы.
- Вы не будете против, если мы отдадим вас на растерзанию профессиональному любопытству мистера Вандерби? – спросил пленника майор Колверн («знали бы, что это за профессионал!», - зло подумала Джейн).
Сэнди не возражал, и мистер Вандерби, или Счастливчик Джон, засыпал его вопросами, которых следовало ждать от журналиста, особенно от американского. Джейн пришлось признать: любопытство мошенника было искренним и настырным, как будто он и вправду корреспондент.
Александру пришлось отвечать на все возможные вопросы, которые никогда бы не пришло в голову задать всему Камбузному Клубу. Американец спрашивал про царя и наследника престола, про русские женские нравы, про крестьян и дворянство, про русскую церковь и русские свадебные обычаи. При этом большинство вопросов задавались по принципу: «а это правда?». Правда ли, что русские дворяне могут жениться только с согласия царя? Правда ли, что в Петербурге до сих пор стоит ледяной дворец, построенный одной из цариц?  Правда ли, что в русских домах мебель появилась лишь после того, как русские войска победили Наполеона и привезли мебель из Парижа? На такие вопросы, хочешь, не хочешь, но ответишь.
Даже офицеры, не особенно осведомленные о российской жизни, иногда посмеивались, а майор однажды заметил:
- Мастер Белецки, не удивляйтесь. Эти американцы уверены, что в Испании по-прежнему проходят аутодафе, а греки верят в Зевса и Афродиту. Однажды мне попался любопытный тип, удивляющийся, почему Вашингтон не имеет посольства в Шотландском королевстве и очень удивился сообщению о том, что эта институция  не существует уже полтора века.
Словно опровергая мнение о глубинном американском незнании, мистер Вандерби задал Сэнди несколько серьезных вопросов, касающихся торговли, в частности хлебного вывоза («динамика цен», как смогла определить Джейн). Иногда Александр даже не смог ответить.
Сами офицеры задавали вопросы редко. На один из них, содержавший мягкий и деликатный интерес к укреплениям Або, Сэнди ответил:
- Моя встреча с вами является ответом на ваш вопрос. Первоначально я прибыл в Або, но увидев, как укреплен город, я усомнился, что союзная эскадра решится атаковать этот форт, и направился туда, где атака была возможна.
Молчание было прервано аплодисментами майора Колверна. Остальные офицеры тоже несколько раз ударили в ладони.
- Не думаю, мастер Белецки, - сказал майор, - что в вашем положении кто-нибудь дал бы лучший ответ.
Сэнди первый раз улыбнулся. Но на все остальные вопросы, тоже касавшиеся кораблей и укреплений, ответил примерно так же.
Когда изрядно затянувшийся ленч завершился, все опять замолчали. Наконец, капитан Макноутон обратился к Александру.
- Мастер... нет, мистер Александр Белецки, я вынужден задать вам два вопроса, напрямую относящиеся к вашему дальнейшему статусу. Готовы вы ли дать обещание, подкрепленное письменно, не поднимать оружие против Вооружённых Сил Её Величества («против союзников», - подсказал майор) на протяжении этой войны, и готовы ли вы пообещать не предпринимать попыток к бегству.
Сэнди несколько секунд подбирал слова, потом ответил.
- Простите, ни первого, ни второго обещания я дать вам не могу.
- Хорошо. Последний вопрос. Чтобы избавить вас от процедуры личного обыска, готовы ли вы дать слово, что у вас лично, и в вашем багаже нет оружия, или инструментов, способных послужить для подготовки побега?
- Да, - ответил Александр, - даю слово: у меня нет оружия и названных вами инструментов.
- Хорошо. Вы будете находиться в отдельном помещении. В случае если у вас возникнет потребность в чем-нибудь, вы можете попросить часового, чтобы при смене караула он известил меня или помощника.
- Я благодарен вам за вашу заботу, - ответил Сэнди.
«Вот так из свободных людей становятся пленными», - подумала Джейн, уже собравшая со стола все грязные тарелки.
                *     *     *

Джейн немного злилась на себя. Ей надлежало следить за Счастливчиком Джоном, ждать козней от Микки и беречь посуду, даже если Микки рядом не было. А у нее из головы не выходил Александр. Может, потому что, он чем-то напоминал Лайонела? Только был чуть старше.
Себя Джейн утешала тем, что лже-журналист вроде бы новых убийц не нанимал, а посуду она научилась носить без всякой опаски. Что же касается Микки, то за день он ничего не сделал, только назвал курицу «Джонни», перед тем, как отрубить ей голову.
Русский пленник стал главной темой вечернего заседания  Камбузного Клуба. Кто-то видел его на палубе, кто-то не видел вообще, но подробностей, доступных Джейн, не знал никто.
- Парень чего-то темнит, - сказал кто-то из моряков, когда Джейн закончила короткий рассказ. – Верно, недаром учится в пансионе, где англичанин директор, и все по-английски говорят. Специально по нашему языку натаскался, чтобы шпионить!
- Почему тогда сам сказал, никто за язык не тянул, - возразил кок. – Ничего странного, просто, сбег из школы, вот и все. Даже у нас из школ сбегают, вот, возьмем Джонни нашего, - и хитро подмигнул юнге. – Ты не бойся парень, у нас не то, что из школы,  у нас такие ребята найдутся, что в Ботани-бей собрались, да причал перепутали.
«Это точно», - подумала Джейн, - вспомнив шутника Билли.
- Ну, а из русской школы умотать дело самое понятное, - продолжил кок. – Слыхал я, у них в России, секут всех, кроме царя.
- Тогда, значит, ему привычно, - возразил боцман, - с чего бежать? Джонни, он тебе не рассказывал?
Джейн на вопросы про Сэнди и  ответить-то было особенно нечего. Лишь когда спросили, кто такой мистер Белецки: свободный человек или раб, она утвердительно ответила: свободный. Сама сообразила, что рабу вряд ли дадут оружие.
Разговор опять перекинулся на Россию. Джейн пересказывала собравшимся ответы на вопросы, заданные пленнику мистером Вандерби.
- Да, - подытожил кок, - забавная страна. - Такое место, куда меньше всего охота, хотя и надо туда плыть.
Джейн пришлось оторваться от разговоров и еще раз обслужить салон. Заодно ее попросили отнести Александру ужин. Как она поняла, с того момента, как Сэнди взяли под стражу, в общество джентльменов его уже не приглашали.
Тюремные условия Джейн одобрила: рундук, на котором можно спать, стул и лампа, а главное, нет соседей. Она сама бы обрадовалась, если бы жила заключенной на борту «Пасифика» в таких же условиях.
Сэнди читал при свете лампы какую-то книгу из своего саквояжа. В полутьме, он выглядел обычным мальчишкой. Трудно было поверить, будто этот мальчишка смог добраться из Санкт-Петербурга на западный берег Финляндии, арендовать шхуну, купить лодку, потеряться на ней в море, да еще угрожать пистолетом своим спасителям.
«На себя посмотри, - подумала Джейн. – Сама добралась из Йоркшира до западного берега Финляндии, и никто, кроме кота, не признал в тебе девчонку».
Ей захотелось узнать у Сэнди: может, их судьбы совсем похожи?
- Извините за вопрос, скажите, вы отправились в крепость Бомарзунд, - потому что, в гарнизоне находится ваш отец? – спросила Джейн.
Александр удивленно взглянул на стюарда,
- Нет, - ответил он. – Мой отец погиб в войне на Кавказе.
Отвечал он по-английски, медленно и устало. Ведь сейчас ему не нужно было изображаться взрослого волонтера русской армии. Пусть и несостоявшегося волонтера.
«Может, у него хотя бы есть мать?», - подумала Джейн, но не спросила, ожидая опять услышать грустный ответ. Вместо этого она тихо сказала.
- Война закончится, и вы непременно вернетесь в Россию.
Александр  опять удивленно взглянул на Джейн и улыбнулся ей. Потом, к ее удивлению пошарил в своем кармане.
- Извини меня, добрый английский мальчик, но у меня нет для тебя британских денег, а дать тебе русскую монету означало бы тебя обмануть. Наши прибрежные города хорошо укреплены, ваша эскадра не захватит ни один из них. Поэтому на нашем берегу тебе не бывать, а в Англии русский гривенник не нужен.
Сэнди опять говорил долго, подбирая английские слова, а иногда даже вставляя французские. Джейн поняла его не сразу, а когда поняла, то покраснела, чуть ли не до слез.
На борту  «Саут Пасифика» на нее кричали, угощали оплеухами, грозились поркой. Но деньги за  улыбку и доброе слово еще не предлагали.
- Добрый русский мальчик, - неожиданно для себя сказала она, стараясь говорить медленней, чтобы Сэнди было проще понять чужой язык, - мне не нужны русские деньги, а тебе скоро понадобятся английские. Возьми, пожалуйста, в честь нашего знакомства.
С этими словами Джейн выхватила из кармана шиллинг, припасенный в кармане, положила рядом с лампой и быстро вышла.
«Пусть хоть ненадолго отвлечется от своих грустных мыслей, - думала она, -  ничто так не отвлекает, как непонятное происшествие. А еще, наверное, у него дома слуги – рабы, и он не привык, что они могут улыбнуться или обидеться».

                *     *     *

«Пока что, на борту «Пасифика», я смогла подружиться лишь с тобой, Мистер Морган, - думала Джейн, засыпая и гладя кота. Слушай, приятель, как думаешь, стоит мне вести дневник, или нет? Я с собой нарочно захватила тетрадь и карандаш, но пока что не написала ни одной строчки. Нет, я не ленюсь, честное слово. Хочу писать честно, как было на самом деле. А вдруг какой-нибудь Микки стибрит и будет всем показывать? Нет уж. Ладно, на сегодня приключения, вроде, закончены. Пора спать. Мур-мур.
...................................................
               
ИЗ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ

Из главы 1

«Надо начинать с преимуществ», -  привык говорить Лайонел. Джейн скорее любила что-нибудь сделать, а уж потом подумать. Однако сегодняшним утром ничто не мешало последовать совету брата. Она никуда не спешила.
«Вот с этого-то и начнем, - подумала Джейн. Заметьте, уже взошло солнце, а я сижу на палубе, глазею по сторонам и знаю, что никто не погонит меня разжигать плиту или мешать похлебку черпаком, у которого ручка длиной с мушкет.
Продолжаем. Вокруг очень красиво. Светит солнце, а до этого последний раз я его видела лишь в Англии. Правда, оно не греет, но разве можно этого требовать от сентябрьского солнца?
Еще сбылась моя мечта: я путешествую не на гремящем и дымящем пароходе, а на корабле, вернее, кораблике, под белыми парусами. Конечно,  белыми они были давно. Но стоит ли придираться к мелочам? Экипаж состоит из трех человек, он не просто вежлив, он молчалив и не пристает с вопросами (хотя бы потому, что я на них не отвечаю).
Путешествие полно приключений и открытий. И началось-то оно замечательно: у меня до сих пор болят руки (интересно, как ладони Сэнди?). Я уже сейчас увидела много интересного, а, сколько будет впереди? По левому и правому борту маленькие и совсем маленькие островки. Еще на корабле я узнала, что эти островки – Аландский архипелаг. На некоторых островках растут две-три сосны, а есть и такие, где ничего, кроме кустарника. Наверное, у каждого из островов есть имя, но я их не знаю, Когда закончу перечислять преимущества и неприятности, вот тогда начну придумывать имена этим островам.
Если говорить о самом главном преимуществе, то бегство оказалось удачным. Еще вчера вечером я была пассажиркой «Саут Пасифика», которую полагалось доставить в Англию после окончания кампании на Балтике, а сейчас я, представьте, плыву куда хочу и, наверное,… нет, скажем осторожно, получила шанс добраться до папы раньше другого пассажира корабля, который, если все получилось, сейчас под арестом».
На этом перечень преимуществ завершился. Следовало перейти к неприятностям. Делать этого Джейн не хотелось: она понимала, первая же мысль о неприятностях перевесит все преимущества. О неприятностях не надо было думать: они вспоминались сами. Стоило Джейн хоть на секунду расслабиться, как сразу же в голове звучали слова: «А вот на борту «Пасифика»……  После чего следовали уточнения. Они касались постели, еды, умывальника и много-много другого. Джейн даже решила давать сама себе щелчки по носу за каждую мысль о горячем завтраке или нормальном одеяле, но угроза не помогала.
«Может, стоит перейти от преимуществ к парадоксам, - Лайонел советовал их находить, когда закончились преимущества. Что же, начинаем: первый русский, которого я встретила в своей жизни, должен стать моим спутником в путешествии через всю Россию. Вот, кстати и он. Я его вполне понимаю: в кубрике лишь чуть-чуть теплее, чем на палубе, зато здесь красиво, солнечно и не воняет».
- Доброе утро, леди Джейн, - сказал Саша и постарался улыбнуться.
- Доброе утро, мастер Саша, - ответила Джейн. – Я читала в какой-то книжке, что на свободе всегда спится лучше, чем в заключении. Поздравляю с первой ночью на свободе.
- Одной ночи мало, чтобы понять ощущения пленного, - смущенно ответил Саша, - но спал я хорошо.
- Вы не выяснили у капитана, когда и в какую гавань он намерен нас доставить?
- Это оказалось непросто. Все же я смог узнать: мы собираемся причалить в городе Бьернеборг. Рыбаки отправились на свой промысел из Або, но я понимаю их нежелание направиться сейчас к этому городу. Думаю, интерес офицеров вашей Королевы к укреплениям Або был не случаен, и в планы рыбаков не входит встретиться с британскими кораблями еще раз.
«Вот еще парадокс: хуже, чем встретиться для меня сейчас с британским кораблем, особенно «Саут Пасификом», пожалуй, было бы лишь утонуть, - подумала Джейн. – Да, он что-то говорил про весла. Надо понять, почему он прячет от меня ладони. Как я заметила, докторская перевязка размоталась и осталась на канате, вместе с частью кожи».
- Мастер Саша, сказала она, -  пожалуйста, покажите мне свои руки.
Она не успела договорить, как уже по лицу Саши догадалась, что он сделает, и не ошиблась: он спрятал руки за спину.
- Мастер Александр, - повторила Джейн, громко и строго, - Ты должен показать мне свои руки! Я видела, что они у тебя не просто стерты, они ранены. Надеюсь, ты понимаешь: в твоих руках успех нашего путешествия!
И замолчала, в некотором смущении, а чтобы его преодолеть, добавила:
- И вообще, мастер Саша, если бы на твоем месте был бы мой брат, я бы сказала ему: если твои руки отвалятся, как гнилая ветка, я не буду кормить тебя с ложки!
После чего смутилась еще больше.
Саша рассмеялся, Джейн, решив не тратить время на смущенные разговоры, шагнула к нему, взяла за локти, потянула. Саша не сопротивлялся, лишь попытался сжать кулаки, но столь порывисто, что усмешка сменилась гримасой боли.
Джейн повернула его запястья, чуть надавила на ладони, раскрыла их. Крови и ранок она не боялась, но все равно издала длинный и протяжный свист, причем вполне искренне. Свежие мозоли, рожденные веслами, были раздавлены и разлохмачены тросом.
- Их надо хотя бы,перевязать, - сказала Джейн, - жди меня. – И быстро пошла, будто Саша мог куда-то скрыться с палубы, и со шхуны вообще.
Скоро она вернулась с двумя носовыми платками. По дороге она несколько раз похвалила Лайонела и порадовалась за себя. Брата похвалила за то, что он выкинул из ее сумки ее собственные носовые платки и заменил своими, лишенными девичьих цветиков, а главное большими. Порадовалась она своему здоровью, вспомнив, что за время плавания она ни разу не чихнула.
- Протяни руку. Так… Тебе больно? Или тебе никогда не перевязывали раны?
- Юные леди – никогда, - смущенно ответил Саша.
«Наверное, к нему ни разу в жизни не прикасалась ни одна девчонка, - подумала Джейн, - впрочем, разве ты сама до этого касалась руки хотя бы одного мальчишки, кроме Лайонела»?
- Саша, в Англии есть писатель Вальтер Скотт. У него есть роман «Айвенго», в нем раненый рыцарь попадает в плен, и за ним ухаживает другая пленница…
- … еврейка Ревека, - улыбнулся Саша. – ………
- Ну вот. Неужели, в России, в древности красавицы не перевязывали раны раненым рыцарям? – «Если, конечно, в России, были рыцари», - подумала Джейн.
- У нас есть древняя баллада о князе Игоре, - ответил Саша, с легким нажимом в голосе, но не потому, что спорил, а потому, что не желал показать, будто ему хоть чуть-чуть больно. – Этот князь ушел на войну с кочевниками, но попал в плен. Его жена – Ярославна, - плакала на городской стене и жалела, что не может превратиться в птицу, прилететь к нему, смочить в реке свой рукав и омыть его раны.
- Красиво! – сказала Джейн. – А он вернулся домой?
Она спросила с интересом в голосе – запомнила, что когда ей самой миссис Дэниэлс лечила царапины, самое главное, отвлекать больного. Но вдруг, она даже не поняла почему, неизвестная ей русская баллада, про ушедшего на войну лорда и его жену, стала для нее монеткой или обломанной спичкой, зажатой в кулаке.
«Если этот лорд сбежит из плена, значит, я найду папу, и у меня все будет в порядке», - загадала Джейн, сама при этом злясь на себя и пугаясь.
- Да, - ответил Саша, - он сбежал из плена и вернулся. Спасибо, леди, вы самый лучший доктор, которого я встречал.
«Много ты в свои годы встречал докторов», - улыбнулась Джейн, - хотя ей хотелось не улыбаться, а хохотать во все горло от радости.
- Спасибо за терпение, - сказала она. – Береги руки, бинтов здесь мало.
- Хорошо, - ответил Саша. – Впрочем, я не знаю, как смог бы их повредить. Экипаж корабля не просит о помощи, и делать мне нечего.
- Мне тоже. Впрочем, я могу еще вести дневник.

Из дневника Джейн

Сентябрь 1854 года.  Ботнический залив.
Я сделала первую запись в своем дневнике. Вести его на борту «Саут Пасифика» я не рисковала, боясь нездорового любопытств попутчиков по плаванию. Уверена, в России, к которой я сейчас приближаюсь, его не прочтет никто.
Я постоянно разговариваю с Сэнди, тем более, делать нам больше нечего. Когда я говорю с ним, мне постоянно кажется, будто я читаю книгу. Если мы переходим на французский, его речь становится живой и быстрой, но я сама понимаю по-французски хуже. Наверное, интереснее всего он говорит по-русски, но этот язык я не понимаю вообще.
Все-таки, я узнала про Сэнди достаточно много. У него не только нет отца, но и матери. Ответственным за воспитание Сэнди стал его двоюродный дядя, Лев Иванович. Я так и не поняла, что означает «Иванович» - титул или государственную должность? В любом случае, это не фамилия, так как у Сэнди она не Иванович, а Белетски.
Судя по рассказам Сэнди, его дядя немалый оригинал и мне понятно почему. По семейной традиции, все мужчины в семье обучались в кадетских корпусах и становились офицерами. Старший брат его отца погиб во сражении с турками, как я поняла, во время той же войны,  что и бой при Наварино, в котором участвовал папа. Кузен Сэнди – сын Льва Ивановича, – погиб во время похода русских на какое-то княжество в Центральной Азии . Отец Сэнди погиб на Кавказе, в одной из бесчисленных стычек русских с черкесами. И не так давно, когда русские зачем-то воевали в Венгрии, погиб старший брат Сэнди. Его мать, еще носившая траур по мужу, не пережила новой печальной вести.
Не скрою, мне было очень жалко Сэнди, когда он мне все это рассказывал. А еще я очень обрадовалась: мой папа столько раз уходил на войну и каждый раз возвращался.
Дядя Лев, сам вдовец, заявил, что если Сэнди изберет военный путь, то в роду не останется мужчин. Поэтому, вместо кадетского корпуса, Сэнди был определен в пансион нашего соотечественника – Джорджа Говарда.  Как сказал Сэнди, дядя  долго искал пансион, в котором нет военной муштры и обычных наказаний. Я обратила внимание на слово «долго».
Кроме того, дядя Лев любит все, связанное с нашей страной и с детства учил Сэнди английскому языку. По словам, Сэнди, у дяди много английских книг. Недавно я убедилась в этом, когда Сэнди, выйдя на палубу, прочел стихотворение Джона Китса. К счастью, я слышала его один раз, но вряд ли смогла бы выучить наизусть.
Как я поняла, учащиеся пансиона пользуются большой свободой, что помогло Сэнди убежать на войну. Этим летом, находясь на каникулах в поместье дяди, Сэнди получил от него необходимую сумму, на оплату годового обучения, а также деньги для найма квартиры. Оригинал мистер Говард  считает, что такая самостоятельность идет на пользу становлению юного характера. Эти деньги и были потрачены на побег. Личному слуге Александра, по имени Васька, было поручено отправиться к дяде Льву и передать письмо, объясняющее поступок племянника.
Сэнди рассказал, что сначала пытался устроиться на один из кораблей русского Балтийского флота – его друг-ровесник, из соседнего поместья, учится в Санкт-Петербурге в Морском корпусе, являясь гардемарином, то есть морским кадетом. Однако на борт попасть он не смог и, опасаясь поимки, решил отправиться в Финляндию – друг сказал, что именно там, скорее всего, произойдет высадка нашего десанта. Не дождавшись высадки, он нанял финскую шхуну и отплыл в направлении островного форта.
На полпути от крепости, шхуну встретил другой финн и рассказал, что корабли союзников захватывают все суда, встреченные в море. Владелец шхуны, на которой плыл Сэнди, долго уговаривал его вернуться, не желая нарушить обещание, а когда не смог, то продал ему маленькую лодку за небольшие деньги, дал сосуд с пресной водой и показал, в какую сторону плыть.
Когда я спросила Сэнди, не было ли ему страшно в открытом море, он смутился и честно сказал, что через два дня ему стало немного тревожно, и он даже начал опасаться, что скоро обрадуется встрече с любым кораблем, даже вражеским. Однако увидев британский флаг на мачте, он решил попытаться уйти от погони, так как, «Белецкие никогда не попадали в плен, не сделав ни одного выстрела».
 Я напомнила, что один выстрел он все же сделал – Сэнди опять смутился.
Вообще, Сэнди смущается часто, причем чаще всего тогда, когда от него требуется ясный ответ. Когда я завела разговор о средствах, необходимых для путешествия, он неуверенно ответил, что сейчас деньги у него есть. Я заявила, что мы являемся компаньонами, поэтому должны разделить расходы (если, конечно, он сможет поменять в дороге фунты на русские рубли, не вызвав подозрений), от чего Сэнди смутился еще больше.
Такая щепетильность создаст немало проблем в нашем путешествии, но скорее радует меня, чем тревожит. Ведь свою часть нашего договора я выполнила на борту «Саут Пасифика» за два часа. Сколько недель или даже месяцев уйдет на то, чтобы Сэнди исполнил свое обещание, я даже не могу представить. Меня радует, что он стремится в Крым не меньше, чем я, но следует понимать: в этом путешествии я скорее являюсь для него обузой, чем помощником.


Из 5-й главы

Джейн проснулась от стука в дверь. Стучали деликатно, и недавний стюард-бой «Саут Пасифика» Джонни сразу признал манеру слуги.
Последние минуты Джейн не спала, а дремала, жмурясь от солнечного луча, проникшего в комнату (надо же было опять так заспаться!). Поэтому, она  быстро оделась и легко подскочила к двери. По дороге, конечно же, заглянула в зеркало, чтобы признать себя мальчишкой.
Из слов слуги она уверенно разобрала лишь «кофий». «Кофе утром – всегда хорошо», - подумала она, отпирая.
В дверь стучалась девочка-горничная, сумевшая при этом не уронить большой поднос («знают ли господа, как это непросто?» - подумала Джейн). На подносе, кроме чашки и дымящегося кофейника, была фарфоровая сливочница и тарелка со свежими булочками. Утро в центре империи начиналось так же, как и на ее окраине.
Впрочем, кофе оказался крепче, чем в приморском шведском городе. Джейн пила его медленно, зажмуриваясь, открывая глаза, разглядывая соседний парк и темный дальний лес. Она вглядывалась в снег, и который раз говорила себе: неужели вкус кофе может сочетаться с такой картинкой?
Постучали опять. Конечно, заглянул Саша.
- Нет, все-таки разоспаться не удалось, - сказал он. – Встал пораньше, вчерашние газеты почитать о крымской кампании. Новостей нет, наши и ваши роют окопы и ждут подкреплений. Еще и с дядей поговорил.
- Опять спорили? – беспечно спросила Джейн, и тут же задала другой вопрос – то, о чем подумала с вечера. Если в ее сне и была нотка тревоги, то лишь из-за этого предположения.
- Дядя Лев опять взял с тебя обещание, что ты и сегодня не убежишь?
 - Как ты догадалась! – улыбнулся в ответ Саша. – Как видишь, во дворе забор не строят, а за мною, в отличие от него, не установлен негласный надзор. Он еще и расхворался чуть-чуть, - неуверенно добавил Саша.
Установилось нелегкое молчание. «Интересно, он догадался, о чем я так и не решилась ему сказать?», - подумала Джейн.
- Надеюсь, ты дальше спать не будешь? – прервал молчание Саша.
- Я так выспалась, что готова ехать в Крым хоть сейчас.
- Пока что, до завтрака, предлагаю осмотреть усадьбу, вместо Крыма.
- Давай, - вздохнула Джейн. – А что такое негласный надзор?
- Дурацкая полицейская мера, существующая в России, - ответил Саша. – Это означает, что ты на плохом счету у местных жандармов, и они собирают сведения о тебе, но держат эту деятельность в тайне. Как эта тайна хранится, ты убедилась сама: дядя знает, что он под негласным надзором, от жандармского чина в Рязани. Жандармы в России обычно завалены доносами, но если донос поступил на человека, находящегося под негласным надзором, его выкидывают не сразу. Пошли.
                *     *     *

Когда думаешь над чем-то, очень важным для себя, то обычно замечаешь не так  много. Все равно, Джейн запомнила  в усадьбе немало интересного. К тому же, она постоянно сравнивала Рождествено  и Освалдби-Холл.
Заглянули в зимний сад. Подобное заведение Освалдби-Холла он явно превосходил размерами: пальмы здесь разрастались во всю высь, а мандариновых деревьев было столько, что оранжевые шарики и висели на ветвях, и валялись под стволами. Среди этой рощи была мраморная скамейка – маленький фонтанчик с ангелочком: сел и ощутил себя, не в России или в Англии, а в Италии.
«Конечно, - с легкой завистью подумала Джейн, - у них нет никаких забот с обогревом. Приказал крестьянам съездить в лес, привезти несколько бревен, порубить их на дрова и никаких трат на уголь».
Кабинет Льва Ивановича при солнечном свете напоминал кабинет покойного дяди Хью: книг столько же, если не больше, только вместо газет были, в основном, журналы. Джейн заметила еще одну общность кабинета дяди Льва, но уже с папиным кабинетом: различные вещи, видимо, каждая со своей чудесной историей. Восточный кувшин из тусклой меди, обломок мраморной плиты с латинской надписью, погнутая сабля. По словам Саши, этой саблей юный дядя Лев рубанул французского кирасира, в том самом бою, в котором и заработал свой шрам.
Джейн не слушала Сашу. Она рассматривала картину, висевшую над письменным столом. На ней был изображен порт какой-то страны; приглядевшись к флагам кораблей и архитектуре портовых зданий, Джейн поняла, что страной предполагается Англия. По набережной гуляли леди и джентльмены, тут же слонялась группа матросов с приставшего корабля. Они курили трубки и входили толпой в таверну, построенную едва ли не на пирсе.
Еще один корабль уходил в открытое море, прямо на закатное солнце. У края причала стояла юная леди и глядела вслед уходящему кораблю. Оттуда ей махали рукой.
- Саша, - спросила Джейн, - ты с детства мечтал побывать в Англии?
- Да, - улыбнулся тот. Правда, еще раз спасибо тебе, пока не удалось, но после войны постараюсь…
Появилась горничная и позвала к столу.

За завтраком Лев Иванович и его племянник опять начали спорить. Впрочем, как заметила Джейн, на этот раз Саша скорее соглашался. Джейн скучала. На этот раз она даже не могла отвлекаться на еду, так как после вчерашнего вкусного и обильного ужина есть не хотелось.
Саша пытался переходить на французский, дядя иногда его поддерживал. Поэтому Джейн скоро начала понимать, о чем говорят, а говорили о войне.
Зима, вроде той, что в Рождествено, придет в Крым через месяц, объяснял Лев Иванович. Пусть она продлится там не больше двух месяцев, но осаждающей армии, не готовой к зиме, будет достаточно двух недель, чтобы вмерзнуть в свои окопы. Тем более, по самым последним новостям, шторм на Черном море потопил возле Балаклавы целый транспортный флот англичан, и армия осталась без припасов на зиму.
- Зимой сносно воевать, лишь когда ты осажден, если, конечно, запасся дровами и хлебом, - говорил Лев Иванович. - Все остальные виды операций – сущее мучение. Правда, Наполеонишка, в отличие от великого дяди, сам в Россию не прибыл. Но уважаемые мсье Канробер и Пелисье  смогут письмами доказать своему с позволения сказать императору, что у него скоро не останется солдат, расстреливать либералов на бульварах Парижа.  Значит, придется или снимать осаду, что маловероятно, или договариваться о мире. Будет восстановлен статус-кво, жаль только пятьдесят тысяч душ зря ухлопали, не считая турок.
Саша не возражал, а только расспрашивал о крымской зимней погоде. При этом он явно повеселел.
Джейн тоже радовалась. Совсем уж ей возликовать мешала мудрость, когда-то высказанная Лайонелом. А говорил он примерно так: «будь осторожна, логически доказывая то, о чем ты мечтаешь всей душой». Сказал он это, кажется, в первые дни вселения в Освалдби-Холл дяди Генри и тети Лиз, когда Джейн убеждала его, что управляющий и миссис Дэниэлс уж никак не дадут им верховодить в доме.
Джейн, чтоб хоть чем-то отличаться от безмолвной фарфоровой статуэтки, предложила собрать аргументы в пользу скорейшего завершения войны и послать письма императору Наполеону и королеве Виктории. Идея дяде понравилась, тем более, по его словам, письма таким адресатам сначала прочитают жандармы, а значит, до того, как они придут в Париж и Лондон, прочитает их и царь.
После завтрака Саша предложил продолжить экскурсию по усадьбе, а заодно и прогуляться в окрестностях – «ты на санях, я – верхом».
- И я могу верхом.
- Тогда на конюшню. Только давай оденемся, чтобы не заледенеть, как французы под Севастополем (У Джейн возникло сильное подозрение, что французами Саша в последнюю секунду заменил англичан).
Конюшня Льва Ивановича отличалась от конюшни в Освалдби-Холле еще больше, чем зимний сад в Рождествено от английской оранжереи.  Дома конюшню можно было бы хотя бы рассмотреть с одного взгляда, а здесь Джейн так и не поняла, сколько здесь держат лошадей и сколько слуг за ними ухаживает. Лошади ржали отовсюду, работники то и дело проходили, кто с упряжью, кто с копной сена. Трудились они не спеша, но без дела не был никто.
Один из работников – как решила Джейн, главный конюх, – подошел к Саше и поклонился.
- С приездом, Лександр Петрович. Сани заложить, или Султана оседлать прикажете?
- Здравствуй, Ферапонтыч. Султана. И подбери, будь любезен, вторую лошадку, чтобы норовом покладистей.
- Будет сделано, барин. Карагеза выведем. Он жеребчик молодой, но смиренный, - и добавил, почти шепотом, не желая обидеть спутника молодого барина, - он и барышне-то подойдет.
Джейн этих слов не услышала. Она уже беседовала с одним из коней, высовывавшим голову из-за загородки. Джейн надеялась, что он хоть немного понимает по-английски и расспрашивала коня, как ему здесь живется.
- Правда, тебе здесь хорошо? Ты, наверное, часто отдыхаешь. Ведь вас здесь много, а барин – один. Ну, теперь два. Работать много не приходится, а сена, я сама видела, в сеннике, под потолок. Видишь, ты и сейчас отдохнешь: для Сэнди и для меня оседлали других коней. Пока.
Действительно, и Султан – крупный, вороной жеребец, ржавший при виде Саши, – и Карагез – белый жеребчик, чуть поменьше, – уже были под седлом.
Джейн подошла к Карагезу, взяла под уздцы, потрепала по щеке и заглянула в глаза.
- Привет. Можно я буду говорить с тобой по-английски, карошо? (Карагез согласно заржал). Слушай, можно, я буду называть тебя Карри? Отлично. Значит, мы теперь друзья.
После этого она обратилась уже к Саше.
- Ну что, давай проверим условия твоего домашнего ареста, или негласного надзора, о котором ты говорил.
Сама она при этом смотрела на Сашу с определенным недоверием. Если конём он управляет так же, как лодкой, то, пожалуй, и с ним случится то же, что и с Лайонелом. Впрочем, у России в эту пору есть преимущество – падать придется в снег.
Она устыдилась этих мыслей несколько секунд спустя. Саша подошел к коню, вставил ногу в стремя и без всяких подставок и подсадок оказался в седле. Султан чуть привстал на задние ноги, а потом замер, показывая, что готов скакать куда скажут.
- Великолепно, - крикнула Джейн на родном языке. Сама она забралась с подсадки, но тоже быстро и удачно. Карри слегка плясал под ней, но в остальном вел себя по-дружески.
- Вы, барин, осторожнее, - посоветовал конюх. – Снег пока не густой, да морозов еще не было. Только грязь подморозило, а речушки и болота разве что схватило.
- Спасибо, Ферапонтыч. Поскакали!
                *     *     *

- Саша, я теперь поняла, что такое русский негласный дозор. Оглянись!
Они уже отъехали на полмили от Рождествено, когда Джейн заметила двух всадников, скакавших сзади. Надзор был  деликатен, насколько возможно, верховые держались за двести ярдов и вели себя так, будто их путь совпал с маршрутом верховой прогулки молодых господ совершенно случайно.
- Я их давно заметил, - усмехнулся Саша. – Вряд ли это дядя, тем более, моему обещанию он верит. Наверное, они своевольничают. Поняла ты или нет, но эти люди очень боятся оказаться под властью другого барина.
- Неужели остальные господа в России настолько плохие.
- Не все, но, как у нас говорят, от добра добра не ищут.
Они скакали по полю, действительно, лишь чуть припорошенному снегом. «Лучшая пора в России для путешествий, - заметил Саша, - грязь замерзла, в снегу не вязнешь, можно везде гулять». «И этой, лучшей порой для путешествий, мы, похоже, не воспользуемся», - подумала Джейн. Но не сказала.
Она лишь однажды спросила Сашу:
- Может быть, сделаем так: ты дашь обещание дяде Льву не участвовать в войне, и он разрешит тебе доехать со мной хотя бы до Крыма. До того места, где я смогу сама дойти до английских позиций? – Хотела добавить: «и ты соблюдешь наш уговор», но не добавила.
- Я должен дать Льву Ивановичу обещание, которое не дал английскому офицеру? – со смехом ответил Саша. – Но если бы и дал, тебя на войну он не отпустит.
- Может, - нам признаться неуверенно сказала Джейн. – Дядя Лев, безусловно, джентльмен…
- Тоже об этом думал. Это последнее средство, которое употребить можно всегда. Нельзя забывать, - смущенно заговорил Саша, - дядя под надзором полиции, а ты – английская подданная. Конечно, полицейский надзор - это мелочь. И все равно, мне хочется, чтобы дядя даже в день расставания с тобой считал тебя Иоганном.
Джейн кивнула, пробормотав, что и сама не хочет познакомиться с жандармами. Она не раз слышала и читала, будто в России отправляют людей в Сибирь за все подряд. Уточнять у Саши ей сейчас не хотелось.
Зато потребовались другие уточнения. Сначала Джейн вспомнила, как находить стороны света по солнцу. Потом  нарочно показала на северо-восток и спросила: «Тверь там?». Саша усмехнулся, показал правильное направление и на Тверь, и на Москву.
- А где город Тина? – спросила Джейн. Саша удивился.
- Наверное, я неправильно прочла одну или две буквы. А как называется этот город к югу от Москвы: Типа, Тида, Тила?
- Ты прочла неправильно две буквы, - рассмеялся Саша, «Л»  это не n, а  l, «а» ты прочла правильно, а вот русское «у», это латинское «u». Это Тула.
- Какое забавное отличие. А Тула находится там? – спросила Джейн, опять указывая в наименее подходящем направлении. Саша улыбнулся и показал правильно.
Чтобы он не спросил, зачем Джейн надо знать, где Тула, она стала выяснять, чем отличаются другие русские буквы от английских и поняла, что нет города «Опен», а есть Орел, и нет города «Кипк», а есть Курск, который южнее Орла, и тем более, южнее Тулы.
Лошади не собирались уставать, зато седоки чуть замерзли и решили повернуть обратно. Почетный эскорт, понимая, что юные баре не собираются убегать, окончательно отстал.
- Саша, - спросила Джейн, - а в усадьбе много слуг?
- Человек пятьдесят, примерно. Конюхи, повара и кухонные мужики, горничные, садовников много. Большая молочная ферма, с английским и голландским скотом. Ну и, немного тех, кто живет без всякой работы, особенно, старухи-приживалки (Джейн вспомнила тетю Лиз). А что?
- А среди них есть кто-нибудь вроде констебля? – сказала Джейн, и тут же уточнила вопрос: - ну, что-нибудь вроде личной полиции твоего дяди?
- Нет, - улыбнулся тот. – Полиция дяди – его обращение с дворовыми. Ну, конечно, по мелочам кражи бывают: яблоко из корзины, зерна чуть-чуть отсыплют. Но дядя на это внимания не обращает, а народ понимает – за большую шалость, просто на выселки, в Андреевку сошлет. Поэтому, вся полиция – сторож Савельич, да и то он ночью спит, а днем дремлет.
- Какой честный дом, - искренне обрадовалась Джейн. Сама же подумала: при таком милом стороже, в доме не должно быть и внутренних запоров.

                *     *     *

В усадьбе выяснилось, что из уезда привезли свежие газеты. Сообщений о близком мире с союзниками там не было, зато описывался недавний шторм, утопивший английские транспорты, включая знаменитый «Принц» . «Надеюсь, на транспортах не было морской пехоты», - со страхом подумала Джейн, но искать такие подробности смысла не имело.
Поначалу Саша и дядя Лев читали газеты при тусклом заоконном свете (Джейн, пользуясь тем, что они увлеклись, тихонько раскрыла атлас). Потом слуга зажег свечи. Джейн узнала, что сейчас пять часов вечера, спросила, какое сегодня число, и запомнила для себя: в этой части России темнеет в пять часов вечера уже 27 ноября.
Вместе со свечами, слуга предложил им пирожки и какой-то кислый, но очень приятный красный напиток. Пирожков было так много, что Джейн подумала: не обед ли настал? Конечно же, выяснилось – это лишь подготовка к обеду, а напиток называется брусничная вода. И все равно, когда пришло время обеда, Джейн постаралась съесть как можно больше.
За обедом обошлось без споров. Дядя Лев говорил о соседях, в основном, с усмешками, но все же заметил: приглашать их надо.
- Иоганн, вы достаточно читали Гоголя и Пушкина? Жаль, тем более, быть патриотом России и не читать Гоголя – опасно. Если захотите ознакомиться с нашей словесностью, начните с этих авторов. Если бы вы их уже читали, то имели бы некоторое представление о моих соседях еще до встречи с ними. Но я держусь принципа добрососедства, а так как разбойников и сумасшедших среди них нет («встречаются и разбойники, но они не ближние соседи», - заметил Саша), то иногда зову в дом.
Еще у дяди возникла идея узнать, не собираются ли доставить в уезд пленных союзников, и если среди них будут англичане, поселить одного в поместье – «чтобы ты, Саша, не забыл живой язык». Джейн не поняла, а Саша удачно хмыкнул-фыркнул в салфетку.
Когда подали кофе, Джейн попросила вторую чашку. В эту ночь крепкий сон был ей нужен меньше всего.

                *     *     *

Лицо мистера Стромли следовало сравнить с многоплановой картиной. На переднем плане, легкими штрихами изображалось неизбежное сочувствие, на втором – гнев («ну как так можно?!), на третьем  - печальная уверенность («неужели с тобой могло выйти по-другому?»).
Кроме того, мистер Стромли смотрел вниз, и это было не случайно. Лайонел лежал перед ним на полу в библиотеке. Слева от него валялись обломки стремянки. Справа – пять тяжких фолиантов. Каждый из них мог бы убить даже взрослого, упав на него с верхней полки; пустоты на самом верху стеллажа говорили, что именно оттуда они и полетели. Лайонел был жив, значит, книги пролетели мимо или рухнули раньше него.
Еще два тома Лайонел засунул под голову, вместо подушки. Таким образом, его пребывание на полу стало отчасти комфортным.
- Ты давно так лежишь? – спросил мистер Стромли.
- С полуночи, - тихо ответил Лайонел.
- Ты звал на помощь?
- Нет. Слуги бы не услышали, а вас мне будить не хотелось.
Мистер Стромли пробормотал что-то вроде «редкостный дурак!», но все же задал естественный вопрос.
- Ты как себе чувствуешь?
- Неплохо, - прошептал Лайонел, - только, кажется, я сломал лубок на ноге.

                *     *     *

«Ну почему, этот дом так похож на Освалдби-Холл», а моя спальня – на мою комнату? Из-за этого я опять чувствую себя, как под домашним арестом!»
Джейн понимала: сейчас она себя обманывает. Просто она чувствовала себя, как человек, решивший сделать что-то важное тайком от людей, которые этого не заслужили. Пока же Джейн лишь предполагала, что вся усадьба заснула, но не решалась даже приоткрыть дверь и проверить это.
Наконец, решилась. Она была в халате – настоящем восточном халате, наименее подходящей одежде для побега. Поэтому, выйдя в коридор, Джейн старалась идти более или менее спокойно. Жаль, здесь не было потайной лестницы, впрочем, все равно, надо на конюшню.
Как она и предположила, никакой «констебль» по ночному дому не расхаживал, а двери из основного здания в галерею, и из нее на конюшню, не запирались. Джейн прошла путь до конца, убедившись, что конюхи если и спят вблизи, то не в самой конюшне.
Карри тихо, приветственно заржал. «Узнал», - чуть не рассмеялась от счастья Джейн.
Когда они вернулись с прогулки, Джейн предложила Саша прокатиться завтра утром, и пораньше, едва солнце взойдет. Больше не добавила ничего, но просьба привела к наилучшему эффекту: Саша приказал не убирать далеко сбрую, ни Султана, ни Карагеза. Джейн задержалась и запомнила, куда повесили упряжь.
Разведка была успешной. Оставалось вернуться и повторить путь уже собранной.
Джейн поднялась в свою комнату. Поставила свечку, взяла лист бумаги, карандаш и начала писать. Закончила записку,  вздохнула. Вынула бумажку в двадцать фунтов, положила рядом с запиской. «Тем более, в пути их не поменять», - пробормотала она.
Потом она оделась (как жаль, что не удалось сменить шинель на полушубок, зато появились меховые рейтузы). Взяла мешок и шагнула к двери. С этой минуты начался Побег.

                *     *     *

Врач, прибывший вечером в Освалдби-Холл, констатировал, что кроме лубка вновь сломана и сама нога. «Вам правда так нравится читать книги, мастер Летфорд? – спросил он, - если так, то ближайшие пять месяцев вам будет не скучно. Кроме того, мой долг сказать вам, мастер Летфорд, если ближайшие три месяца вы не просто станете читать книги, но и лазать за ними под потолок, то вы можете так охрометь, что всю оставшуюся жизнь чтение окажется не только любимым вашим занятием, но и  вынужденным».
Лайонел кивнул, а миссис Дэниэлс еще и добавила, что в случае первого нарушения Лайонел будет лишен книг и газет, в случае второго – шоколада, сколько бы ни противилась тетя Лиз.  Лайонел, давно убедивший всех в том, что главная ценность для него шоколад, болезненно вздохнул.
Так с середины октября Лайонел вернулся к уже привычному лежачему режиму. Он опять валялся в своей спальне, читал книги, листал газеты и писал письма. Если же учесть, что он запреты не нарушал и шоколадом его снабжали в прежних объемах, от такого образа жизни он не грустил.

                *     *     *

Выйдя в темный и знакомый коридор, Джейн чуть не прикусила себе руку от тоски. Ведь последний этап ее путешествия был труднее двух предыдущих, вместе взятых. А Лайонела, который дал бы советы и уж точно объяснил ей, что в России нет города «Тина», в привычной комнате не было. Самый близкий, самый понятный человек, чем-то похожий на Лайонела, не поможет ей, а напротив, пустится в погоню (Джейн в этом не сомневалась) узнав об ее бегстве.
И все равно, ничего ей сейчас так не хотелось, как свернуть в комнату Саши и просто посмотреть на него, как он спит. Так хотелось, что она даже чуть-чуть прибавила шагу, не боясь скрипа половиц, но все же боясь заглянуть.
«Вот только не надо думать о разных глупостях, вроде «мы непременно встретимся», - шептала Джейн себе самой. – Тебе надо сейчас думать о совсем других, более важных вещах. Ну, к примеру, чтобы доехать из Йоркшира до Портсмута хватило жирка Пигги-Пенни. Прощаясь с «Саут Пасификом» я похитила приз, принадлежавший британскому Адмиралтейству. Сейчас, увы, займусь конокрадством, а что делать? Идти пешком на станцию нет смысла: нужной мне станции здесь просто нет».
Под эти размышления, она проделала прежний путь до конюшни и опять нашла стойло Карри по уже привычному ржанию. Осторожно, опасаясь нечаянно поджечь сено, Джейн отыскала сбрую. Так же осторожно укрепила свечку на загородке и начала седлать коня.
«Много раз увидеть и хотя бы раз сделать», - любил повторять Лайонел папины слова. Они относились к морским узлам, заряженным пистолетам, перевязкам, забитым гвоздям, наточенным ножам и многому другому. Сейчас Джейн хвалила себя, за то, что и сама следовала этому правилу: в Освалдби-Холле не раз видела, как седлают коней, да и сама, пока конюха нет, проделала эту операцию пару раз. Выяснилось: русская сбруя почти ничем не отличается от английской, а седлать трудно лишь потому, что мало света. «Интересно, если бы их царь и наша королева знали такие бытовые мелочи, была бы война или нет?», - отвлеклась Джейн на глупую мысль?
Впрочем, глупая или нет, а мысль эта помогла сосредоточиться и довести дело до конца. Карри был готов к поездке.
Джейн затушила свечу и через несколько секунд пожалела об этом: ворота конюшни все же оказались заперты. Она не стала разжигать огонь, а нашла в темноте засов, поняла, как он действует, открыла, а потом, не без труда, растворила ворота. Сделать это тихо было невозможно, и где-то послышались заспанные, удивленные голоса.
«Все равно, у меня преимущество, и терять его нельзя», - подумала Джейн, выводя коня во двор. Она похвалила себя за схватывающую мелочи память: скамейку возле конюшни углядела еще засветло и воспользовалась ей, как подставкой, чтобы надежно сесть в седло.
«Карри, друг, вперед!»
Она пронеслась по двору, отчетливо слыша сзади крики. Лаяли псы. Обернувшись, Джейн увидела, как в некоторых окнах появился свет.
«И хорошо, - думала она, - меньше времени на прощание, меньше слез (да, вспомнив письмо Саше, она точно поняла, что могла бы и захныкать в коридоре), меньше тоски».
Сама же пришпоривала коня, и крики стихали за спиной.

                *     *     *

Письмо Джейн

Саша, прости меня, за то, что мы так расстаемся. Ты не отпустил бы меня, как и дядя Лев, а я должна уйти. Наш договор, заключенный на борту «Саут Пасифика» отныне  недействителен – я возвращаю тебе твое обещание, и доберусь до Севастополя одна.
Саша, я не могла уйти пешком и взяла коня.  Рядом  с письмом лежат деньги – прости меня еще раз, но я не могу допустить, чтобы меня сочли воровкой. Не считай эти деньги платой, считай их залогом новой встречи.
 За эти дни я поняла важную истину: твоя страна никогда не победит мою страну, но и моя страна никогда не победит твою. Когда эта истина станет ясна твоему Царю и моей Королеве,  война закончится, и ты приедешь в Англию. Конечно, ты, ведь я в России уже была.
И тогда мы встретимся, в Лондоне или в Освалдби-Холле, как получится. Ты можешь потратить деньги  или вернуть их, как хочешь. А я надеюсь, что верну тебе Карри (прости, полное его имя я забыла).
А еще я разрешу тебе меня поцеловать. Ведь мы будем чуть-чуть старше. Честное слово, Саша.
Саша, Сэнди, Александр. До свидания. Надеюсь, не прощай. Ты первый русский, которого я встретила в своей жизни  и убедилась: Россия – сказочная страна. Помолись, чтобы эта сказка была для меня со счастливым концом.
А теперь - храни тебя Бог. Мне пора под Севастополь.

J.
               
...................................................