Книга посвящается всем тем, кто имеет честь называть себя Советским офицером.
Все имена и названия являются вымышленными, события, описанные в книге, могли иметь место в любое время и в любом месте некогда необъятного Советского союза.
Автор заранее приносит извинения всем тем, кто мог увидеть среди отрицательных героев себя и уверяет, что это лишь собственная оценка своей жизни каждым индивидуумом отдельно.
Эпилог.
Подходя к финишной черте, каждый из нас оглядывается назад, на пройденный путь. Один видит сзади широкую, освещённую иллюминацией улицу, по которой он шёл от ночного клуба к дискотеке, дальше к очередному кабаку, и так всю жизнь. Второй оглянувшись увидел тихую гладь спокойной реки, на берегу лодку, в которую его когда-то посадили родители и ни единого следа не осталось на спокойной воде, а лица тех, кто обеспечил ему это плавание, давным-давно уже не отражаются в воде и он их не помнит. Третий же видит за собой болото, пересекаемое множеством тропинок. Там вдали такой родной, такой твёрдый берег детства, на котором до сих пор стоят мать и отец, и машут ему рукой. Вот он, вооружившись напутствием родителей как слегой, ступает на эту зыбкую почву. Вон первая вешка, здесь его путь пересекается с путями таких же как он, отправившихся в небезопасное путешествие и дальше они иду след в след, плечо к плечу, но вот тропы вновь расходятся, его тропа пересекается с другой по которой идёт ёще не знакомая девушка, но вдруг задумавшись он оступается, и проваливается в трясину, но это хрупкое создание протягивает ему руку, такую маленькую и нежную, но такую надёжную и из последних сил вытаскивает его. Их тропинки круто изменяют своё направление и дальше они идут вместе, крепко держась за руки. Вот на пути возникает островок, его освещает яркое весеннее солнце, это островок детства, детства его детей, островок, на который он часто заходит отдохнуть и набраться сил, островок, который укрыт от невзгод его заботой и любовью, в сто крат преумноженной той, что подала ему когда-то руку. И снова тропа через зыбкую трясину. Вон ещё одна вешка, сквозь дым и пламя среди разрывов мин он тянет на себе израненного товарища, они дошли, и эта зыбкая земля не оборвалась ни для одного из них и дальше их тропы идут рядом, время, от времени пересекаясь в дружеской поддержке. Много таких вешек на пройденном пути и остановив взгляд на каждой из них, человек надолго задумывается, погружаясь в воспоминания.
Именно такие судьбы нам интересны и именно они объединены образом главного героя этой книги.
Часть первая. УЧЁБА
Он стоял перед зеркалом и внимательно рассматривал все детали. Привычка, выработавшаяся за многие года службы, и даже теперь, надев гражданский костюм, надо было убедиться в том, что всё сидит, так как надо.
Седой волос был, как обычно коротко пострижен, небольшие, аккуратные усики придавали мужественному лицу определённый шарм. Строгий, оценивающий взгляд опустился ниже. Гражданский пиджак сидел как-то мешковато и от этого вся строгая, подтянутая фигура казалась сутуловатой, как будто вместо пиджака на плечи вновь был надет тяжёлый армейский бронежилет, разгрузка полностью забита боекомплектом, а что невозможно было разложить по многочисленным карманчикам покоилось вместе с двойным сухпайком в недрах РД.
Была в этой одежде, какая то расхлябанность и от того человек в зеркале не узнавал себя. Из зеркала на него смотрел старик, а жизнь вновь и вновь проходила там, в зазеркалье…
***
…И вот черты лица стали понемногу меняться, и в зеркале возник ещё совсем молодой, безусый, но достаточно возмужавший за последние четыре года человек.
Внимательно оглядев себя, расправив последние мелкие складки под парадным ремнём, молодой человек остался доволен собой. На мундире цвета морской волны первые лейтенантские погоны смотрелись как-то совсем по-особенному. Они отливали золотом в лучах утреннего солнца пробившегося в окно квартиры, две маленькие звёздочки горели каким то особенным светом, и от этого света было так легко на душе, она наполнялась особенной радостью, радостью первой победы.
Он шёл к этому дню долгих, четыре года, а вернее всю свою пока ещё короткую жизнь. Сколько себя помнил, с малых лет всегда мечтал быть военным, потом эта мечта постепенно переросла в уверенность и другого жизненного пути он просто себе не представлял, а потом были экзамены и аттестационная комиссия и простой, но строгий вопрос будущего командира роты:
- Ты хочешь учиться в моей роте?
- Да – также коротко, но уверенно ответил он, и этот ответ решил его судьбу на долгие годы вперёд.
***
… - Взвод «Газы», на высоту, бегом Марш.
Эта команда звучала вновь и вновь, такой ещё с утра красивый, совершенно новый АКМ стал просто ненавистным и весил, казалось больше тонны, хэбэшки были мокрые от пота, портянки сбились в сапогах в какие-то комки, а из шлем-масок противогазов пот просто выливали когда вскарабкавшись в очередной раз на высоту их снимали, чтобы через минуту вновь надеть и кубарем котиться вниз с этой ненавистной высоты.
- Взвод «Становись», «Равняйсь», «Смирно» – старший лейтенант Макарский уверенным шагом прохаживался вдоль строя. Его почти двух метровая фигура возвышалась над всем взводом. – Учтите юноши, это армия и она не терпит слабых духом. Вы будущие командиры, на вас будут смотреть бойцы, и от вашей воли будет зависеть выполнение каждого вашего приказа. У вас есть ещё один месяц для принятия окончательного решения, какой путь избрать. Пойти завтра в экзаменационную комиссию, забрать документы и отнести их в любой гражданский ВУЗ, либо остаться здесь и на долгие годы связать себя с армией, а посему Взвод «Газы», на высоту, бегом Марш.
И вновь в который раз вчерашние школьники карабкаются на эту высотку, чтобы добравшись до вершины скатиться вниз на исходный рубеж…
***
- Юра, ты чай будешь пить?
- Нет, мама, спасибо, я уже собрался и выхожу. Жду вас всех в училище, пока.
Он шёл по улице уверенной походкой, на лице играла чуть заметная улыбка и казалось ни один прохожий не оставлял его без внимания.
В небольшом Городе, где дислоцировалось несколько частей, и было два военных училища, увидеть на улице офицера было не в диковинку, но два дня в году были особенными для всего города, дни, когда выпускники надевали новенькую парадную форму и наполняли город радостью и весельем.
Традиционно повелось, что выпуск, в двух училищах проходил в разные дни, с перерывом ровно в неделю и жители могли посетить оба праздника, а потом долго сравнивать и спорить: «Чьё торжество в этом году было лучше организовано, кто из молодых лейтенантов, артиллеристы или связисты лучше подготовились и чётче держали строй в торжественном марше, и о многом, многом другом, что неизменно сопровождало эти два торжественных дня.»
А пока молодой человек спешил в училище, до торжественного построения было ещё достаточно времени, но он спешил, спешил, чтобы до торжества ещё раз обсудить с друзьями планы на будущее, ещё раз придирчиво осмотреть себя в зеркале, до блеска начистить и без того сверкающие сапоги. А ещё спокойно посидеть и пролистать в уме всю церемонию с начала и до конца, чтобы ни в коем случае не сбиться ведь на тебя будут смотреть тысячи глаз. Курсанты младших курсов с завистью, представляя себя через год-два на твоём месте, командиры и преподаватели с гордостью за весь выпуск и за каждого в отдельности, вспоминая себя в твоей роли, будут смотреть родные и близкие и конечно она…
***
«Золотая неделя» - время, когда выпускные экзамены уже сданы, документы отправлены на подпись министру, а выпускники заняты исключительно подготовкой к торжествам. Они уже вроде и не курсанты, но ещё и не офицеры. Какое то такое состояние невесомости. Ротные и взводные командиры воспринимают тебя как уже состоявшегося, полноправного офицера и требуют только того, чтобы вовремя приходили на репетиции торжеств. Всегда строгий командир батальона смотрит несколько снисходительно, только суровый заместитель начальника училища неизменно придирчив, хотя даже он старается не обращать внимания на мелкие нарушения дисциплины и формы одежды.
В эти дни выпускники, заняты сами собой. Это, пожалуй, самое беззаботное время во всей офицерской жизни, время, когда уже не надо думать про учёбу и подготовку, но ещё и нет забот о службе, личном составе, обеспечении твоего подразделения и многом, многом другом, что неизменно сопровождает офицера на всём его жизненном пути.
Именно в это золотое время, за день до выпуска Юра встретил её. После длительной, почти годовой разлуки, неопределённости отношений она позвонила и сказала, что приезжает в Город, и попросила, если конечно возможно встретить её на вокзале. Ну разве он мог отказать? Конечно, конечно встретит, ведь ни смотря, ни на что Юра ждал этого звонка, ждал и верил, в то, что она позвонит и так беззаботно, как будто никогда и не было этой размолвки, скажет:
- Юрка, привет, я приезжаю завтра в половине седьмого, ты встретишь меня?
- Да, конечно - также сдержанно ответил он.
На следующий день в шесть часов пополудни он уже бегал по перрону вокзала со скромным букетом цветов, которыми торговали на привокзальной площади местные старушки. Строго по расписанию, что было уж совершенно неправдоподобно, прибыл поезд, пассажиру суетливо покидали вагоны и спешили как можно быстрее добраться до ближайшей троллейбусной остановки, в надежде уехать первым троллейбусом, в противном случае следующего можно было ждать очень долго.
Перрон постепенно пустел, вот уже и закрываются двери пригородного поезда, вот он уже начинает потихоньку набирать ход, а той которую встречал, так и нет. И вот когда приехавшие пассажиры в основном разошлись, Юра увидел ту, которую так долго ждал и верил, что дальше по жизни они пойдут вместе, плечо к плечу.
Стройная фигурка стояла на опустевшем перроне, в нерешительности теребя ручку дорожной сумки, её волосы, какого то неопределённого, нежно-болотного цвета светились в лучах уже скрывающегося за крышами домов, солнца и слегка близоруким взглядом рассматривала теперь уже одинокие фигуры, ещё оставшиеся на перроне. Но тут их взгляды встретились, широко раскрытые до этого глаза превратились в маленькие щелочки, на губах заиграла такая искренняя, такая открытая улыбка, что Юрка просто не смог удержаться на месте. Он метнулся ей на встречу и именно в этот миг окончательно понял, что как бы не сложилась его дальнейшая судьба, в одном он был уверен точно, её он больше не отпустит никогда…
***
Совершенно неожиданно пошёл дождь. Как-то очень быстро набежали тучи, закрыв яркое, июльское солнце, что-то вверху громыхнуло, и полил сильный, но скоротечный летний дождь. И хотя дождь длился всего минут пятнадцать, торжественное построение было перенесено на час. Командование хотело убедиться в том, что продолжения дождя не будет. После этого надо было убрать с плаца всю воду, так неожиданно пролитую кем-то с верху, для чего курсанты дежурного подразделения были немедленно вооружены мётлами и отправлены на плац. И, в конце концов, дождаться пока жаркое, июльское солнце завершит уборку, окончательно высушив асфальт.
Новоиспеченные лейтенанты слонялись по казарме в томительном ожидании. То и время кто-то начинал в очередной раз чистить сапоги, кто-то бесконечно курил, стараясь этим как сжать так растянувшееся время ожидания, кто-то тихонько перебирал струны не понятно как оставшейся в роте гитары.
Юра присел на табурет возле своей ставшей за четыре года родной, кровати и мысли вновь откинули его в прошлое…
***
Взвод лежал на брюхе, под палящим, июньским солнцем и в который раз пытался уложиться в норматив, вгрызаясь в высушенный, и превратившийся в камень знаменитый, Украинский чернозём. Июнь в этом году выдался особенно жарким. Целый год первокурсники изучали теорию инженерной подготовки, тактики, огневой подготовки, защиты от оружия массового поражения и многие другие иногда схожие между собой иногда совершенно разные, общевоинские дисциплины. Но у всех у них было одно общее – ЗЕМЛЯ.
Земля, в которую надо зарыться, зарыться как можно глубже и научить этому своего солдата, потому, что это самый надёжный способ сохранения жизни твоей и твоих подчинённых.
Настал июнь, а вместе с ним и полевые занятия. И вот теперь они грызли эту землю малыми пехотными лопатками, предварительно разметив её для окопа. Лопатки в очередной раз нехотя отковыривали кусочек за кусочком неоднократно перекопанной, укатанной тяжёлой техникой земли полигона. Курсанты, кто про себя, кто в слух, но, тихонечко, ругали эти науки, их нормативы, строгих преподавателей и командиров, неусыпно наблюдающих за их действиями. Ругали и не знали, что такая ненавистная наука, в конечном итоге доведённая до автоматизма когда-то спасёт некоторым из них жизнь.
Но всё это было впереди, а сегодня надо было копать, копать окоп для стрельбы лёжа, и если взвод в очередной раз не укладывался, закапывать и копать в другом месте, а после того как норматив выполнен, углублять окопы для стрельбы с колена, затем стоя, затем соединять их ходом сообщения, маскировать и снова закапывать.
А на следующий день тактика и взвод в наступлении и снова на новом месте окопы, окопы, окопы. Взвод не вовремя вышел на рубеж атаки, и она была сорвана, а значит надо вновь зарываться в землю, прячась от пулемётно-миномётного огня противника, второго взвода. Сегодня им повезло, они сидят в отрытых вчера окопах полного профиля на высотке и обороняются от наступающего первого взвода. Обороняются как-то вяло, нехотя, зная, что завтра будет всё наоборот.
К концу дня рота в полном составе, уставшая и грязная ускоренным маршем возвращалась домой в училище. Курсанты двигались как автоматы. Эти десять километров пути от училища до полигона и обратно были пройдены за год сотни раз и изучены до самых мелких кочек и ям. Но вот тропа заканчивается рота входит в пригород.
- Направляющий короче шаг, рота в колонну потри марш – звучит команда ротного.
За ней эхом:
- Первый взвод в колонну потри…
- Второй взвод в колонну потри…
- Третий взвод в колонны потри…
- Рота подтянись.
И вот из-за поворота показался забор училища, и силы уже на исходе, и не знаешь дойдёшь ли эти последние сто метров до КПП, но как бы невзначай ротный нехотя роняет фразу:
- Макарский, а запевалы у тебя во взводе есть?
- Запевай, - звучит команда командира первого взвода.
Команда резкая и совершенно непонятная от усталости, и как бы нехотя, немного посовещавшись, запевалы начинают:
Там где пехота не пройдёт,
И бронепоезд не промчится,
Шаг начинает выравниваться, сапоги всё твёрже и твёрже ступают по асфальту, и уже все подхватывают:
Тяжёлый танк не проползёт,
Там пролетит стальная птица…
Льётся песня над строем, разносится по округе, а вместе с ней, куда-то улетает усталость, и уже твёрдым шагом, с весёлой песней рота входит в настежь распахнутые ворота…
***
- Рота приготовиться к построению.
Ну, вот плац убран и высушен, дождя больше не предвидится, значит пусть с задержкой, но торжество начнётся.
Училище выстроилось на плацу, в центре, в развёрнутом строю, повзводно стоит батальон выпускников. Строгий строй не нарушает ни малейшее движение, только кое-где однообразие мундиров цвета морской волны нарушают вкрапления, где синего, где чёрного цвета.
Училище связи направляло выпускников в сухопутные войска, но иногда приходили редкие заявки из военно-воздушных сил и военно-морского флота. Этим выпускникам отчасти немного завидовали, в первую очередь по тому, что они уже заранее знали своё распределение, а ещё очень завидовали морякам, ведь они единственные получали кортики. В остальном, для выпускников Городского училища связи, известного во всех Вооружённых силах высоким качеством подготовки своих выпускников, перспектива уйти в родственные рода войск означало поставить крест на своей карьере.
Но разве это могло, как-то омрачить сегодняшний праздник…
- Училище, равняйсь, смирно. Командирам рот привести к Присяге курсантов первого курса училища.
Юра стоял в середине строя, курсанты один за другим выходили из строя и после принятия присяги возвращались в конец. И вот вызван впередистоящий курсант, Олег, сосед по койке, с которым Юрка уже успел подружиться. Впереди за спинами командиров взводов, которые приводят к Присяге первокурсников, родители, друзья, одноклассники. Кое к кому пришли подруги, Но есть и такие, которых ждут жёны. Это ребята немного постарше, поступавшие в училище после техникумов. Юра смотрит на эту разноцветную толпу и радуется. Радуется тому, что сейчас он примет присягу и на всегда будет причислен к касте защитников Отечества, радуется тому, что у него хватило сил и мужества выдержать первое и самое, наверное, тяжёлое испытание – Курс молодого бойца.
- Курсант Пантилеев, для принятия Присяги ко мне.
Чётким строевым шагом Юрка выходит из строя.
- Я, гражданин Союза Советских Социалистических республик, Принимаю присягу и торжественно клянусь… - голос звучит уверенно и громко, хочется, чтобы слышали все вокруг – он стал воином…
***
Это было какое-то де-жавю. Один за одним строй покидали люди и возвращались в конец строя, впереди всё так же маячила спина закадычного дружка Олега, а впереди за спинами взводных так же пестрела толпа зрителей, только вот старых школьных друзей там было меньше, а подруг больше, и значительно больше молодых жён. Да и спину Олега статно облегал мундир цвета морской волны, а на плечах играли золотом офицерские погоны.
- Лейтенант Пантилеев, для получения диплома и знака об окончании училища ко мне. – звучит команда всё того же теперь уже капитана Макарского, ставшего за четыре года тридцати курсантам взвода родным отцом.
Твёрдый шаг, на начищенных до блеска хромовых сапогах играет солнышко, а на лице взводного радостная отцовская улыбка и гордость в глазах, гордость за воспитанников. Нет такие не подведут.
Он хорошо помнил как четыре года назад эти , теперь уже настоящие мужчины карабкались из последних сил на ту высотку, но ни один из них так и не забрал свои документы, все дошли до этого дня.
- Поздравляю Вас, Пантилеев, вы стали настоящим офицером.
- Служу Советскому Союзу.
- Встать в строй.
- Есть.
И тут Юра замешкался, беглый взгляд выхватил их разноцветной толпы такое знакомое, такое дорогое лицо. Её близорукие глаза были широко открыты и смотрели прямо на него. Юрке показалось, что на щеке блеснула слезинка, а может это просто лучик солнца, отразившись от его погона, пробежал по её лицу, и от этого стало как-то спокойно на душе. Ушло всё волнение. Он круто развернулся через левое плечо и твёрдым, уверенным шагом пошёл в строй. «У нас всё будет хорошо» подумал он, и все тревоги этого дня отошли на второй план…
***
Огонь и дым окутал поле, то там, то тут гремели взрывы, грохотали гусеницы, слышались короткие автоматные очереди. Взвод сидел в окопе, кто-то молча курил, кто-то пытался завести разговор, однако общее напряжение висело в воздухе. Время от времени один из курсантов выскакивал из окопа и бросался вперёд в дым и огонь. Курс молодого бойца заканчивался прохождением психологической полосы.
Юра вышел на исходную позицию, нервы напряжены. За время подготовки полоса проходилась неоднократно, но тогда она была как бы в нерабочем состоянии, не было имитации боя, на полосе просто торчали, обгоревши остовы препятствий, а сейчас это была совсем другая полоса.
- Вперёд, - где-то за спиной прозвучала команда командира взвода.
Юрка рванулся вверх и вперёд из окопа, нырнул в следующий, такой маленький и не уютный. Впереди, скрытое дымом и огнём, что-то гремело. Выглянув через бруствер, он увидел, как из клубов дыма на него надвигается железная лязгающая гусеницами громадина. Короткая очередь и спрятаться, вжаться как можно глубже в землю. Вот тень наползла на окоп, над головой нависла подошва какого-то, фантастически-громадного утюга и казалось, что сейчас эта подошва опустится на тебя и разгладит эту маленькую складочку на земле, а вместе со складочкой и его, вчера ещё мальчишку, школьника, а сегодня уже почти курсанта.
Почти, осталось последнее испытание в этом изматывающем силы и нервы месяце. Каждый вечер, приходя после занятий в казарму, Юрка садился на табурет возле своей койки и думал. Правильный ли выбор он сделал, хватит ли у него сил выдержать всё, и с каждым днём он всё больше и больше утверждался в правильности принятого ещё в детстве решения.
Железное брюхо закрыло собой окоп и проползло, казалось, всего в нескольких сантиметрах от головы, но вот начало светлеть, танк уходил дальше. Юра собрал силы, поднялся и бросил в след уползающему монстру гранату. Болванка упала прямо на моторный отсек, цель была поражена. И уже не глядя назад, выпустив короткую очередь, он рванулся вперёд. Теперь было всё легко, клубы дыма, противогаз, горящая колючая проволока над головой, разрушенный дом, балкон, прыжок вниз, кувырок, и последняя очередь. Автомат замолчал, магазин был пуст. Чуть впереди и правее сидели те, кто прошёл полосу раньше.
Вчерашние мальчишки расслаблено курили, перекидывались шутками, как бы нехотя обсуждали каждого, кто появлялся из дыма на балконе. Нервное напряжение спало, и они прошедшие это последнее испытание могли позволить себе расслабиться.
Завтра отдых, суббота, надо окончательно подготовить к воскресному торжеству форму, вычистить оружие, а в воскресение присяга, и первое увольнение в Город.
Все разойдутся с родными и будут долго-долго рассказывать им, немного приукрасив, всё то чем жил этот месяц, с какой лёгкостью давалась ему военная наука, и как героически он прошёл самое последнее и самое трудное испытание – психологическую полосу…
***
- Училище, к торжественному маршу, поротно, равнение на право, на одного линейного дистанция, сводная офицерская рота прямо остальные напраа-ВО, шагооом-МАРШ.
Оркестр грянул марш, вторя барабану, тысяча ног дружно опустилась на асфальт, вздрогнул воздух, оживились несколько затихшие гости. Лейтенанты, чеканя шаг, шли по плацу, ставшему за долгих, четыре года родным, плацу, политому их потом, плацу на котором была стоптана ни одна пара каблуков, шли в последний раз. Впереди у них будет ещё много прохождений. Кто-то будет идти в торжественном строю по Красной площади мимо главной трибуны страны, а кто-то, поднимая клубы пыли по импровизированному плацу в далёкой Афганской степи. Но этот плац, эта трибуна и стоящее на ней руководство училища, это последнее торжественное прохождение останутся в памяти навсегда.
«Коробка» роты мерно качалась в такт маршу. Локти слегка касались локтей товарищей. Чёткое равнение в шеренгах выдавало достаточный опыт и уверенность в себе, и в своих товарищах. Точно в таком строю, но не так уверенно они проходили мимо этой трибуны четыре года назад. Ни что не изменилось в их роте. В полном составе они покидали сегодня родное училище.
Батальон выпускников, рота за ротой покидал плац, сразу за плацем роты останавливались и по команде рассыпались. Выпускники спешили к своим гостя, выслушать поздравления, похвастаться дипломом, сфотографироваться на память и снова бежать в расположение роты, получать документы, предписания и первое офицерское денежное довольствие.
В расположении царил беспорядок. Выпускники в белых рубашках, с расстёгнутыми галстуками хаотично бродили по казарме, новенькие парадные кителя в полном беспорядке валялись на койках. Ожидание и без того томительное многократно усиливалось только что пережитым напряжением.
Первый взвод собрался в своём кубрике. Громкое троекратное «Ура» нарушило монотонный шум казармы. В потолок дружным залпом ударили пробки тридцати бутылок Шампанского, пенящаяся жидкость рванулась наружу, вслед за пробками обливая всё вокруг. Юра радовался, радовался вместе со всеми, наливая игристое вино товарищам из второго и третьего взводов, гостям, случайно забредшим в расположение роты в поисках своих выпускников.
Это была их идея. За всю историю училища ещё ни кто не решался на такое сумасбродство – распивать шампанское прямо в расположении роты. А это было так приятно. После томительного ожидания, после трёх часов на плацу, под жарким июльским солнцем в строгом парадном мундире, после трепетного прощания со Знаменем и училищем глоток искрящегося, пенящегося вина, не успевшего согреться в тёмном углу, под дальними койками был так кстати.
Освежающая жидкость потекла по пищеводу, моментально проникая в кровь, голова слегка закружилась и мысли, сдерживаемые нервным напряжением последних часов, освободились и полетели куда-то далеко назад…
***
Зима в этом году выдалась холодной. Середина февраля, такой всегда короткий зимний отпуск подходил к концу. Завтра в 12.00 надо быть в расположении. Человек десять третьекурсников, живущих в Городе, нарушая все мыслимые и немыслимые Законы и Уставы, собрались в маленьком кабачке отметить окончание отпуска, приближающийся День Советской Армии, да и просто провести время в весёлой компании за дружеской беседой ни о чём и бутылочкой вина.
Застолье набирало обороты, время от времени менялись лица, одни приходили, другие уходили но, не смотря на это, беседа не прерывалась. Вновь прибывшие моментально схватывали тему, и создавалось впечатление, что они присутствовали при самом начале разговора и только вот на минуту отвлеклись.
Уже выпито достаточно много, алкоголь и сигаретный дым слегка затуманили голову, и тут Юркино внимание привлёк столик в дальнем углу зала. Они сидели втроём, весело беседуя друг с другом. Бутылка шампанского, стоявшая на столе, пожалуй, с начала вечера, казалось, их совсем не волновала. Время от времени девчонок приглашали потанцевать, каждый раз новые парни, но ни один не задерживался. Музыка заканчивалась, очередной кавалер провожал дам до их столика и галантно откланявшись, отправлялся восвояси. И, тем не менее, девчонки были более чем интересны. Особенно Юркино внимание привлекла одна из них. Заиграла медленная музыка, Юра встал и уверенным шагом, обогнув свой столик, направился в дальний угол зала.
- Разрешите Вас пригласить.
Голос звучал довольно уверенно. Лиза пристально посмотрела на слегка-подвыпившего, молодого человека, в её взгляде мелькнула неуверенность, но, встретившись с Юркиными глазами, сразу успокоилась. Её глаза озарила улыбка, она легко поднялась и пошла в сопровождении юноши в центр зала.
Танец проходил в полном молчании, Юра легко вёл девушку по залу, легко уклоняясь от танцующих пар недостаточно крепко держащихся на ногах. Но это молчание, эта крепкая рука, ведущая Лизу в танце, создавали какую-то необъяснимую уверенность именно в этом немногословном молодом человеке. А потом Юрка провожал их домой. Одна из подружек куда-то ушла и он, в окружении двух дам шёл по зимнему ночному Городу, без умолку болтая о каких-то совершенно несущественных пустяках. Редкие прохожие провожали взглядом весёлую троицу, и, кажется, немного согревались, исходившим от них теплом.
Так непринуждённо беседуя, они дошли до дома, где жили девчата.
- Ну, вот мы и пришли. Юра спасибо тебе большое, что проводил, было очень интересно провести остаток вечера в твоём обществе, - щебетала Лизина подружка.
- Оля, какие могут быть вопросы, - ответил он, а сам пристально смотрел на вторую девушку и ждал.
Какая-то непонятная робость сковала язык. До этого слова лились сплошным потоком, а сейчас, когда пришло время сказать что-то серьёзное, в голове образовалась полная пустота, почему-то крутилась одна фраза из детского мультфильма про Вини-Пуха: «Сова ты же знаешь у меня в голове опилки…»
- Лиза, я могу надеяться на новую встречу, - еле выдавил он из себя одну фразу.
- Я буду, рада видеть тебя, если, конечно до утра ты не забудешь номер телефона, - ответила девушка тихо, почти шёпотом, - до свидания Юра.
- До свидания.
Троллейбусы уже не ходили, такси поймать в зимнем, ночном Городе было практически невозможно, а изредка проезжающие частники очень редко останавливались на тёмных улицах, да и запрещалось курсантам пользоваться их услугами. Юра решил не нарушать сегодня хотя бы один из приказов и отправился на другой конец города пешком.
Он шёл по освещённой редкими фонарями дороге, а сердце выскакивало из груди. Хотелось кричать от восторга, ну конечно как он может забыть? Этот номер, казалось на вечно врезался в его память.
Эта стройная, невысокая девушка, с таким весёлым взглядом и редким именем, кажется, поселилась в его сердце, и с каждым шагом, отдаляющим Юру от её дома, она всё уютнее, и уютнее устраивалась там. И это совершенно новое чувство, которого он сначала немного испугался, начало захватывать его полностью, вытесняя из сердца весь мусор который уже начал там накапливаться и уютно заполняя пустоту…
***
- Юрка, проснись, тебя вызывают, иди предписание получай.
У канцелярии роты толпились выпускники, одни получив предписание, тут же нетерпеливо вскрывали конверты, другие в нетерпении ждали своей очереди, боясь пропустить вызов. Юра протиснулся через эту небольшую толпу и открыл дверь.
- Товарищ майор, разрешите войти. Кур…- и тут он запнулся. Привычная фраза повисла в воздухе.
- Заходи Пантилеев, ничего не тушуйся, скоро привыкнешь, - ротный был, как всегда сдержан, - расписывайся, получай. Поздравляю, удачи тебе, иди.
Крепкое рукопожатие было самой дорогой наградой от этого искреннего, крайне интеллигентного человека. За все четыре года учёбы ни один курсант не слышал от него грубого слова, ни разу майор Нефёдов не повысил голос, сдержанность и такт в отношении с курсантами было его кредо. Но наряду с этим он требовал строжайшее соблюдение дисциплины и не давал спуска ни одному нарушителю.
Не наказав за четыре года ни одного курсанта, Виктор Павлович беспощадно гонял командиров взводов и сержантский состав, и поэтому одного его взгляда одного слова было достаточно, чтобы курсанты тут же кинулись устранять и исполнять. А подумать о том, что какое-то мелкое нарушение дойдёт до ротного не мог позволить себе даже самый последний разгильдяй...
***
- Ну, так что товарищи двоечники, у кого сколько хвостов? Пантилеев ты опять в этой команде?
Удивлению ротного, казалось, не было границ, хотя всем давно было известно, что очерёдность на убытие в отпуск составляет он лично.
- Товарищ майор, я все экзамены сдал на-хорошо…
- А так ты, значит, относишься к нарушителям. Это меняет дело. Товарищи двоечники, выйти из строя. Вы переселяетесь на первый этаж и продолжаете готовиться к экзаменам, ну а с вами будет отдельный разговор. Кто тут у нас остался? Я так и знал, старая компания. Пантилеев, Фёдорцев, Курагин, а ты хоть как попал в эту компанию, не иначе Пантилеева работа.
- Товарищ майор, я не это, я…, - друг Олежка стушевался и замолчал.
- Олег молчи, - щепчет ему не раскрывая рта, Антон, из второй шеренги.
- А так здесь ещё и Грицаев, ну теперь я спокоен, вся компания в сборе. Значит так товарищи разгильдяи, к восемнадцати часам расположение должно сиять, в противном случае убытие в очередной отпуск переносится на завтра. Вопросы есть? Вопросов нет. Надеюсь, все ещё помнят, где инструмент? Вот и замечательно, приступить.
Это была, практически невыполнимая задача, для этой компании не было ничего невыполнимого. Они знали одно, если сегодня в восемнадцать часов ротный придёт в расположение и останется недоволен, то как минимум ещё двое суток надо будет вылизывать казарму, убирать закреплённую территорию, выполнять другую работу, которой найдётся масса, в отсутствие всех ста человек, на которых она распределялась равномерно.
У этой компании каждый отпуск начинался с одного и того же, время от времени к ним примыкали другие, но костяк штрафников оставался неизменным. И не потому, что они были злостными нарушителями воинской дисциплина, а по какому-то совершенно непонятному злому року каждое их мелкое нарушение попадалось на глаза майора Нефёдова…
***
Юра спокойно вышел из канцелярии, передав собравшимся, чтобы позвали следующего, и направился в глубь расположения. Не хотелось открывать конверт на виду у всех. В своём кубрике, который делили между собой, третьи отделения всех трёх взводов роты было пусто, весь народ собирался в основных кубриках, курилке и Ленинской комнате.
Юра сел на табурет и почти не дыша, открыл конверт. «…Вам предписывается прибыть до 25-го августа в распоряжение командира воинской части №14762, город Белогорск, что-то ёкнуло внутри. Как неужели рапорт не удовлетворён, Белогорск, Белогорск, это кажется в Крыму, хотя нет, что там дальше, …Амурской области»…
***
-Товарищи курсанты, - командир батальона собрал всех выпускников приблизительно за месяц до государственных экзаменов, - в этом году ожидается наихудшее распределение, за всю мою службу в училище. Приблизительно тридцать процентов поедут служить в Дальневосточный округ, такое же количество выпускников отправиться в Забайкалье и только одна треть останется во внутренних округах и маленькая часть из них, которую представят в основном, фельдегеря, отправится в группы войск. Поэтому я просто вам советую, кто чувствует, что судьба его ехать за Урал, пишите рапорта на Дальний восток, там хотя бы есть Сахалин и Камчатка, да и весь округ со следующего года будет льготным и заменяемым, правда с десятилетним циклом, но это, поверьте мне лучше, чем незаменяемое Забайкалье.
И Юрка написал, послушал совета седого полковника, вот почему он с таким трепетом открывал конверт и очень удивился, увидев название города, но теперь всё встало на свои места.
- Юр, ну что? Куда, - это Олег увидел, что он сидит с открытым конвертом.
- Да всё нормально, Олежа, куда и просился, на Восток, Дальний, - добавил он, чуть подумав.
Он поднялся надел китель, разложил по карманам документы и зашёл в кубрик взвода.
- Ну всё, друзья, я побежал, увидимся на выпускном, меня ждут, до встречи.
Круто развернулся и пошёл к выходу.
Дома его действительно ждали. Собралась вся семья, конечно все они были на торжестве, но ждать не стали, Юрка отсоветовал и отправил всех домой. Получение документов действительно затянулось на несколько часов, а ожидание на КПП под палящим солнцем было бы для них слишком утомительным.
Жаркое июльское воскресение почти все жители Города старались проводить за его пределами, кто на даче, кто у родственников в пригододных сёлах, кто просто выходил отдохнуть на берег речки. Тролейбусы ходили полу-пустыми и Юра быстро добрался до дома.
- Юра, куда? – в глазах матери застыла тревога.
Шёл пятый год войны в Афганистане, и как Юра не убеждал мать, что туда посылают только по собственному желанию, она всё-равно боялась. Боялась, что может быть исключение из правил, боялась, что Юра в тайне от всех мог написать рапорт и сам попроситься туда, боялась самого слова Афганистан.
Её детство пришлось на военные годы. Отец – офицер служил на самыхЗападных границах и как многие семьи командиров их просто не собирались эвакуировать, да еслибы и собрались, это было невозможно. События в июле 41-го развивались настолько стремительно, что про эвакуацию из приграничных районов никто и не вспоминал. Каждый раз при слове война, мать как то замыкалась и уходила в себя. Поэтому когда Советский Союэ ввёл войска в Афганистан она попыталась отговорить Юру поступать в военное училище, но эти уговоры были тщетными, сын решение уже принял и меныть его не собирался. Потом все четыре года, она жила в опасении, что его могут послать туда, туда где гибнут молодые парни, совершенно не понимая почему. Все четыре года мать старалась скрывать свои опасения, а вот в этот момент не выдержала, сорвалась.
- Всё нормально, мам, на Дальний восток.
Тревога понемногу отпустила, но печаль всё равно осталась, где то там в глубине глаз. Дальний восток, ведь это так далеко.
- Мам, не переживай, - попробовал успокоить её Юра, - эдесь брат остаётся, а я со временем буду переводиться всё ближе и ближе, ведь дальше-то уже некуда, и со временем приеду к тебе.
Утешение получилось какое то грустное но мать успокоилась окончательно.
- Поздравляю тебя сынок. Ты наверное проголодался, пошли обедать.
Дома собрались самые близкие мать, старенькая бабушка, брат и конечно Лиза. С торжества она поехала вместе со всеми к нему домой и там вместе со всеми ждала его прихода.
Обед получился несколько скомканым, до выпускного вечера было всего несколько часов, а ещё надо было привести себя в порядок, постоять под прохладным душем, смывая с себя пыль и пот, переодется и доехать до заказаного взводом ресторана, на другой конец города. Так и не успели обговорить дальнейшие планы, но это было и не к спеху. Впереди целых тридцать суток отпуска.
Прохладный душ снял окончательно всю усталость и напряжение дня, вода струелась по телу, унося с собой все тревоги дня...
***
Тёплые струйки текли из под шапки за воротник шинели и дальше по спине. Лопатка равномерно, в такт шагу била по ноге, противогаз постоянно сползал из-за спины на живот, правая рука затекла, посоянно придерживая ремень автомата, в сапогах хлюпала вода.
Полевые занятия по тактике как всегда ждали, и как всегда они начались совершенно неожиданно. Взвод сидел на в классе, самоподготовка заканчивалась и все занимались уже своими делами, писали письма домой, кто играл в «Морской бой», кто просто тихонько дремал за последними столами. Через пол-часа ужин, а там свободное время и в скорости отбой.
- Рота «Тревога», получить оружие, строиться в расположении, - команда дневального прозвучала неожиданно, и тут-же всё закрутилось.
Быстро бросить в тумбочку тетради, шинель, оружейная комната, автомат, подсумок, штык-нож, магазины, противогаз, отойти от пирамиды, выскочить из «оружейки» дальше всё на себя, к этому полевую сумку, вещмешок, ОЗК и бегом в строй.
- Рота строится, равняйсь, смирно. Сержантам проверить личный состав и доложить по-команде.
Командиры отделений бегло проверяют курсантов в строю, экипировку, докладываю о готовность.
- Рота с права по-одному вниз, строиться в колонны по-три, по-взводно, марш.
И застучали сапоги по лестноце, этажом ниже к ним присоединялись курсанты третьей роты, затем второй, первой и из казармы вытекал уже не одинокий ручеёк, а полноводная река, еле, еле проходящая в настеж распахнутые двери.
Батальон стоял на плацу в развёрнутом строю, по-взовдно, образуя небольшое карэ.
- Противник силами до дувух датальонов пеходы и одного самоходного гаубичного дивизиона перешёл в настепление, и прорвав линию фронта движется в направлении Города, - вводил в тактическую обстановку ведущий преподаватель кафедры общей тактики, - Приказываю, батальону выдвинутся в район станции Лесная и занять оборону в квадрате 3576, по юго-западной линии лесного массива. По данным разведки предположительное время выхода противнека на рубеж обороны батальона пять часов. Батальону быть в указанном квадрате через три часа, в 21.15.
И вот теперь датальон вытянувшись в длинную гусеница старательно преодолевал двадцать пять километров до дальнего полигона артиллерийского училища. Зима в этом году была тёплая и снежная и двадцать пыть километров в полном снаряжении по перемешеному с водой снегу, в полной экипировке за три часа казались адом. Но война, хоть и учебная, есть война и она не терпит и малейшего невыполнения приказов.
В начале марша Юрка ещё пытался поддерживать какую то непринуждённую беседу, но теперь после двух часов марша хотелось одного, скорее дойти, а там будь, что будет. И они дошли. Разгорячённые быстрой ходьбой, чередующейся время от времени бегом, промокшие из нутри от пота, а сверху от шедшего всю дорогу дождя с мокрым снегом они стояли и слушали распоряжения командира взвода по организации опорного пунка. Каждый мечтал только о том, что сейчас должны подвезти ужин, а затем можно будет симитировав устройство окопов и блиндажей тихонько подремать где-нибудь под сосной. Мечтали, но увы мечтам так и не суждено было сбыться.
Мороз, который начал крепчать ближе к ночи оказался самым строгим командиром. Промокшие насквозь, за время марша сапоги, шинели, пэша, бельё буквально через пятнадцать минут покоя превращались в куски льда и спасение от этого было одно – лопата. И они копали, копали сначала окопы, потом ходы сообщения, потом землянки и блиндажи, потом перекрывали их брёвнами и часам к четырём все фортификационные сооружения были выполнены по всем правилам военной инженерии.
Атака противника началась внезапно, небо озарилось сигнальными и осветительными ракетами, вокруг начала взрываться имитация, резкие автоматные очереди, казалось, разорвали ночь. Батальон огрызался короткими очередями, экономя недогатый боезапас. К тому же все гильзы от холостых патронов надо было сдать и уже преобредшие некоторый опыт второкурсники понимали, что лучше сдать неиспользованные боеприпасы, чем потом в темноте собирать по всей округе гильзы, затягивая этим возвращение домой.
Назад в училище возвращались неспеша, сказывалась усталость, а в училище уже ждал гарячий завтрак, специально подогреваемый в столовой в ожидании героических защитников Города, свежее сухое бельё и конечно такие родные койки. После ночных занятий обязательно должны дать поспать, хотя-бы до обеда...
***
После душа хотелось немного полежать, вздремнуть, но было некогда. Надо было выходить, чтобы вовремя добраться до ресторана и ни в коем случае не опоздать на выпускной вечер.
На вечр, традиционно шли в повседневной форме. Лё гкая рубашко, хоть и с длинным рукавом, и застёгнута на все пуговицы, с галстуком, всё-таки больше соответствовала жаркому июльскому дню и тёплому вечеру, чем параднный мундир. Да и было в этой форме что-то такое, не официальное.
Юра быстро оделся и взяв Лизу за руку, на ходу попрощавшись с домашними выскочил из квартиры. До тролейбусной остановки было пятнадцать минут ходу, а значит было немного времени поговорить о чём-то серьёзном, но начинавшийся разговор всё время возвращался к обсуждению торжеств, проходивших в училище. Видимо впечатления у всех были на столько глубоки, что надо было, хотя-бы переспать с ними, чтобы можно было отвлечся на другие темы.
Ресторан стоял на склоне высокого холма, над самой кручей. Вниз к реке уходили одноэтажные постройки старого жилого массива. Во многих Украинских городах существуют такие районы. Издавна они находились за городской чертой, за крепостной стеной , некогда опоясывающей города и считались пригородом, там селились мелкие ремесленники, торговцы, обязателььно в этих районах существовали Еврейские общины и по неизвестно какой традиции эти районы назывались – Подол.
Празничный стол был накрыт на веранде, нависшей над уходящим вниз, поросшим садами крутым склоном. Где-то внизу сквозь зелень виднелись крыши домов, чуть дальше, уже расстроившиеся районы многоэтажек, извилистая речка, неспешно несущая свои воды куда-то за Город и даль к великому Днепру. В далике, на соседнем холмебелели стены древнего монастыря, капола уже давным-давно не сияли позолотой, да и краска, которой они были, некогда, срешно окрашены давно утратила свою свежесть. Монастырь лишившийся хозяев потихоньку разрушался.
Юрка помнил, как когда-то давно, в школьные годы, они бегали с друзьями туда, в надежде встретить монастырское приведение или уж если совсем повезёт, найти клад.
Город имел почти вековою история и стоял на месте древней крепости, соответственно среди мальчишек ходили постоянные легенды о каких-то подземных ходах ещё до-Петровских времён. А в подкрепление этим легенда постоянно расказывались истории про то, как в соседнем доме провалился подвал и однокласники старшего брата, а то и сам брат, а иногда просто Вовка из девятого – Б класса, лазил в этот провал и собственными глазами видел этот ход. Но всё это были больше выдумки, хотя однажды при проведении каких-то земляных работ, в самом центре Города, строители раскопали совершенно, ранее неизвестное подземное сооружение, но к великому сожалению Юркиных сверстнокив построено оно было значительно позже. Это был склад авиабомб и снарядов, построеный Немцами во время окупации. Центр был оцеплен целую неделю, и всю неделю, день и ночь оттуда вывозили этот смертоносный подарок войны...
***
Цветы из вазы полетели вниз, за пределы веранды, дружно забулькав сразу из двух бутылок в вазу полилась водка, она наполнила её до краёв, командир взвода взял сосуд аккуратно в левую рука, а правой полез в карман и достал от-туда целую горсть маленьких золотых звёздочек. Бережно, что-бы не расплескать напиток он высыпал звёздочки в вазу.
- Товарищи офицеры, - взвод встал, - вот и настал момент расставания, расставания с училищем, ставшим вам за эти четыре года, родным домом, расставания с товарищами и командирами, - такой знакомый голос капитана Макарского звучал как-то необычно, в нём отсутствовала постоянная уверенность и лёгкая ирония, и Юрка понял, этот большой, всегда уверенный в себе человек перживает, переживает, что завтра он останется одиню Конечно через месяц придут новые мальчишки, и он как и четыре года назад будет ганять их до седьмого пота, учит воспитывать, но этих-то не будет, а вместе с ними уедет в дальние гарнизоны и кусочек души, отданый каждому из них, что-бы они стали настоящими офицерами. – Завтра вы разъедитесь по домам, а дальше по гарнизонам, кто то из вас вернётся сюда командиром или преподавателем, кто то будет время от времени приезжать, что бы просто пройти по училищу, порадоваться тому, как оно изменилось и вспомнить лучшие годы, проведенные в его стенах. Но куда бы не забросила вас судьба и каких бы вершин вы не достигли помните всегда о товарищах, с которыми плечо к плечу прошли вы эти четыре года, помогайте друг-другу, переживайте за неудачи и радуйтесь победам, - он сделал два больших глотка из вазы и передал её, стоящему слева выпускнику.
Ваза пошла по кругу, водка переодически подливалась, лейтенанты говорили много, желали друг-другу успешного продвижения по службе, хороших гарнизонов, послушных солдат и ещё много всякой совершенно никому не понятной всячины. Казалось они ещё непонимали, что завтра всего этого не будет, не будет этой беззаботной, во всём правильной и какоёй-то уж очень ухоженой армии, а будут дальние гарнизоны, в которых про уставы конечно знали, но в повседневной жизни руководствовались чаще жизненным опытом и служебной необходимостью.
Ваза дошла до Юры, он взял её из рук сё того-же друга Олега, начал что-то говорить, запнулся, сбился с мысли, в конечном итоге пожелал, что-то совсем несущественное и не подходящее моменту, отхлебнул водки и передал дальше.
Уже не слушая следующих ораторов он сел на своё место. Как всё-таки хорошо, что в этот день рядом с ним сидит Она. Лиза сидела на соседнем стуле и не отрываясь , внимательно слушала всех кто говорил. Казалось ей хотелось омнить всё до мельчайших деталей и тогда если она всё это запомнит жизнь пойдёт правильно, без сбоев и неудачь и Юрка, такой родной, дослужится легко и просто до самых больших звёзд, какие только бываю в Армии, и минёт его боль и грязь , несправедливость и самое главное война...
***
Столы были вынесены из «Ленинской комнаты» и учебного класса, они вытянулись через всё расположение. Это был исключительный день. Традиционно Новый год первокурсники праздновали в расположениии, по этому случаю были накрыты столы и «отбой» перенесён с двадцати трёх на час ночи. На столах стояли различные пирожные, торты и конечно чай. Даже о лёгко шампанском не могло быть и речи. Вместе с курсантами встречали Новый год и их командиры. Были какие-то поздравления, небольшой концерт художественной самодеятельности, просмотр «Голубого огонька» по телевизору, но веселья не было. Для всех мальчишек, за исключением, пожалуй нескольких сержантов, которые пришли в училище после срочной службы, это был самый ужасный Новый год во всей их жизни. Они ещё не успели отвыкнуть от дома и никак не могли понять, почему такой тёплый, такой домашний праздник надо встречать вдали от дома.
Ещё предстояло осознать, что теперь на долгие четыре года именно это твоя семья, это твой дом, и они это поняли поняли и приняли и вот теперь пришёл черёд расставания...
***
Вечер потихоньку подходил к концу, молодёжь много танцевала, а потом Юра долго, долго провожал Лизу домой. Они шли по каштановой аллее, кроны старых деревьев сомкнулись над головой, одинокие фонарики скупо освещали этот живой туннель. На лавочках сидели одинокие пары. Некоторые целовались, кто-то просто тихонечко о чём-то беседовал. Город, за день, нагретый жарким солнцем, отдавал своё тепло, и от того тихая Украинская ночь была на удивление тёплой и ласковой.
Лиза, уставшая за день, опиралась на крепкую Юркину руку, события дня сказались на обоих, они шли молча, время от времени обмениваясь несущественными замечаниями, то, ругая неровности дороги, то, обсуждая влюблённых, задержавшихся на лавочках, ни о чём серьёзном говорить уже просто не было сил. Но, не смотря на усталость им было так уютно и спокойно вдвоём, что хотелось идти и идти этой тихой аллеей и никогда не останавливаться.
- Всё, Юрочка, до завтра, спать хочется, сил ни каких нет, мне же завтра на работу, - Лиза уже засыпала стоя, а он всё не хотел и не хотел отпускать её руку.
- До завтра. Тебе на работу вечером? Я днём закончу кое-какие дела и приеду проводить.
- Хорошо, до завтра.
Добираться домой опять пришлось пешком. Троллейбусы уже давно отдыхали в парке, и Юра шёл по ночному городу, совершенно не задумываясь о расстоянии, шёл быстрой уверенной походкой. Он уже решил, что завтра он сделает Лизе предложение и сейчас, идя ночным городом, он должен обдумать всё, что скажет ей в этот решающий судьбу момент…
«Этот День Победы
Порохом пропах…»
Сводный хор подхватил припев и песня, усиленная сотней молодых голосов полилась над праздничным Городом. Войска Городского гарнизона, по случаю празднования Дня Победы были выстроены у памятника Славы. Возложение венков прошло, ветераны Великой отечественной собирались группами. Эти уже далеко не молодые люди каким-то удивительным образом преображались в этот день их ордена и медали, казалось, ещё больше украшали Город. Тысячи Горожан, пришедшие посмотреть на празднование потянулись к памятнику положить цветы на минуту задержаться и вспомнить тех, кто прошёл эту войну. Практически в каждой семье ещё жила память о тех, кто ушёл и не вернулся.
Этот праздник в Городе проходил всегда наиболее торжественно. Город украшался весенними цветами, одевался молодой листвой и конечно в мае цвели сады. В центральной части Города ещё сохранилось много старых одноэтажных домов, а где на Украине дом там обязательно должен быть пусть маленький, но сад, а в саду и абрикос и яблоня с грушей и вишня. Поэтому весь центр Города в мае утопал в белом цвете, а ещё в мае цвели каштаны.
В училище к празднованию готовились заранее, его хор, хорошо известный в Городе занимал не маловажную позицию в сценарии праздничных торжеств, и поэтому на дирижёре училищного оркестра, лежала особая ответственность. Человек очень эмоциональный, последние репетиции он проводил на училищном плацу, и эти репетиции вполне можно было принять за театральное представление.
Майор Васильев то бегал от оркестра к хору, то замирал, вслушиваясь в общее звучание, то врывался в середину строя за каким-нибудь курсантом, не соблюдающим тональности и портящим, по его мнению, всю картину. Но апофеозом всего был момент, когда, неудовлетворённый звучанием он вскарабкивался на самую вершину трибуны, и широко расставив ноги, стоял и слушал. Прослушав в таком положении всю программу, с начала до конца он, удовлетворённо кивнув головой, спускался вниз. Этого кивка курсанты ждали с начала самой первой репетиции, ведь он обозначал, что майор Васильев полностью удовлетворён и репетиций больше не будет.
А после торжеств, конечно, было увольнение в Город.
- Товарищи курсанты, - девятого мая ротный лично проводил инструктаж перед увольнением, - сегодня особенный день. Устав не предписывает вам отдавать честь гражданским лицам, но вы должны помнить, что сегодняшней жизнью мы обязаны всем тем, кто проливал кровь на полях Великой отечественной война и, проходя мимо ветерана, отдайте ему дань уважения и благодарности воинским приветствием…
***
… Следующий день, с самого утра был занят всякими мелочами, надо было сбегать в училище за какими то документами, проводить друзей, разъезжающихся по домам, сделать ещё массу каких то мелких, но отнимающих массу времени дел. Во всех заботах день пробежал незаметно, Юра не успел оглянуться, как перевалило, далеко за полдень и он понял, что катастрофически опаздывает.
Бросив всё, он побежал к Лизе. Всю дорогу от дома до работы Юра был, какой то неуверенный, всякий раз перескакивал с одной темы на другую. Лиза чувствовала, что он хочет сказать, что-то важное, но ему постоянно, что ни будь, мешало. И вот дойдя до больницы, в которой Лиза подрабатывала в ночную смену, после занятий в институте он резко остановился, взял её руки в свои и тихо, но уверенно произнёс:
- Лиза, через месяц я уезжаю на Дальний восток, ты поедешь со мной?
Это не было пылким признанием в любви, которого ждёт, пожалуй, каждая девчонка, мечтая по ночам о принце и Алых парусах. Но в этих словах был он весь, сдержанный в эмоциях и скупой на слова. Не было сдержанности только в его взгляде, и эти глаза сказали Лизе всё. В них было столько любви, столько нежности, что казалось все эти чувства сейчас выплеснуться наружу, раскрасив весь Город яркими цветами радуги, заполнят всё и всех, и не будет больше на свете горя и бед, боли и смерти, несчастий и страданий.
- Да, - тихо ответила Лиза, развернулась и побежала на работу, не поднимая глаз и не глядя на окружающих, что бы ни в коем случае не забыть, а сохранить этот взгляд в себе на долгие, долгие годы.
Юра долго смотрел ей в след, потом медленно развернулся и пошёл к троллейбусной остановке.
Этими короткими фразами двое молодых людей решили свою судьбу, на всю оставшуюся жизнь и ми не надо было говорить больше ничего, Они видели глаза друг друга и эти глаза сказали им намного больше, чем могли передать слова…
***
…Взвод уже второй час стоял в одну шеренгу в разомкнутом строю, вдоль учебного корпуса. Напротив каждого, на училищном заборе были вывешены грудные мишени. Всегда во всём инициативный ротный воплощал в жизнь свой очередной прожект, ему было мало того, что на базе роты существовал училищный хор, на этот раз он решил на базе роты создать команду по стрельбе из пистолета, и как всегда жребий выпал на первый взвод.
Вот и стояли курсанты уже второй час с учебными пистолетами, отрабатывая прицеливание и плавность нажатия спускового крючка. Первая радость оттого, что будет увеличено время на огневую подготовку, и в том числе на практические занятия, очень быстро сменилась разочарованием и досадой.
Первое разочарование началось после того, как было объявлено, что дополнительные занятия будут проводиться исключительно за счёт личного времени. О том чтобы огневой подготовкой заменить один из предметов Марксистско-Ленинской теории не могло быть и речи, а ведь именно эти предметы все без исключения курсанты считали совершенно не нужными. Но у руководства училища, армии, да и страны в целом, в то время было совершенно другое мнение, в корне отличающееся от мнения каких-то там курсантов.
Во второй раз все без исключения были разочарованы тем, что практические занятия оказались не стрельбами в тире, а банальной отработкой прицеливания и плавного спуска крючка.
Досада же пришла к ним ближе ко второму часу занятий, когда рука онемела, указательный палец превратился в непослушную деревяшку, и казалось, что в руке не обычный ПМ, а пудовая гиря, и когда было объявлено, что такие занятия будут проходить ежедневно, вплоть до проведения стрельб, тут уж все сникли окончательно. Только спустя годы, когда руке приходилось тянуться к кобуре, и сразу включалось подсознание и тело действовало уже автоматически, и над прицельной планкой всё превращалось просто в грудную мишень, бывшие курсанты мысленно говорили спасибо своему ротному, за то, что в очередной раз сберёг их жизнь…
***
Жизнь, как она прекрасна в восемнадцать – двадцать лет и что такое смерть ни кто из них ещё не задумывался, но она пришла, пришла так внезапно и нелепо.
Занятия по автомобильной подготовке проходили как обычно, всегда жизнерадостный, на вид, пышущий здоровьем, подполковник Рябцев отчитывал очередного, по его мнению, нерадивого курсанта и пытался вытрясти из него такие жизненно необходимые сведения, как принцип работы газораспределительного механизма, двигателя внутреннего сгорания. Почти отличник Игнатов, великолепно разбирающийся в линейных и нелинейных радиоустройствах, никак не мог понять, как работают эти клапана, какие впускают, а какие выпускают и почему оно всё-таки работает.
Вдруг на самой середине «допроса» подполковник Рябцев внезапно замолчал, сделался серьёзным, побледнел и как подкошенный упал на пол. Взвод оцепенел, но растерянность длилась недолго, кто-то сразу бросился в медсанчасть, кто-то начал оказывать неумелую первую помощь, но всё было уже поздно. Смерть пришла неожиданно, и скоропостижно и для них молодых пацанов это был удар. Тело преподавателя унесли, а они так и сидели молча в аудитории, не решаясь покинуть её до конца пары.
Пожалуй, первый раз, в своей жизни столкнувшись со смертью, они так ни когда и не смогли к ней привыкнуть. Да это, наверное, и невозможно. Можно научится убивать врага, и их этому учили, но в прицеле человек видит не смерть, он видит мишень, которая несёт смерть ему, его друзьям, его близким, и человек защищает свою жизнь. Но когда враг, уже совершенно безопасный лежит в поле, а над полем летает Смерть, пожиная плоды, на душе становится противно. Человек понимает, что вон у того парня тоже есть дом, мать, жена, дети и уже не важно враг он или друг, он просто человек, человек, который должен жить, жить и радоваться, строить дома и растить детей, любить и дарить любовь людям…
***
Отпуск шёл своим чередом, Юра и Лиза готовились к свадьбе, заявления в ЗАГС были поданы, по закону военнослужащим разрешалось регистрировать брак сразу после подачи заявлений, и у них было время выбрать день свадьбы, и не спеша подготовиться.
Подготовка к свадьбе, это такое хлопотное дело. В стране, где дефицитом являлось буквально всё, она превращалась в постоянное рыскание по магазинам, в надежде найти что-либо приличное. Правда в ЗАГСе молодожёнам выдавалась справка, по которой можно было в «Салоне для новобрачных» приобрести, что-то более или менее приличное. Но и за этими товарами надо было походить, но всё равно основная забота по подготовке лежала на плечах родителей, что такое свадьба они поняли много лет спустя когда пришла пора выдавать за муж старшую дочь, а пока все их тревоги были ограничены свадебными нарядами, кольцами и конечно формированием списка гостей. Основные баталии развернулись именно над этим списком. Бои с переменным успехом велись между двумя поколениям, молодожёнами с одной стороны и родителями с другой. Юре с Лизой, конечно, хотелось на своей свадьбе видеть друзе, своих сверстников, родители же отстаивали каждого своего престарелого родственника. Их можно было понять, ведь далеко не каждый день бывает свадьба, но в конечном итоге молодёжь одержала уверенную победу, вторая половина списка была беспощадно сокращена и в ней остались только самые близкие.
Вообще все эти суматошные дни прошли как в тумане и в памяти обоих остались больше как эмоции, а не как события. Они пролетели одним днём, и вот пришло время, идти под венец. Юрке казалось, что он ещё никогда в своей жизни так не волновался, но рядом были старые, проверенный друзья, которые по такому случаю съехались в Город, чтобы поздравить и поддержать. Сама церемония бракосочетания прошла быстро, а дальше было веселье, танцы, попытки время от времени украсть невесту или её туфельку, но свидетель, Юркин друг детства доблестно выполнял свои обязанности, и ни одна попытка так и не увенчалась успехом…
***
…Четвёртый курс, весна, впереди Государственные экзамены. Итого всей четырёхлетней учёбы подводился недельными учениями. Курсанты разворачивали армейский узел связи и должны были на практике показать всё, чему научились за четыре года. Отдельная приёмная машина была развёрнута в срок, проложены все кабельные линии, и экипаж сидел на рабочих местах в ожидании начала работы узла связи. О чём-то весело переговариваясь, курсанты не заметили, как к их аппаратной подошёл преподаватель. Немного постояв возле машины, полковник Чухнинский заскочил в аппаратную и резкая команда: «Экипаж, строиться возле аппаратной», сразу отрезвил и спустил на землю расслабившихся и потерявших всякую бдительность курсантов.
Экипаж стоял в одну шеренгу возле машины, а полковник Чухнинский прохаживаясь вдоль строя уже, около тридцати минут, читал им мораль на тему как должно вести себя курсантам на таких ответственных учениях. Все попытки убедить преподавателя, что машина готова к работе, и они ждут только команды на начало работы, закончились командой «Газы».
В училище не любили полковника Чухнинского, вредный и, по мнению курсантов, малограмотный преподаватель кафедры военных радиостанций, вечно торчащий в коридоре учебного корпуса, почему-то всегда в коротких и достаточно заношенных форменных брюках он представлял реальную угрозу для всех, попавшихся ему на глаза. Если во время перерыва между лекциями какому-нибудь курсанту не посчастливилось, и он был остановлен в коридоре полковником Чухнинским, нравоучения могли продолжаться до самого звонка, в результате, попавшийся опаздывал на следующее занятие, а это было уже серьёзным нарушением. В свою очередь и остановивший курсанта тут же спешил позвонить командиру батальона и рассказать о нерадивости курсанта. К моменту звонка он, правда, забывал, что было основной причиной длительной лекции в коридоре, но это совершенно не мешало ему тут же придумать свою версию. В результате курсант, может быть шедший с расстёгнутым крючком кителя или пробегающий по коридору обвинялся в грубейшем нарушении воинской дисциплины, а с учётом ещё и опоздания на занятия наказывался по полной программе, а уж об увольнениях, после такого можно было вообще забыть на долгое, долгое время.
Весь экипаж уже покорился своей судьбе, и только Юра, что-то бубнил сквозь маску противогаза, пытаясь отстоять свою правоту.
- Товарищ курсант, - обратился Чухнинский к Юрке, - снять противогаз.
- Курсант Пантилеев, - бодро доложил он, вдохнув свежего воздуха.
- Вы на кого работаете, товарищ курсант?
- На Американцев, - совершенно не задумываясь о последствиях, попробовал пошутить Юра.
Полковник замолчал, его занесённая для следующего шага нога так и застыла в воздухе, потом его маленькое, круглое тельце как-то не естественно подпрыгнуло, одновременно разворачиваясь в Юркину сторону, лицо побледнело и сразу покрылось пунцовыми пятнами.
- Курсант, за мной, - процедил он сквозь зубы и быстрым шагом направился прочь с позиций.
Только через сутки Юра до конца понял всю мощь Советской политической машины.
- Ну что сынок, - как-то устало говорил ему командир батальона, - теперь я думаю, ты на всю жизнь запомнишь, где и с кем можно шутить.
Да эти сутки курсант Пантилеев, действительно, запомнил на всю жизнь. Двадцать четыре часа его просто разрывали между особым и политическим отделами училища и если в первом в принципе понимали, что завербовать курсанта было некому, а по большому счёту и незачем, но всё равно должны были провести профилактическую работу. То во втором никак не могли понять, что курсант, без пяти минут Советский офицер, комсомолец, а в ближайшем будущем член Партии мог просто, совершенно не задумываясь так пошутить. Там были уверены, что с курсантами проводится постоянная идеологическая работа со стороны Американского империализма, требовали точных сведений, кто ещё входит в диссидентскую группу, где она собирается, кто организатор и как поступает и распространяется идеологически вредная литература.
- Хорошо, Пантилеев, - закончил комбат недолгую беседу, - иди, принеси Чухнинскому свои извинения и на узел, работать, а дальше сынок, учись на чужих ошибках…
***
…Отпуск пролетел как один длинный, длинный день. В Городском аэропорту Юру провожали родные. Он улетал к месту службы, хотя где оно будет, никто не знал. Амурская область по площади была чуть меньше, а может чуть больше Украины, и предписание в штаб дислоцирующейся там армии значило лишь то, что за пределы области он в ближайшие годы не выедет, но куда пошлют там, было неизвестно никому.
Улетали вдвоём с Володей Лещинским, однокашником из первого отделения их взвода, а это и немного успокаивало, даст Бог и служить дальше будут вместе.
Лиза не могла оторваться от Юрки ни на секунду, она оставалась, предстояло учиться ещё год, медицинский институт, шесть лет учёбы, а потом ещё год интернатуры по специальности.
Самолёт набирал высоту, под крылом проплывали пригородные сёла, поля, перелески, вон тонкой змейкой побежала речка и где-то там, в стороне остался такой родной и теперь уже такой далёкий Город, а в нём родные сердечки, которые уже с этой минуты начали ждать весточки от него…
***
…Сзади подошла Лиза. Она внимательно осмотрела отражение в зеркале, развернула Юру к себе лицом, поправила галстук, смахнула с пиджака какую-то невидимую пылинку.
- Ну, красавец, можешь спокойно идти.
Сороковая годовщина родного училища, он шёл на встречу с прошлым и самое печальное, что шёл в последний раз. Училище готовилось к последнему своему выпуску. Новой стране была не нужна армия. Уже много лет в центре Города стояло пустующее артиллерийское училище. Всё потихоньку ветшало. Учебные корпуса, казармы все подсобные и хозяйственные постройки были переданы Городской строительной академии, но были им совершенно не нужны, да и денег на содержание такого хозяйства у новых хозяев просто не было. Вот и рассыпались корпуса, корпуса в которых армейский дух витал ещё с дореволюционных времён, когда-то там был кадетский корпус. И теперь та же участь ждала его родное училище, и от этого на душе становилось очень тоскливо.