Психология носков

Рагим Мусаев
        Магазинные запасы соли, спичек и мыла немедленно перекочевали в закрома хозяек. Странным образом эта миграция будет сопутствовать всем социальным потрясениям страны до конца ХХ века. С богородицкой станции «Жданка» пошли первые эшелоны с мобилизованными и добровольцами.

        - Дед, кого тогда призвали в Красную Армию?
        - Поначалу мобилизации, то есть призыву на военную службу, подлежали военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно, то есть мужчины двадцати трех – тридцати шести лет. Но война сместила эти возрастные границы. Фронт поглотил и восемнадцатилетних, и тех, кому за сорок. Последний призыв прошелся по родившимся в 1926 году.

        Впрочем, людей из города забирали не только на фронт. В первые месяцы войны из Богородицка были вывезены все этнические немцы. Среди них и потомки военнопленных, осевших в городе еще после первой мировой. Лев Шершов вспоминал: «Как-то вечером я вместе с несколькими одноклассниками возвращался из горсада с танцев. Вдруг нас обогнала грузовая машина. Среди сидевших в открытом кузове мы увидели нашего Костю Шаренберга. Он закричал: «Не забывайте меня! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Вместе с Костей в машине ехала и самая молодая из наших учителей – «немка» Мария Федоровна Бекман. Со своими русыми косами она очень напоминала премьер-министра Украины Юлию Тимошенко. Бекман нравилась Косте, но он как ученик ничего себе не позволял». Поговаривали, что богородицких немцев вывезли в Казахстан и там они сгинули. По крайней мере в городе их больше никто не видел.

        Оставшиеся в Богородицке стали учиться выживать. Как и по всей стране ушедших мужчин заменили женщины и подростки. Именно они практически вручную собирали урожай 1941 года. По иронии судьбы он оказался богатым. По планам первых месяцев войны уже в 1941 году Товарковский район должен был поставить фронту ХХХ центнеров зерна, 11019 овец, более 7 тонн шерсти и около 2 тонн овчины. Кроме этого фронтовики должны был получить по 3100 пар шерстяных рукавиц и носок, и 1500 пар валенок.

        В посылки на передовую обычно вкладывали письма примерно такого содержания: «Дорогой боец нашей родной армии! Пусть тепло этих рукавичек согревает твои руки и твое сердце. У тебя миллионы и миллионы верных друзей и помощников. Мы верим в тебя и знаем, что враг будет разбит!» Такие письма становились важным психологическим оружием. Воин понимал, что о нем заботятся, его помнят и любят, причем не только родные и близкие. И жизни всех этих беззащитных людей, оставшихся в тылу, зависят, в том числе, и от него.

        И. Козарь вспоминал: «Мы вездесущие мальчишки, а мне исполнилось только 17 лет, тоже старались оказать помощь хоть чем-то… Через нашу станцию Товарково не один, а десятками проходили эшелоны с войсками, вооруженной техникой в южном направлении, на фронт. И не было ни одного эшелона, которого мы бы не проводили с приветствиями, букетами полевых цветов, подношениями холодной воды и разными угощениями. Все желали красноармейцам скорой победы над фашистами».

        Вслед за уходом первых добровольцев в городе появляются первые похоронки и первые раненые. Госпиталь разворачивается не только в располагавшемся во дворце Бобринских санатории «Красный шахтер», но и в здании образцовой школы № 1. Моя бабушка Екатерина Алексеевна Саморукова (тогда Кудрявцева), с 1939 года учительница школы №1, вспоминала, как они вместе с учениками помогали медперсоналу: «Прямо в классах, ставших больничными палатами, ребята устраивали для фронтовиков импровизированные концерты, писали под диктовку раненых письма. Все вместе мы штыковыми лопатами рыли во дворах домов так называемые «щели» - узкие окопы, куда вскоре пришлось прятаться от налетов. Теми же лопатами копали противотанковые рвы на подступах к Богородицку и не только».