Из Вагантов. Сдохнуть рано.
Была свободной более-менее пару лет. Когда дети стали совершеннолетними, что-то сами зарабатывали, и я уже не носилась с работы на работу, чтобы белый хлеб появился на столе, как обычно – в выходной, один батон на всех. И по яйцу для бутерброда.
И вот – вот оно! Могу даже себе что-то купить. И появилась подруга, готовая тащиться со мной хоть в ночной клуб, хоть по святым местам за сотни километров. Балдёж.
Однажды вижу сон: в чёрной космической ночи голос вопрошает: «Почему у тебя до сих пор нет высшего образования?! Сколько можно тебя направлять?! Иди и учись!» Я проснулась в холодном поту. Купила справочник для поступающих в вузы, выбрала те, в которые пошла бы учиться, из них выбрала те, за занятия в которых смогла бы платить. Закончив школу в конце семидесятых, в начале тысячелетия я не обольщалась насчёт своей готовности сдавать экзамены. Самая низкая плата была в университете культуры, куда я и позвонила уже летом. Меня спросили: «Почему Вы хотите пойти на платное отделение?» Я ответила: «Я экзамены не сдам!» - «Неужели Вы считаете себя глупее нынешних выпускников школ? Если не сдадите экзамены, на платное отделение мы Вас всегда возьмём! Сначала попробуйте поступить сами!»
Надо признаться, что за прожитые годы я легко похерила поступление в Муху (меня приняли, а я не стала учиться), уже начатую учёбу в СПбГУ (более полугода на вечернем), и также легко отказалась от направлений в вузы с нескольких работ. Я имела возможность ещё несколько лет назад учиться в Академии художеств, но тоже не стала. И поэтому реально испугалась. Меня словно постоянно кто-то вёл за вышкой, а я капризно отмахивалась.
Пришлось отложить приготовленный для отпуска чемодан и подать заявление на музееведение. Потому что на музееведов не было конкурса. Когда уходила, меня догнала женщина из приёмной комиссии и уверила, что мне надо поступать на факультет культурологи. Я почему-то согласилась. (Это я не видела, что на СКД конкурс 4 человека на место!)
Дети надо мной прикалывались: «Мам, ты что, серьёзно – учиться будешь?» На работе директор (тот самый артист http://www.proza.ru/2011/10/12/42) гудел: «Ты с ума сошла! Ты же не поступишь!» Сначала он обрадовался, что я не ушла в отпуск, но потом ему приходилось отпускать меня на экзамены и, кажется, он за меня искренне переживал.
Больше я никому ничего не сказала.
День первый.
История Отечества.
Длился экзамен очень долго. (При конкурсе 4 человека на место в нашей группе потом училось 50 человек). Я сидела в коридоре. Понятное дело – пять минут позора, и иду на платное. Но позориться прилюдно не хотелось.
Сижу до последнего. Выходит какой-то экзаменатор и строго мне выговаривает: «Что Вы здесь делаете? Родителям запрещено находиться в университете во время сдачи экзаменов! Где Ваш ребёнок? Кто идёт на экзамен следующим?» Я спокойно отвечаю: «Что касается троих моих детей, то они сейчас сидят дома или на работе и держат за меня кулаки. Следующей иду как раз я. Здравствуйте!»
Когда вошла в аудиторию, этот дядя сбежал. Оказалось, экзамен сдавался по его методичке. Вечер уже. Жарища. Окна открыты. С Невы даже намёка на свежесть нет. Беру билет: «Образование СССР. Годы НЭПа». И контурные карты на столах. Два экзаменатора смотрят на меня сочувствующе. Больше никого. Я сразу иду отвечать. Препод спрашивает: «Что Вы можете сказать по поводу исторических событий 20-х годов прошлого века?» Это он зря меня спросил.
Знаете ли, один из моих любимых героев - Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей, и иногда мне кажется, что я - его реинкарнация. Итак, лёд тронулся! Я вещала о том, что нет такой науки, как история, потому что каждый правитель переписывает события под себя. Предложила махнуть рукой на дописьменные легенды и мифы, на дохристианские страны и даже Русь изначальную. Официально Владимир Мономах в 1116 году изъял "Летопись Нестерову" из Печерского монастыря и перевел ее в придворный Выдубицкий монастырь, где текст попал к игумену Сильвестру, который "переписал" историю Руси.
А Иван Грозный? Во вновь написанном «Лицевом своде» рассказывалось о его царствовании, во время которого воеводы и бояре, попавшие в немилость, обвинялись в различных неблаговидных деяниях. По некоторым предположениям, боярский мятеж 1533 года, описанный только в синодальном списке, но не упомянутый более ни в одном письменном источнике, также был целиком придуман.
Сколько раз ещё историю переписывали – никому не ведомо. Я, например, работала с реальными дореволюционными учебниками по истории (когда искала материалы по силуэтному искусству, каких только книг не начиталась – совершенно не по теме, но зато интереснейших!), и если кто-то читал такой учебник, а потом прочёл учебники с разницей хотя бы в 25 лет – ни за что не догадается, что речь идёт об одной и той же стране – ну, то есть нашей стране. И т.д. и т.п.
Второй препод грустил у окна. А нам с визави не хватало советской поллитровки и тихого дворика со старичками-доминошниками. Мы еле расстались. Я уже получила «отлично», но беседа продолжалась. Второй препод взвыл-воззвал к нашему разуму: «Экзамен закончен!!!!!!!!!!!!»
На работе начальник спросил: «Ну?» - «Пять!» - «****ь… Быть не может! Ты что, правда – поступаешь?»
Второй день.
Названия экзамена не помню. Что-то по социологии. Мы представляли свои общественные работы, связанные с профессиональной деятельностью. Я козыряла удостоверением «Пресса» от «Русского инвалида», работой в Доме культуры (ну и что, что на данный момент по совместительству, я до того в нём работала по трудовой не один год), статьями, пачкой грамот и дипломов и медалью в память 300-летия Санкт-Петербурга. И всё это было весьма социально-значимо. Всё-таки, возраст и какие-то заслуги были не хуже молодости и свежих знаний.
День третий и последние экзамены.
Русский язык и литература.
И вот тут я решила самоудалиться. Дело в том, что я не готовилась. Вообще. В каком-то умственном помутнении подумала, что экзаменом будет сочинение, и не заморачивалась. Начальник, отпуская меня на пару часов, сказал: «Провалишься – с тебя пузырь! Поступишь – я угощаю!»
Радостно прихожу и вижу странную картину: поредевшие, но пока довольно плотные ряды абитуриентов, облепили периметр коридора и что-то усердно зубрят! Интересуюсь, в чём дело. Узнаю, что сейчас будут два экзамена: литература устно и русский письменно. Понимаю, что ко мне это уже не относится. Я читала список литературы для экзамена. Около семидесяти авторов, более половины которых неизвестны мне даже на слух. Поворачиваюсь к молодёжи, торжественно прощаюсь и желаю всем успеха. Данька (поступил тоже) говорит: «Вы что?! Не смейте уходить! Вы же сдадитесь! Вы же так отлично сдали предыдущие экзамены! Если кто и поступит – так это Вы!!!» Но я вздыхаю горестно и бреду по этажам и лестницам, дабы подышать ещё немного атмосферой вуза, в который не сдала экзаменов.
Заблудилась. Пошла обратно по принципу: где вход, там и выход. Прохожу мимо аудитории, перед дверью нет никого. Тут дверь открывается, выглядывает дама и спрашивает: «Вы на экзамен? Больше нет никого? Заходите!» Я зашла.
Секундой позже-раньше – тратила бы я деньги на платное обучение.
Дети сидят, что-то пишут. Я – последняя. Беру билет по литературе: «1. Сравнение двух женских образов в романах Л. Н. Толстого. 2. Поэзия Серебряного века». Сообщаю: «Можно отвечать?» Мне говорят: «А русский?» - «Русский?» - «Ну, да – три упражнения. Письменно. Тяните билет». Держите меня семеро – русским письменным испугали! Сажусь, через полминуты подхожу к столу с экзаменаторшами (больше желающих нет, все усердно вспоминают правила и даты). Русский – отлично. Что и следовало ожидать. Литература. Стала сравнивать образы Карениной и Ростовой. В моём понимании, Анна, испачкавшая паровоз – сука последняя (и никто меня в этом не переубедит!), а Наташа – милая девочка, девушка, женщина, созданная для семейного счастья. Но преподавательница была не согласна с моим видением классической нетленки.
С ней базарил за жизнь товарищ Задунайский: «Скажите, пожалуйста, вот Вы сочувствуете Карениной, она Вам нравится. Теперь представьте, что Анна – Ваша мать. Нет, - дочь. Нет, - невестка! Мысленно перенеситесь во времена написания романа, почувствуйте себя одной из героинь – то есть, свекровью. Вы всё так же сочувствуете милой женщине? Ваш сын опозорен. Ваш внук стал сиротой. Ваше доброе имя треплет каждая газетёнка. Сколько людей получили шок от созерцания несчастного случая? Сколько сошли с ума? Сколько сумасбродных девиц последовало примеру свихнувшейся от скуки, зажравшейся наркоманки? Что стало с машинистом? Сколько народа жадно пропитывались информацией о предшествующих самоубийству событиях? Вам всё ещё нравится Анна?» Преподавательница смотрела на меня и явно не понимала, что надо бы ответить, поэтому попросила перейти ко второму вопросу билета.
Лев был ещё жив, я усердно посещала его занятия (сборник «И Муза моего лица уже давно пугается» http://www.proza.ru/avtor/lazasim&book=14#14), и мы как раз изучали творчество символистов, футуристов и прочих. Я помешалась на Бунине. Неожиданно его прозрачная поэзия оказалась стопроцентно созвучна моему душевному настрою. Я декламировала наизусть:
В пустом, сквозном чертоге сада
Иду, шумя сухой листвой:
Какая странная отрада
Былое попирать ногой!
Какая сладость все, что прежде
Ценил так мало, вспоминать!
Какая боль и грусть — в надежде
Еще одну весну узнать!
*************
Мы рядом шли, но на меня
Уже взглянуть ты не решалась,
И в ветре мартовского дня
Пустая наша речь терялась.
Белели стужей облака
Сквозь сад, где падали капели,
Бледна твоя была щека,
И как цветы глаза синели.
Уже полураскрытых уст
Я избегал касаться взглядом,
Но был еще блаженно пуст
Тот дивный мир, где шли мы рядом.
**************
Светло, как днем, и тень за нами бродит
В нагих кустах. На серебре травы
Луна с небес таинственно обводит
Сияние вкруг темной головы.
Остановясь, ловлю твой взор прощальный,
Но в сердце холод мертвенный таю —
И бледный лик, загадочно-печальный,
Под бледною луной не узнаю.
***************,
Восхищалась творческим гением Ивана Алексеевича, и так разошлась, что все присутствующие слушали только меня.
На работе артист спросил: «Что пьём?» Я ответила: «Не знаю, хватит ли у Вас денег на мой каприз…» - «Сдала????» - «Пять!» - «М-м-м-… Ангел водил твоей рукой, девушка!» - «Это точно. Я вытягивала билеты, по которым имела не только что-то сказать, но и блеснуть знаниями» - «Фантастика» - «Меня устроит коньяк» - «Чем закусываем?» - «Чем бог пошлёт».
P.S. Данька, который уговаривал меня не сдаваться, а сдавать экзамен, в конце первого курса был в депрессивном настроении и решил уйти из университета. Тогда лечила его я – обрывала телефон, ругала, уговаривала, организовывала помощь с рефератами (наша группа в этом отношении была сплочённой и не раз «скидывалась» рефератами для нуждающихся). Сейчас Даниил Мкртчян – директор одного из домов культуры ленинградской области и, сам детдомовец, воспитывает усыновлённого ребёнка.
P.P.S. При чём здесь «Сдохнуть рано»? Перед поступлением я увлекалась ещё и гариками.
На фото: Люблю Остапа Ибрагимовича! (лето прошлого года).
Другие студенческие истории в сборнике «Из Вагантов»: http://www.proza.ru/avtor/lazasim&book=15#15