Несколько лет назад работал я в одной фирмешке, занимающейся размещением рекламных объявлений, называвшейся «Адвертайзинг-Express». Мне было 25, румяная и приятная наружность, море амбиций и несокрушимая уверенность в своей неотразимости и обаянии.
И вот однажды директор решил расширить спектр предлагаемых услуг и заняться еще наружной рекламой, штампованием бланков и прочей рекламной агитации. Результатом этого решения явилось командирование в Москву для закупки необходимого оборудования и обучения премудростям печатных технологий трех сотрудников фирмы: бухгалтерши Нины Петровны, сисадмина и меня, будущего специалиста-печатника. Так вот, сисадмина никто не знал, его приняли на работу лишь накануне. Все, что было о нем известно так только то, что значилось в приказе о командировке – его фамилия, а она была очень колоритна, судите сами - Гаргайобер.
Я волновался и ждал эту поездку как никогда, все-таки первая командировка на целых пять дней, да ни куда-нибудь, а в столицу, и открывающиеся потенциальные возможности слегка кружили голову и будоражили горячую молодую кровь. Добираться до златоглавой предстояло ночь поездом, билеты на который мне вручила секретарша пятничным вечером, перед самым завершением трудовой недели. В купе кроме меня и бухгалтерши Нины Петровны, невзрачной дамочки лет сорока, никого не было, лишь перед самым отправлением поезда в купе постучались, и после у меня случился тотальный обвал челюсти и потеря ориентации в пространстве.
Некто Гаргайобер оказался самым прекрасным существом на свете. Слегка за 25, но точный возраст установить было трудно, среднего роста, каскад блестящих ошеломительно-пламенных волос, нежная фарфоровая кожа, серо-зеленые огромные кошачьи глаза с золотистыми искорками, пухлые чувственные губы, грациозные движения. Тонкий сексуальный аромат заполнил все пространство купе чем-то пьяняще-греховным, отчего в нем стало вдруг очень тесно и жарко. Это было невозможное, сводящее с ума воплощение идеала красоты.
Ничего примечательного за время поездки, к моему сожалению, не случилось, разве только то, что это была для меня бессонная ночь, полная различных эротических страданий и мучений, усиленных перестуком вагонных колес, разбавленных генеральским храпом бухгалтерши Нины Петровны, опрокинувшей на сон грядущий пару мерзавчиков.
Поезд прибывал в стольный град в воскресенье рано утром, таким образом, после размещения в одноместных номерах особо ничем непримечательной гостиницы, уродливым параллелепипедом торчавшей где-то на окраине северо-западной части города, свободным был целый день. Бухгалтерша отправилась по своим запланированным закупкам различного барахла, безошибочно ведомая курвиметром китайского ширпотреба, ну а мы пошли гулять по городу. Вообще-то, особых красот Москвы, ее масштаба и суетности я даже не заметил. В воздухе витала майская любовная лихорадка, бесчисленные парочки, встречавшиеся нам на пути, целовались так отчаянно, что мне становилось довольно трудно скрывать свое возбуждение и желание также почувствовать всю нежную пылкость губ рыжеволосого демона. Мы смотрели на них и улыбались друг другу. Возвращаясь в гостиницу, мы уже как бы ненароком касались друг друга, словно тайные любовники.
В гостинице, немного приведя себя в порядок, я томительно ждал, когда Гаргайобер позвонит и пригласит к себе в номер на импровизированный ужин в честь приезда и знакомства, для которого заранее закупили алкоголь и всякой провизии. И вот мы вместе нарезали мясо-колбасы, разложили готовые салаты и прочую закусь и стали ужинать. В номере из мебели была только полуторная кровать, продавленное кресло и столик, потому решено было расположиться на кровати. Спустя непродолжительное время, болтая о малозначительной ерунде, мы постепенно придвигались все ближе друг к другу, соприкасаясь руками и прижимаясь бедрами. Разговор постепенно сошел на интимные темы, обсуждение бывших и нынешних подруг и друзей. Выпив очередной бокал, пожаловавшись на духоту, рыжеволосое чудовище скинуло футболку и спортивные штаны, оставшись в одном белье, свернулось калачиком и положило голову мне на колени. Кровь ударила мне в голову и член, стоявший как Пик Коммунизма еще с поезда, грозил вообще порвать к чертям еле сдерживающие его трусы и шорты. В голове набатом стучала единственная мысль – «О, как же я хочу тебя трахнуть, детка». Потихоньку начал гладить чудные золотистые волосы, кошачьи глаза не отрываясь, гипнотизирующе смотрели на меня, и я утонул в этом зеленом омуте с головой. Поцеловал едва касаясь и задыхаясь от безумного желания обладать и страха быть отвергнутым, но уже не в силах контролировать самого себя. Почувствовав едва уловимый ответ, впился в пунцовость губ со всей накипевшей страстью до истомы и стона и звериного рычания.
Тот первый упоительный поцелуй казалось длился вечность, за которую перевернулось все мое представление о самом себе, смяв и уничтожив все предыдущие страхи, сомнения, колебания, оставив после удивительную гармонию и ясность. Я любовался этим телом и не мог насытиться, вновь и вновь осыпая поцелуями каждый сантиметр этого совершенства. Я хватал соски ртом, покусывал и сосал просто с какой-то детской радостью, подобно щенку, гладил живот и бедра, проклиная себя, что у меня только две руки, но при этом ощущая в себе разрушительную мощь подобную Шиве. Ноги идеальной формы и длины, аккуратные ступни, бесподобные ягодицы, в мгновение освобожденные от остатков цивилизации с лейблом «СК». Золотистые волосы были мягкими, их пушистая шелковистость покрывала чудным сиянием алебастровую бледность кожи тела. И я абсолютно запутался, погиб и пропал в этой сети причудливой паутины страсти, испытывая неописуемое чувство первобытного восторга, сливаясь изнутри и снаружи дыханием и движением в единение душ и тел. Это божественное ощущение, воспоминание о нем не покидает меня до сих пор. Мы кричали, стонали и рычали как два зверя, потерявшие малейшие признаки разума. Ощущение реальности происходящего бесследно растаяло, счет времени потерял смысл. Вымотанные и изнеможденные до смерти мы упали друг на друга, и, обнявшись, провалились в сон.
Я проснулся и не верил в произошедшее, осторожно, чтобы не разбудить, касался рукой самого совершенного существа на свете, сладко сопящего у меня на груди, тем самым убеждая себя в его реальности. Мой спящий золотой демон был прекрасен в своей невинности ребенка. Я зажмурил и снова открыл глаза, но видение не исчезло, и счастье переполняло всего меня. Я поцеловал его в губы, и он медленно открыл глаза, улыбнувшись мне самой прекрасной на свете улыбкой. Доброе утро, любимый!