Вот и завернула наша флотилия на воспетую в последующем реку, так же весьма приличных размеров, а на повороте - для идущих вслед за нами, на лиственнице, у берега растущей, указатель был прикреплен так, что проскочить, не заметив, мог только слепой. Протащили мы немного наши лодки бечевой и наконец-то Лаврентий выдал долгожданное: "Здесь встанем". Особо командовать народом и не требовалось - после разгрузки и так все кинулись окружный лес валить - жилье до холодов непременно надо было успеть сладить. Да дров на зимовку запасти, да припас заготовить. Потому на охоту так же ушло четверо - лосей в округе водилось немало, да еще двое поставили сеть в реке - рыба тут тоже была. А мы с управителем пошли дно окружных ручьев смотреть и вскоре же на солидную жилу и наткнулись. Конечно, мыть песок на Юконе было не так комфортно, как это делалось нами южнее. Но недаром обувка для того приобреталась алеутов. А те делали ее толи из кишок морского зверя, толи из шкуры белуги, но сапоги не промокали и резиновым болотникам будущего не уступали.
Вернувшись к месту высадки, увидели, что бревна заготовлены и даже ошкурены, плотники у первых уже начинают выбирать паз, а на стоящие рядышком козлы закатывается подлежащее распилу на доски. Мы закладывали город, и я попросил человека, без стараний которого этого бы не было, дать название будущей золотой столице. Не мудрствуя лукаво, выдал он имя родного своего города - Пенза. Ну так тому и быть! Хотя пензенская антоновка в здешних краях расти не будет.
Дальше на градостроительных работах столько сил уже не требовалось, и мы уполовинили состав - забираемым велев взять с собой лопаты и лотки. Приведя на место, тоже особо командовать не потребовалось, достаточно было сказать, что по установленным законам княжества половина добытого остается старателю, а это здесь получалось ОЧЕНЬ МНОГО. Работа закипела с такой интенсивностью, что когда я через неделю трудящимся заявил, что из чувства справедливости необходимо провести ротацию и сменить тех, кто строит нам на зимовку барак, из ручья выходить не спешили до последнего момента. То же произошло и со следующей сменой, ведь даже имея уже готовое жилье топлива на долгую и студеную зиму заготовить требовалось немало - без этого погибнем все. А старательствовать же можно и на морозе продолжать - грунт кострами разогревая, пусть интенсивность и не та, но, учитывая процентное содержание метала в песке, цифры впечатляли и там. А мне же с Загоскиным оставалось так же по очереди одному сидеть с весами и принимать шлифт, а другому бродить по округе с ружьем и лотком. Ища новые месторождения или бродячее мясо. И того, и другого в округе было в избытке, я вскоре стрельнул гризли, и вся наша компания наслаждалась прекрасной тушеной медвежатиной, а через неделю Лаврентий Алексеевич добыл сохатого, и кулинарно избалованной публике пришлось довольствоваться мало отличимой от соломы жесткой мясной пищей. Но как говаривал позднее легендарный Чапаев: "Не нравится, Петька, не кушай!"( а запитую пусть каждый сам ставит).
Незаметно за хлопотами листья на деревьях стали также золотыми и облетели, а оторваться от налаживаемого бизнеса все не получалось – казалось, что не сделав чего-то, дело станет и отплытие все откладывалось "на завтра". Пока Загоскин не сказал, наконец, что плыть смысла уже нет, ибо ледостав застигнет нас в пути, а это без припасов гарантированная смерть. Зимовать здесь нам видно выпадала судьба, но в повседневных заботах это и не казалось трагедией. Баловаться лотками то же времени больше не оставалось - зима она долгая - еще наиграются наши старатели, а вот чтоб было во что играть, требуется выбросить сейчас всем со дна ручья на бережок побольше породы, чтоб зимой занятие рукам и отвлечение голов от дурных мыслей тоже было. Вразумленный народ тут же принялся за новое дело. А мне вскоре попал на мушку очередной лось и выпавший первый снежок очень облегчил транспортировку мяса в лагерь - великое дело хоть и импровизированные из двух березок срубленные сани-волокуши, даже когда тяглом являешься ты сам.
Чтоб костры от разогреваемого грунта были более эффективными, я велел в тигильках над ними шлифт плавить - формочка с собой была нами взята, и между делом неприметный тяжелый песочек превратился в множество аккуратных кирпичиков маслянисто желтого цвета. Количество впечатляло и заставляло задуматься о безопасности и транспортировке металла в будущем.
Неожиданно по замерзшей реке до нас донесся собачий лай, и вскоре встречали мы прибывших на упряжках Егорыча и моего брата во кресте Лукина. Как же обрадовались мы друг другу. Ведь после "коронации" Лаврентия попросил я этих людей поскорее себе замену на ранее вверенных объектах подготовить и как сочтут, что ущерба от их отбытия делу не произойдет, собираться всем в "столицу". Но я же не думал, что так проникнутся ребята, что зимой рванут. А они рванули! Вот и послала их Машенька сюда в помощь, чтоб не маялись от безделья люди, правда до того заставила в своем реабилитационном центре недельный курс грязей да массажей при усиленном питании пройти. Кстати и собачкам это все (кроме грязей и массажа, разумеется) очень на пользу пошло - отдохнувшие они даже зимой перевал шутя взяли. Карта путникам дана была, а по замершей реке нарты бегут споро, вот и подошла неожиданно нашей монархии еще одна опора (а вернее - две или двое?). Но всем тут делать было нечего, и еще недельку положив собачкам на отдых (и скормив им еще одного лося), а прибывшим на введение в курс дела отправились мы с правителем обратно в столицу, загрузив нарты желтыми тяжелыми кирпичами. Богобоязненный до фанатизма Лукин становился теперь главным приемщиком песка, и ни у кого даже сомнения не закрадывалось, что в цифрах, что он пишет каждому на обратной стороне пачпорта, возможна неверность. А более активный Глазунов предпочел заниматься распорядительской деятельностью общего характера - такой на прииске тоже хватало.
А мы с Лаврентием, во всю помогая собачкам, еле дотащили перегруженные нарты до первого поворота реки и там перетаскали почти весь наш груз в случайно обнаруженную мной на охоте пещерку, в которой и заночевали сразу - давая собачкам отдохнуть, а поземке затянуть наши следы. Поутру вход завалили мусором и налегке тронулись дальше в путь, который и проделали более без всяких приключений. Попав, в итоге, я в объятия жены, а верховный правитель - в объятия новых забот. Отныне подготовка к приему весенней партии старателей, а так же протчая, протчая.... ложилось целиком на его плечи. Но убедиться мне возможность уже была, что мужик он жилистый - сдюжит.
Женушка в одиночестве не скучала и как выяснилось, ранее мною наговоренное на ус мотала. Фрегат строился с учетом того, чтоб туда позднее паровую машину установить - в САСШе их уже производили. А дети любимой ею школы под чутким руководством княгини и доктора, как выяснилось, неплохо владевшего скрипкой, увлеклись хоровым пением. И первой песней, что разучили была, конечно, "Арлекино", тут уж доктор исполнил скрипичную партию с таким куражом, на какой даже его дедушка Изя, научивший внука держать инструмент, был не способен. Но и остальной репертуар исполнялся и хором и аккомпаниатором не хуже. Зябко становилось (особенно после месяца зимовки) когда слышалось "Потолок ледяной, дверь скрипучая..." – как-то очень ярко рисовала все это фантазия. Ну, а когда чистые детские голоса, исполнив "Песню про зайцев", перешли к "Острову невезения", то кто-то из слушателей крикнул: "Это же про нас!". Осталось только добавить, что праздничный Рождественский концерт происходил в лазарете, но вход туда был доступен всем желающим. И следующие 3 дня, по просьбам трудящихся происходили повторные выступления. Тем паче, что на них добавлялась хоть одна свежая песня. На второй день, к примеру, все в поселке напевали под нос "Если кое кто у нас порой честно жить не хочет..." и очень уважительно здоровались с нашим ГэБистом, то после исполнения еще через день "Союз нерушимый..." кинулись переписывать друг у друга слова, и гимн стал народным.