Последние месяцев шесть перебиваюсь случайными заработками. Оттого пребываю в финансовом кризисе. Была у меня стабильная хоть и нетворческая работёнка. Три года на неё отходил, хватало и на хлеб и на сгущенку. А потом зарплату стали задерживать по два месяца и я гордым орлом улетел в поиске более комфортной жизни. Вот до сих пор летаю, пригнездиться нигде не могу.
Раньше я с получки шёл с друзьями в ресторан и позволял себе вольности в плане пожрать и выпить. А теперь пояс затянул потуже, завел строжайший график расходов. Но друзьям о своих трудностях помалкиваю от стыда подальше. Вот они по незнанию нынче и потащили меня в ресторан. Мол, не виделись сто лет, нужно срочно возрождать традицию совместных увеселительных мероприятий. И главное не придумать отмазки мне на всю эту их импровизацию. Схватили за жабры и поволокли. Они волокут, а я кумекаю, ладно, закажу газировки, сделаю вид, что в столовке объелся на три дня вперёд. А пить не могу по причине приёма таблеток от язвы.
Уселись мы нашей компанией в углу у окна. Я шапкой своей занялся, вошкаюсь, место ей ищу, а эти, сопровождающие мои, как-будто неделю не жравши, меню расхватали, сидят наперебой заказы заказывают. Я хотел уже было затаиться среди общего шума, но официант наклоняется вдруг надо мной и даже словно с издёвкой произносит:
- А вы что будете заказывать?
Я попытался сделать вид, что не расслышал и даже более, не заметил его физиономии перед моим носом. Но видно опытный малый попался, он зашёл ко мне с другой стороны и будто нечаянно толкнул локтем. Пришлось отреагировать.
- Воды. Стакан, - чуть слышно выдавил я, - не газированной.
Только этот сукин брат громко так, чуть ли не на весь зал гаркнул:
- А к воде что будете? Мясо? Рыба?
Чтоб тебя порвало, - подумал я, но произнёс:
- Благодарю, я не голоден.
Официант демонстративно захлопнул свой блокнот и скрылся за шторкой. Друзья за разговорами не заметили моего позорного общения с сотрудником общепита и продолжали голосить и хохотать, делясь новостями и хвалясь личными успехами. Я, посмотрев на часы, успокоился мыслью, что потерплю часик, а потом, сославшись на дела, покину компанию.
Принесли водку. К водке почему-то всегда приносят хлеб. Вот мы сидим, здоровые мужики и таращимся на этот запотевший графин и корзинку с тонко нарезанным чёрным хлебом. Как правило, первой закуской в ресторанах этот хлеб и становится. Потому что в ожидании горячего выпивается часть принесенного алкоголя. Я, честно сказать, не кушавши с обеда, на водку не так позарился, как на хлеб. Так мне захотелось зажевать кусочек, но слюной своё желание запил и сижу дальше смирно. Мужики, не сломив меня на счёт выпить, хлопнули по рюмахе и румянцем пошли все как один. Лишь я бледнее тарелки фарфоровой, на которой принесли шкварчащее мясо с овощами. Тут на это блюдо вилки налетели, растащили по тарелкам. Но один кусок всё же остался, лежит на меня пялится. Я глаза отвожу в сторону, типа дела нет мне до него. А сам боковым зрением-то наблюдаю, как его на вилку подсадил один умник и тянет к пустой тарелке, которую не пойми зачем передо мной поставили. Я рукой замахал, нет, дескать, товарищ, не уговаривай, сыт как сука на помойке.
Вот все закусили и по второму кругу графин пустили. Аккурат к готовности рыбы под итальянским соусом. Я опять морду равнодушной делаю.
- Не могу, братцы, столько жрать. Ей богу, так натрескался перед застольем, что на еду смотреть тошно.
А самому и впрямь тошно делается от голода. И чувствую, сейчас пузо пустое голос подавать начнет, попрошайничать. Не шевелюсь, сижу в напряжении, чтобы организму лишнего повода не давать. Мужики рыбу на вилку подхватывают, хлебушком в соус макают и в рот тянут. Я на это всё стараюсь не смотреть, нарочно взгляд в окошко отвожу, мол, вид прекрасный, полюбуюсь. Только нос ведь паклей не заткнёшь. И тут сквозь весёлый гам слышу рычание. Это мой желудок, не выдержав оскорбления, ругаться начал. Я заёрзал, салфеткой зашуршал, пытаясь заглушить свою музыку посторонними звуками. Гляжу, никто не заметил мой казус. Водой залил возмутителя, тот, вроде, стих.
Потом принесли ещё какую-то съестную дрянь и под неё разлили по новой. Я на часы зыркнул, время тянется на трезвую голову жуть как. Тут мне один тамбовский волк, бывший до того момента товарищем, протягивает стопарь и велит тост сказать. Здесь уж не отвертишься, пришлось принять. Поднялся, воздуха глотнул и принялся речь толкать. Толкаю я речь, а мужики слушают. Так я с голодного живота разговорился красивыми словами, что все притихли, слушая. И вот в эту тишь в промежутке между моими умными словами вновь раздалось рычание, ещё протяжнее, ещё громче. Меня чуть паралич не хватил от такого предательства родного доселе органа. Я, конечно, попытался списать всё на отрыжку после сытного обеда, но мужики мигом наполнили тарелку и приказали есть. И я ел. Выпивал между этим и ел с аппетитом, какого давно не испытывал. И быстро я зарумянился и потерял отличающую меня от остальных бледность. А там и повеселел, и даже шутить принялся, и забыл о своём финансовом кризисе, и обо всём к чертям кошачьим забыл. Так хорошо и душевно посидели мы тогда с мужиками, век не забыть.
А на всё это удовольствие ни копейки я не потратил. Мужики напрочь от меня рубля не взяли. Сами скинулись, уплатили. Ещё официанту на лапу дали стольник. Потом меня в такси усадили и домой отправили. На то они и друзья, мужики мои родные!