Антон сидел в своей спальне на пустой кровати. Дома бы он, наверное, устроился поудобнее, а здесь просто сидел и читал. В соседней комнате играли дети – его новые друзья. Он уже несколько месяцев этом приюте.
Приют размещается в двухэтажном здании бывшего детского садика. Сбившись в кучку возле воспитателя, дети обсуждали предстоящий майский праздник – концерт, который пройдет в городе Гуково. Антон тоже участвовал в этом концерте. Он, Игорь и Аленка разучили танец с куклой. Куклой была Аленка. И сейчас Антон мог спокойно уединиться, чтобы дочитать взятую в приютской библиотеке книгу «Чиполлино».
Дома В селе Развильном у него тоже были книги. Там он часто бегал с друзьями, о которых сейчас очень скучал. Тосковал об отце. Раньше люди умирали от старости, от болезней, несчастных случаев. А сейчас уже никого не удивляет, когда молодого, полного сил мужчину убивают. Отца Антона убили. И в десять лет мальчик осиротел во второй раз.
- Это нетипичный случай, - сказала мне про Антона социальный работник Ю.А. Аврущенко. – Обычно к нам попадают дети, у которых есть родители, сирот почти нет.
Приют – совершенно новая для нашего времени форма устройства беспризорных и безнадзорных детей. В старой дореволюционной России тоже были приюты. В советское время – детские дома. Есть еще приемники-распределители. Они находятся в ведомстве МВД и, конечно, не имеют той домашней обстановки, которая есть в «Доме надежды».
Ростовский социальный приют для детей «Дом надежды» был открыт в декабре 1993 года. Приют отличается от приемника-распределителя еще и тем, что любой ребенок может свободно прийти сюда и так же свободно уйти. Но еще не было ни одного случая побега из приюта.
Не секрет, что многие дети, покинув отчий дом в поисках лучшей жизни, добывают себе хлеб попрошайничеством, часто попадают под влияние преступников. Постепенно втягиваясь в асоциальную среду, маленькие бродяги не торопятся идти в приемник-распределитель. Они просто боятся туда попасть. Домой возвращаться обычно не хотят. В детдом их тоже никто не приглашает. Детдома сейчас переполнены.
Бездомные дети стали страшной реальностью нашего времени. Социологи даже пытались нарисовать портрет беспризорника. Первым наиболее общим для всех беспризорных детей качеством назвали очень развитый инстинкт самосохранения, другим – повышенную возбудимость и хорошую биологическую закалку. Но тем, кто пишет о хорошей биологической закалке, я бы посоветовала пойти в «Дом надежды» и посмотреть на синяки под глазами у детей, на их худобу. Однако это в какой-то степени поправимо.
В приюте пятиразовое питание, летом все выезжают на Азовское море, за детьми постоянно наблюдают врачи. Но за время странствий дети получают еще и психологические травмы, которые изживаются годами, десятилетиями, если вообще их можно изжить. Боль, полученная в детстве, растет вместе с ребенком. Психолог А. Соснина, которая занимается с детьми из «Дома надежды» рассказала мне, что у многих детей, особенно в возрасте от 10 до 14 лет, низкая самооценка. Сейчас специалисты Центра медикосоциальной и психолого-педагогической помощи разработали программу по коррекции самооценки этих детей.
- Дети очень добрые, охотно идут на контакт, любят рассказывать о себе, - сказала А.Г. Соснина.
Да, дети действительно хотят общаться. Когда я беседовала с Антоном, подошла девочка и сказала, что хочет рассказать о себе и о своем старшем брате. Вове – 12, а Наде 11 лет. Они жили на маленьком хуторе, в котором не было школы. Обычно все дети с их хутора собирались вместе и ходили в школу пешком – несколько километров. Но в этом учебном году Надя, ее брат пошли в школу только в январе. В январе их мама получила детское пособие и смогла купить своим детям обувь, учебники, тетради…
В отличие от Антона, который сильно тосковал по дому, Надя очень хотела остаться в приюте подольше: «Здесь вкусно кормят и водят в цирк».
- Многие дети, попавшие к нам, - сказала Ю.О. Аврущенко, - долгое время не учились в школе: полгода, год, а бывает и более. Как правило, это дети обучаемые. И у нас они учатся с удовольствием. Мы для каждого ребенка разрабатываем индивидуальную программу. Педагоги, психологи занимаются с детьми здесь же.
Приют рассчитан на 25-40 мест. Прийти сюда может любой ребенок от шести до 14 лет. Он безвозмездно получает в приюте кров, питание, медицинскую помощь, учится. Совсем необязательно, чтобы его родители были лишены родительских прав. В приюте дети могут находиться от одного-двух дней до шести месяцев. Потом их либо возвращают в семью, либо устраивают в детдом.
У Антона уже нет семьи. Скорее всего, его устроят в детдом. Но сохранит ли он там свою страсть к чтению, любовь к шахматам? Мне запомнился его рассказ про собаку:
- Когда мы жили с папой, у нас была собака. Папа отдал ее другим людям и купил другую – породистую. Я очень скучал и каждый день ходил навещать ее. Новые хозяева не возражали. Мы играли с ней сколько хотелось. Она всегда радовалась мне. А потом эти люди отдали ее. Отдали очень далеко. Я уже не мог навещать ее. Вскоре она умерла. Я поздно узнал об этом и уже не мог помочь ей. Она умерла от тоски. Тоска – это очень тяжелое чувство.
Да, Антон, ты прав, тоска – это очень тяжелое чувство. Но лучше бы ты этого не знал. Тебе еще рано это знать. Может быть, кто-то из читателей отзовется и возьмет Антона в семью? Или чудо бывает только в сказках?
Опубликовано в газете «Репортер» от 14.05.1999 г., Ростов-на-Дону.
Р.S. Сейчас Антон учится на четвертом курсе института в Москве, подрабатывает администратором спортзала.