Глава 2.
Ах, уймись, уймись, тоска у меня в груди.
Это только присказка, сказка впереди.
В. Высоцкий.
- Бу-ба! Бу-у-ба!!!
Голос Алены эхом раскатился по чаще. Но никакого ответа не последовало.
«Ну и ладно, - мысленно махнула рукой девушка. - Сперва доберусь до заставы».
Знакомая тропинка скоро вывела Алену к берегу моря. Все было как тогда - прохладный ветерок и волны, набегающие на песчаный берег одна за другой. Только в руках у девушки было не лукошко, а дорожная сумка. Да из одежды - футболка и шорты, а не джинсовый сарафан, как прошлый раз. И никто, похоже, не следил за ней сейчас из-за зеленых ветвей.
Алена повернула налево и пошла вдоль берега моря. Солнце припекало все жарче, а волны так заманчиво плескали по песчаному берегу, что девушка, сняв сандалии и прицепив их за ремешки к сумке, побежала вдоль берега босиком, по мокрому песку. Тревога внутри нее спряталась, уступив место ликованию. Алена раскинула руки, словно обнимая весь этот мир.
- Здравствуй, моя сказочка!
Волны приятно холодили, накатывая порой на босые ноги. Крикнула что-то похожее на приветствие пролетевшая мимо чайка. Вдруг волна, накатившись с шипением, захлестнула ей ноги гораздо сильней, чем обычно, почти до колен. Алена ойкнула и едва сумела устоять на ногах.
- Ш-шишечки... - послышалось ей в шипении прибоя. - Ш-ш-ишечки принесла?!
И кто-то холодный коснулся ее ноги у щиколотки... Но хватать не стал. Откатился назад вместе с волной.
- Нет больше шишечек... - виновато развела руками Алена. - Вы уж простите. Последнюю извела, чтоб сюда дойти, - в подтверждение своих слов девушка вывернула карманы шорт. Нашла в правом кармане конфетку, развернула фантик и бросила ее в море - Вот, хоть это возьмите.
- С-сладкая... спасибо, - послышалось ей в шипении волн.
Через некоторое время в дали показался знакомый частокол и островерхая тесовая крыша терема.
- Ну, вот и застава, - улыбнулась Алена.
Подойдя вплотную, постучалась в большие дубовые ворота. Из-за частокола раздался нервный, с подвываниями, лай Полкана. Никто не открывал. Алена заколотила в ворота сильнее. В нору, прорытую под калиткой, на мгновение высунулся собачий нос. Фыркая втянул воздух. После чего лай Полкана перешел в скулящий вой.
«Похоже, никого нет дома... Помнится, где-то тут был рычажок...»
Найдя рычаг, девушка открыла калитку, вошла. Подозрительно обнюхав ее со всех сторон, Полкан завилял хвостом и преданно уставился в глаза.
- Узнал, мой хороший? - Алена погладила пса, и тот радостно запрыгал вокруг.
Внутри дома было темно – все ставни оказались закрытыми. На вещах лежал толстый слой пыли. Сердце Алены замерло от тоскливого предчувствия. Радости уже как ни бывало. Она торопливо обежала покои - никого. В каменных палатах - пристрое, который воздвиг для Алеши и Лебеди после свадьбы Морской Царь, - пыли было поменьше. В застекленных косящатых окошках играл солнечный свет. Но в остальном - все то же запустение. На резном столике из моржовой кости лежала придавленная зеркальцем и уже покрывшаяся слоем пыли записка: «Буду на Перунов день. Целую Л.»
«Перунов день, это когда? - не поняла Алена. - И какое здесь сегодня число?.. Стоп! Это что же? Алеша и Лебедь не живут теперь вместе? Только по праздникам встречаются? Недолго же длилась у них любовь...»
Усевшись на скамью, Алена глубоко задумалась. Не таким, ох, не таким виделось ей возвращение на заставу богатырскую.
«Ладно, Лебедь - птица вольная. Под водой, небось живет, под папиным крылышком. Или летает где... Но куда все богатыри подевались?»
Со двора снова раздался тоскливый вой Полкана.
- Ах ты, бедненький! Что ж тебя все хозяева бросили? Небось, и не ел ничего с тех пор, как они разъехались... Точно! Под калиткой нору себе вырыл. В лес, небось, ходит теперь за добычей. Только, что он там может поймать? Он же не волк, а собака.
И Алена, вернувшись в горницу, начала рыться в расставленных по углам сундуках. Нашла и расстелила скатерть самобранку. Скатерть лежала перед ней на столе белая, идеально чистая, но совершенно пустая.
- А! Совсем забыла! - девушка постучала по скатерти пальцем и скомандовала: - Свернись!
Скатерть аккуратно скаталась в рулон. Потом Алена снова постучала.
- Развернись!
Скатерть развернулась. Пахнуло озоном, и на ней возникла миска с горячими щами, другая, с кусками вареного мяса, поднос с пирожками и кувшин с квасом.
- Ну вот, другое дело, - довольно улыбнулась Алена.
Наложив в одну из мисок пирожков и добавив несколько кусков мяса, она отнесла все это во двор. Высыпала в деревянную миску Полкана. Тот радостно запрыгал, как только девушка сошла с крыльца, а затем принялся жадно, давясь кусками, хватать мясо и пирожки.
- Да сколько ж ты голодал, бедненький, - покачала головой Алена. Впрочем, ей и самой уже хотелось есть.
Наевшись досыта, она остатки отнесла Полкану. Тот уже опустошил свою миску начисто, и довольный лежал в тени крыльца. На новую порцию еды он посмотрел с тоской - и рад бы съесть, да в живот не помещается. Но из вежливости сжевал еще один пирожок. Алена велела самобранке сложиться и положила ее на место. Вышла на крылечко и усевшись на теплой, нагретой солнцем ступеньке стала думать.
«Похоже, что разъехались они надолго. Прямо сейчас вряд ли кто-нибудь вернется. Тут, может быть, каждая минута дорога, а я сижу, дожидаюсь у моря погоды. Надо срочно делать что-то!.. А схожу-ка я к Бабе Яге, посоветуюсь. Может, она что придумает?»
Алена бросила сумку с вещами в горнице, рядом с одним из сундуков, и поспешила в лес, взяв с собой только злосчастную книгу. Ей очень хотелось открыть заложенное место и прочитать, что же будет дальше. Но страх был сильнее. Алене казалось, что Змей еще жив. Что с ним все в порядке. Пока в порядке.
Тропинка вела девушку все дальше в лес. Скоро знакомые места кончились, а избушки Бабы Яги все не было видно. Алена спохватилась, что и прежде она не ходила к Яге сама, без посторонней помощи или хотя бы не предупредив о приходе.
- Буба! Бу-уба!!! - позвала Алена. Но ей ответило лишь лесное эхо. Удивительно громкое, даже насмешливое. Буба не показывался.
Через два часа бесплодных блужданий по лесу девушка вновь вышла к морю. Слева, вдалеке, чернел у берега частокол богатырской заставы.
«Да что же такое с Заповедным лесом случилось?.. Избушку Яги найти не могу. Буба не откликается. Постой, но Лебедь-то наверняка должна быть где-то рядом. Ведь это она Алеше записку оставила!.. Схожу-ка я к ее озерцу, позову. Может, откликнется».
Вернувшись к заставе, Алена стала искать короткую тропинку, которую Лебедь в свое время проложила к озерцу от дома богатырей. Найдя начало тропки по приметным камням и корягам, девушка торопливо побежала по ней. Лес вокруг становился все темнее, а тропинка все уже и незаметнее. Девушка снова стала звать Бубу, но ей отвечало лишь насмешливое, со всех сторон повторяющее ее зов лесное эхо. Окончательно вымотавшись, Алена глубоко вздохнула и уселась на обрушенный, покрытый мхом ствол. Тропинка, по которой она сюда пришла, обернулась незаметной звериной тропой. А озерца не было и в помине.
«Где же Буба? Что с лесом случилось?.. Уж не завелась ли здесь какая-нибудь злая сила?»
На вид лес был точно такой, как и год назад. Только чуть больше стало непролазных зарослей кустарника, да поваленных деревьев. И еще - не было раньше в лесу такого громкого эха.
«Эту тропинку Лебедь проложила своим колдовством. Наверное, потом сама же ее и спрятала. Но ведь в первый раз мы с богатырями добирались до ее озерца своим ходом. На конях, правда. Сперва по широкой просеке. Потом свернули с нее направо и поехали по какой-то довольно широкой тропе... Туда еще все лошадки Яги на водопой ходят! Мы по следам этого табуна и нашли озерце, безо всякого там колдовства! Значит, и я сейчас смогу найти его. Надо только вернуться снова к заставе, а уж оттуда...»
Когда Алена вернулась к заставе, солнце уже клонилось к закату. Заглянула, на всякий случай, в калитку. Полкан встретил ее радостным лаем. В доме по-прежнему никого не было. Аккуратно закрыв калитку, девушка решительно зашагала по просеке, ведущей на север. Птицы на ветвях встречали ее радостным пением. В густом подлеске то и дело кто-то шуршал. Вдоль дороги попадались кусты малины, черники. Так прошло около часа.
«Здесь!» - Алену словно током ударило. Она узнала это место - именно здесь они свернули направо. Девушка решительно углубилась в лес. Еще через полчаса ходьбы на тропе вдруг появились следы конских копыт. Сердце Алены учащенно забилось. Она ускорила шаг.
Через некоторое время деревья расступились, и перед ее взором открылась знакомая поляна. Тут они нашли когда-то стреноженную Черную и пасущуюся рядом лошадь Алеши. За поляной сверкало хрустально-чистой гладью озерце Царевны-Лебедь.
- Лебедь!.. Ле-ебедь, милая, откликнись! Это я, Алена... Я вернулась! Появись, ты мне очень нужна!
Но только эхо подхватило ее голос и разнесло по лесной чаще. Слезы были готовы навернуться на глаза у Алены.
- Лебедь! Да подай ты хоть знак, если слышишь меня!
Вода в озерце чуть слышно плеснула.
«Может, это Лебедь услышала?» - с надеждой подумала Алена. И вдруг за спиной у нее раздалось характерное поскрипывание.
- Хе-кхе... Чего-й то ты тут бегаешь, орешь на весь лес, красна девица?
- Ну наконец-то! - Алена, облегченно вздохнув, обернулась. - Буба?..
Но это был не Буба. Перед ней стояло лесное существо, одетое в древесную кору и сухой мох. Чем-то похожее на Бубу, но все же другое.
- Ты хто такая? - спросило существо, подозрительно щурясь.
- А ты кто такой? - Алена отступила, на всякий случай, на шаг.
- Я первый спросил! - скрипнул леший. - Так что первой тебе отвечать.
- Ну что ж, - улыбнулась девушка. - Меня Аленой звать. Я названная сестрица трех богатырей, что живут на заставе у берега моря... А ты-то кто? Где Буба?
- Буба того... Этого... - существо смущенно хмыкнуло. - Пророс он, значить... Вот, - леший смущенно потупился, словно сказал что-то неприличное.
- К-как пророс? Зачем это он... Куда пророс? - в воображении Алены замелькали картины, одна ужаснее другой.
- Ну... Как сказать-то?.. - замялся леший. - Корни пустил. Вот.
«Ой, что-то он темнит», - подумалось Алене.
- Тебя самого-то как звать?
- А? Меня?.. Глум меня звать. Я Бубы вашего племянник. С соседнего лесу мы. Пока он тут э... в таком положении, я здесь замещаю, по хозяйству... А ты точно тем диким богатырям с заставы родня?.. Что-то я тебя прежде, девица, не видел.
- Ты сам-то давно здесь? - уточнила Алена.
- Да уж... - Глум стал считать, загибая корявые пальцы. На одной руке у него их было четыре, а на другой - шесть. - Третий месяц уже тут кукую.
- Кукуешь?
- Кукую, - леший, самодовольно ухмыльнулся. - Вот так... - и он закуковал кукушкой. Потом перешел на уханье филина, хохот выпи и скрип треснувшего дерева.
- А эхом тоже ты?
- Конечно. За то меня Глум и прозвали. Любую тварь передразнить могу. Хошь эхом, хошь птичьим смехом... А еще я тени наводить могу. Стра-ашные. И выть среди ночи. Вот так - У-угу-гу-у!
У Алены от этого воя мурашки побежали по спине. Если бы она не видела перед собой Глума, строящего, одновременно с воем забавные гримасы, то пожалуй, испугалась бы до смерти.
- Ну как? Страшно? - спросил, закончив выть, Глум.
- Ага, - кивнула девушка, и оглянулась. - А это точно ты один выл?
- Точно, - леший расплылся в самодовольной улыбке. - Я ить еще и не так умею! Меня даже этот, Соловей-разбойник боится! Вот!
- Ишь расхвастался!.. Отведи-ка меня лучше к Бубе. Хочу сама посмотреть, что такое с ним приключилось.
- А, э... он не того. Не обрадывается он. Застесняется. Где это видано, чтобы люди смотрели, как леший пророс?! - замахал Глум корявыми руками. - Ежели надо тебе чего от Бубы, так ты мне скажи. Я его туточки во всем заменяю, пока он в этом... в неподвижном положении.
- Ну хорошо. Мне, собственно, к Бабе Яге срочно надо. Раньше Буба меня туда провожал. Ну, или Яга сама приходила.
Глум спал с лица. Посмотрел на Алену с нескрываемым испугом.
- К Яге-е?
- Ну да. А что тут такого?
- Н-не боишься? - леший, от испуга даже стал заикаться.
- А что ее боятся? Она бабушка добрая.
- Угу. Добрая, - Глум нервно закивал. - Кто ж спорить-то станет. Добрая... В пенек вот меня обратить обещала, ежели я буду ее беспокоить.
- Так ты и не беспокой. Отведи меня к полянке, где избушка ее стоит.
Глум замотал головой.
- Не отведу. Один пророс. Другого в пенечек. Это ж лес совсем беспризорный останется...
- Да Буба меня отводил к ней уже! Ничего она ему не сделала. Знает она меня. Только рада будет. Почитай год не виделись!
- Год?.. - Глум как-то совсем по-другому глянул на девушку. - Уж не та ли ты будешь Алена, что Бубе шишечки подарила? Богатырям диким сестрица, Яге подружка, и сам царь Морской тебе - кум?
- Та самая, - улыбнулась Алена. - Раз ты такой боязливый, может, все-таки проводишь меня к Бубе? Он тебе точно скажет, можно ли меня к Яге проводить.
- Ну хорошо, - вздохнул леший. - Пошли. Давай руку, чтоб побыстрее.
Бежать за лешим по его тайным тропкам - занятие не из легких. Споткнувшись очередной раз, Алена спросила:
- Далеко еще?
- Далеко-о, - «обнадежил» Глум.
- А коротких тропинок у вас в лесу разве не проложено? Что-то Буба меня, помнится, быстрее по лесу водил.
- Так дорожки-то те заповедные одному ему ведомы. А показать их он не может - в землю врос. Вот я и бегаю. Своих дорог проложил парочку, а больше боюсь - как бы его пути не повредить... У него ить весь лес чудной какой-то. Не чета другим. Одно слово - Заповедный... Скорей бы уж Буба искоренился. А то сил никаких не хватает, следить тут за всем... Зверь вот уходит. Дерева болеть стали... А все ты, между прочим, с шишечками своими!
Алена чуть не задохнулась от возмущения.
- Я?.. Да при чем тут я?..
- Шишечки ты ему подарила? А он, возьми да и съешь одну... Ума-то нету. Омолодиться ему, понимаете, захотелось, старому хрену! Вот и омолодился, сверх всякой меры. Аж побеги из ушей пошли. Зеле-ененкие! А Глум теперь - бегай, разбирайся... А у меня, между прочим, пока я тут тружусь в поте лица, в моем родном лесу гусеницы на листву напали. Да и Параська, кикимора моя, боюсь, пока я в отсутствии, соседскому лешему всех белок в зернь проиграет. Она ить до игры эх, кака охочая!.. Вот чую! Проиграет всех белок ему, да еще, гляди, за зайцев примется!
Если бы даже Алена хотела как-то возразить Глуму, то не сумела бы, так быстро они бежали. Одно хорошо - кусты и коряги, похоже, слушались лешего, и торопливо расступались, очищая им путь, так что, чуть приноровившись, можно было бежать за Глумом не спотыкаясь. Наконец они выскочили на поляну, и Алена изумленно замерла, глядя на росший посреди поляны молодой дубок, удивительно похожий на Бубу.
- О! Здравствуй, Аленушка! - проскрипел дубок, радостно замахав ветвями. - А я уж думал, больше не свидимся. Давно ты у нас?
- С утра.
Алена подошла к дубку поближе, обошла его со всех сторон. Это был Буба, точно такой, каким она помнила его. Только ноги лешего теперь срослись и пустили глубокие корни, а руки и голова дали молодые зеленые побеги, образовав небольшую но довольно лохматую крону. Кора на Бубе была теперь молодая, свежая. И цвет лица у него был какой-то зеленоватый.
- Ну рассказывай, как это тебя угораздило?
Буба потупился и понурил руки-ветви.
- Да, вот, зимой меня совсем поясница замучила. Все ломит и ломит. Да и кора шелушиться стала чего-то. И нет чтоб отваром каким, или настойками полечиться. Решил я разом, так сказать, все болезни того… Ну, то есть, волшебную шишечку съесть, омолодиться. Дело-то верное... Ну и съел по весне одну из тех, что ты мне тогда дала...
- И хватило же у дурня ума!.. - укоризненно покачал головой Глум.
- Но ведь омолодился же! - заспорил Буба. Но тут же осекся. - Правда, пожадничал я малость. Самую большую шишечку съел... Оно как меня шибануло! Ка-ак раскорячило! Такая, елки-моталки, силища по стволу потекла, что ревматизм как рукой сняло, и старую кору всю, а голове прояснение такое!..
- Что аж ветви из ней повылазили! - язвительно усмехнулся Глум. - Еще спасибо скажи, что не омолодился до самого предела.
- До какого еще предела? - не понял Буба.
- До какого? И он еще спрашивает! - Глум подбоченился и уточнил с важным видом: - Из какого ты, дядюшка семени возрос, помнишь ли?
- Знамо дело, из дубового. Из желудя то-есть. И ничего постыдного в том не вижу. Оно куда как надежнее всяческих хвойных... и долголетнее, - при этом Буба гордо усмехнулся и указал маленькой веточкой, как перстом на Глума, намекая, видимо, на его хвойное происхождение.
- Так вот, будь шишечка еще хоть на самую малость побольше, в самый бы желудь ты и вернулся, - продолжил с видом эксперта Глум, проигнорировав обидное «всяческих хвойных».
- Спаси Род! - испуганно дернулся и замахал ветвями Буба. - Что ты все пугаешь меня, племяш? О том, чтобы какой леший эдак-то в самое семя омолодился, я и слыхом не слыхивал.
- А от кого б ты услышал? Говорить-то семя не может! Вот сожрал бы ты по жадности своей, положим, две шишечки, и все - превратился бы в желудь. Ни сказать, ни вспомнить. Так бы свиньи лесные и слопали...
- Ну, хватит пугать! И так уже он настрадался, - вмешалась Алена. - Ты скажи лучше, Буба, чем можно твое выздоровление ускорить? Может, кормить тебя надо чем-то особенным?
- Ох, нет. Спаси Род! Я уж поел разок... Теперь вот через корни питаться приходиться.
- Так ты голодный, наверное? Компоту хочешь? Давай, я компотом тебя полью?
- Ага, ага... - закивал, издевательски улыбаясь, Глум. - Киселем поливать, кашей удабривать, а смятаной кору обмазывать... Ну ты, девица и удумала! Да вокруг него тотчас мошка заведется, да гниль-плесень всякая. Уж лучше не трогай его совсем. Растет себе и растет, сырой землей питается...
- Отчего же?.. Навоз бы мне не помешал, прошлогодний, под корешочки. Да полив каждодневный, да землицу перекопать хоть легонечко, - мечтательно вздохнул Буба.
- Ну, перекопать, пожалуй, дело не хитрое, - кивнул Глум. - Я и так уж на прошлой неделе тебя перекапывал.
- А ты не ленись. Перекопай еще раз. Да поливать не забывай. Дождь-то не каждый день бывает, а мне для росту лучше. И навозом, навозом меня как-нибудь...
- Да где ж я тебе навоза в лесу найду? - возмущенно всплеснул руками Глум. - Я скотину, чай, в гумне не держу. Вон, у этой навоз лучше спрашивай, - указал он на Алену.
- Богатырей-то на заставе давно уж нет. Коней их -тоже. Так что вряд ли я найду навоз в нашей конюшне. Но вот у Яги должно быть. У нее ведь коней - целый табун.
- Ну ты удумала... У Яги... - Глум поежился. - Как же это я навоз из ее конюшни возьму, когда мне и подойти к ее поляне боязно?
- Ты только до Яги меня проводи, а навоз я вам организую... Скажи-ка лучше, если поливать его, удобрять, перекапывать, то скоро ли Буба... поправится?
- Как знать, - пожал Глум плечами. - Может месяц еще, может год, а может и несколько лет. Тут ведь вот дело какое. Пока он корешки из земли вынет, пока ходить снова научится... Ох, чую, пропадет мой лес совсем, пока я тут, по доброте своей, дядюшке помогаю... Вот хоть бы ты, Аленушка, сбегала в соседний лес, что отсюда на восток, у Гнилого моря. Там другой племяш Бубы живет. Пусть-ка и он за родственничка постарается. Не все мне одному...
- Нет! - испуганно скрипнул Буба. - Не надо сюда этого шалопая. У него и свой-то лес весь гнилой стоит. Так он и мне, понимаешь... Ты уж потерпи, Глумушка. Мы сочтемся потом, сочтемся. Я и так уж изо всех сил стараюсь, расту. Недолго еще осталось терпеть-то. Недельку другую еще...
- Да ты второй месяц меня этими недельками потчуешь! Нет уж... Коли нашлись теперь у тебя тут друзья, - он махнул рукой на Алену, - то я уже тебе не помощник. Виданное ли дело, чужой лес стерегу, а свой-то в те поры, небось, пропадает...
- Да ты что, сдурел что-ли, Глумушка? У тебя ж там жена твоя, Параська. Приглядит за всем, посмотрит, справится. А я один, как перст.
- Коли ты моей Параське доверяешь, так я вот этой красной девице доверяю вполне, - и Глум указал на Алену. - За недельку-то чай твой лес не испортится. Ну а там уж ты и сам поправишься.
- Ну уж нет! - в один голос возмутились Алена и Буба.
Буба даже подпрыгнул на месте. Точнее, попытался подпрыгнуть. Один из его корешков при этом выскочил из земли и со скрипом зашевелился.
- Да ты что это удумал, Глумушка?! У тебя за лесом смотрит кикиморка. А меня теперь ты бросишь беспризорного?.. Человек ведь существо бестолковое. Нешто он с целым лесом управится? Без лешацкого нашего радения человек и в огороде хрен не вырастит!..
- Да если бы я и умела, - Алена слегка обиделась на столь нелесное мнение о людях, - и то бы не смогла остаться. Некогда мне!
- Ладно, Глум, - махнул веткой Буба. - Коль ты упрямый такой, коли ты такой вредный, я тогда тебе пол-шишечки дам, ежели последишь еще за моим лесом, пока я сам не стану ходячим.
- А если ты еще целый год прорастать будешь? - не унимался Глум. - Я что же, за какие-то пол-шишечки тут целый год горбатиться буду?
- Ну хорошо. Не шуми, - безнадежно вздохнул Буба. - Сколько хочешь?
- Шишку, не меньше!
- За год? - уточнил, хитро прищурясь Буба.
- А дольше года тут торчать я вообще ни за какие чудеса не согласный!
- Хорошо. За год шишечку, - вкрадчиво продолжил переговоры Буба. - А ежели я раньше ходячим стану? Тогда пол-шишечки, так?
- Не так... Три месяца я уже стерегу. Если общего срока меньше полугода выйдет, тогда, так и быть, пол-шишечки. А ежели больше полугода, так тут ты расшибись, но целую шишечку мне подавай!
- Хорошо. Сговорились, - вздохнул Буба и протянул Глуму руку-ветку. - Солнышко видело, о чем уговор.
- Солнышко видело, - эхом повторил Глум и ударил по ветке своей шестипалой рукой.
Алена, нетерпеливо наблюдавшая за препирательствами леших, облегченно вздохнула.
- Ну теперь-то, Глум, ты можешь проводить меня к дому Бабы Яги?