Вечер рабочего дня… Народ тихой струйкой вытекает из стеклянно-алюминиевых, дубовых, пластиковых дверей, покидая теплые и не очень, но такие родные конторы разного калибра. С последним на этот день хлопком выпускающей створки, сознание переключается, правда не сразу, на более прозаические проблемы не связанные с рассмотрением противоречий сальдо с бульдо.
По обледеневшему тротуару проходят, пробегают ноги, они торопятся довести своего хозяина или хозяйку до семейного очага. Случается некоторым модно обутым конечностям слегка споткнуться или впопыхах наступить на ледяной кочкарник остановки.
К остановке подруливает нахальный маршрутный Пазик с грязными боками. Он почти приветливо открывает вход в свое теплое нутро. Рядом со ступеньками в напряжении замерла, как стойкий оловянный солдатик, кондукторша. Хозяйка салона пробегает глазами по входящим, синхронно, с прохождением очередного пассажира, загибает пальцы. Губы ее шевелятся. Кондукторша считает вошедших.
- Давайте заплотим за проезд, - громогласно провозглашает хозяйка, вооружаясь пластмассовой коробочкой из-под селедки в горчичной заливке.
Правда народ и без приглашения уже шебаршится по карманам и сумочкам. Идет массовое обилечивание спешащих домой.
Ну а те, кто уже обилечен, мирно сидят или топчутся вокруг сидящих, при необходимости проходя «в зад», либо толкаясь у входа. Впрочем, в голове автобусика топчутся не только те, кто выходит на следующей остановке, но и те, кому ехать до конечной. Они наступают друг другу на ноги, пропускают вновь вошедших, терпят толчки выходящих, виснут на поручнях, но - «мне выходить скоро!» - не двигаются ни на сантиметр.
На заднем сидении, как водится пристанище мужчин находящихся слегка «под шафе». Двое сидящих и один в стоячке беседуют на отвлеченные от работы темы.
-Ноги не держат, - говорит стоящий, - целый день за станком, без отдыха. Да и ночью проблемы были.
- Садись на мое место, – предлагает приятель, – а то ведь и заболеть недолго.
- Не-е, - мотает головой первый, - болеть никак нельзя. Лечить некому. Все врачи пьяные. Я вот вчера прихожу домой, а дочерина мать…
- Это как?
- Что как?
- Ну, дочерина мать… Это кто?
- Жена моя, не понимаешь что ли?
- А… Ну и что?
- Вот супруженница моя и говорит, что сына дома нет, его на «скорой» увезли в Первую горбольницу и прооперировали. Я туда. Мне говорят, что для операции шприцы нужны. Прикупил я шприцы эти, сколько нужно, и к врачам. Смотрю, сын мне говорит, что ему операцию двое пьяных хирургов делали. В уматину…
- Эт ты прав, - вступает в разговор худенький мужичок сидящий справа. - Видел ихнюю работу…Прикинь, они раны не спиртом мажут, а зеленкой. Зеленка ихняя спиртом и не пахнет. Они, эти хирурги весь спирт из зеленки уже достали, потом после операции собираются и пьют его сами.
- Во, во. Вечером друган сына приходит и рассказывает: «Вашего Леху второй раз оперировать будут», - мотает головой стоящий, - только теперь им это даром не пройдет. Только через суд буду с ними говорить. Я их всех разнесу и выясню, чего они там еще не дорезали. Алкаши, а не хирурги.
- Да…
- Вот и я говорю.
- Тут на вокзале мы одну женщину обнаружили, - встревает опять маленький, - ей было плохо. Ну, вызвали мы «скорую» и повезли ее в Первую горбольницу. Везем, везем, везем, а ей все хуже. Ну, привезли чуть живую, ее сразу же в реанимацию. Ставим ей одну капельницу, другую, а ей еще хуже. Тогда врачи садят ее в «скорую» снова, и отправляют нас с ней в двадцать девятую.
Снова везем, везем, везем… Бабоньке совсем плохо. Кончается прямо на руках. Привезли ее кое-как, и сразу в реанимацию под капельницу. Одну, вторую, третью ставим. А ей все хуже.
Она и говорит: «Ладно, парни, мы уж тут сами, а вы уж идите».
Ну, мы и пошли. Врачи, как только мы за дверь, сгребли бабоньку и в «скорую» сунули и снова повезли. А у той совсем клиническая смерть. Привозят на этот раз в шестую…
- Постой, - удивленно поворачивается стоящий, - так шестая больница – это же детская.
- Вот и я говорю: замотали ребенка. Кое-как откачали в реанимации, и отправили в двенадцатую.
- Так это же «психушка»…- в два голоса удивились слушатели.
- А я тебе чего говорю: ребенка – в «психушку», - не моргнув глазом продолжил приятель, - ну, привозим и в реанимацию под капельницу. А там все хирурги пьяные в дым. И оперировать некому. Так же нельзя, ведь ребенок же перед ними.
- А женщина-то как? – пытаясь выяснить судьбу первой больной, спрашивает сидящий слева.
- Какая женщина? – не сразу понял расказчик.
- Ну, которую вы в Первую горбольницу везли.
- … Померла… - обречено махнул рукой маленький, - да… конечно же померла, так и не довезли до реанимации.
- Бедная, надо же.
Мужики чуточку помолчали. Мимо окон проплыла остановка Первой горбольницы.
- Тебе разве не выходить? – спрашивает сидящий слева.
- А зачем, - удивленно взбрасывает брови стоящий, - я дальше живу.
- К сыну же собирался.
- Куда? Я его на все каникулы к бабушке отправил, пусть отдохнет. Неделю уже с супруженницей одни дома.
И мужики заговорили о свободном времени, и как его использовать с пользой для семьи.