К вечеру несколько прояснилось. И солнце даже было. Чуть-чуть. Очень неожиданно. Даже патрульный вертолёт вылетел – проверить.
Александр Александрович Иванов был горд. Он шагал по улице Кленовой, испокон века засаженной каштанами. И при ходьбе он браво выкидывал в сторону левую ногу, от ступни и повыше колена схваченную в гипс. Александр Александрович Иванов был горд – чуть более месяца назад к нему подбежал маленький человек в чёрной куртке и чёрной вязаной шапочке. Подбежал, шмыгнул носом и несколько раз ударил по левой ноге молотком. Александр Александрович Иванов был горд.
Александра Ивановна Бурман семенила к остановке троллейбуса. Александра Ивановна Бурман была радостна и горда. Разве что вместо весеннего вечера повсюду стояла малопонятная осень. На ходу Александра Ивановна Бурман кокетливо оттопыривала правую ручку, изящно, даже, отчасти, фривольно, одетую гипсом. Александра Ивановна Бурман была радостна и горда – чуть более месяца назад к ней подбежал маленький человек в чёрной куртке и чёрной вязаной шапочке. Подбежал, шмыгнул носом и несколько раз ударил по руке черенком лопаты. Александра Ивановна Бурман была радостна и горда.
Алексей Михайлович Карманов шел,… нет, не шёл - пёр на важную встречу. Его нос был очень брутально загипсован. В несколько слоёв. Очень много гипса было на носу. Собственно, был один твёрдый гипсовый нос, за ним – весьма незначительное туловище, а снизу всё поддерживалось двумя говнодавами. Алексей Михайлович Карманов пёр на важную встречу и сшибал страшным носищем зазевавшихся прохожих. И других… также… граждан…. Алексей Михайлович Карманов был горд – чуть более месяца назад к нему подбежал маленький человек в чёрной куртке и чёрной вязаной шапочке. Подбежал, шмыгнул носом и несколько раз ударил его в переносицу…. Дулей. Дуля была твёрдой, каменной почти, вот и эффект. Алексей Михайлович Карманов был горд.
А вот в своей комнате, на десятом этаже, в кровати лежал Константин. Гнида. Гнида – то было прозвище забытого происхождения. Костя плевать хотел на Александра Александровича Иванова, на Александру Ивановну Бурман и на Алексея Михайловича Карманова. Константин был загипсован до корней волос, так как волоса у него были костяные – необъяснимый панковский феномен. Всё потому что чуть более месяца назад Константин сидел в той же комнате и ждал, когда прибудет судебное решение о его выселении из комнаты в Запредельные ****я. И тут в окно комнаты, находившейся на десятом этаже, заглянул тяжёлый служебный мордулет. Мордулет нехорошо посмотрел на Константина, хотя, вроде бы, не обладал глазами, как таковыми, и исчез. А спустя несколько секунд на Гниду обрушился, не повредив почти потолок, негодующий казённый перст, не менее четырёх метров длиной. Константин был невероятно горд. Настолько горд, что слово «гордость», даже возведённое в сотую степень, не могло описать его состояние.
Мешало Константину только одно. Давно уже не получалось не выключить телевизор, не переключить на другую программу. И в пятнадцатый уже раз Константин смотрел репортаж, как Некто, с рыльцем, перетекавшим в галстук, распекал подчинённого за нехватку марли, столь необходимой населению, в нынешних условиях. Распекал и стращал перспективой быть съеденным невидимыми чудовищами на базарной площади. Щёлкали фотокамеры журналистов. Жирный подчинённый почтительно кланялся в пупок и практично и двусмысленно извинялся. Невидимые чудовища шуршали по служебной надобности средь нелояльных событий.
Загипсованная жизнь продолжалась.