4
Я очнулся в замке в сумерках на следующий день. Надо мной стояла Натакруна и причитала, что я потерял много крови. Да хоть всю...
Я вдруг почувствовал себя ужасно, бесприютно одиноким. Вообщем-то часто себя так чувствовал, но особенно – почему-то именно в ранних зимних сумерках.
Это были какие-то безнадежные, несправедливые сумерки – тьма приходила, и как разбойник, забирала и так неяркий свет часа в четыре дня. В такое время я чувствовал себя особенно беззащитным. Бесправным. Обокранным, и некуда бежать и некому пожаловаться.
Невыносимо болело пробитое стрелой плечо. Вернее болела вся рука, плечо и часть спины. Но я не подпустил Иммаюла к ране. Перед глазами стояло лицо Герондеса, и не знаю, как бы я пережил это лицо, если бы не боль.
Иммаюл равнодушно сидел на столе, и получал, и одновременно передавал дальше какие-то сообщения. Но как-то вяло и без огня. Кажется, сумерки действовали угнетающе даже на него.
Арканд сидел у камина и завидовал мне черной завистью. Он не получил ни единого ранения, хотя мечтал быть убитым. Много бы он дал, чтобы та стрела попала в него – ему так хотелось заменить свои душевные страдания физическими. Ха-ха. Занимайте очередь!
Утром он носил своему дяде еду, долго разговаривал с ним. Я оставил Бальтонари ключи от камеры и разрешил делать все, что угодно. У меня не было планов лишать жизни Арицеса. Впрочем как и Дейна. У Коханде был тайный приказ взять Дейна живым, и я собирался отпустить обоих пленников, как только мои люди произведут финальные зачистки в близлежащих лесах.
Больше всего на свете мне хотелось спуститься в подземелье и поговорить с Дейном. Попросить у него прощения за все, что случилось. Сказать ему, как много у меня к нему чувств... Предложить ему служить мне, переехать ко мне в замок. Показать ему, каким... совсем другим я могу быть. А ведь я его даже не видел – его, видно, привели, когда мы еще не приехали. Впрочем, Литтирен сказал, что с Дейном с виду все в порядке – но таков и был приказ – его выследили и взяли тайно, без боя. Он, должно быть, чудовищно меня ненавидит. Нет, даже точно ненавидит. О чем он думает? Поговорить бы с ним... Поговорить бы...
- Камин потух.
- Что?!
Я сбросил наваждение.
- Ну и зажги его снова.
- Зажги ты. Я хочу посмотреть на твой дар.
Дар?!!
Дейна отвели в единственную камеру с камином. Я не хотел, чтобы он мерз.
Я отпер тяжелую дверь.
Грант сидел у огня. И посмотрел на меня так, что мне захотелось заплакать и тут же уйти.
Но надо было как-то начать разговор.
- Вот ваше оружие. – Я положил перед ним его меч в ножнах и сел рядом прямо на пол.
- Никто не знает, что вы здесь. Приказ был тайным – я вас фактически похитил.
- Зачем? Я все равно тебе ничего не скажу.
- Не надо ничего говорить... - Я отмахнулся. - Дейн, поймите, у меня не было выбора.
- Где господин Орна-Дорана?!
Нет, он не говорил. Он хлестал меня словами.
Я ничего не ответил.
- Зачем я здесь?! Зачем ты пришел?! Поглумиться надо мной?!! Ты убил моего хозяина!!
- Он был тебе не хозяин.
- Он знал, он знал, что этим кончится. Он всегда очень хорошо о тебе отзывался, но он знал, что умрет от твоей руки! Ты змея гадкая, ты же никого не пощадил! - Последнее было полувопросом, полуутверждением.
- Послушай...
Он угрожающе подошел ко мне и я встал, попятившись. С силой он схватил меня за плечи и пригвоздил к стене.
Я вскрикнул от боли.
- Дейн... я ранен.
- Жаль, что не убит! Я убил бы тебя, как собаку! Ты поэтому велел взять меня в плен тайно – чтобы я не убил тебя! Потому что ты знал, что если бы ты не убрал меня вовремя, то я пристрелил бы тебя, как вонючего борова!!! Тебя и Бальтонари! Где этот предатель?! Прячется за твоей спиной?!
- Господин Грант, пожалуйста... Арканд здесь ни причем. Хотите кого-то винить – вините меня.
- Дерьмо! Ну и сколько ты будешь меня здесь держать?
- Ты можешь уйти хоть сейчас.
Он опешил и расслабил хватку.
- Почему?
Потому что я, дурак, умудрился влюбиться в своего заклятого врага. Я выкрал его с поля боя, чтобы с ним не случилось чего-то плохого. Я пришел к нему среди ночи говорить по душам. И этим выставил себя на великое посмешище.
Я еще раз посмотрел в его удивительно чистые, умнейшие глаза, ища хоть каплю сострадания. Но там была только ненависть. И жгучее желание отомстить.
- Простите меня. И убирайтесь.
Не веря услышанному, Грант бросил на меня полный невыразимого презрения взгляд, поднял свой меч, плюнул мне под ноги, и ушел.
А я, идиот, надеялся, что он любовью со мной займется, что ли?!
Я сел в углу камеры. Было так больно, что чувство передалось всему телу, и я сидел, онемев, ненавидя себя, внутренне насмехаясь над собой безжалостно. И жгли меня эти чувства, и отпустить я их не хотел. Если других чувств не дано – то лучше мука, чем бесчувствие.