31 октября 2011 г.
TruthDig.com
НЬЮ-ЙОРК СИТИ—Джон Фризен, 27 лет, высокий и долговязый, с блондинистым понитейлом, фиолетовым шарфом, в поношенной зеленой флисовой куртке, сидит на бетонном ограждении Цукотти-парка и проводит координационную встречу – ежедневное утреннее собрание с представителями движения «Займем Уолл-стрит»; у движения около 40 рабочих групп.
“Сегодня мы поговорим о том, что значит «движение» и что значит «организация»”, - говорит он сидящим вокруг него. Начинается горячее обсуждение, включая вопрос о том, должно ли движение выставлять конкретные требования или нет.
Я встречаюсь с ним после собрания, на низком парапете, окружающим цветочную клумбу в парке. Он говорит, что решил приехать в Нью-Йорк с западного побережья на 10-ю годовщину 9/11. Нашел объявление о попутной машине, когда проездом остановился в доме брата в Шампейне, шт. Иллинойс.
“Я все видел по телевизору, когда мне было 17,” – говорит он. “ Сейчас я приехал на 10-летнюю годовщину, чтобы самому ощутить реальность ситуации. Никогда не был ни в Нью-Йорке, ни на восточном побережье.”
Доехав до Нью-Йорка, он быстро подружился с уличным народом. Он спал в парках и на улице. В первый день оккупации Цукотти-парка он увидел других “путешественников” с такими же навыками выживания и развитым политическим сознанием.
В эти первые несколько дней лагерь разбивали радикалы и самопровозглашенные анархисты. Позже подходили те, у кого было мало опыта проживания на улице, ночевок на бетоне или в туалетах Макдональдса, но которые хотели быть такими же революционерами как Фризен. Цукотти-парк в Нью-Йорке, как и другие места движения Окьюпай, подготавливали новичков.
“Структура и процесс, усвоенный этими радикалами-новичками,” - говорит он с видимым удовольствием, - "сейчас притягивают многих.”
Движение Окьюпай, пронесшееся по всей стране, соединяет элементы, жизненно важные для восстания. Они притягивают группы ветеранов-революционеров, чья изолированная борьба, - будь то сидячие забастовки или акты неповиновения, такие как акции по спасению дубовой рощи на территории кампуса калифорнийского университета (в период с 2 декабря 2006 г. по 9 сентября 2008 г.),часто не замечаются массовой культурой. Движения Окьюпай зарождались в маленьких диссидентских анклавах Нью-Йорка, Окленда, Чикаго, Денвера, Бостона, Сан-Франциско, Лос-Анжелес, и Атланты. Группы революционеров в этих городах отделились от мейнстримовской культуры, соединились с другими маргинальными сообществами и отработали физические приемы выживания на улицах и в тюрьмах.
“Нас занимают конкретные вещи – где найти воду и еду, когда закрывается парк и где можно постоять под душем,” – говорит Фризен.
Фризен воспитывался в аполитичной семье среднего класса, в г. Фуллертон, южная Калифорния, где все подчиняются властям и не задают лишних вопросов. В ранней юности, говорит Фризен, "дурное влияние" на его политическое сознание оказали Битлз, Дорз, Кросби, Стилз, Нэш и Янг. Он обнаружил в старой музыке “креативную энергию” и “искренность”, которых не было в современной культуре. После окончания школы он работал в фирме LensCrafter и сразу “почувствовал, что такое изматывающая работа.” Он работал еще на нескольких работах «от 9 до 5», но все они были “ограничивающими и безрадостными.” И тогда он начал перемещаться с места на место, двигаясь по направлению к Беркли, где он жил вместе со сквоттерами за университетским стадионом. В студенческом гимнастическом зале принимал душ. К этому времени, он уже оставил мейнстримовское общество. Вне формальной экономики - с 2005 г. (последний год, когда он заполнял налоговую декларацию). Он участвовал в сидячем протесте по спасению деревьев, в демонстрациях против университетских поборов и сокращении бюджета, после чего был арестован и отправлен в тюрьму. Жил вместе с племенем навахо в Блэк-Мэза в Аризоне и армией запатистов* в Мексике.
“В запатистах я увидел народ, доведенный до вымирания, напрочь забытый всеми” – говорит он.- “Их лозунги звучат так: Свобода! Достоинство! Демократия! Каждый получает все! Мы не получаем ничего! Запатисты носят маски, закрывающие лицо. Люди должны объединиться в своей безликости. Это предупреждает появление культов личности.”
“Мне не интересно участвовать в традиционном политическом процессе,” – говорит он. “Это бюрократия. Вертикаль. Эксклюзив. Он управляется деньгами. Он обременителен. То, что мы пытаемся здесь делать, тоже непросто, но принципы, которых я и остальные стараемся придерживаться, находятся в прямом противоречии к существующей системе. Это противовес. Это признание того, что мы ненавидим закрытость и исключительность. Это вызов положению и власти, сертификации и законности, институционального разрешения "участвовать". Этот процесс настолько отравил сознание людей, что они ждут, пока им разрешат участвовать, или даже пока им поверят. Общество создает такую ситуацию, что людей не принимают во внимание, они ничего не стоят. Они не принимаются в расчет. У нас же принципы горизонтальны в отношении принятия решений, прозрачности, открытости, инклюзивности, доступности. Есть люди, которые используют язык жестов на общих собраниях. Есть группы глухих людей, которые собираются и обсуждают новости между собой. Это пример инклюзивной природы того, что мы хотим создать. Что касается нового определения демократического процесса, в котором должны участвовать все, я вижу, что американская история до сих пор главным образом создавалась группкой белых мужчин. У нас радикально другая ситуация. Если вы бездомный, если вы живете на улице, вы можете быть со всеми. Это радикальная инклюзивность, за которую мы стоим. И если ее нет, тогда мне здесь нечего делать.”
Парк, в особенности ночью, место притяжения для тех, кто живет на улице. Движение Окьюпай обеспечивает для них еду и безопасность, для чего выделяются “миротворцы” и “команда разрядки” которые снимают конфликты. Такие как Фризен, перекрывающие две культуры, служат медиаторами.
“Парк притягивает всякого, за исключением возможно супербогатых,” говорит он. “Приходится иметь дело с конкретной ситуацией каждого, с тяжелой ситуацией, в которой он очутился, с ситуацией типа «Я здесь за себя и пошли вы все». Люди буйные, люди разозлены. ”
“Мы стараемся разрядить ситуацию, подойти с более цельных позиций к человеку нежели просто проверить его на благонадежность — т.е. пытаемся понять его”. “Куда еще пойдут эти люди, живущие на улице? Они пойдут туда, где чувствуют заботу, в особенности туда, где им сразу дадут еду и спальник. У нас есть комитет по комфорту. Здесь вы получите одеяло и спальный мешок, если они есть. У нас не всегда достаточно ресурсов. Но мы позаботимся о каждом. Если вы не агрессивны, к вам отнесутся с вниманием. К нам приходят разные люди, даже те, у которых поведенческие отклонения. При достаточном расширении движения, мы могли бы позаботиться о всем Манхэттане.”
Цукотти-парк, как и другие места движения Окьюпай, это точка встречи мужчин и женщин среднего класса, имеющих высшее образование, но не знакомых с техникой сопротивления, с теми, кто проводит акты сопротивления на протяжении последних нескольких лет. Эти революционеры перебрасывают мостик между миром улиц и средним классом.
“Уличная культура и культура загородных коттеджей - разные страны” – говорит Фризен. “Они не понимают друг друга. У них разный опыт, они изолированы друг от друга. Это как в Орэндж-Каунти (Калифорния), где депортируют бездомных. Они забирают их и увозят. Никакого диалога. И здесь возникает гораздо большая проблема – изоляция человека от остальных. Отдельный человек погружается в свои личные интересы, и за фасадом индивидуальности, мы видим лишь консумеристский материализм. Это поверхностная индивидуальность. У нее нет глубины. Она приводит к тому, что по всей стране сообщества не хотят иметь ничего общего друг с другом, они настолько враждебны друг другу, что не остается ни капли симпатии.”
“Это требование быть услышанным,” – говорит он о движении. “Это требование голоса. Люди чувствуют, что у них отобрали голос. Они хотят иметь голос и участие, обновленное чувство достоинства, но не достоинства в индивидуалистическом смысле «я для себя», а в смысле ‘я понимаю, что мои поступки воздействуют на людей вокруг меня». Поэтому давайте работать вместе так, чтобы всех устраивало.”
Фризен говорит, что цифровые системы коммуникации помогли создать новые структуры связи и новые системы самоуправления.
“Идея «Открытого источника» берет начало в ’50-х и ’60-х и связана с тем, как следует использовать программные продукты и какие права имеет пользователь над программами и инструментами,” – говорит он. “Какими свободами нужно обладать, чтобы использовать, модифицировать и обмениваться программным продуктом? Этот принцип воплощен в такое идее как Википедия. Мы движемся далее в еще более видимую, более ощутимую, более реальную человеческую организацию. Мы изменяем подходы. Мы используем их. Мы делимся ими. Мы разносим их. Вы видите, наше движение децентрализовано.”
Революциям нужны свои теоретики, но восстания, подобные этому, невозможны без закаленных революционеров вроде Фризена, который вытаскивает теорию из книг и тычет ею в лицо реальности. В конце 19-го века анархист Михаил Бакунин вызывал такое же благоговение у радикалов как и Карл Маркс. Бакунин, однако, в отличие от Маркса, был революционером. Он не просиживал подобно Марксу в Британской библиотеке и не писал пространные тексты о неизбежности революций. Вся сознательная жизнь Бакунина была одной яростной физической борьбой, начиная от его роли в восстаниях 1948 г., когда он, обладая мощным телосложением и железной волей, укомплектовывал баррикады в Париже, Австрии и Германии, до заключения в царских тюрьмах и его фантастического побега из сибирской ссылки **.
Бакунин не разделял презрительного отношения Маркса к крестьянам и люмпен-пролетариату из городских трущоб. Маркс, несмотря на всю его проницательность в отношении саморазрушительной капиталистической машины, рассматривал бедноту как контр-революционеров, не способных на революционное выступление. Бакунин, напротив, видел в “необразованных, обездоленных и неграмотных” - революционеров, способных присоединиться к рабочему классу и восстать против элиты, которая жирует за счет их бедности и порабощения. Бакунин оказался более дальновидным, чем Маркс. Успешные революции, прокатившиеся по славянским республикам, а позднее по России, Испании и Китаю, и наконец движения, победившие колониализм в Африке и Ближнем Востоке, а также военные режимы в Латинской Америке, главным образом представляли собой спонтанные восстания, питаемые яростью обездоленных рабочих и интеллектуалов. Революционная деятельность, как справедливо заметил Бакунин, наиболее естественное занятие тех, у кого нет собственности, постоянной работы и никакого желания сохранить статус-кво. Наконец, взгляд Бакунина на революцию, который вступал в противоречие с жесткой установкой Маркса на революцию как борьбу между пролетариатом и буржуазией, отводил важную роль потерянным интеллектуалам, талантливым сыновьям и дочерям среднего класса, которых общество готовило для того, чтобы прислуживать институтам элиты, или занять свое место в среднем классе, но которые были отвергнуты обществом. Отвергнутые интеллектуалы — безработные журналисты, социальные работники, учителя, художники, адвокаты и студенты — были для Бакунина ценнейшей революционной силой: “пылкая, энергичная молодежь, деклассированная, лишенная карьеры или какого-либо выхода.” Эти деклассированные интеллектуалы, как и обездоленный рабочий класс, не имели ничего общего с системой и никакой возможности себя реализовать. Бакунин настаивал на том, что альянс отчужденного класса интеллектуалов с обездоленными массами создает легко воспламеняющую смесь для успешного восстания. Такой альянс позволяет революционному движению точно и мастерски описать все несчастья, и в то же время, благодаря хорошему знанию всех нюансов, использовать слабость автократического правления.
Движение Окьюпай постоянно развивается, принимая то, что работает, и отбрасывая ненужное. В любую минуту можно найти группы протестующих, вовлеченных в дискуссии, которые требуют самокритики и саморефлексии. Это радикально отличает данное движение от либеральных реформистских движений, которые находятся в рамках существующих систем корпоративной власти, - факт хорошо понимаемый Марксом. Это значит, что противостояние будет долгим и изнурительным, что у него будут победы и поражения, но если оно будет успешным, оно в конце концов разрушит обветшалую конструкцию корпоративного государства.
Маркс писал: “Буржуазные революции, подобные тем, что совершались в восемнадцатом веке, переходили от успеха к успеху, одно драматическое событие следовало за другим, экстаз был нормой дня — но эти революции жили недолго, они быстро достигали эйфории, за которым следовало долгое похмелье [Katzenjammer]; общество долго переваривало результаты бурных, но кратких революций. С другой стороны, происходившие в девятнадцатом веке пролетарские революции постоянно критиковали себя, постоянно сбивались с курса, возвращались к уже достигнутому, и начинали снова; они жестоко насмехались над полумерами, слабостью, ничтожностью своих первых попыток, свергали своих оппонентов только для того, чтобы те снова оживали и крепли, постоянно уходили от осознания колоссальности своих целей. Но это происходит до тех пор, пока не наступает момент, когда возвращение назад невозможно и все вопиет: ‘Hier ist die Rose, hier tanze’ [Вот роза, здесь и танцуй].”***
__________
*Армия национального освобождения запатистов - левая революционная группа в г. Чьяпас, на юге Мексики. - Прим. ВП
** Читатель может обратиться к превосходному описанию жизни Бакунина, в собрании сочинений А. Герцена, т.6, Былое и думы, стр. 350 – 371, частично воспроизведенном мною в статье http://www.proza.ru/2007/12/07/407. - Прим. ВП
*** Цитата из работы К. Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» (1852) – Прим. ВП
Copyright © 2011 Truthdig, L.L.C.