В мае 1784 г. открылось движение по Порховской дороге, проходящей через Лугу. В дальнейшем эту дорогу называли по-разному: Динабургским, Двинским, Ковенским трактом, Варшавским шоссе. В конце XIX века дорога получила свое сегодняшнее наименование – Киевское шоссе.
Строительство тракта продолжалось более 10 лет. Самым трудным оказался участок от села Рождествено до Городца. Сложность представляла лесистая заболоченная территория Мшинских болот и высокие песчаные гребни левобережья Луги. К тому же на участке длиной более 70 верст от Ящеры до Городца не было ни одного поселения, подходящего для почтовой станции. Рассматривались три варианта: деревня Долговка на реке Ящере, деревня Жельцы, где собирались строить деревянный мост, и излучина реки Луги у Вревки. Верх взял математический расчет. Опробованная на московском тракте смена лошадей на почтовых станциях позволяла проезжать 70 и более верст в день. Основанный в 1777 году город Луга стал промежуточным пунктом между крупными почтовыми станциями, расположенными в селе Рождествено и в деревне Пустынь, находящейся уже на псковской земле.
Почтовые станции того времени выполняли не только функции связи между адресатами, но и являлись транспортными узлами, где путешественники могли воспользоваться экипажами или сменить лошадей. Фактически до конца XIX века почтовое ведомство исполняло транспортные обязанности в российском государстве.
I
Как в точности проходила дорога в черте нашего города, можно лишь предполагать. В первые годы со стороны Санкт-Петербурга в Лугу въезжали через деревню Шалово. Брод или мост через речку Наплатинку находился в ложбине за больничным городком, и к нему подъезжали по улице Наплатинской. Далее дорога наискось поднималась на возвышенное место на Екатерининской улице (ул. Софьи Перовской). Петербургская застава могла находиться между улицами Московской и Загородной (ул. Петра Баранова).
Заставы являлись контрольными пунктами, где проверялись документы и багаж, регистрировали всех лиц, покидавших город или въезжавших в него. В Луге это был обыкновенный шлагбаум с невысоким тыном на несколько метров в каждую сторону, исключавший возможность объезда. В народе такие заставы называли рогатками. От заставы дорога шла вдоль обрывистого берега Луги до почтовой избы, находившейся на пересечении с Усачевым переулком (пер. Толмачева), а далее по прямой выходила на Успенскую улицу (пр. Володарского).
Однако вскоре на этом участке появились изгибы: возчикам приходилось объезжать опасный участок дороги вдоль реки, где от сильных разливов начал размываться берег, и Екатерининскую церковь. Только от дома присутственных мест (здание милиции) тракт вновь становился прямым. Но и там было не все гладко. На сохранившемся плане города видно, что 100 лет назад через нынешний сквер им. Ленина протекал ручей. Он наискось пересекал улицу Дзержинского и уходил в ложбину за народным училищем (старым зданием второй школы). Место было топкое, и по нему, скорее всего, были проложены бревенчатые мостки-гати. После небольшого песчаного пустыря, начинавшегося от Ямбургской улицы (ул. Кигисеппа), дорога спускалась в широкий лог, по которому протекал ручей Черный. Через него был перекинут деревянный мостик. Позже этот лог был засыпан, а улицу назвали Болотной. На ул. Победы находилась вторая городская застава, открывавшая дорогу на Порхов. Не случайно эта улица раньше называлась Порховской.
Хотя генеральный план застройки Луги существовал, но он так и не был воплощен в реальность. По нему предусматривалось окружить город земляным валом и рвом. Укрепления планировались с севера по улице Московской, с юга по улице Порховской, с запада по нынешней насыпи железной дороги, с востока по Лысой горе в районе Юношеской улицы. Здесь находилась небольшая заречная часть города. В генплане были предусмотрены еще две заставы: Гдовская на линии пересечения железной дороги с Воскресенским переулком (пер. Советский) и Новгородская под Лысой горой. Однако каких-либо свидетельств и сведений об их существовании не сохранилось.
Первые дома в центре Луге были построены в 1779 году. Все они были деревянными. В самом большом из них, стоявшем на каменном фундаменте, половину занимал городничий с семьей, а во второй находились канцелярия и караульня. В 1783 году, через пять лет после основания, численность населения города составляла 626 человек. Из них 28 душ купеческого сословия и 93 мещанского.
В 1784 году в Луге наступил строительный бум, связанный с возможным приездом императрицы. На излучине реки в районе ул. Набережной открылся кирпичный завод, который активно проработал 3 года. В среднем на заводе работало 50 человек, а производственный цикл длился 8-9 месяцев – с мая по январь. За этот период на деньги, отпущенные императрицей, там было изготовлено около 900 тысяч кирпичей для первых каменных зданий города.
О расположении жилых построек сегодня можно лишь догадываться. Ряд домов, несомненно, протянулся вдоль дороги. Ближе к центру находился постоялый двор (район душевого павильона). Магазин, винная лавка, питейная контора с подвалами и почтовая изба окружали соборную площадь. Она тогда располагалась перед Екатерининской церковью на месте гостиницы „Луга“ и Воскресенского собора. На месте нынешней почты находился дом городничего, а ниже по Базарному переулку – дом присутственных мест и народное училище.
Горожане предпочитали строиться в удобных местах по берегам Луги и ручьев. Делали они это из практических соображений: к воде было ближе, почва лучше, скотину и птицу держать удобнее. Потому какой-либо компактной застройки в городе так и не получилось. Даже в конце XIX века в путеводителе В. Симанского отмечалось, что Луга изобилует пустырями и состоит из отдельных кусков.
После проезда через наш город императрицы (январь 1787 г.) кирпичный завод был заброшен или работал от случая к случаю. Например, в 1806 году была построена каменная церковь в деревне Смешино, с учетом сравнительной близости деревни к городу кирпич вполне мог изготавливаться в Луге. Следующие каменные постройки в Лужском уезде возводились в 1814-1815 годах в селах Белом и Романщине, но там могло быть свое кирпичное производство. За последующие 25 лет сведений о каких-либо производствах в городе и его окрестностях не зафиксировано. Так что до 1839 года все преобразования и новшества в Луге касались лишь управления городским хозяйством и работы почтовой станции.
II
Во времена правления Павла I внимание к Луге заметно угасло, плановую застройку никто не контролировал. Об оборонительном вале вскоре забыли и обошлись лишь заставами, на которых велось круглосуточное дежурство.
Заставы были головной болью первых городничих – охрана города входила в их обязанности. Обычно на рогатке находился представитель городской управы и один-два солдата из караульного гарнизона. Сначала представителями были горожане из разряда надежных мещан и мелких купцов. Они несли дежурство по установленной очередности. Однако вскоре из-за постоянных прогулов и отлыниваний пришлось создать некое подобие дружины, а ее членам стали доплачивать из городской казны. В народе этих „дружинников“ называли городовыми. Они давали разрешение на въезд в город или проезд через него, имели право проверять груз, особенно на предмет ввоза в город местного алкоголя.
Кроме городовых, в городе имелись ночные сторожа. Их назначали на дежурство от улицы или группы домов (концов). Сторожа ходили с колотушками, их стуком отгоняя волков, лисиц и людей с нечистыми помыслами. В народе их обозвали околоточными. В те времена ходил такой анекдот. Жители пожаловались в управу, что сторож по ночам не охраняет, а спит. После взбучки от начальства этот детина стал во всю силу стучать колотушкой и кричать: „Люди! Спите спокойно, я вас охраняю!“
В 1862 году при учреждении полицейских чинов появились официальные должности городового и околоточного. Городовой – нижний полицейский чин, дежуривший на улицах. Околоточный – старший по закрепленному за ним участку, соответствует нынешнему участковому.
С момента учреждения Лужского уезда управление городом и уездом осуществлялось капитаном-исправником. В его штате состояли начальник караула, казначей и уездный землемер. Вторым лицом был предводитель дворянства, избираемый раз в три года. В ведении дворянского собрания находились сословные учреждения: для дворян – уездный суд, для горожан – городской магистрат и для государственных крестьян – нижняя расправа. До постройки здания присутственных мест дворянское собрание заседало в одном из близлежащих помещичьих имений.
Поначалу в ведении городничего находилась и почта. Однако с появлением манифеста Александра I от 8 сентября 1802 года „Об учреждении министерств“ было создано Главное почтовое управление, входившее в состав Министерства внутренних дел. С этого времени почта полностью перешла к почтовому управлению на казенное обеспечение.
В 1803 году был опубликован указ „О средствах к исправлению полиции в городах“, определявший устройство и функции, а также компетенцию городских полицейских учреждений. Население столицы было освобождено от выделения ночных сторожей, содержания пожарных и обслуживания уличных фонарей. Вскоре это нововведение дошло и до Луги. Правда, штат, состоявший из частного пристава и нескольких квартальных надзирателей, не мог обеспечить охрану окраин города, и потому там еще долго можно было слышать стук колотушек.
В 1811 году было утверждено и обнародовано „Положение о внутренней страже“, определявшее состав и функции внутренних войск, порядок подчинения военному ведомству и местному начальству. В задачи внутренней стражи входили:
– поимка воров, беглых преступников и дезертиров;
– помощь в исполнении законов и приговоров суда;
– рассеяние запрещенных законом скопищ; усмирение неповиновений и буйства;
– преследование запрещенных и тайно привезенных товаров;
– содействие сбору податей и недоимок;
– охранение порядка на ярмарках и торгах;
– принятие и провожание рекрутов, преступников, арестантов и пленных;
– помощь на пожарах и при разлитии рек;
– отряжение часовых к присутственным местам, тюрьмам и острогам;
– сопровождение казны.
В 1817 году водится этапная система препровождения арестантов. Этапные команды состояли из 28 человек с обер-офицером во главе и располагались по тракту через одну станцию. В Луге этапной тюрьмы не было, а у Городца в начале XIX века существовал острог. Караульная служба в Луге при Александре I располагалась в левом крыле здания присутственных мест. В 1840-х годах там же во дворе была сделаны пристройки – тюрьма и казарма. В начале 1860-х годов все здание было передано созданному по указу Александра II полицейскому управлению.
До конца 1830-х Лугу можно было назвать городом с большой натяжкой. За 50 лет, прошедших с проезда Екатерины, появилось не более 30 новых построек, а численность населения едва дотягивала до 1000 человек. Вся деловая жизнь Луги крутилась вокруг почтовой станции: ремонт личных экипажей, придорожная торговля, предоставление ночлега и питания проезжающим.
Некое оживление в жизни города наступило в 1839 году, когда через Лугу прошла 1200-километовая линия оптического телеграфа, проложенная до Варшавы. Это было уникальное нововведение. Сначала была налажена связь столицы со Шлиссельбургом (1824), потом с Кронштадтом (1834) и Гатчиной (1835). Варшавская линия состояла из 149 башен высотой около 15 м, расположенных друг от друга на расстоянии 8 верст. От Петербурга до Варшавы сигнал проходил за 15 минут. Депеша в 40 знаков передавалась за 22 минуты. Одна из башен телеграфа размещалась на Лангиной горе за Медведским шоссе.
Следующим толчком в развитии города стало строительство нового Динабургского шоссе с одновременной реконструкцией почтовых станций. Почта в России на тот момент имела очень большое значение, ведь все царские указы и повеления должны были в срочном порядке доставляться в самые укромные уголки огромной страны.
III
С царствованием Александра I связана новая страница в истории почты – появление федеральных почтовых станций. Раньше почтовые станции размещались в крестьянских избах, приспособленных для нужд проезжающих. Сохранилось донесение министру внутренних дел того времени В. Кочубею: „По всей дороге от Петербурга до Ямбурга нет для проезжающих никакого пристанища, кроме трактира в сем последнем городе“.
При главном почтовом управлении был образован специальный комитет, проектированием зданий занялся известный архитектор Луиджи Руска. Это был первый в истории России опыт применения типовых проектов. Здания станций нужно было включить в единый ансамбль почтового тракта, растянутый на многие сотни верст. Однако каждая из станций находилась в специфическом ландшафтном и архитектурном окружении, часто являясь главным зданием населенного пункта.
Каменные здания были дороги, потому почтовые станции из кирпича возводились только на Нарвском и Московском трактах. Их строительство началось в 1804 году. В Луге первая почтовая станция была деревянной и имела примерно такой вид.
В 1841 году был утвержден проект новой лужской почтовой станции. Оригинальное кирпичное здание через два года украсило центр города. Фасадом станция была обращена в сторону соборной площади. Воскресенского собора и гостиного двора (здание гостиницы) еще не существовало; по свидетельствам современников, здание было видно почти от самого въезда в город. Многие отмечали архитектурное сходство лужской почтовой станции с готическими постройками и даже находили в ее элементах египетские мотивы. Фотографии этого здания сохранились, и каждый может сам определиться в своем мнении.
По бокам почтового двора тянулись флигели, в которых размещались конюшни, каретники и другие службы. Хотя фасад лужской станции и отличался от сохранившейся до наших дней в Выре (1837-1841), внутреннее устройство было таким же. В одном из флигелей находились помещения для смотрителя и ямщиков, в другом комнаты для проезжающих, а во дворе между торцами деревянных конюшен располагались шорная мастерская и кузница.
Почтовые станции в то время располагались через 20-30 верст. Каждая, в зависимости от разряда, имела установленное количество возниц, лошадей и экипажей. Ведал станцией смотритель, имевший обычно низший четырнадцатый чин, то есть он был коллежским регистратором.
До появления Главного почтового управления извоз был частным промыслом. Но постепенно взаимоотношения ямщик – государство входили в „высочайше утвержденные“ нормы. Указы устанавливали порядок в гоньбе, ямскую повинность (отчисления) и определяли плату за прогоны. Так, в 1770 году за 10 верст пути взималось 12 копеек, а уже в 1827 – 25 копеек серебром, причем только за одну лошадь. Гоньба как вид транспортной услуги быстро дорожала. Проезд А.С. Пушкина от Санкт-Петербурга до Михайловского мог обойтись ему в 300-400 рублей, поскольку, кроме стоимости проезда, были дополнительные сборы, идущие в казну. Например, оплата за повозку от станции до станции – 12 копеек, за подмазку колес у собственных экипажей брали те же 12 копеек. Если же деготь и сало путешественник прихватил с собой, то все равно почтарям надо было давать 6 копеек на водку.
Интересны выдержки из инструкции от 30 сентября 1825 года, оберегавшие фельдъегерей, ямщиков и смотрителей от обид и произвола: „Путешествующим строго запрещается чинить смотрителю притеснения и оскорбления или почтарям побои; за все такие поступки взыскано будет по 100 рублей в пользу почтовой экономической суммы“. Там же был и пункт по охране труда почтовых служащих: „Чтобы смотрителю лучше дышалось, во всех почтовых домах устроить в окошках форточки для впущения воздуха“.
У станционного смотрителя было много обязанностей. Он всегда должен был носить форменную одежду, отвечал за чистоту станции, опрятность лошадей и повозок, должен был следить, чтобы на территории станции никто не шумел и не кричал. А главное, был обязан „все правильные требования всякого проезжающего немедленно исполнять с кротостью и учтивостью, не позволяя себе ни малейшей грубости“.
В первую очередь предписывалось обслуживать особ высших классов, государственных курьеров и фельдъегерей, из-за чего путешественники подолгу ожидали лошадей. Имея чин титулярного советника, А.С. Пушкин относился всего лишь к 10-му классу в „табели о рангах“, и на почтовых станциях ему часто приходилось пропускать вперед других. Возможно, именно такая задержка и вызвала появление известного экспромта о нашем городе:
Есть в России город Луга
Петербургского округа.
Хуже не было б сего
Городишки на примете,
Если б не было на свете
Новоржева моего.
По поводу датировки этого стихотворения до сих пор ведутся споры. Думается, наиболее близким к истине является мнение ведущего научного сотрудника Института русской литературы РАН (Пушкинский дом) И.С. Чистовой. Она пишет: „Веселая стихотворная шутка о Луге с Новоржевом была включена в одно из писем к тому же Соболевскому, острослову, эпиграммисту, автору стихотворных шуток, с которым поэт состоял в переписке в 1826-1834 гг. Известно, что период наиболее близкого и живого общения Пушкина с Соболевским относится ко времени возвращения поэта из ссылки в 1826 г.“
Косвенным подтверждением можно считать шутку самого Соболевского на тему российского захолустья:
Брянск, Малоархангельск, Ливны
И Карачев мне противны;
Пресловутый ваш Елец
Мерзок из конца в конец…
IV
17 декабря 1796 года Павел I подписал указ о создании фельдъегерского корпуса – нового самостоятельного воинского подразделения. Этот корпус должен быть обеспечивать надежную и быструю курьерскую связь с губерниями России и зарубежьем.
Обмундирование фельдъегерей походило на драгунское, но было значительно ярче: кафтан зеленого сукна, воротник и обшлага красные, аксельбант и пуговицы золотые. Такая „красочность“ имела и чисто практическое значение. Фельдъегерь, сидевший с кучером на облучке или стоявший на заднем приступке кареты, был виден издалека, и встречные повозки стремились быстрее освободить дорогу срочному экипажу.
Хотя среди рядовых фельдъегерей дворян не было, но поручения высочайших особ и наличие красивого мундира поднимало их в глазах рядового населения на недоступную высоту. Избиение ямщиков и не успевших уступить дорогу возниц для фельдъегерей было обычным делом. Причем народ это воспринимал как должное, ямщики вытирали кровь и продолжали везти обидчика. Сами же фельдъегери равняли себя с дворянами (за 20 лет безупречной службы им действительно присваивали дворянский титул), а дворянам, как они считали, позволено все.
Но не только это придавало им смелости. Каждый фельдъегерь вместе с докладом о выполнении задания должен был отчитываться обо всем, что он видел и слышал в дороге: о настроениях крестьян, разговорах о власти и царственных особах. Фельдъегери часто оказывались среди дворян, ночуя с ними в гостиницах или на съемных квартирах, порой принимали участие в карточных играх, хотя им это было строго запрещено. За особо важные сведения им выплачивались премии от Тайной полиции. Многие дворяне знали об этом, о чем можно судить по известной фразе А.С. Пушкина: „Без фельдъегерей у нас, грешных, ничего не делается...“
В первой половине XIX века всем путешественникам полагался особый документ – „Подорожная грамота“. В ней обозначался маршрут движения, количество положенных лошадей или чин проезжающего. Подорожная по казенной надобности была бесплатной, а за проезд по частным нуждам взималась поверстная плата. С середины XIX века она составляла 0,5 копейки за версту на одну лошадь.
Первые гостиницы в Луге появились лишь в 1870-х годах после открытия железнодорожного сообщения. До этого дворяне предпочитали останавливаться на ночлег в близлежащих усадьбах или снимать комнаты у местных купцов. Известно, что на месте нынешнего здания почты до 1841 года находился деревянный двухэтажный дом, в котором останавливался А.С. Пушкин.
Через Лугу неоднократно проезжали крупные чиновники, губернаторы южных провинций, иностранные послы, следовавшие в Санкт-Петербург через Варшаву, и даже венценосные особы. Император Александр I проезжал через наш город около двадцати раз. Не меньше хлопот доставляли царские курьеры, в 1821 году почти ежедневно возившие депеши от царя маркизу де Траверсе и обратно. Но сейчас эти все эти особы уже мало кого интересуют, в отличие от путешественника, которого лужские почтари ничем средь других не отличали.
V
Александр Сергеевич Пушкин проезжал через Лугу 13 раз, если не считать его последнего пути. Проследим хронологию этих поездок.
1800 год. Глубокой осенью семья Пушкиных отправляется из Москвы в Михайловское, чтобы решить семейные дела и показать Осипу Абрамовичу Ганнибалу внука Александра, которому было всего лишь год от роду. Из Михайловского Пушкины уезжают в Санкт-Петербург. Там они продают мызу Руново и деревню Кобрино, принадлежавшие матери поэта, и в декабре возвращаются в Москву.
1817 год. После окончания Лицея Пушкин подает прошение о предоставлении ему отпуска для поездки в Псковскую губернию и приведения в порядок домашних дел. Вместе с родителями, сестрой и братом он выезжает из Петербурга 9 июля, а 12 июля семья уже в Михайловском. Но вскоре Пушкины возвращаются в Петербург, проехав через Лугу примерно 21-23 августа.
1819 год. После болезни Пушкин подает прошение в Коллегию иностранных дел о предоставлении ему отпуска для выезда „в здешнюю губернию“. 10 июля получает подорожную и в тот же день выезжает из Петербурга. 11 июля проезжает Лугу и 13 прибывает в Михайловское. Ровно через месяц, 13 августа, он проезжает Лугу в обратном направлении.
1820 год. По приказу императора А.С. Пушкин был выслан на юг России в город Екатеринослав. На проезд ему были выданы 1000 рублей ассигнациями и подорожная. Сохранился текст этого сопроводительного документа: „Показатель сего, Ведомства Государственной Коллегии иностранных дел Коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по надобностям службы к Главному попечителю Колонистов Южного края России г. Генерал-Лейтенанту Инзову; почему для свободного проезда сей пашпорт из оной Коллегии дан ему в Санкт-Петербурге мая 5 дня 1820-го года“. Поэт выезжает из столицы 6 мая. До первой почтовой станции в Софии (Царское Село) его провожает лицейский друг Дельвиг.
1827 год. После окончания Михайловской ссылки Пушкин возвращается в Санкт-Петербург. 14 октября на почтовой станции Залазы, которая в то время находилась в Лужском уезде, он случайно встречается с лицейским другом Вильгельмом Кюхельбекером, осужденным по делу декабристов. Его под охраной перевозили из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую.
1835 год. Пушкин подает прошение на имя императора Николая I об отпуске в Псковскую губернию и на следующий день получает разрешение. 5 мая покидает Петербург и 8 мая приезжает в Михайловское. Это была его самая короткая поездка. Уже 14 мая он возвращается через Лугу в столицу.
В начале осени Пушкин снова собирается в Михайловское. На его письме к А.X. Бенкендорфу император Николай I наложил резолюцию: „Нет препятствий ему ехать куда хочет“. 8 сентября поэт проезжает Лугу. Через полтора месяца, 21 октября, Пушкин останавливается в нашем городе.
1836 год. 8 апреля Пушкин выезжает из Петербурга с траурным кортежем к месту погребения матери – в Святогорский монастырь. Проехав 9 апреля Лугу, кортеж прибыл на место 11, и через день состоялись похороны Надежды Осиповны. Тогда же поэт заказал рядом место и для себя... 21 апреля Пушкин прощается с Михайловским, на этот раз он покидает его навсегда. 23 апреля он вновь проезжает Лугу.
Вряд ли мы узнаем, сколько раз А.С. Пушкин ночевал в нашем городе. Учитывая весь путь от Михайловского до Санкт-Петербурга, Луга для ночлега была достаточно удобным местом. Есть лишь два письменных свидетельства с упоминанием нашего города, оставленных рукой поэта: известная стихотворная шутка и дневниковая запись, сделанная на лужской почтовой станции:
„15 октября 1827.
Вчерашний день был для меня замечателен. Приехав в Боровичи в 12 часов утра, застал я проезжающего в постели. Он метал банк гусарскому офицеру. Между тем я обедал. При расплате не достало мне 5 рублей, я поставил их на карту и, карта за картой, проиграл 1600. Я расплатился довольно сердито, взял взаймы 200 рублей и уехал, очень недоволен сам собою. На следующей станции нашел я Шиллерова „Духовидца“, но едва успел прочитать я первые страницы, как вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем. „Вероятно, поляки?“ – сказал я хозяйке. „Да, – отвечала она, – их нынче отвозят назад“. Я вышел взглянуть на них. Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошел высокий, бледный и худой молодой человек с черною бородою, в фризовой шинели, и с виду настоящий жид – я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие, я поворотился им спиною, подумав, что он был потребован в Петербург для доносов или объяснений. Увидев меня, он с живостию на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга – и я узнаю Кюхельбекера. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательством – я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей станции узнал я, что их везут из Шлиссельбурга, – но куда же? Луга“. (А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в IX томах. „Наука“, 1978 г.)
Сохранился и рапорт об этом происшествии фельдъегеря Подгорного:
„Господину дежурному генералу Главного штаба его императорского величества генерал-адъютанту и кавалеру Потапову фельдъегеря Подгорного
РАПОРТ
Отправлен я был сего месяца 12-го числа в гор. Динабург с государственными преступниками, и на пути, приехав на станцию Залазы, вдруг бросился к преступнику Кюхельбекеру ехавший из Новоржева в С.-Петербург некто г. Пушкин и начал после поцелуев с ним разговаривать. Я, видя сие, наипоспешнее отправил как первого, так и тех двух за полверсты от станции, дабы не дать им разговаривать, а сам остался для написания подорожной и заплаты прогонов. Но г. Пушкин просил меня дать Кюхельбекеру денег, я в сем ему отказал. Тогда он, г. Пушкин, кричал и, угрожая мне, говорил, что по прибытии в С.-Петербург в ту же минуту доложу его императорскому величеству, как за недопущение распроститься с другом, так и дать ему на дорогу денег, сверх того не премину также сказать и генерал-адъютанту Бенкендорфу. Сам же г. Пушкин между угрозами объявил мне, что он посажен был в крепость и потом выпущен, почему я еще более препятствовал иметь ему сношение с арестантом, а преступник Кюхельбекер мне сказал: это тот Пушкин, который сочиняет. 28 октября 1827 года“.
VI
В 1837 году тело великого поэта провезли через Лугу в Святые Горы. Траурный кортеж был скромен: в последний путь Пушкина провожали поэт Александр Иванович Тургенев, верный дядька Никита Козлов, жандармский капитан и почтальон.
„3-го февраля в полночь мы отправились из Конюшенной церкви с телом Пушкина в путь; я с почтальоном в кибитке позади тела; жандармский капитан впереди оного. Дядька покойного желал также проводить останки своего доброго барина к последнему его жилищу, куда недавно возил он же и тело его матери; он стал на дрогах, кои везли ящик с телом, и не покидал его до самой могилы. Ночью проехали мы Софию, Гатчину, к утру 4-го февраля были уже в Луге, за 140 верст от Петербурга, а к 9-ти часам вечера того же дня уже в Пскове“.
Это отрывок из письма А.И. Тургенева А.И. Нефедовой от 9 февраля 1837 года.
Несложные подсчеты показывают, что траурный кортеж с гробом Пушкина буквально мчался по Белорусскому тракту. Расстояние от Петербурга до Пскова в 285 верст Тургенев и его спутники проделали всего за 19 часов, проезжая по 15 верст в час. Подорожная, выданная государем, давала право не делать остановки на каждой станции: „ехать столь поспешно, сколько сие будет возможно“.
Псковскому дворянству было запрещено присутствовать на похоронах, так как в Санкт-Петербурге проститься с поэтом пришли не только 50000 горожан, но и иностранные послы, а студенты несколько дней бойкотировали лекции.
Из воспоминаний барона Ф.А. Бюллера:
„29 янв. 1837 г. я зашел поклониться праху поэта. Народ туда валил толпами, и посторонних посетителей пускали через какой-то подземный ход и черную лестницу <…> Все входившие благоговейно крестились и целовали руку покойного. На руках у покойного положен был простой образ, без всякого оклада, и до того стертый, что никакого изображения на нем нельзя было в скорости разглядеть; платье было на Пушкине из черного сукна, старого фасона и очень изношенное. В ногах дьячок читал псалтырь. Катафалк был низкий и подсвечники весьма старые; вообще заметно было, что все устроено было как-то наскоро и что домашние и семья растерялись вследствие ужасной, внезапной потери“.
Из дневника А.В. Никитенко, датировано 12 февраля 1837 года:
„Дня через три после отпевания Пушкина увезли тайком в его деревню. Жена моя возвращалась из Могилева и на одной станции неподалеку от Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обернутый рогожею. Три жандарма суетились на почтовом дворе, хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом.
– Что это такое? - спросила моя жена у одного из находившихся здесь крестьян.
– А бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит – его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости господи, как собаку“.
Д.В. Дашков передавал кн. Вяземскому, что государь сказал ему следующее:
„Какой чудак Жуковский! Пристает ко мне, чтобы я семье Пушкина назначил такую же пенсию, как семье Карамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек почти святой, а какова была жизнь Пушкина?“
И все же, чтобы не уронить себя в глазах просвещенных кругов, Николай I своей запиской распорядился:
„1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочерям по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.“
До сих пор не затихают споры, останавливался ли траурный кортеж в нашем городе или нет. Точно это сказать невозможно. Единственный документ, упоминающий Лугу, – дневниковая запись А.И. Тургенева: „В Луге или прежде пил чай. Тут вошел в церковь“. По ней можно предположить, что на почтовой станции в Луге или в селе Ящере, провожавшие в последний путь поэта сделали непродолжительную остановку для смены лошадей. И в Луге и в Ящере близ почтовых станций находились церкви, в одну из них во время этой остановки и заходил Тургенев.
VII
Дорога между Петербургской (Ленинградской) и Новгородской (Тоси Петровой) улицами постоянно размывалась высокими паводками. Ямщики объезжали этот опасный участок Екатерининской улицы, поднимаясь до Покровской, а затем вновь спускаясь на тракт. В проекте Динабургского шоссе это обстоятельство было учтено. Одновременно был спрямлен участок дороги от Крупелей до Луги. Изменение трассы и перенос петербургских ворот с Екатерининской улицы на Покровскую были утверждены императором 19 ноября 1843 года.
Теперь встал вопрос о переходе с Покровской, ставшей второй главной улицей города, на Успенскую, поскольку разница высот между этими улицами в районе почтовой станции составляла около 5 метров. Рассматривался вариант с пологим спуском по диагонали сразу за Екатерининской церковью. Дорога должна была пройти через главную площадь к дому присутственных мест. Однако было решено соединить улицы по Базарному переулку (пер. Связи), ведь на верхнем угловом участке уже было намечено место под строительство каменного Гостиного двора с галереями (ныне гостиница „Луга“).
Для уменьшения уклона по переулку сделали укрепленную подсыпку и водоотводные канавы. Грунт для насыпи брали с холма, на котором сейчас стоит наш почтамт. Даже сегодня мы можем видеть вертикальный срез под его забором с восточной стороны, протянувшийся до внутреннего двора кинотеатра „Смена“. Подъем нижней части Базарного переулка составил около двух метров, в чем можно убедиться, спускаясь к зданию милиции.
Для проведения таких объемных строительных работ потребовалось много рабочих. Свободных людей не хватало, а местные помещики своих крестьян отпускали на вольные заработки неохотно. Было решено пригласить наемных рабочих из Эстляндии и Лифляндии, где крепостное право уже было отменено. После окончания работ многие приезжие остались жить в нашем городе.
С 1840 по 1850 год численность населения в Луге возросла в два раза. В городе на тот момент действовали лесопильня и небольшое кирпичное производство. Вырос штат чиновников и полиции. Увеличилась нагрузка и на почтовую станцию, ведь количество усадебных домов, куда петербуржцы выезжали на лето, быстро росло.
Новая станция в Луге относилась к среднему классу. Точных данных о количестве лошадей, повозок и ямщиков не сохранилось, однако об этом можно судить по косвенным данным. Например, по объявлению, помещенному в 1812 году в одном из номеров газеты „Санкт-Петербургские ведомости“: „От Сарскосельского или Софийского уездного Предводителя Дворянства Коллежского советника и Кавалера Франца Беля объявляется желающим взять на себя содержание почтовых лошадей по Белорусскому тракту на станциях: Софийской – 14, Гатчинской – 40, Вырской – 35 и Ящерской – 35 лошадей с 1 мая сего года впредь на 3 года“.
Учитывая, что Луга имела статус уездного города, количество лошадей здесь было не меньше, чем в Выре и Ящере. Можно подсчитать и количество извозчиков. Чаще всего экипаж запрягался двумя коренниками или одним коренником и двумя пристяжными. На 40 лошадей необходимо было иметь минимум 10-12 ямщиков. В 1845 году на Гатчинской станции было уже 60 лошадей, а значит, в Луге их количество должно было быть не менее 50.
Новые станции были вместительней и функциональней. Кроме извозчиков, в штате почтовиков были кузнецы, шорники, каретники и пастухи. Кормились при почтовой станции и горожане: гнали смолу и деготь, собирали походные пайки в дорогу. Вблизи станции находились мастерские сапожников и портных, во многих дворах были частные кузни. Купцы держали магазины с расчетом на проезжающих, имелся довольно большой винный погреб. Почти треть населения города во многом зависела от почтовой станции. Но вскоре все резко переменилось.
В 1858 году открылось железнодорожное сообщение между Санкт-Петербургом и Лугой. В 1869 году распоряжением Почтового ведомства все почтовые станции, находившиеся вдоль Варшавской железной дороги, были упразднены. Земское собрание Лужского уезда утвердило представленный управой проект „Положения о земской почте“ (журнал земского собрания от 6 октября 1869 г.) Два раза в неделю земские почтальоны должны были объезжать 27 волостных правлений, доставляя туда из города и принимая от волостных писарей корреспонденцию. Доставка частной корреспонденции оплачивалась 5-копеечной земской почтовой маркой.
Здание почтовой станции просуществовало более 100 лет. В начале 70-х годов прошлого века оно было снесено. На его месте построено здание лужской почты, ничем особо не примечательное. Только лишь часы, установленные под его козырьком, напоминают нам, что время остановить невозможно, и оно все дальше и дальше отодвигает от нас старую почтовую Лугу.