Недовольный скрипучий голос надзирателя прорвался сквозь железную дверь камеры раньше, чем она с натугой открылась.
- Шелехов, на выход! - он торопился и подгонял заключённого. - Слыхал?
- Слышу, - ответил сонный Григорий и шагнул из плотной темноты камеры в показавшийся необыкновенно светлым, гулкий коридор. - Чего орать...
- Быстрее, давай.
- Да иду, иду.
- Стой здесь! - приказал тот же голос. - Лицом к стене, руки за спину…
Шелехов послушно вышел в полутёмный коридор и занял предписываемую позу, два месяца в изоляторе предварительного следствия сделали своё дело. Он привык подчиняться приказам работников тюрьмы без разговоров, почти без внутреннего сопротивления.
- Отставить, Сидорчук, - распорядился другой голос. - Пускай повернётся лицом.
- Повернись!
Григорий медленно развернулся и в упор уставился на невзрачного человека, подошедшего тихо из-за угла бесконечного коридора. В белых, хилых руках он держал кипу бумаг и, перебирая их, искал нужную.
- Да, где же она? - бормотал он про себя. - Только что видел… А вот - нашёл!
Он радостно вскинул на арестанта серые, невыразительные глаза и сказал:
- Гражданин Шелехов! - казалось, он наслаждается торжественным моментом. - Решением «тройки» Вы проговариваетесь к десяти годам лагерей по статье 58, пункт 9, 11. Пункты статьи обозначают групповую диверсию, вот выписка из протокола заседания тройки. Хотите ознакомиться?
- Нет.
- Вам всё ясно?
- Предельно.
- Заводи обратно… - человечек потерял к заключённому всякий интерес. - В какой камере у нас Жиров?.. Давай двигайся быстрее, до утра будем возиться…
Надзиратель грубо впихнул Григория в камеру, сзади хищно лязгнул замок. Всё произошло быстро и буднично, он даже не успел испугаться. Только вернувшись обратно на голые нары, Шелехов вдруг почувствовал мелкий озноб.
- Буду жить! - отвлечённо, словно о ком-то другом, подумал он. - Значит, не пришло моё время, лагеря - не расстрел…
Из их камеры каждую ночь вызывали арестантов, почти никто не возвращался. Старожилы изолятора рассказывали, что в подвале этого же здания расположена комната исполнения приговоров по первой категории.
- Всё сделано в лучшем виде! - восхищённо цокали языком всё знающие «зэки».
Оттуда никто не вернулся, но они утверждали, что комната представляет собой узкий пенал с дверью в торце и маленьким окошком.
- Запускают в комнату, из окошка раздаётся выстрел, и нет больше человека! - сказал старик в наколках на дряблом теле.
- А ты откель знаешь! - недоверчиво спросил его горняк.
- А ты посиди с моё - узнаешь…
- Давно по тюрьмам?
- Довелось спать на нарах и при Советах, и при Временном правительстве, и при царе-батюшке.
У старика оказалась интересная кличка - «Чижик». Оказалось, что произошла она от фамилии Чижиков. Родом он был из Ростова-на-Дону.
- Аль они не посылали запрос в Вёшенскую, аль не дошёл ответ! - гадал перепуганный Григорий.
- Повезло тебе, казак, - убеждённо заметил старик, - что не увидел ты ту комнату…
- Тогда бы мне точно настал гаплык! - прикидывал он, постепенно отходя от внезапного разрешения многомесячного ожидания.
Они сдружились, как могут сдружиться на короткое время люди, каждую минуту ожидающие смерть.
- Ты в лагере прибивайся к какой-нибудь семейке, - посоветовал он своему земляку. - В мои времена из столовой можно было выносить сухпай. То есть ту же баланду, только в неприготовленном виде.
- Зачем? - удивился новичок.
- Допустим, вы живёте семейкой, - терпеливо объяснил «Чижик», - человек десять. Человек, который занимается столовой, выдает вам суточную норму продуктов на десять человек. Хватает её на несколько дней, да и приготовить можно вкуснее. А ежели все пробегутся по зоне и наустят чего-нибудь экзотического, ну там сала или колбаски, то можно вести речь о торжественном ужине.
Григорий догадывался, что в бараке нет оборудованных помещений для готовки, и готовить там запрещено. Поэтому он спросил об этом.
- Готовят при помощи спиралей, - ответил старый «уркаган». - Кастрюля тоже не проблема. Её можно спереть в столовой. Для того чтобы спираль нагрелась, её надо подсоединить к розетке с помощью проводов. Очень многие «зэки», которые пытались энто сделать, получали заряд бодрости.
«Чижик» подробно, вдаваясь в мельчайшие детали, вводил земляка в курс лагерной жизни.
- Вообще, «зэки» народ хитрый, каждый хочет жрать и каждый хочет откосить от приготовления пищи. Кроме того, в барак периодически заходят «мусора», поэтому приходится бегать с горячей кастрюлей, как с писаной торбой.
Помимо особенностей приготовления пищи он рассказал все аспекты взаимоотношений с «блатными». Но это волновало Шелехова меньше всего.
- Неужель пронесло? - радость, надежда на будущее снова заполнили его вымороженное нутро.
Сжатая неизвестностью душа, наконец, распрямилась и освободилась, как прибывающая вешняя вода прорывает речную дамбу и, вырвавшись, затопляет низинные луга. Ему казалось, что самое страшное позади, грубая работа в лагерях не пугала совершенно.
- Главное вырваться из проклятой тюрьмы! - рассуждал повеселевший Григорий. - Сил моих больше нет терпеть энтот спёртый воздух, воняющий человеческими испражнениями и страхом...
- Я всю жизнь провёл в тюрьме, - закашлялся старый «зэк», - на каторгу больше не хочу!
- Хужее не будет, - махнул рукой Шелехов, - кругом люди живут.
Все его нынешние рассуждения основывались на опыте предыдущей жизни и в итоге оказались неверными. Больше всего он ошибался в своей оценке оперативности и логики следственной системы. Запрос в районный отдел НКВД в станицу Вёшенскую следователь Лейфман, естественно, послал.
- Вдруг донос верный? - решил перестраховаться он.
Оттуда немедленно переслали полное досье на подозреваемого. Его спасло от расстрела только одно. Пока ответ неспешно двигался по служебным каналам, старшего оперуполномоченного Лейфмана сняли с должности и взяли под стражу. Решение «тройки» было единодушным:
- «Враг народа».
Его расстреляли в день, когда Григорию объявили приговор. Новый следователь, толком не войдя в курс дела, передал его на рассмотрение тройки без ответа из Вёшенской. Когда тот попал в третий отдел, осуждённый находился на этапе, поэтому папку с биографией Мелехова Г. П. засунули в пыльный архив и надолго забыли.
***
В первых числах холодного февраля 1938 года четырнадцатилетний Пётр Шелехов быстро шёл по родному городу, боясь опоздать на занятия.
- Полгорода пройти надо! - старшие классы школы, куда он недавно поступил, располагались в центральной части Сталино.
Снег лёг рано и упорно не таял от самих ноябрьских праздников. Белым и пушистым он оставался всего несколько дней, потом мигом почернел от прилипчивой угольной пыли. Даже когда выпадал новый снежок, он сразу казался серым, словно боялся выделяться на фоне запуганной природы.
- Куда делись краски? - недоумевал широко шагавший Петька, враз повзрослевший от свалившегося на семью горя. - Дома, улицы и лица людей стали безрадостными, как будто кто-то невидимый стёр властной рукой все цвета жизни.
Прошлым летом всё было иначе, и долго усидеть на одном месте Петька не мог - характер не позволял. В самодельных сандалиях и в шортах, сшитых из отцовской брезентовой спецовки, окантованных понизу красной полоской, поначалу без рубашки, а потом в майке с короткими рукавами, он неутомимо гонял по окрестностям.
- Тише ты неугомонный, - ругал его батя, любуясь сыном, названным в память погибшего брата. - Смотри, шею не сломай…
- Другая вырастет! - пошутил на бегу худой, как жердь Петя.
Он часто исчезал из дома на целый день. Неподалёку располагались посёлки, греческий и еврейский. Взрослеющий пацан любил играть с еврейскими ребятами, ему нравилось, что они интеллигентны и музыкальны. Некоторые из них играли на скрипке, виолончели или фортепьяно. Заходил он иногда, чтобы посмотреть и в синагогу. Особенно нравилось ему, что нельзя было работать в субботу.
- Шесть дней в неделю предназначены для человека, - часто учил непоседливых мальчишек рабе Ицхак. - Шабат для Бога!
- Здорово!
Греческие ребята не пускали русских сверстников в свой сад Тэтэн-Годе. Попадётся кто, того побьют слегка и выдворят из сада.
- Не тронь наших красавиц чернооких! - пугали они чужаков.
Петьку они пускали, видимо, принимая за своего. Он был загорелый до черноты, носил вышитую тюбетейку. Ходил когда-то давно с месяц к ним в школу, изучал греческую письменность и язык. Прабабушка и прадедушка по материнской линии у него были чистокровные греки, из так называемых приазовских эллинцев.
- Грек!.. Грек - страшный грех! - часто дразнила его светленькая, в мать, сестра Саша.
- Тогда ты гречка!
- Гречка - это крупа, - обижалась капризная Санька, - а ты дурак.
Любой разговор между братом и сестрой заканчивался лёгкой потасовкой. Выигрывал всегда, благодаря разнице в годах, Петя, но вредная сестрёнка не сдавалась.
- Мам, рассуди нас! - бежала она искать правого.
- Ты, Петенька, действительно похож на моих братьев, - сказала Антонина и притворно вздохнула, - такой же шустрый!
… Петя, присвистывая, шёл по мрачному городу и вспоминал минувшее лето. Оно оказалось неимоверно жарким и пыльным. Дождя не случилось целый месяц, словно природа копила на будущее пресные слёзы...
- Вот так удача! - в июле Петька наткнулся на нечто необычное.
В саду возле Успенского собора, в старом заброшенном доме, он обнаружил огромное количество книг, да каких! Полные собрания сочинений русских классиков, а также зарубежных. Майн Рид, Вальтер Скотт, Фенимор Купер, Конан Дойл, Джек Лондон, Жюль Берн, Мопассан, А. Дюма, книги самых знаменитых детских писателей валялись там огромной кучей.
- Ничего себе! - с этого дня Петька начал читать запоем.
Особенно нравились ему фолианты русских сказок в сафьяновом красном переплёте с заглавием сусального золота и красочной окантовкой по страницам. Былинные герои книг «Бова Королевич», «Еруслан Лазаревич», «Илья Муромец», «Василиса Прекрасная» покорили его.
- Жили же люди! - вздыхал он бессонными ночами, читая их при тусклой свечке, а иногда и при луне. - Были времена… Не то, что наше, скучное и спокойное.
Петька мог читать, не отрываясь, с вечера до рассвета. Матушка Антонина Ефимовна была очень экономна и, жалея его здоровье, как она говаривала, вечером отбирала настольную керосиновую лампу:
- Хватит читать.
- Ну, ещё немного…
- Глаза испортишь, - сетовала она, не понимая, в кого пошёл слишком грамотный сын. - Лучше бы поехал к родне в Ялту, накупался бы в море вдоволь.
- Что я там не видел? - возмущался учёный отпрыск. - Надоело!.. И так каждое лето в деревне.
Непослушный сын садился на подоконник и в полнолуние читал Дюма «Три мушкетёра». Мягкий свет тучной луны, силуэт раскидистой вишни под окном, доносившееся близкое журчание речки Кальмиус и воображаемые герои. Полная идиллия!
- Вот бы стать писателем! - мечтал впечатлительный подросток. - Только что мне описывать?.. Ничего примечательного в нашей жизни нет.
… Переходя трамвайные пути, Петька внезапно увидел идущего навстречу Ваську Дмитриева. Пухлый одноклассник отличался флегматичным характером и проявлял энергию только в двух случаях: когда речь шла о девушках и о деньгах.
- Здорово, Петька! - издалека крикнул он.
- Привет! - буркнул в ответ Шелехов.
По горящим глазам Васьки он понял, что тот в очередной раз влюбился.
- Вчера в параллельный класс перевели новую девочку! - Вася жарко зашептал в Петино ухо. - Я с ней познакомился, зовут Нина.
Следующие сто метров шло подробное описание симпатичного небесного создания. Петя почти не слушал его, мысли крутились вокруг таинственного исчезновения отца.
- Мать сильно переживает! - думал он, косясь на Дмитриева.
Вспоминая счастливое прошлое, Петя задумался, зацепился ногой за корни тополя и чуть не упал.
- Береги ноги! - засмеялся Вася.
- Иди к чёрту! - буркнул Петя и снова нырнул в толщу воспоминаний.
… В октябре неожиданно арестовали директора педучилища Дубасова, хорошего знакомого семьи Шелеховых. Он отличался редким чувством юмора и однажды неудачно пошутил на вопрос невзрачного прохожего:
- Как мне найти площадь Ленина?
- Очень просто! - невозмутимо ответил педагог. - Надо длину Ленина умножить на ширину Ленина!
Мужичок дико вытаращил глаза на шутника, а потом куда-то рванул. Он сообщил о шутнике правоохранительным органам и за ним пришли. За компанию арестовали друга их семьи, агронома Олега Александровича Матусевича.
- Святой простоты человек, - сказала Антонина сыну. - О таких людях говорят, мухи не обидит…
У Шелеховых заливалась слезами на кухне его жена Мария.
- Олежка не мог сделать ничего плохого!
- Они с Дубасовым всегда шутили и смеялись… - успокоила Шелехова.
- Вот и дошутились!
В городе началось что-то невообразимое. Люди начали по ночам исчезать, словно не жили… Подвалы здания НКВД, где правил майор Жигунов, были полны арестованных, которые вскоре бесследно «испарялись». Жёнам, добивавшимся свидания с мужьями, объявляли:
- Органы разберутся!
- Можно встретиться с мужем?
Не положено! - сурово отвечали невозмутимые следователи. - Если будет позволено, разрешат…
Город опустел и одичал. Как омерзительные змеи, по улицам ползли настойчивые пугающие слухи. Люди панически боялись друг друга, даже просто разговаривать и общаться.
- Вчера Шевченко забрали! - по секрету шептали бабы на базаре.
Репрессировали всех подряд, не щадили интеллигенцию, рабочих, колхозников и мещан. Действовала настоящая машина смерти. Пускали «в распыл» целыми семьями, мужа, жену и сыновей. В ноябре, когда не вернулся со смены отец, Петька всё понял.
- Не плачь, мамка! - успокаивал он родительницу. - Отец не сломается, не признается в том, чего не совершал…
- Дай-то, Бог!
- Он обязательно вернётся!
***
Петя Шелехов и Вася Дмитриев без умолку болтали на ходу, и длинная дорога становилась короче. Уже подходя к зданию школы, Петька кое-что вспомнил и спросил:
- Ты, когда мне долг отдашь?
- Ничего такого не помню!
- Хочешь довести человека до склероза, - остановившись на мгновение, сказал Петя, - дай ему в долг.
- Зачем тебе деньги?.. Ты же с девушками на свидания не ходишь…
- Если у человека есть совесть, это не значит, что ему ничего не нужно.
Ранней осенью прошлого года горели склады Торгсина в старом центре города. Стояла страшная жара и сушь, привычная для их степных мест. Выгорел большой квартал складских помещений.
- Сколько добра пропадает! - на глазах у ошалевших жителей исчезали в пламени отрезы тканей, шёлка, газа и бархата.
Люди бросались в огонь, чтобы спасти хотя бы отрез вельвета, но их милиция отгоняла, а пожарников не хватало. Гасили пожар в течение недели, потом началась распродажа обгоревших, потерявших товарный вид остатков.
- Пойдём, купим что-нибудь... - предложил Петя другу.
- Зачем? - спросил Вася, впавший в свою обычную спячку.
- Тебе деньги не нужны?
- Деньги могут не радовать только в одном случае – когда они чужие.
- Тогда будем торговать! - подростки бросились в палатку, где продавали на вес, вроссыпь, без пачек, папиросы.
Они были помятые, но годные к употреблению и их отдали пацанам по бросовым ценам. В Сталино работала табачная фабрика имени Розы Люксембург, но табака не хватало, той же махорки и особенно папирос.
- На таком товаре не прогоришь! - Петька купил по мешку травмированных папирос, отсортировал и, положив на лоток, вечерами ходил торговать к кинотеатру, дому крестьянина, к вокзалу.
Папиросы улетали, ведь такие марки как «Аллегро», «Красное Знамя», «Эсмеральда», «Пушки», «Северная Пальмира» простые горожане в глаза не видывали. Тогда Петька заработал на сласти, кино и тому подобное, неплохо. Даже отложил денег до ста рублей в стол в комнате.
- Хай, полежат пока, - решил Петька. - Запас карман не тянет…
Васька свои накопления спустил быстро и безболезненно. Очередная зазноба очень любила мороженное.
- Дай десятку! - попросил он друга.
- Не могу… Я их откладываю!
- Хватит откладывать деньги, - заржал Васька, - пора их высиживать.
Потом они приноровились зарабатывать другим способом. Извозчиков в городе не хватало. Ребята бегали с двухколёсными тележками, собранными невесть из чего, к пассажирским поездам и развозили по городу чемоданы, мешки за определённую плату.
- Кто такой? - спросил Петя жующего Васю. - Одет с шиком!
К их компании, собиравшейся за забором-штакетником, из-за которого виднелась железнодорожная станция, прибились красиво одетые молодые люди и с ними один его сверстник.
- Эта шайка ворует чемоданы у пассажиров, - пояснил Петьке всезнающий товарищ. - В вечерней сутолоке при выходе из вагонов они предлагают свои услуги помочь донести груз до извозчика.
- Зачем?
- Потом ловко подменяют чемодан с вещами на пустой с кирпичом… - уточнил он. - Чемоданы же почти у всех одинаковые…
Григорий начал о чём-то догадываться. Однажды двоих из аферистов арестовали и водворили в вагон-застенок на вокзале. Отец сделал у Петьки обыск, обнаружил деньги. По ценам тех лет была приличная сумма. Взбешённый отец тихо спросил:
- Откуда деньги? Аль воруешь?
Он чуть не изорвал их, но матушка вырвала купюры у старшего Шелехова и заявила:
- Не тронь.
- Он ворует.
- Мой сын не вор! - она гневно посмотрела на Григория. - Ты ничего о семье не знаешь!.. Петенька своим трудом заработал это!
- Смотрите у меня.
Несмотря на жизнерадостные советские фильмы, жизнь в глубинке оставалась трудноватой и скучной. Чтобы купить себе красивую рубашку, четырнадцатилетние школяры ближе к зиме подрядились пилить дрова на почте, в областной сберкассе и других мелких учреждениях, располагавшихся в старых домах.
- Дрова зимой всем нужны! - благоразумно решили друзья.
Потом их подучили и поручили тянуть по городу радиолинии. Лазили по столбам с «когтями» на ногах. Получив денежки, бежали в промтоварный универмаг, оставшийся от купца Мищенко. Там давали шёлковые майки с коротким рукавом!
- Петька, айда! - закричал Васька и первым спрыгнул со столба. - Народу - тьма, но пробьёмся!
Они с разбега нырнули в толпу. С заветного прилавка прихватили, что надо купить, и двинулись к кассе под крики:
- Воры, держите их!
- Какие мы воры?.. Мы заплатим.
- Глянь, какие умные, - возмущались обиженные граждане. - Куда без очереди прёте?
… В середине улицы Артёма, где поворот налево на Смолянку, у моста через городские ставки, в новеньких бараках, квартировал кавалерийский дивизион милиции.
- Глянь, какая красивая форма! - восторженно протянул Вася.
- Ничего красивого…
Три человека курили и мельком взглянули на проходящих пацанов. К ним с гиком подлетели открытые сани, на которых сидели весёлые офицеры. Все приезжие милиционеры были обычно нелюдимы с местными и носили шинели с тёмно-синими петлицами.
- Были бы у меня деньги, такую бы пошил! - помечтал Дмитриев.
- Ты, когда десятку отдашь? - спросил его Петя.
- Да, отдам… Надоел, хуже горькой редьки.
На самом деле младшего Шелехова в этот момент не сильно волновал Васин долг. Расстреливать узников могли только эти нелюди, и он очень надеялся, что отец не попал к ним в руки…
- Убийцы! - буркнул он.
- А ты почём знаешь?
- Знаю… - Петька пошёл быстрей, до школы остался всего несколько десятков метров. - Все нормальные люди пешком ходят, а эти на санях ездят.
Первым уроком была лекция по истории ВКП (б) для нескольких классов в актовом зале школы. Он имел два входа через десять метров. Учитель истории решил стереть с доски, а тряпки нет. Он обратился к сидящей на первой парте Нине, на которую указал другу Вася:
- Сходи в соседний класс, принеси.
Школьница вышла в дверь, через некоторое время раздался стук в другую дверь и появилась голова Нины. Она спросила:
- У вас тряпка есть?
- Нет! - ответил учитель.
Светлая голова исчезла. Открылась первая дверь, вошла Нина и заверила:
- А у них тряпки нет!
- Привлекательные девушки, отвлекают... - невпопад брякнул Шелехов.
- Тебе легко говорить, ты никого не любил…
- Зато ты всех любишь, - уколол он любвеобильного товарища, - это патология.
- А для чего ещё жить?
- Лучше бы старался учиться!.. А то одни «двойки» в табеле.
- Допустим, я знаю, откуда черпать знания. Вопрос куда?
После учёбы они зашли домой к Дмитриевым. Отец Василия работал главным инженером угольного объединения.
- Оставайся у нас ночевать! - предложил Вася после ужина. - Зачем тебе топать ночью несколько километров.
- А, удобно?
- Отец уехал в командировку, - пояснил друг, - а мать будет возиться с моим младшим братишкой…
В два часа ночи постучали в дверь. Фрося вышла в сени и спросила:
- Кто там?
- Мы из НКВД! - ответили из темноты.
- Позовите кого-либо из наших соседей, тогда я открою, я не знаю вас.
Они взяли из кучи лежавших во дворе дров сырое берёзовое полено и стали им разбивать дверь. Когда эта дверь была разбита, они вошли в сени с бревном и стали таранить вторую дверь в комнату.
- Открываю! - крикнула Фрося, поняв, что они и вторую дверь так же разломают в щепки, и тогда они с маленьким замёрзнут.
Вошли несколько вооружённых пьяных людей. Их первый вопрос был:
- Где Михаил Дмитриев?
Они сразу же стали кричать, выражаться нецензурными словами, полезли в подполье и стали обыскивать квартиру. Мать Васи ответила:
- Я только про себя знаю, а про других людей я ничего не знаю! - и больше не стала отвечать на их вопросы.
Они ушли только под утро. Фрося, Василий и Петя долго сидели бледные и молчащие. Двухлетний сын Дмитриевых спал на коленях у своей мамы, прижавшись к ней испуганным заплаканным личиком.
Продолжение http://proza.ru/2011/12/14/8