Прагматизм – это хорошо. Прагматикам живется значительно легче, чем фантазерам и мечтателям. Они, в основном, люди спокойные, расчетливые, без этих… выкрутасов и закидонов. С ними надежно, уверенно, за ними, как за каменной стеной. Правда, скучно. Но это уж, извините, издержки характера; некоторым так и вовсе по душе. А вот что касается работы – здесь однозначного мнения не наблюдается. Одни говорят, что мечтания и фантазерство – суть проявления абстрактного мышления, а значит – творческий подход к делу, нестандартные решения. Другие говорят так: ты сделай, как я сказал, но чтобы в срок и качественно, что явно вступает в противоречие. Последнее, это мнение начальников, первое – тех, кто начальствовать не способен. Однако, бывают исключения: прагматик с необузданной фантазией. Но это что-то вроде мутанта, такие долго не живут.
Не берусь судить, к какому типу людей относился Леонид Груздилин, но то, что специалист он был отменный, признавали все, даже начальник Управления Беляев Евгений Семенович. Он-то и назначил Груздилина ответственным за строительство и пуск энергоблока. И когда тот на третий день попросил внеплановый отгул без объяснения причин, подмахнул заявление не вдаваясь. Груздилин захватил с работы увесистую папку с чертежами, из дома всего лишь одну поплавковую удочку и рано утром уехал на лодке вверх по Казыму, на Красные пески. Старшему сыну на просьбу «пап, возьми с собой» он сказал странную фразу:
- Рыбу ловить – не кроссворды разгадывать, большого ума не надо; в следующий раз возьму…
Домой он вернулся поздно, без улова. Ложась спать, он снова удивил, теперь уже супругу, вопросом:
- Надь, ты черчение с института не забыла?
- А зачем тебе? – пробормотала сонная жена.
- Ладно, спи, потом, потом…
* * *
Приняв должность, Леонид первым делом осуществил ревизию оборудования и комплектующих будущего объекта. Это заняло два дня и результатами он остался доволен. В завершение проверки он решил посмотреть фасады здания в рисунках, для чего получил в архиве нераспечатанную папку проекта. Гриф Донецкого проектного института внушал уважение: это спецучреждение выдавало серьезно проработанную документацию для всего Крайнего Севера, и Груздилин уже имел опыт работы с его чертежами. Развернув лист номер три, он отметил хорошие пропорции здания, отсутствие излишеств, что упрощало работу строителям, огромные зеркальные окна и почему-то две пальмы перед двустворчатыми, тоже стеклянными дверями главного входа. Ну, чистый аквариум, усмехнулся Груздилин, тлетворное влияние Запада, вот только с деревьями переборщили: елочки бы надо или, на крайняк, березки.
Просматривая разрезы и сопряжения конструкций, поймал себя на мысли, что сохранить тепло в этом здании будет непросто. Одинарное остекление, избыточно мощная система вентиляции, отсутствие теплозавесы над входом и главное – кондиционеры в служебных кабинетах… Нет, тут что-то не так! Он проершил пачку чертежей в поисках отопления. И не нашел. Всё было: общестроительные, электрика, вода, канализация, даже расколеровка внутренних помещений – система отопления в проекте отсутствовала. У Груздилина шевельнулась страшная догадка. Он перевернул отложенный в сторону титульный лист и, не веря своим глазам, прочел:
«Энергоблок на четыре агрегата. Проект укрытия. Тропический вариант».
Несколько минут он тупо рассматривал красиво отпечатанный текст, потом, словно бы спохватившись, уложил всё в папку и быстрым почерком написал служебную записку на имя начальника Управления. В ней было сказано, что институт или ошибся адресом, или неверно истолковал техническое задание. Второе Леонид зачеркнул в связи с полной нелепостью, но сути дела это не меняло. Несложные расчеты и опыт подсказывали, что на простую замену проекта, то есть: переписку с Донецком, приезд их представителей сюда, обычные бюрократические формальности, уйдет не меньше месяца, а то и двух. Ввод в строй энергоблока записан в министерском графике через три месяца и менять его никто не будет. А без постоянного электроснабжения компрессорную станцию построить невозможно. Вот и выходит, что в работу он должен выдать этот проект не позднее чем через неделю.
Груздилин задумался, глядя в потолок, потом в глазах у него что-то сверкнуло, по губам пробежала язвительная усмешка. Он порвал записку на мелкие кусочки, а на новом листе написал заявление на отгул.
Красные пески – чудесное место для рыбалки неводом или наплавной сетью. Казым здесь широкий, спокойный, дно чистое, правый берег уходит в воду полого, песчаные пляжи обдуваются с трех сторон ветрами, загоняющими въедливый гнус в тайгу. Но с поплавковой удочкой здесь делать нечего, разве что пескарем баловаться. Груздилин удочку даже из лодки не вынул, зато на ровном песке расстелил привезенные с собой чертежи, придавив по углам гаечными ключами. Раздевшись до трусов, он начал свое маятниковое хождение вдоль бумажного тракта, похожего на взлетно-посадочную полосу аэродрома. Подставляя нежаркому северному солнцу то спину, то живот, периодически опускался на колени, всматриваясь в чертежную мозаику. Иногда счастливо смеялся, хлопая себя по ляжкам, но чаще стоял столбом, выкуривая одну сигарету за другой.
Его мозг работал азартно и напряженно. Безвыходность ситуации родила те самые условия, когда на сухой прагматизм опустила легкие крылья чистая фантазия и запрятанная в схроне души юношеская мечта появилась на свет, укрепленная четким расчетом, и такая авантюрная – прелесть!
Еще до поступления в институт Ленька Груздилин мечтал совершить нечто такое, что повергло бы всех в изумление, но автор сего оставался бы тайным и только потом, спустя, может быть, целую жизнь, все узнали бы имя и – надо же, вот это кто!
Треть жизни прошла, и вот только сейчас такая возможность предоставилась. Когда он писал записку начальнику, эта мысль уже сидела в голове, но окончательный вид она приняла здесь, на Красных песках.
Груздилин решил сделать свой проект энергоблока. И сделать его в срок, который в принципе невозможен. Это фантазия. Но опыт строительства двух предыдущих подавал едва уловимую надежду. И даже не это главное! Груздилинский проект будет таким, каким он нужен именно здесь, именно тем, кто на нем должен работать. Все прежние станции строились, как близнецы, одинаково. Одни и те же достоинства, одни и те же промашки и недоработки. Они тиражировались от объекта к объекту, вызывая раздражение у рабочих и начальства, но инерция однажды запущенного механизма и жесткие сроки строительства, словно рельсы под мчащимся локомотивом: ни вправо, ни влево, ни назад. Только вперед и только так, как сказано, но чтобы в срок и качественно. Всё, закон!
Значит, так, думал Груздилин, фундаменты трогать не будем, они одинаковы, что для юга, что для севера, только заглубим их до нужной отметки, учитывая мерзлоту. Конструкции несущего каркаса… Кто поставщик? Фирма «Метакс». Хорошо! Они унифицированы.
Перераспределим проемы, уменьшим окна вдвое, за счет чего установим двойное остекление. Лишнюю вентиляцию – к черту, кондиционеры оставим, для понта, они не мешают. Освещение, водоснабжение, канализация – без изменений, только утеплить вводы и выводы. Посчитать снеговую нагрузку на кровлю; если надо – усилить конструкцию крыши. Что еще?.. Да, пальмы! Заменить на ёлки. Теперь самое главное – отопление. Его придется проектировать с нуля. Вот здесь будет сюрприз!
Леонид притопнул босыми пятками в песок, изобразил чечетку.
- А вот здесь будет сюрприз! – крикнул он стайке чаек, клевавших песок на голом, выступающем в реку мыске.
В прошлую зиму на действующем энергоблоке случилась авария: перемерзли отопление, пароспутники маслоблока. При минус сорока масло застыло, водяные трубы полопались. Почти сутки станция стояла. Груздилин тогда, на свой страх и риск, смонтировал придуманную им рацуху: внутри толстых труб проложил тонкие, труба в трубе, а в межтрубное пространство пустил горячий воздух от седьмой ступени компрессора. Впопыхах никто внимания не обратил, станцию пустили, а водяное отопление перекрыли заглушками и забыли. До сих пор система работает, с гордостью подумал Груздилин, и никаких проблем – автономно и без воды.
Поскольку в этом проекте отопления нет вообще, сделаем по-моему. Дешево и сердито!
Он еще раз обсмотрел простыни чертежей, прикинул в уме объем предстоящего труда и удивился.
- Не так страшен начальник, как завхоз, - пробормотал он вслух. – Глаза боятся, а мозги-то на что? Управимся…
* *
Утром за завтраком Надежда с сомнением в голосе спросила:
- Лень, ты вчера ночью про мой институт интересовался? Или мне приснилось?
- Не приснилось, - кивнул головой Груздилин. – Помнится, ты чертила, как автомат, курсовые в один присест делала. Верно?
- Это меня папка научил, - улыбнулась Надежда. – Он ведь художник, вот и показал, как размечать лист, прямые и сопряжения от руки делать… А что?
- Шабашка маленькая есть, для двоих; тридцать семь чертежей за неделю сделать надо.
Надежда выронила вилку.
- Леонид, ты что задумал? – Она внимательно посмотрела ему в глаза. – Это связано с твоим назначением?
- Угу, - кивнул Груздилин. – Понимаешь, любовь моя, тут заковыка с одним проектом вышла, переделать немного надо…
- Ничего себе «немного», - всплеснула руками жена, - сорок листов за неделю…
- Тридцать семь, - поправил Груздилин.
- Да какая разница! А почему я… То есть – ты… То есть – мы… Объяснить толком можешь?
- Угу, - снова кивнул муж. – Сейчас дожую и всё тебе расскажу, только ты не шуми, успокойся…
Он доел бутерброд, выпил чай и с нежностью посмотрел на жену.
- Видишь ли, Надюша, из меня, как ты знаешь, чертежник никудышный, я могу только эскизы от руки делать, а здесь надо…
И он вкратце обрисовал проблему и способы ее решения. Надежда несколько раз пыталась перебивать, но муж мягко закрывал ей рот ладонью.
- Подожди, сейчас закончу… В общем, Надя, мне нужна твоя помощь. С твоим начальством я договорюсь, возьмешь недельку за свой счет и… Выручай! Для меня этот проект – как проверка на вшивость. Сам бы все сделал – времени нет. Ну, что?
Он крошил пальцами хлеб и ждал ответа.
Надежда вздохнула:
- Значит, ты делаешь черновые эскизы, а я чистовики?.. Лёнь, за неделю столько не осилить…
- Там не всё переделывать надо, - оживился Груздилин. – Процентов семьдесят можно через подсветку, на дралоскопе перечертить, с небольшими изменениями. Заново – чертежей семь-восемь. Потом я их на синьку переведу, чтобы от фирменных не отличались, в те же папки разложу – и в работу. Кто там разбираться будет? Сроки-то бешеные. А я всё под контролем держать буду, где что надо – в процессе поправлю.
- Ох, не нравится мне всё это, - покачала головой жена. – За такие вещи знаешь, что бывает?
- Знаю, знаю, - беззаботно хохотнул Груздилин. – Так ведь севернее не сошлют, здесь же и отсидим положенное, в одной шарашке.
- Типун тебе на язык! – рассердилась Надежда. – Болтаешь что ни попадя… Изобретатель.
Всю неделю Груздилин словно не жил. Он чувствовал себя снарядом, выпущенным из орудия к очень конкретной цели. Скорость полета, не им установленная, была высока, время полета ограничено, цель приближалась стремительно и неотвратимо. Всю эскизную часть он делал на работе, не расставаясь с карандашом и бумагой. Часто торчал на действующем энергоблоке, осматривал, ощупывал, вызывая ревность начальника своими непонятными действиями.
- Что ты здесь ищешь? – ворчал Лукин. – Есть у тебя свой объект, вот и шарахайся там, а здесь я хозяин.
- Нет у меня еще объекта, - мирно отвечал Груздилин. – Но скоро будет, - и странно подмигивал. – Мне твоих секретов не нужно, своих хватает.
Вечером он приносил домой увесистую пачку листов, смотрел с жалостью в подсиненные бессонными ночами глаза жены и, как мог, успокаивал.
- Наш парово-оз вперед лети-ит, - шепотом напевал ей в ухо, - во вто-орник остановка, другого не-ет у нас пути, рисуй дета-алировку!
Надежда смеялась, уворачивалась от небритого подбородка и, вздохнув, принимала новую порцию работы.
В понедельник утром на плановой оперативке начальник СМУ-32 Куренной с раздражением кричал:
- Где проект, Груздилин? Что ты его зажал? У меня две бригады в простое! Евгений Семенович, - аппелировал он к Беляеву, - воздействуйте! Четвертый день прошу документацию, а он чего-то финтит. Чё ты финтишь, Лёня?
Беляев тяжело взглянул на Груздилина. Тот поёжился и, словно оправдываясь, сказал:
- Да всё уже, почти готово, завтра отдам…
- Что значит «почти готово»? – не понял Беляев. – Что там может быть не готово? – и резко закончил. – Сегодня же выдать в работу. Немедленно!.. Четыре дня!.. Груздилин!! – Он постучал твердым пальцем по столу.
- Понял, Ген Сёмыч, - пробормотал Леонид. – Понял, понял.
После оперативки он отвел в сторону Куренного:
- Ну что ты меня при всех мордой об стол? Я же тебе русским языком объяснил, что часть чертежей испорчена: электролит пролили, сейчас восстанавливаем. Что мне, объяснять Беляеву, что вот, мол, какой я растяпа?! Я тебе объяснил – ты же согласился?
- Я-то согласился, - огрызнулся Куренной, - да на до мной тоже начальство есть. Лысов узнает, что держу бригады в простое – шкуру снимет… Ну, ладно! Завтра выдашь?
- Завтра утром половина проекта будет у тебя на столе, вторую половину выдам в четверг. Хоккей?
- Хоккей, хоккей, - согласился Куренной. – И все-таки, чего-то ты финтишь, Лёня.
- Будешь добрым – расскажу, - засмеялся Груздилин, - будешь злым – кукиш покажу.
Во вторник утром пачка строительных чертежей была роздана бригадирам, и на дне уже давно вырытого котлована плотники застучали топорами, готовя опалубку для заливки фундаментов. Оставшуюся часть Груздилины закончили в конце недели, и Леонид вручил ее по назначению. Цель была накрыта, отката назад не предусматривалось.
В воскресенье Груздилин забрал жену и сыновей на обещанную рыбалку.
* *
Строительство энергоблока шло споро; выходные отменили. Требовалось уложиться в короткое лето. За спиной вырастал поселок: дожимали котельную, большой магазин и первую пятиэтажку. К зиме нужны были свет и тепло. Резервные и временные энергомощности работали на пределе, стройплощадка компрессорной станции съедала всё.
Груздилин почти не отдыхал. Его скороспелый проект пестрел карандашной правкой, ночные бдения над чертежами изматывали вконец. Куренной уже перестал ругаться в адрес института и всё чаще подозрительно наблюдал, как Груздилин матерился с бригадирами, словно бы случайно появляясь на разнарядке и летучих оперативках. Складывалось впечатление, что бригадами командует он, а не начальник строительного управления. И в один из дней Куренной не выдержал.
- Лёня! – крикнул он Груздилину. – Хватит моим людям мозги компостировать, пойдем ко мне в штаб, чайком потешимся.
Куренной плотно прикрыл дверь вагончика и взорвался:
- Послушай ты, контролер хренов, ты долго у меня над душой стоять будешь?! Думаешь, я слепой? Думаешь, я не вижу, что проект липовый? Где ты его взял? Я же все чертежи проверил – штампы в углах пустые! Откуда этот полуфабрикат? Он ни на что не похож. Всё на ходу подгонять приходится. Что молчишь?! Колись, вредитель!
Груздилин молчал, опустив голову.
Куренной достал из стола папку, выхватил наобум лист, разметал на столе. Рядом расстелил чертеж из проекта первого энергоблока.
- На, смотри! Видишь – как небо от земли… Или ты мне всё рассказываешь, или я… не знаю, что сотворю!
Груздилин поднял голову. На его осунувшемся, небритом лице разлилась улыбка.
- И он еще лыбится!! – заорал Куренной. – Я уже почти построил какую-то хренотень, по какому-то раздолбанному проекту, меня завтра уже посадят до конца моих лет, а ему, видишь ли, весело!
Груздилин продолжал улыбаться.
- Ты меня на чай пригласил или лаяться? – мирно спросил он. – Я же тебе обещал рассказать, вот сейчас и расскажу: теперь уже можно.
Куренной выдохнул болезненный стон и вяло опустился на стул.
-Да, задал ты всем задачку, - почесал он затылок, когда Груздилин закончил рассказ. – А где тот проект, тропический?
- Я все экземпляры уничтожил, кроме архивного, до него руки не дошли… Забыл… Ну так что, Женя, пойдешь меня закладывать?
Куренной усмехнулся.
- Следовало бы… Следовало бы тебе задницу напороть! Ты же, сукин сын, прежде всего меня подставил. Шеф-надзор и приемная комиссия объект у меня принимать будут, по архивному экземпляру…
- Украду, - быстро согласился Груздилин, - сегодня же и украду. А в папку вложу исправленный.
- … Скажут: чем глядел, чем думал, жо…, что ли?
- Комиссия промежуточная – институт не приедет, принимать буду я, ну, может быть, еще главный инженер. Ну и что? Внешне-то этот проект от типового мало отличается, а внутрянка все равно на мне. А я на твои «ошибки» глаза закрою.
- Вот сученок! – мотнул головой Куренной. – «Твои ошибки»… Ладно, теперь уж поздно опилки пилить, все равно объект на выходе. Давай доделывать… Но если что – сам сознаешься, не доводи до греха!
- Сознаюсь, Женя, и на плаху один пойду, - серьезно сказал Груздилин. – Спасибо и… прости…
- Да ладно, - отмахнулся Куренной, - декабрист хренов.
* * *
Объект был сдан и пущен вовремя. Комиссия в составе начальника энергоблока Груздилина работала долго и дотошно. Большое начальство: Беляев, Луганов и Лысов провело внешний осмотр, покивало на бойкие объяснения подчиненных, ругнуло, для острастки, за грубую планировку территории и разъехалось по делам. Груздилин и Куренной остались одни.
Сентябрь осветлил воздух. Землю прихватило тонкой корочкой, она хрустела под ногами битым стеклом. В небе широкими рваными полотнищами плескались отлетающие в зиму птицы. Дышалось ровно и глубоко.
Соратники или, как они себя теперь называли, подельники, слегка ошарашенные легкой победой, сидели на деревянных ступеньках штабного вагончика, курили.
- Вот когда я в семьдесят третьем свой первый объект сдавал, мне вопрос задали: скажи, Куренной, если бы ты сам у себя работу принимал, к чему бы прицепился?
- Ну и что ты ответил?
- А я так прямо и ответил: если бы не нашел, к чему прицепиться, то сразу бы и уволил. Интересно, это почему же? – спросили меня. Да потому, что сделать точно по проекту невозможно, а если сделаешь – работать не будет!
И приятели громко расхохотались.
- А вообще-то, Лёня, ты – башка. Фартовая штука получилась… Ты вот что, передери мне эти чертежики и размножь. У меня по графику еще два таких объекта, в Соруме и Лонг-Югане. Просекаешь?
- Угу. Только пусть сперва этот поработает месяц-другой. Вдруг чего-нибудь вылезет. Страховка не повредит.
* * *
Спустя два года в Надыме работала объединенная комиссия с участием Донецкого института. Принимали в эксплуатацию третью очередь компрессорной станции, систему осушки газа и новый энергоблок. Всё шло обычным порядком: эксплуатация придиралась, строители отстаивали своё, представители института выступали посредниками, внося по ходу дела исправления и дополнения в чертежи и скрепляя печатями подписи «Исправленному верить».
Энергоблок отложили напоследок; проект считался типовым, одинаковым для всех станций и в строительстве отработанным до мелочей. Ни у сдающей, ни у принимающей сторон принципиальных разногласий по нему не предполагалось.
Подписав промежуточные акты первых двух объектов, руководство облегченно вздохнуло и взяло однодневный тайм-аут, обязав помощников готовить полный перечень недоделок и согласовывать графики их выполнения.
Согласно обычаю, сдающая сторона организовала «малый выезд на природу» с большим возлиянием и чревоугодием.
Ведущий инженер проекта Ершов на пикник не поехал. То ли от местной воды, то ли от слишком жирной пищи у него обострилась язва. Наглотавшись с утра таблеток и полежав пару часов без движения, он почувствовал себя лучше и, чтобы день не пропал впустую, поехал на станцию. Был выходной, стройплощадка пустовала. Ершов попросил на вахте ключи от энергоблока, достал из портфеля папки с проектом, углубился в работу. И сразу же на свет полезла несуразица.
- Что за черт?! – пробормотал Ершов, сравнивая привычным взглядом чертеж и натуру.
Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, развернул очередной лист.
- Мама родная! – упавшим голосом простонал Ершов. – Что это здесь наворочено? Или мои глазоньки не видят, или… или проект не наш…
Он суматошно разворачивал чертежи, раскладывая их на полу, зыркал бешеным взглядом по стенам, потолку, прикидывал на глазок ширину и высоту проемов и непрерывно чертыхался. Всё было не так, всё было по-другому. Неизмененными оказались только габариты здания и фундаменты под оборудованием.
К исходу дня Ершов снова почувствовал резь в желудке, видимо, сказались нервы. Кривя и покусывая губу, он сел за стол, вынул чистый бланк приемо-сдаточного акта и, подняв над ним, словно копьё, авторучку, надолго застыл. Очнувшись, он снова положил ручку на стол.
- Н-нда… - прошептал он, облизывая покусанную губу. –Есть много в жизни, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…
Он твердой рукой взял перо, тщательно заполнил все формальные графы акта, в разделе «Дефекты» поставил прочерк, а в графе «Особое мнение» жирным почерком написал: «Объект к эксплуатации пригоден. Хотелось бы знать автора проекта».
… Совещание проходило бурно, но как-то бестолково. Отчету Ершова сперва не поверили, а когда убедились на месте, молча уставились на Лысова и начальника стройуправления. Лысов молчал, багровея шеей, а молодой начальник СМУ, у которого этот объект был первым, нервно одергивал пиджак и упрямо твердил:
- Что мне выдали, по тому я и строил. Если найдете дефекты – готов отвечать.
- Что тебе выдали? Кто тебе выдал? Ну-ка покажи, по- какому ты строил? – устало допрашивал Ершов.
- Вот, пожалуйста… - строитель достал пачку потрепанных чертежей. – Всё в точности, головой ручаюсь.
- Нужна мне твоя голова… - бормотал Ершов, просматривая истертые на сгибах листы. – Мне вот его голова нужна, - он потыкал пальцем в проект.
- Ну, так откуда всё это? – снова спросил Ершов, закончив смотреть. – Ведь кто-то это всё сделал!?
Начальник растерялся.
- Как обычно… по эстафете передали. Я же энергоблок раньше начал, как положено. Документация еще не пришла. Я запросил ее в Лонг-Югане, у Куренного. Он прислал. По ней и строили… А что, собственно, случилось? Проект-то типовой…
- Да-а, типовой… - покивал головой Ершов. – Только он не наш, не Донецкого института. Какой-то он сборный: здание, вроде, на наше похоже, а начинка совсем другая.
… - Слушайте! – вдруг хлопнул себе по лбу Ершов. – Выходит, Юганская станция тоже не наша? А Сорумская, а Белоярская? Кошмар какой-то!
- Ты, Ершов, не увлекайся! – пришел в себя Лысов. – Те энергоблоки уже год крутятся и претензий нет. Может, в процессе работы мелкие изменения наслоились, вот ты и не узнаешь своё детище.
- Не надо, Леонтий Макарович, с больной головы на здоровую… Я свой почерк знаю. А здесь и почерка-то нет – будто студент делал. Смотри, как вычерчено – прямо дипломная работа. А вот штампы на чертежах пустые! Не захотел автор инкогнито раскрывать.
- Ну ладно, - подвел черту председатель комиссии, - чтобы копать это дело, есть соответствующие органы. Вы мне вот что скажите: объект к эксплуатации готов или нет?
В воздухе повисло молчание.
- Ну?!!
Ершов вздохнул и, словно нехотя, сказал:
- Готов. Я уже в акте это отметил.
Председатель взглянул на начальника станции. Тот согласно кивнул, но добавил:
- Если институт гарантирует безопасность.
Лысов тер красную шею и кряхтел.
- Да железно всё сделано! – выскочил с языком начальник СМУ.
- Цыц! – гаркнул Лысов. – Делатель!
Он еще помял шею и начал говорить.
- Я тут среди вас самый старый, а значит самый умный… должен быть. Всё, что произошло, - это, товарищи, плохо. Нет, строим мы хорошо, эксплуатируем тоже. Плохо другое. Послушать вас – так этот неизвестный самородок чуть ли не герой! Где-то в системе, в правильной системе, образовался прогал. И в этот прогал врезали звено. Может быть, оно золотое. Но прочность его неизвестна. А система эта создавалась десятилетиями. И в основе ее не только успехи и победы. Она и на кровушке замешана. Вспомните Полярную, да и не только ее! Любой непроверенный элемент системы – враг. Лопни вот это звено, - он потыкал пальцем в проект, - и долго мы будем замаливать грехи перед вдовами. Я уж молчу про убытки… Этого мудреца надо найти. И примерно наказать! Здесь у нас газ, большой газ. Он легкомыслия не прощает.
Лысов отодвинул от себя акт и грузно поднялся из-за стола.
- Я подписывать не буду. Пока институт не проведет тщательную экспертизу проекта – ничего не подпишу. Так министру и доложите, - закончил он, обращаясь к председателю комиссии.
* * *
Пуск станции отложили на месяц. «Левый» проект институт просчитал заново, выдал положительное заключение, но дальнейшее использование запретил. Построенные объекты переделывать не стали, узаконили. Лысов получил от министра строгий выговор. Молодого начальника СМУ с должности сняли, но через полгода назначили заместителем главного инженера треста «Казымгазпромстрой», где Куренной, по странной случайности, и был главным инженером.
Автора проекта так и не нашли. Наверное, не там искали.