Мой добрый друг! Прости, что пишу тебе так запросто – даже не зная, куда, и не зная твоего имени. Но где найти твое имя среди этих камней? Хотя бы намек… Зато я нашел твой дом на розовом плато в каппадокийских горах и провел в нем прекрасный вечер! Спасибо за гостеприимство. Правда, за то время, что тебя там не было – это примерно веков семнадцать, полагаю? - там многое изменилось. Скала, что была справа от входа, совсем растаяла от дождей и солнца, и вползла в твое жилище языком крупного песка. Представь себе, у входа теперь приходится сильно пригибаться. Хотя у дальней стены просторнее, можно стоять во весь рост. Но все равно, уверен, раньше пол был гораздо ниже. Очаг почти засыпан пылью и тем, что стихии оставляют от некрепкого камня. Ты-то строил свой дом в твердом вулканическом зубе, терпеливо выдалбливая просторную комнату… Хорошая работа - она стоит до сих пор почти нетронутой. Только дверные косяки осыпались, вход теперь трапециевидный. И в окно, похоже, долго лазили, подоконник сильно вытерт полукругом, словно кто-то перевернул арочную раму вверх ногами. Это ничего. Главное, окно по-прежнему смотрит на юг, к свету. А дверь – на запад, как ты и хотел. Холодный ветер с горы не залетит туда, а за день твой дом прогревается так, что вечером входишь внутрь, словно в остывающую печь.
Где ты теперь? Я очень хотел бы с тобой встретиться. Узнать, как ты жил, посидеть с тобой на обрыве, свесив ноги в ущелье. Я пытался что-то понять про тебя, ощупывая и осматривая стены твоего дома, этот выглаженный временем камень со следами обработки и множеством ниш, полочек, углублений. Я пытался догадаться, где ты хранил зерно, где - посуду. Похоже, здесь родился твой первенец. Я почти слышал его плач и узнавал твою радость в торопливых зарубках, которое оставило на камне долото – там, в задней стене, подальше от входа, ты устроил колыбель. Да, конечно, в этом месте теплее всего. Но, в общем, это место в скалах уже не так безопасно, как в былые времена. Два пика, загораживавшие дом от внешнего мира, наполовину растаяли и теперь свет очага мог бы разглядеть снизу, из долины, зоркий лучник.
Впрочем, зачем же я все это тебе рассказываю? Ты и сам, наверное, прекрасно все знаешь. Тогда скажи – не ты ли насадил виноградник на ровной площадке вскрай обрыва? Под молодыми лозами видны остатки стволов такой толщины и древности, что, кажется, они помнят Ноя. – Мне, между прочим, открыли твой секрет, то есть секрет этих гор, который ты, знал, иначе не рискнул бы поселиться среди голых камней. Я про воду, естественно. Там, внизу, на дне ущелья, в песок вставлена труба, можно повернуть кран и пить влагу, которая накопилась в недрах скал за зиму и весну. Мне рассказал об этом молодой человек, который долго смотрел на уходящее солнце, а потом посадил на осликов двух девушек из далекой страны и поспешил вернуться в деревню. Интересно только, как добывал воду ты?
Но вот насекомые, которые теперь населяют твое жилище, они показались мне совершенно невыносимыми. Большие черные жуки ползают по углам безо всякого смысла, а любимое их занятие – забраться в стенную дыру и ползать, ползать по кругу до полного головокружения. Знаешь, они уже выскребли лапками несколько идеально ровных углублений. У нас бы сказали, что туда поместится банка с ваксой… А еще черные муравьи, которые появляются ниоткуда, стоит лишь упасть на песок хлебной крошке. На человека они не посягают, но клочок шкурки от суджука могут грызть с таким скрежетом, словно десяток сверчков решили перепилить дубовую балку. Хотя, может быть, когда твой дом был обитаем людьми, всяких членистоногих там было меньше? Или же ты научился не обращать на них внимания? Ты ведь, полагаю, не спал на земле, на одном горизонте с местной фауной. Наверняка у стены, под слоем песка, найдется твое каменное ложе. Это ведь так важно – просто подняться немного выше, жить в иной сфере, так, чтобы меньшие братья не пробегали сквозь твою усталую голову по своим делам…. Впрочем, это я уже совсем о другом, наверное.
Коротко сказать, я оказался не в состоянии выносить беспрерывный шелест лапок вокруг. Дело в том, что для насекомых эта древняя комната была целой вселенной и гулкое эхо носилось по ней, вырастая в моем прижатом к земле ухе до космических масштабов резонатора. В полусне звуки всегда кажутся громче, особенно если ты попал в муравьиную ойкумену и почти сам стал муравьем под сводом каменных небес... Да, для человека это всегда самое сложное – понять, что нужно слушать, а что не нужно. Не топот насекомых, а дыхание крадущегося врага.
Еще горела свеча, ее треску вторил разогретый базальт, который слегка пощелкивал в углу. Пахло сухой травой и голубями. Наверное, такого света не было здесь очень долго, он воспринимался обитателями пещеры как нечто случайное и совершенно недостойное внимания.
Итак, пришлось выбраться наружу, было около трех часов ночи. С высокого плато за спиной дул вниз приятный ветерок. Планеты летели сквозь черную пустоту с такой скоростью, что их движение было заметно глазу. Луна слепила, и размытые дождями розовые скалы на авансцене казались понурыми великанами в острых капюшонах. Меж них, в промоине, сияли далекие огни древней Корамы. Видел ли ты их когда-нибудь, о неизвестный друг и мой радушный хозяин? Или, может быть, ты поселился здесь, когда селения не было и в помине? Как мне хочется это знать! Еще дальше, почти на горизонте, где совсем недавно рыжее солнце спряталось за фиолетовую гору, поблескивало другая деревня. Или даже не одна…
Хотелось рассвета. Я сидел на жесткой траве небольшого холма, накинув на плечи одеяло – ветер все свежел – и думал о том, как прекрасно жить на возвышении и всегда иметь возможность посмотреть на мир свысока, словно теперь тебе известно о нем чуть больше, чем тому, кто копошится внизу.
И вот, рассвет. Он пришел с темной равнины криком муэдзина. Призыву тут же ответили в тон, совсем издалека. А потом с ветром, из-за гор, долетел еле различимый азан из дальней дали – может быть, из самой Ниссы. А я сидел и смотрел, как одна за другой пропадают цепочки огней внизу, словно вычеркивая из ночи полосы светлой канвы. Странно, но без фонарей становилось светлее. Появились цвета и тени, розовые скалы просыпались вслед за белыми и желтыми, редкие деревья стряхивали сон. Но задолго до того, как первый луч солнца мелькнул в воздухе и зажег золотом громаду Ортохисара, снизу, с обширных полян, стали вырастать и подниматься разноцветные шары. Можешь ли ты представить себе такое, неведомый друг? Под каждым висела плетенка с людьми, они тоже почти не спали ночью и теперь хотели увидеть окрестности с высоты полета какой-нибудь немудреной птицы, которая не стремится в облака, а просто парит над ущельями и скалами, созерцая то, что ей кажется важным. Люди тоже хотели воспарить и посмотреть на мир сверху, хотя бы и недолго. Между прочим, это развлечение не всем по карману, причем, чем выше забираешься, тем дороже платишь. А мы-то с тобой, о почтеннейший, думали, что на нас сверху смотрят только ангелы и Тот, для Кого не важна глубина и высота… Впрочем, ты к Нему сейчас, наверное, ближе, чем самые сильные орлы.
Не забывай нас, а уж мы постараемся тебя не забыть.
PS Да, если это все-таки ты придавил ту ядовитую тварь, что бегала вокруг моей головы, то знай, что я тебе чрезвычайно благодарен.