ARS AMANDI*
Я думаю, ты вернешься.
Ты думаешь точно так же.
Но, знаешь, не надо больше
Видеть твои глаза мне…
Он задумчиво закурил новую сигарету, сильно и глубоко затянулся. Подул легкий ветерок в сторону востока, уносящий мечты.
Шаг за шагом – прочь от этого дома, где на кухонном столе придавленный стаканом с недопитым молоком, вырванный наспех листок из блокнота. «Он вернулся. Прости».
Он метнулся в комнату, хотя уже прекрасно знал, что вешалки окажутся пустыми. Выбежал, но вдруг вспомнил что-то. Так и есть: ее плюшевого медведя нигде не было. Значит, ждать уже нечего. И когда он это осознал окончательно – захохотал. Дико, неудержимо, невменяемо. Но, вдруг вспомнив о соседях, замолчал, потянулся за сигаретами. Задел нечаянно стакан, молоко мгновенно растеклось по столу белым облаком, закапало дождем на пол. И неуклюже стали расплываться буквы, по-детски корявые, написанные голубым фломастером. И вот уже «Я» стала похожа на диковинного паука, почему-то с пятью лапками, «в» слилась с «е», и вместе они превратились в сказочный кораблик. Если смотреть немного сбоку, очень похоже…
Но вот листок, окончательно почувствовав себя творцом, набрал побольше молока, и последнее слово постигла печальная участь: оно абсолютно ни на что не хотело быть похоже.
Тогда он встал и вышел.
Он зашел в незнакомый подъезд в надежде хоть на минуту забыть о надоедливом дожде и вновь закурил.
Дождь – это эмблема тех, кто отделяется от своих жилищ и выходят искать смысл и оправдание своей жизни. Он понял, что окончательно запутался. Он прислушивался к захлебывающемуся биению своего сердца и не находил ответа. Оно билось точно так же, как и вчера, как и пять лет назад. Оно было точно таким, как у всех, познавших любовь.
В подъезде хлопнула дверь. Дети лет семи-восьми, промокшие и счастливые, радостно хохоча и перепрыгивая через ступеньки, пробежали мимо, не заметив его. Он слышал, как родители бранили их за мокрую обувь и открытую шею, и вспомнил свое детство, проведенное в далекой маленькой деревне, и бабушку – полную, подслеповатую и добрую. Ему очень нравилось пугать ее и подшучивать над ней. Она ужасно смешно сердилась, но быстро забывала обиды. И сейчас ему так не хватало теплого шершавого прикосновения ее рук…
Он сделал последний сдавленный глоток беззвучно подступающей темноты и вышел из подъезда. Дождь так и не закончился – наоборот, капли падали чаще и сильнее. Он нащупал в кармане ключи – дурацкая привычка, от которой он чувствовал себя защищеннее.
В парке никого не было. Он потерял уже свою красоту и четкость – некому было постричь кусты и газоны, починить фонтан. Люди старались сюда не заглядывать, предпочитая другие улицы этому смытому, отсутствующему, пугающему своей темнотой пространству. Но ему здесь нравилось. А сейчас парк был точной иллюстрацией к его жизни. Тишина… Одиночество…
«И жаждать перевоплощенья,
И научиться проклинать,
И плакать, и просить прощенья
За неумеющих прощать…»
Он силился вспомнить, чьи это строки, но, повторив их несколько раз, понял, что все равно не вспомнит.
Любовь по сути своей – самая надежная казнь, подумалось ему. Это карусель из первого поцелуя, первого сдавленного крика блаженства, бесноватого счастья, бессонницы, никому не нужных обещаний, пяти истерзанных кнопок на телефоне… И от этого никуда не денешься. Это закономерность, как и то, что в пачке осталась последняя сигарета.
Возвращаться домой не хотелось, хотя от дождя, безумного ночного воздуха и насквозь промокшей куртки веяло горечью и полным отсутствием каких-либо чувств. Он поднял воротник, нервно передернул плечами, нащупал в кармане холодный металл и, стараясь обходить рваные обрывки луж, зашагал вглубь парка.
Он чувствовал острую необходимость, прежде всего для самого себя, объяснить причины ее ухода. Любила ли она его? Перед глазами стремительно стали возникать картины воспоминаний и отдельные фразы… Однажды она приготовила романтический ужин при свечах и поразила его великолепным вечерним платьем. А как-то вернулась домой позже обычного и принесла на себе запах чужого мужчины. Он тогда убедил себя, что ему просто показалось.
Он махнул рукой, отказавшись от намерения разобраться в ее чувствах. Свои бы привести в порядок… Ему казалось, что он ее любил, но с тех пор как он прочитал ее записку прошло четырнадцать часов, и за это время он не смог вызвать в себе ни подобающего в таких случаях чувства сожаления и утраты чего-то дорогого. Их заслонили внутренняя свобода и легкость, гордость и уверенность в своей незаменимости.
Незаметно для себя он дошел до конца парка. У него там была своя любимая скамейка, вдалеке от других. Но с недоумением и злостью он вдруг обнаружил, что она занята. Он увидел большой зонт сумасшедшего красного цвета, который показался ему знакомым… Через несколько шагов он услышал тихие всхлипы.
- Юля? – позвал он и сразу же испугался своей догадки. Ему захотелось остаться одному и как можно дальше отсюда.
Зонт вздрогнул и замер. Он немного подождал и облегченно вздохнул, недоуменно пожал плечами и полез в карман за сигаретой. Последняя… «Черт!» - мысленно выругался он, и всю злость мысленно обрушил на этого человека: да кто же это? Что он делает здесь ночью? Почему сидит именно на этой скамейке? Разозлившись окончательно, он подошел и заглянул под зонт.
Юля медленно подняла на него заплаканные глаза. Он отшатнулся. Когда-то желанная, она показалась ему жалкой, бледной («бесцветной», - поправился он), слабой и ненужной. Видимо, уловив это в его глазах, она разразилась рыданиями, и зонт выпал у нее из рук.
Он растерянно молчал, а она все плакала и плакала, всхлипывая и закрывая лицо руками. Плакала отчаянно и бесконечно, словно решив здесь и сейчас выплакать все накопившиеся слезы вместе с будущими. Как будто вокруг и так было мало воды…
И вдруг он все понял.
- Пошли домой!
Он дотронулся до ее плеча, успев почувствовать его трепет, легкое подрагивание и насквозь промокшую ткань плаща. Подобрав зонт, сел рядом. Так они и сидели: две одинокие темные фигуры под проливным дождем в забытом парке.
Она перестала плакать, устало и бессознательно склонила голову к нему на плечо и незаметно уснула, тяжело дыша. И почти сразу перестал дождь. Это было так неожиданно и так не похоже на правду, что он еще долго держал над нею зонт.
******************************************
*Ars amandi(лат.) - наука любви (название поэмы Овидия)