Жертва мира. Часть 1
Жертва мира
трактат
Введение
«Пусть сердце мир себе державой требует
И вечной жизни с вечной славой требует.
А смерть наводит лук - и от него
Всей жизни жертвою кровавой требуют
Омар Хайям.
Известное изречение «искусство требует жертв» известно всем. А разве жертвы не требует сама жизнь?
Скорее всего, сама жизнь земная есть томительное жертвоприношение, растянутое на неопределённый срок.
Причём в завершающем акте земного существования или жертвенного служения может явиться различный способ его насильственного прерывания, как-то: усекновение главы, сожжение, распятие и т.д.
Жертва иногда бывает мертворождённой, но всё же чаще всего оказывается живородящей. Однако там, где есть жертва, появляется и жрец, посвящённый или непосвящённый, то есть возомнивший себя судьёй. Следует заметить, что слова «жертва» и «жрец» не только созвучны, но и родственны.
Вся наша жизнь есть не всегда торжественное шествие жертв и жрецов.
Необходимость данной работы стала понятна мне сразу же при восприятии идеи, требующей воплощения.
Не знаю, будет ли мне дано увидеть свой труд опубликованным, а вернее, обнародованным. Не ведаю также, суждено ли поставить когда-нибудь последнюю точку в данном произведении.
И всё-таки я осмеливаюсь начать, понимая, что тема сочинения не соответствует возможностям слабого ума и грешной души.
- Это - огромная проблема - говорит о даре, отдавании, «потлаче» крупнейший французский мыслитель двадцатого столетия Жак Деррида. (Подорога. Беседа с Жаком Деррида// Ад Маргинен.-М.,1993.-C.172)
Надо писать, хотя бы урывками, кусками, частями. Трудиться не только по мере своих скромных сил, но ещё лучше сверх меры, через силу.
Почему же такой важной целью представилось мне написание или изложение этого труда?
Дело, скорее всего в том, что идея жертвенности стара как сам мир, а вернее, вечна как Бог.
Важность и необходимость творческих усилий в этом ключе и русле была осознана мною в обстоятельствах не слишком приятных с точки зрения обывателя.
Впрочем, обстоятельства всегда неудобны. Скажу просто - ваш покорный слуга был приговорен и уже отчитывал дни и часы до исполнения вердикта.
Конечно, «приговорён» звучит, если не слишком громко, то скорее официозно.
Скажу ещё проще - я был поставлен на грань жизни и смерти, на край бытия.
Подробности в данный момент не столь важны. Главным явилось то, что в какое-то из мгновений жизни, вдруг сжавшейся в раскалённый шар, зажглось во мне слово «жертва».
Вполне осознавая свою духовную ничтожность, и, к тому же имея слабую чисто философскую подготовку и словесную оснащённость, я всё же рискнул осуществить задуманное, а точнее, выстраданное и пережитое. Эскизы, этюды, наброски грядущих глав и параграфов всплывали в памяти, нисходили свыше, вторгались со всех сторон.
Впрочем, здесь следует сделать отступление и, проявив некоторое нахальство, призвать на помощь, а точнее, испросить благословения у одного из крупнейших русских мыслителей 20-го века Алексея Федоровича Лосева.
Уже после того, как мною было сделано более 150 набросков, я прочитал следующие слова, которые утвердили меня на избранном поприще: « Такая жизнь индивидуума есть жертва. Родина требует жертвы. Сама жизнь Родины - это и есть вечная жертва.
От самого понятия жертвы философы так же далеки, как и от понятия Родины.
Говорят о поведении, о действии, о моральных и неморальных поступках, наконец, даже о «любви к ближнему», но в философии не принято говорить о жертве, несмотря на то, что вся жизнь человеческая и животная есть сплошная жертва, вольная или невольная, и, несмотря на то, что единственный способ осмыслить бесконечные человеческие страдания - это понять их жертвенный смысл.
Жертва везде там, где смысл перестаёт быть отвлечённостью и где идея хочет, наконец, перейти в действительность.
Только головные измышления нежертвенны. Малейшее прикосновение к жизни уже приближает к нам жертвенную возможность.
Человек рождается с тем или иным пороком, физическим или психическим. Что это такое?
Это или нечто бессмысленное или жертва жизни. Человек происходит от преступных родителей, и мы часто привлекаем его к ответственности за грехи родителей. Что это такое? Это или бессмыслица или жертва.
Да, наконец, самый факт рождения или смерти, невольный для человека и часто отвергаемый и проклинаемый им, - что это такое, если это не сплошная бессмыслица? Это жертва.
Вся жизнь, всякая жизнь, жизнь с начала до конца, от первого до последнего вздоха, на каждом шагу и в каждое мгновение, жизнь с её радостями и горем, с её счастьем и с её катастрофами есть жертва, жертва и жертва.
Наша философия должна быть философией Родины и жертвы, а не какой-то там отвлечённой головной и никому не нужной «теорией познания» или «учением о бытии и материи». (Лосев А.Ф.Родина. Русская идея. М., 1992. С.423-424)
Трудно что-либо добавить после этого пространного и глубокого осмысления понятия жертвы, и, всё-таки, повторяю, я осмеливаюсь.
После всего вышесказанного хочу добавить, что моя книга является не строго научным трудом, хотя в иных главах отчасти будет выдерживать академические нормы создания последних.
Стиль изложения покажется специалистам сумбурным, хаотичным и, в лучшем случае, парадоксальным.
По возможности я старался избегать применения чисто философских методологических терминов, как-то: антиномии, перцепции, акциденции, субстанция и т.д.
Подобно испанскому мыслителю Мигелю де Унамуно я пожелал, чтобы моё сочинение было написано языком, каким просят подать чашку какао.
Итак, характер произведения смешанный и оттого иногда кажется смешным.
Наряду с разделами, в которых ощущается хотя бы лёгкое присутствие логики, встречаются места и отрывки, в которых не только заложено иррациональное зерно, но прямо-таки распускаются свежие листики лингвистической мистики.
Итак, в большинстве пунктов это поэзия. Однако не следует встречать это признание в штыки, поскольку даже такой строгий ортодоксальный мыслитель как Владимир Лосский говорит, что: «Только поэзия способна в словах явить потустороннее».( Лосский В.Н. Догматическое Богословие.- М.,1991.-C.218
Мало того, поэтическим слогом изложено любое Священное писание, дарованное миру: Библия, Коран, Веды, Авеста, Старшая Эдда, Калевала.
Некоторые Отцы и Учители Церкви Христовой были поэтами, прежде всего Святой Ефрем Сирин, св. Григорий Богослов, св. Иоанн Дамаскин, св. Симеон Новый Богослов и др.
Даже крупный философ 20-го века Мартин Хайдеггер в конце жизни пришёл к выводу о глубоком значении словесной ткани, а значит, и поэтической формы творчества. Поэзия начинает и выигрывает.
- Любите живопись, поэты - воскликнул однажды выдающийся стихотворец Николай Заболоцкий.
Вот что говорит о роли поэзии выдающийся русский мыслитель Иван Киреевский: «…Если поэзия вследствие 30-векового развития достигла до стремления к освобождению жертвы (что прекрасно сказано), то это стремление должно было таиться в зародыше при самом начале её явления в мире и в душе человеческой - и становиться яснее по мере её приближения к цели - если это так, то в каком виде являлось её стремление?
История поэзии должна быть развитием феноменологического процесса этого стремления предварительного, но того окончательного периода, который ты определил сознанием святости пожертвования».(Киреевский И.В. Письмо Шевырёву С.П. //Сочинения.-М.:Современник,1984.-C.241)
Поэзия есть высшая форма творчества, поскольку включает в себя и слово, и музыку, и даже живопись. Между тем, согласно мнению великого русского и мирового мыслителя Александра Сергеевича Панарина «Всякая форма индивидуального духовного, экономического, научного творчества включает момент жертвенности. Творчество связано с мобилизацией усилий, имеющих целью реализовать более или менее долгосрочный проект – и в том качестве предполагает отказ от проедания времени или средств во имя сиюминутного чувственного удовлетворения» (Панарин А.С. Опасности и риски глобализации. //Наш современник.- 2001.-
№1.-C.170)
Не случайно многие поэты всех времён и народов непроизвольно, мистически, интуитивно чувствовали истинность самопожертвования, в чём мы ещё не раз убедимся на протяжении нашего труда.
Именно поэзии свойственна мифологичность сознания, что отмечали философы и психологи.
Поэты славили героев, воспевали тружеников, сохраняли традиции и культуру, в своём большинстве всегда стояли на стороне угнетённых, за исключением отщепенцев, радующихся «успехам» империалистов. Например, Редъярд Киплинг, несмотря на свою любовь к природе Индии, был идеологом расизма.
Вот лишь несколько строк из поэтического наследия выдающегося писателя:
«Твой жребий — Бремя Белых!
Как в изгнание, пошли
Своих сыновей на службу
Темным сынам земли;
На каторжную работу –
Нету ее лютей,–
Править тупой толпою
То дьяволов, то детей.»
Однако подлинные поэты всегда были первыми жертвами деспотизма, всегда стояли на стороне народа.
Не зря русский мыслитель и критик Н.Н.Страхов говорил, что «Всякая поэзия, всякая философия есть некоторого рода теодицея».
Герцен однажды сказал: «Досадно, что я не пишу стихов… Стихами легко рассказывается именно то, чего не уловишь прозой едва очерченная и замеченная форма, чуть слышный звук, не совсем пробуждённое чувство, ещё не мысль… В прозе просто совестно повторить этот лепет сердца и шепот фантазии…»
Следует прислушаться к мнению видного молдавского мыслителя 19-го века, сказавшего в одном из трудов:«Для искусства весьма важно быть доступным, не встречать помех и препятствий в средствах передачи. Иначе и действие и влияние его будет незначительно. Поэзия в этом случае находится в исключительном положении. Из всех отраслей искусства одна она занимает самую выгодную позицию». ( Лашков В.Л. В чём творчество?-СПб.,1892.-C.9)
Ему вторит и критик из Польши Эдвард Дембовский: «Поэзия - это та область, где во всём блеске проявляется творчество человеческого духа». (Эдвард Дембовский История эстетики.-Том 4. Второй полутом. - М.:Искусство,1968 -C.313)
И, наконец, замечательное свидетельство важности поэзии принадлежит великому мыслителю Славянства Николаю Гавриловичу Чернышевскому: «Неизмеримо выше других искусств стоит поэзия по своему содержанию; все другие искусства не в состоянии сказать нам и сотой доли того, что говорит поэзия». (Чернышевский Н.Г. Эстетические отношения искусства к действительности// Избранные эстетические произведения. – М.:Искусство,1974.-C.138)