Kris Kristofferson
Casey's Last Ride
Casey joins the hollow sound of silent people walking down
The stairway to the subway in the shadows down below;
Following their footsteps through the neon-darkened corridors
Of silent desperation, never speakin' to a soul.
The poison air he's breathin' has the dirty smell of dying
'cause it's never seen the sunshine and it's never felt the rain.
But casey minds the arrows and ignores the fatal echoes
Of the clickin' of the turnstiles and the rattle of his chains.
Oh! she said, casey it's been so long since I've seen you!
Here she said, just a kiss to make a body smile!
See she said, I've put on new stockings just to please you!
Lord! she said, casey can you only stay a while?
Casey leaves the under-ground and stops inside the golden crown
For something wet to wipe away the chill that's on his bone.
Seeing his reflection in the lives of all the lonely men
Who reach for any thing they can to keep from goin' home.
Standin' in the corner casey drinks his pint of bitter
Never glancing in the mirror at the people passing by
Then he stumbles as he's leaving and he wonders if the reason
Is the beer that's in his belly, or the tear that's in his eye.
Oh! she said, I suppose you seldom think about me,
Now she said, now that you've a fam'ly of your own;
Still she said, it's so blessed good to feel your body!
Lord! she said casey it's a shame to be alone!
Слова и музыка -- Крис Кристоферсон
Последняя поездка
Am
Он спешит спуститься вниз,
G7
Туда, где воздух спёрт и кисл,
F
Сливаясь с шорохом шагов,
E
В подземку шумных городов…
От серых стен – унылый смрад,
Бредёт со всеми, наугад,
Не видя света и дождя,
Туда, где не встаёт заря.
C G7
Но – и вдруг – случайный стук знакомых каблучков,
G7 C
Память – вдруг – врывается потоком смыслов-слов,
C G7
-- О, привет! Позволь, позволь тебя поцеловать!
G7 C
О, мой бог!, А мне теперь одной век горевать…
Дождь со снегом, сырость, лёд,
И он за угол, в паб идёт,
Смакуя в сумраке дождя
То, что проводит время зря.
И, запинаясь о порог,
Выходит в дождь ночных дорог,
От пива эта дрожь в ногах?
Или от слёз, что на глазах?...
--О, мой бог! Позволь, позволь тебя поцеловать!
Улыбнись! Ах, как бы нам так в прошлое слетать!
Посмотри – я в новеньких чулочках, для тебя,
Ты – женат… А я… живу по-прежнему любя….
( перевод Лилии Внуковой , 28.10. )
*Аккорды подобрала на слух, сама, в той тональности, в которой мне удобно. Комментарии переводчика всегда приветствуются… НО вместо комментирования получился такой короткий рассказ, миниатюра… К этому переводу – словно бы продолжение его…
Дождь в Дублине
Вечером, в октябрьский день она, наконец, покинула душный рабочий офис – в новом пальто, с красивым зонтиком в руках. На улице было серо и сыро, в первый раз за эту осень шёл дождь со снегом. Но шагалось легко, и воздух от снега был очень чистым, ещё более влажным и свежим. Она шла быстро. И – хотелось всем улыбаться! Этот день, этот вечер был хорош сам по себе, ни от каких причин, ни почему – он был просто хорош, и всё.
«О, боже мой! Такая сырость и полумёрзлая слякоть! Люди злятся, люди спешат – кто куда… Спешат… Спешат жить… Думают, что всё будет завтра… А всё УЖЕ ЕСТЬ сегодня. И это Сегодня очень славное. Очень!» Она не поехала домой ни в метро, раскинувшемся подземными щупальцами на весь город, и вечерами, до боли в голове, переполненном, ни на маршрутке, ни в трамвае. Просто пошла пешком, по такой вот непогоде. Внешне серой, и внутренне – исполненной оранжевого цвета.
«Сейчас поверну за угол этого дома. Я встречу,… я встречу…» Она даже про себя не договаривала этой фразы, не вполне понимая, кого там можно встретить… Кроме всё тех же занятых прохожих, безразлично, деловито мелькавших мимо неё, словно тени с чёрно-белой фотографической карточки.
Она обошла угол очередного дома. Ей казалось, что она уж, вероятно, лет сто живёт в этом дождливом, старинном городе, на берегу большой северной реки, среди низинных болот. И надо же было додуматься построить город на таком, непригодном к строительству месте! Сто раз разными путями она ходила пешком на работу, и возвращалась потом домой, уже меньше обращая внимание на старинные фасады зданий. Плотно пригнанные друг к другу, фасады эти были словно поставленные в рядок карты... Она приостановилась возле стеклянной витрины-окна одного из многочисленных кафешек нынче организованных в центре их города, второй столицы... За стеклом было тепло, и люди уютно сидели за столиками, и уже зажглись оранжевые абажуры ламп, потому что завечерело. А вечерело здесь рано.
Капли холодного дождя ползли по стеклу, неумолимо и густо размывали всю эту картину, что была ТАМ. Мягко-весёлые люди, болтающие о своих проблемах, или просто ни о чём, как обычно, в пятничный вечер. Дверь негромко скрыпнула, и снова приглушённо легла на петли… Даже зонтик и пальто уже не спасали от промозглой сырости этого вечно-серого, вечно в шали из холодных туч города…
… Кто-то вышел из паба. Мужчина в стильном твидовом пальто, и шляпе. Приостановился, неверным движением вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Потом выронил всю пачку в лужу, и (слегка приглушённо) выругался. Пачка мокла под дождём, ставшим ещё чаще. Воздух был очень, очень влажен. Так влажен, как может быть только в городе на берегу реки, недалеко от океана. Всё-таки одна сигарета сохранилась, и он закурил. Курил долго, глубоко затягиваясь влажным воздухом и сигаретным дымом. Следовало пойти и купить сигареты. И он прошёл, слегка пошатываясь, к освещённому киоску.
Было очень, очень сыро. И очень свежо. Он купил сигареты, такие же, как те, что упали в лужу. От свежего воздуха немного прояснилось в голове.
От непрерывного дождя, кажется, промок сам асфальт.
Взяв пачку и положив её в карман, он всё ещё стоял возле киоска, докуривая сигарету. В голове становилось всё яснее, всё чётче виделся дождь, и эта улица, размытые дождём витрины.
Где-то, возле какого-то из кафе в одном старом вечно хлюпающем дождями городе, остановилась девушка – или женщина, наблюдающая за людьми за стеклом. Её душа была оранжевого цвета, и глаза излучали счастье. Нет, он не думал об этом. Мыслей не было никаких -- была пустота. Но пустота не страшная, а спасительная в своём покое. Он пошёл, раскуривая вторую сигарету, которую достал из пачки уже увереннее.
…И так они двигались, как два крошечных маячка в нашем огромном – и, на самом деле, таком маленьком и тесном мире. И возможно… возможно… возможно… Потому что он уже чувствовал некое тепло, которое начинает, потихоньку покалывая, разливаться в груди и в кончиках пальцев. Шляпа совсем промокла, и пальто стало тяжёлым.
«Как много дождей в этом году! Так холодно и сыро, что люди вынуждены забегать в пабы, просто погреться. Погреться!...» Он усмехнулся. Зашагал быстрее.
--«Привет. Слушай. Ты совсем меня не узнаёшь?» (...)
Он резко остановился, оборачиваясь наугад к какой-то женщине.
--Простите, вы о чём-то спросили меня сейчас, да? Вы о чём-то говорили?...
Она пожала плечами, быстро и боязливо прошла мимо. А в его голове всё ещё звучали слова: «Привет… Ну что ж ты никак не вспомнишь… Ведь ты помнишь, да?...» Он помнил. Конечно. И он пошёл дальше, ещё быстрее, вообще не обращая внимания на лужи.
……………………………………
Дождь лил – и перестал… И снова лил…
Встретились ли они?... Я не знаю. Это уже не моё дело. Это – Тайна, это Великое Таинство. А я – лечу дальше, дальше, над серым морем, потом – над огнями больших городов с древними статуями, со шпилями старинных церквей… И ещё дальше. Потому что я – всего лишь мысль. Всего лишь коротенькая мысль одного… слишком рано ушедшего человека…, пожелавшего, чтобы ни с кем, никогда больше такого не случилось. Я его последнее дыхание. И… я скоро растаю, да. Но перед тем успею хотя бы что-то изменить в этом мире, полном дождя. Хотя бы что-то… Да.
(29.10.2011. Первый снег в Н-ске!))))