Тирские записи
Когда остудит ветер с Саринобы
Росу на нецелованных устах,
Возьму тебя, но аккуратно, чтобы
Не расплескать закат в твоих глазах.
"Путь в Шим-Адаар"
Около неаккуратно обмазанной глиной стены рос мохнатый, желтеющий куст, похожий на любящего выпить, бодрящегося старого священника. На ступеньках дома сидела женщина в длинной черной юбке и небрежно наброшенном на голову платке, напевала песню, подыгрывая себе на трехструнном палире с облупившейся местами желтой краской.
Она пела, забывая слова и путая ноты, но голос ее был удивительно чистым, а намерения в жизни – простые и очевидные.
Ки-иц ме дорилин
Теми триарль арудевиль
Хасул сазарн....
Утреннее солнце уже начинало припекать, и тени плясали на полузасыпанных песком и заросших травой камнях. Сумасшедшие, выжившие из ума тени. Тени предполуденные, а потому самые молодые и горячие.
И утомлял бесконечный крик одинокого коршуна где-то очень высоко.
Так хотелось тоже сесть, и передохнуть, и помычать под нос незатейливую мелодию. Но мне нужно было идти. Хотя я и не знал, куда и зачем. Кто-то промчался галопом по дороге, подняв клубы пыли. Запахло полынью.
Шим-Адаар местами был очень похож на Дейкерен – типичный город того периода, когда город еще не совсем понял, что он – больше не деревня. В конце концов мы все живем по одним и тем же законам. И не важно – где. Важно – как.
- Эй, парень, что ошиваешься – или заходи или проходи! - Тот же голос окликнул меня, как будто бросил горсть медных монет в пустой каменный колодец...
Я вздрогнул и оглянулся.
Женщина перестала тренькать на палире и выдала еще какую-то длинную тираду, из которой я понял только слово «гадалка».
Как важно было выучить в детстве хоть что-то из тирского! Да, на улице говорят совсем не как возвышенный Креагаран и мой любимый образованный Дотристиар, но понятого хватило.
Все вставало на свои места в моей такой непростой задаче. И я простил отца за все то, что мне в нем не нравилось. Потому что в тот солнечный предполуденный час я принял его, как Человека, и принял его человеческое. И наконец понял, что все, что он когда-либо делал, он делал для моего блага.
А женщина принялась снова напевать, медленно уходя в дом, утягивая меня за собой тем, что она нашла в нас общего – желанием не очень способного, но прилежного ученика познать урок и усвоить его.
Очевидно, мой путь во дворец Адаара Двенадцатого лежал через эту залитую солнцем улицу на то крыльцо с мохнатым желтеющим кустом.
О дальнейшем расскажу так, как это должно было бы звучать, если бы я владел языком в совершенстве. Последнее, на самом деле, не сильно помешало, просто на понимание ушло больше времени.
Мы вошли в дом, где в полутемной комнатушке на полу, застеленном крашеными циновками, сидела другая женщина.
- Это моя сестра. Она гадает и предсказывает судьбу. Если ты заплатишь нам за это немного, то я еще и накормлю тебя.
Я кивнул. Делать нечего, день все равно был потерян.
- Ты пришел издалека. – Тихо сказала гадалка, а ее сестра вышла из комнаты, и задернула длинные неровные куски ткани, висевшие в дверном проеме.
- Да. – Подтвердил я, и сел на циновки рядом. Мебели в комнате не было, а по углам стояли чугунные чаны, кувшины, и Бог знает, что еще.
- Металл. Серебро. Ты любишь и боишься его. Я чувствую твой страх.
Я напрягся. Неплохо для начала, черт возьми. Вы, мадам, не гадалка. Вы ясновидящая.
- Страх – это плохо. А еще ты очень недоволен собой. Нельзя быть недовольным собой. Нельзя быть недовольным своей жизнью.
Я знаю, что тебе в своей жизни что-то очень не нравится. Ты из-за этого переживаешь, но ничего не предпринимаешь. Если тебе что-то не нравится – не мирись. Узнавай, что нужно делать для того, чтобы это изменить, и какова цена перемен. Меняй и меняйся. И смелому воздастся.
Ты чувствуешь себя одиноким, у тебя много вопросов, но тебе не у кого спросить совета или ответа на свой вопрос. От этого ты предаешься страху… и гордыне для самоутверждения. А Страх и Гордыня – самые ужасные советчики. Если тебе не у кого спросить совета, и ты не знаешь, что делать, дай время своей проблеме, но не бросайся слепо в объятия страха и гордыни только потому, что они первыми пообещали утешить. – Она помолчала. – У тебя есть вопросы, теперь настало время их задать.
Да? Ну тогда понеслась. И я задал свой вопрос, зная, как глупо он прозвучал в нищей хатке на пыльной, заброшенной окраине.
- Ваш король, Адаар Двенадцатый, собирается начать войну против моей страны. Я послан к нему просить мира и сделать все, что можно, чтобы эту войну предотвратить. А я не знаю, что нужно делать. И на какой кобыле подъезжать к этому Адаару… - я замолчал, но молчала и гадалка.
И тогда я излился ей по полной, потому что терять уже больше было нечего.
– На Кардиренском перевале я потерял сознание. Излучение от огромных залежей серебра перегрузило мои органы чувств. – Отчаянным движением я коснулся своих висков. - Я так и остался бы там лежать, если бы меня не вытащил какой-то добрый человек. Серебро до сих пор не отпустило мою несчастную голову. Я и в доброе-то время был не очень умным, а теперь, из-за того, что пришлось переправляться через Кардиренский перевал – я и вовсе чувствую себя идиотом, потерявшим нить событий. Я отупел от излучения. Мне плохо, а я должен выполнять миссию, которая была бы не под силу и отряду самых мудрых королевских советников…
Если бы она молчала еще на секунду дольше, я встал бы и ушел.
- Адаар тоже ищет ответы на вопросы. Он считает, что найдет их путем войны с вами. Если во время твоей аудиенции он получит ответы на эти вопросы, то у него не будет причин для войны.
Гадалка закончила говорить и вздохнув, смотрела так спокойно, как будто бы не было этой моей дикой тирады, и как будто бы она только что не положила, играючи, мне в ладонь ключ ко всей моей миссии. Только что это за ключ?
Сердце екнуло в груди – я понял, что ничего не добился всей этой поездкой в Тирру, зря потратил время, и что ужаснее всего – потерял доверие Кимаариса. Ведь я не имел ни малейшего понятия о том, какие ответы должен был дать Адаару, не говоря уже о том, какие у него были вопросы?!
- Что еще ты хочешь узнать?
Я даже сразу не нашелся, что ответить, стараясь не забыть все, что она сказала, и в тоже время оценивая уровень вменяемости моей собеседницы.
- Какова цена вашего сеанса?
Во всяком случае она заслужила четверть меарины. Или даже полмеарины.
- Хорошего совета за деньги не купишь.
Ничего себе? То есть если я считаю, что ее советы хорошие, то не должен платить, так? А если я решу все-таки заплатить, значит обижу ее? И пожалел, что спросил.
- Сожаление разъедает душу.
- Ну а что же мне делать?
- А разве ты не знаешь другой платы кроме денег?
Другой платы… Какой другой платы? Озарение не могло прийти в более нужную минуту. Разве не очевидно было с самого начала, что женщина практически потеряла зрение? И это был как раз тот случай, когда я мог помочь.
Сестра гадалки предложила переночевать у них. Отказавшись от ужина и от синисарана, я лежал на жесткой циновке, уставившись в низкий деревянный потолок, и бездумно разглядывал узор трещинок. Рядом Иммаюл увлеченно с кем-то переговаривался.
К черту. Завтра же возвращаюсь обратно. Какой из меня посланец?! Один позор. Уйду в монастырь.
- Деми… Слушай. – И Иммаюл заговорил не своим голосом, как обычно он передавал мне получаемую информацию. – Вопрос: Почему людям не дано быть мудрыми, владеющими всеми знаниями сразу? Почему они плутают по жизни слепыми котятами? Ответ – потому что люди не хотят знания, они хотят покоя. Вопрос: Почему нельзя осуждать? Что плохого в том, что я осуждаю соседку, обманывающую мужа? Ответ: Осуждение плохо потому, что каждый человек движется по своему пути развития, и людей никогда нельзя сравнивать. Сравнение в корне неверно. А осуждение – это есть суть сравнение.
В следующую секунду Иммаюл уже перешел на другую частоту, и будто забыл про меня. Поймал какую-то передачу, решил, что мне это будет как-то полезно, и оставил обдумывать услышанное.
Хорошие, можно сказать, умные сентенции. Но как это привязать к Адаару? Не за этими же ответами он собирается на нас войной? Как война с нами поможет ему найти ответы на эти, вобщем-то весьма отвлеченные, философские вопросы? Ерунда какая-то. И может это и не про Адаара вообще, а Иммаюл просто так это озвучил? А я просто зациклился на этом Адааре и его проклятущих вопросах?
Уснул в думах печальных и бесплодных.