Итак, я принял решение ехать к приятелю в Выселки. Работа кончилась уже к обеду, следующий рабочий день начинался в полчетвёртого, почему бы не съездить в новые для себя места, тем более что обещал? Подумано – сделано. И вот я прибыл на вокзал Краснодар-2, с которого должен был отходить мой автобус.
Однажды я уезжал отсюда, и было это три года назад. В тот далёкий пасмурный день мне предстояло отвезти в какую-то унылую станицу курьерский пакет с документами. Я хорошо запомнил то ощущение тоски и отчаяния, которое овладело мною дважды: когда пришлось около километра идти по грязи к «офису» предприятия, где все общались исключительно на суржике, и когда я с тающей надеждой всматривался в даль прогорклого станичного горизонта, силясь разглядеть маршрутку, которая бы отвезла меня на местный вокзал.
В наушниках ободряюще попискивал клик-н-кац из записанного выпуска Indie-FM; в перерывах между композициями голос моего преподавателя по матлогике вещал обо всех тонкостях этого стиля, но, несмотря на столь мощную поддержку, тепло с каждым мгновением уходило из организма вместе с верой в приход транспорта…
Но всё-таки я выжил, чтобы ещё раз оказаться здесь, на этом вокзале. Первое, что бросается в глаза – невероятная провинциальность провинциалов. Народ, уезжающий с Краснодара-1, живёт в не менее плодородных землях, чем народ, уезжающий с Краснодара-2, но первый вокзал отправляет клиентов в сторону моря, а, следовательно, в зону развлечений и отдыха, а второй – в бескрайние степи, на их возделывание. Этим объясняется присутствие на «втором Краснодаре» большого количества краснолицых поддатых блондинов с руками-лопатами, невнятно мычащих и прихлёбывающих из бутылок. Особенно умилила следующая картина: двое деревенщин в грязной одежде ржут и показывают пальцем на троицу самых беспросветных реднеков из всех, мною виденных.
Любопытно, что автобус, который за нами приехал, был оборудован по самому что ни на есть распоследнему слову техники: двухэтажный, с камерами по всему салону и чуть ли не с мини-баром на борту. Именно он в полной темноте отвёз нашу дружную рабоче-крестьянскую компанию в сердце полей – Выселки.
Там меня встретил приятель, который презентовал свою малую родину наилучшим образом. Из небольшой экскурсии я узнал, что в двадцатитысячной станице есть полноценное колесо обозрения. Обозревать можно близлежащие заводы. Это, между прочим, ещё и не в каждом большом городе обозревается. Кстати, местный сахароперерабатывающий завод насыщает Выселки непередаваемым букетом ароматов, колеблющихся от запахов карамели и сладкой ваты до вони потных свиней, которую источают залежи гниющей в оврагах свеклы. Закрытые окна, как правило, не помогают.
Что приятно удивило, так это просторные тротуары и улицы, а также вместительная центральная площадь. Абинск всё же компактный город. Краснодар тоже грешит узкоуличьем. Про Сочи и говорить не приходится: после возвращения ещё долго не покидало чувство, что мне наконец-то удалось вырваться из-под гигантского плинтуса. В связи с этим любой просторный населённый пункт воспринимается теперь с искренним восторгом. Но пора переходить к теме.
Дело в том, что приехал я сюда также и по одной странной прихоти: Антон обмолвился как-то, что у него дома присутствует проектор с кучей диафильмов. Это немного меня взволновало. Дело в том, что в детстве я был ярым поклонником ночных простынных сеансов. Мне никогда не забыть ту особую атмосферу, рождённую просмотром слайдов, каждый из которых заканчивался парой строчек белёсых букв на чёрном фоне.
Свет, бьющий из неплотно подогнанных друг к другу частей фильмоскопа, вместе с его гудением создавал почти осязаемую ауру вокруг прибора, которую можно было бы проткнуть пальцем, если бы не было так горячо. Тихий шелест проворачиваемого рулона, застывшие кадры с мелким нечётким текстом, постоянная расфокусировка линзы, позволявшая поочерёдно рассматривать детали кадра, но не всё его пространство целиком...
Из историй, нанесённых на плёнку, мне в детстве запомнились больше всего следующие: «Медный кувшин» – практически индийский «Звонок» с речными девами, яростно утаскивающими кого-то на дно; «Ёженька» – про борьбу хорошего и плохого художников, рисующих миры и чудовищ; подаренный другом во дворе экскурс в историю средневековой Грузии – длиннющий диафильм с убедительно прописанными битвами, полный расчленёнки и выколотых глаз, и экранизация какого-то рассказа Джанни Родари, лишённая всякого сопроводительного текста. Никакой смекалки не хватало, чтобы разгадать, в чём заключался смысл: мужик в шляпе на протяжении всего диафильма вёл беззвучный диалог с нарисованным таможенником через шлагбаум, в конце концов, так и не перейдя границу.
Прошло время, и диапроектор вышел из строя, задолго до начала взросления лишив меня великолепных сказок, но всё-таки, нет-нет, да и мелькнёт мысль о том, что было бы неплохо освежить те ощущения от просмотров. Я рассчитывал найти у приятеля хотя бы один из перечисленных сюжетов, но ничего подобного не отыскал. Зато было кое-что другое!
Начну по нарастающей: кадры из фильма «Матрос Чижик» совершенно ничем не зацепили, всё-таки рисованные вручную сцены сказок – вот настоящее диафильм-искусство! «Подвиг Геракла» запомнился неуловимой схожестью главного героя с молдавским гастарбайтером. Это, по-видимому, выгодно отличало его от немощного говнистого царя, страдальчески возлежащего на облезлых шкурах с видом больного, подхватившего аскариду.
«Ваня Эвриков и Разум из пробирки» – совершенно безумная научная фантастика про похождения малолетнего сумрачного гения без особых запоминающихся моментов. «Марсик с Марса» – космическая история о попугае, летающем в космосе без скафандра и разоблачившем кодлу космических пиратов, которых приговорили к каторге сроком на триста лет.
Отдельного упоминания заслуживают два диафильма. Один из них назывался «Гуттаперчевый мальчик». Он повествовал о нелёгкой судьбе подростка в дореволюционной России. О том, что судьба ему предстоит нелёгкая, нас предупредили ещё в самом начале и повторили несколько раз по ходу развития сюжета. Сперва показом смерти матери, затем сценой, в которой пацана отдали акробату-садисту на обучение цирковому искусству. Акробат был массивен и неприветлив, охотно применял физическое насилие, и походил на рестлера-маньяка. На протяжение всего диафильма он шпынял мальчонку, выковывая из него гимнаста, в то время, как в нём умирал, к примеру, генетик.
Далее нам был показан кадр из резиденции какого-то графа. На нём его маленькая дочка и жена собираются на представление, в котором участвует и наш герой. В этой связи напрашивалось следующее развитие событий: гуттаперчевый мальчик, кувыркаясь под куполом цирка, получает внимание юной леди к своей персоне, что оборачивается для него удачей и преждевременным завершением цирковой карьеры. В конце диафильма, вероятно, покажут счастливого пацана, идущего под руку с девчонкой по цветущему саду. Но не тут-то было!
Нам убедительно дали понять, что гуттаперчевый мальчик не такой уж и гуттаперчевый: сорвавшись с шеста, пацан разбивается вдребезги на арене цирка. Следом появляется перекошенная ужасом физиономия дочери графа и, спустя кадр, афиша с сопроводительными титрами неизвестного рассказчика, в которых он напоминает, что вас, мол, предупреждали – рассказ будет невесёлым.
Но весь этот ужас меркнет перед экранизацией грузинской сказки «Горлица»! Сюжет прост: человек похищает из гнезда горлицы её птенцов, и разгневанная мать отправляется на поиски мудака, собирая по пути команду верных юнитов, чтобы зверским образом наказать похитителя. Первые из помощников – петух и осёл – особых вопросов не вызвали, но вот последующие два: игла и пестик (!) наталкивали на смутные подозрения, что мужику не поздоровится. Особенно брутально выглядел пестик: здоровенное дилдо чёрного цвета, рисуемое на всех кадрах сзади и чуть сбоку – этим парнем можно было серьёзно наказать.
Великолепен кадр вступления мстителей в город врага: растянувшись в цепочку поперёк пустынной улицы, они напоминали героев какого-то кислотного вестерна. Прокравшись к дому, где спал похититель, звери и неодушевлённые предметы придумали хитрый план, согласно которому петух прячется на печке, игла – возле кровати, осёл – за дверью, а пестик – в камине. Горлице остаётся разбудить мужика и заманить его в ловушку, что она и делает.
Сразу замечу, что гуманнее всего с человеком поступил петух: он всего лишь оглушил мужика громким криком. Пестик, согласно тексту, запорошил похитителю глаза, хотя картинка показывает немного другое: стоящая на коленях фигура орёт в гуще бушующего пламени. Игла, по идее, должна была впиться в бедро, но художник изобразил это по-своему: сидящий на земле страдалец судорожно сжимает ногу, пробитую насквозь заточенной арматуриной.
Последний член карательного отряда – осёл – лягает похитителя прямо в голову, отчего тот падает лицом вниз на брусчатку. Сопроводительные титры корректно сообщают, что «злой человек совсем обезумел от удара», хотя по всем признакам он погиб или от ожогов, или от потери крови, или от трещины в черепе.
В конце этого интересного вечера я сделал следующие выводы: диафильмы – вещь всё же инфернальная, поэтому кому как не мне их любить! А наутро, когда я возвращался в Краснодар уже не на таком шикарном автобусе, прямо подо мной лопнуло заднее колесо, обдав фонтаном пыли из-под сиденья. Но это уже другая история.