Костры над Беломорьем. Кандалакша 2007 год

               

               
             Предисловие

   Как-то раз, весной 2007 года я неожиданно обнаружил топографическую карту с окрестностями города Кандалакши. Обнаружил, можно сказать, случайно, когда «бродил» по сайтам карт с целью наметить район будущего похода.
   Вообще-то я не собирался отправляться на Кольский полуостров; тогда в мои планы входило посетить Кузнецкий Алатау – горную страну, расположенную на стыке Красноярского края, Хакассии и Кемеровской области. В те дни я писал повесть, действие которой происходило именно там, и мне нужно было получить заряд вдохновения.
   Откровенно говоря, я и теперь не знаю, что возникло ранее – желание написать повесть, сюжет которой разворачивается в таёжных дебрях Кузнецкого Алатау с последующим посещением этих мест или желание сначала самому побывать на месте действия героев повести, а уж затем приступить к описанию "подвигов" вымышленных персонажей.
   Повесть я пока не закончил. К сожалению. И по Кузнецкому Алатау не побродил. Возможно, я не дописал эту повесть потому, что не почерпнул должной дозы вдохновения. Что-то не "склеивается" в моей повести. Вот снова – в который уже раз - читаю, кажется, окончательно продуманное и преобразованное в слова и знаки препинания:
   "Распластавшись на камнях у кромки водоёма и широко раскинув руки в стороны, он долго лакал по-собачьи, одновременно разглядывая всё, что находилось на неглубоком дне – в каких-то десяти сантиметрах от его лица. Вода была прозрачна, холодна и вкусна. Она чуть отдавала хвоей". 
   Вроде бы и не плохо, но, тем не менее, у меня нет полной уверенности в том, что именно так всё и должно происходить. По одной лишь причине – я не лежал на тех камнях и не осязал растрескавшимися губами влагу горных озёр. Наверное, в моей повести не хватает искренности.
   Однако, ближе к делу!
   Карту окрестностей Кандалакши я тогда сохранил. Просто так - на всякий случай. Она чем-то меня привлекала. Скорее всего, необычностью изображённого на ней ландшафта.
   Я мысленно путешествовал вдоль сильно изрезанной береговой линии Кандалакшского залива, преодолевал скальные обнажения, спускался к  каменистым отмелям, любовался  островами. Вспоминалась картинка из потрёпанного учебника для четвёртого класса.
   «Птичий базар" – гласила подпись под картинкой. А ведь это здесь - в Кандалакшском морском заповеднике.
   Там к северу от морского побережья гористая местность – Кандалакшский кряж. Она "вспахана" глубокими долинами, по которым текут быстрые порожистые речки. Множество больших, средних и совсем мелких озёр, рассыпанных по межгорным котловинам. Обширные леса, не обезображенные просеками. На плоских вершинах гор воцарились тундра и каменные россыпи.
  Свежий холодный ветер реет над тундрами. Он глохнет внизу, запутавшись в ярко-зелёной хвое остроконечных елей, но вскоре вновь набирает силу, оказавшись над морским или озёрным простором.
   А какие названия!
   Горы «Ёлки-тундры»;
   Урочище «Железные ворота»;
   Водопад «Колвицкий»…
   Может быть - когда-нибудь - я посещу эти места. Но только не в этот раз! Так я думал тогда, мысленно продолжая готовиться к походу по Кузнецкому Алатау.
   Но всё сложилось иначе. В окрестности Кандалакши я угодил всего лишь через четыре месяца после того, как впервые увидел эту карту.
   А, может, это вовсе не случайность? Может в том, что я так быстро оказался в этих краях "повинна" магия Севера? Отголоски рёва гиперборейских ветров в памяти изношенных генов?
   Нет ясности!

                * * *
 
   Итак, на Кузнецкий Алатау я в тот год не попал. Не было железнодорожных билетов на приемлемую дату. К тому же, отпуск в той организации, где я тогда трудился, мне пока не полагался – с большим скандалом удалось выпросить полторы недели без содержания. И этого было явно недостаточно для поездки на большое расстояние.
   Но на поезд № 16 (Москва-Мурманск) билеты были. Два плацкартных билета на верхних боковых полках в разных концах вагона до станции Кандалакша, равно как и обратные билеты (уже не на боковых полках) мне удалось приобрести за неделю до намеченного срока поездки.
  Ну что ж! Кандалакша, так Кандалакша!

                Большой лохматый пёс в промозглой Кандалакше
                Такой же белизны, как Кольская зима
                По чёрному песку несётся белым флагом
                И тихо в пелене скрывается корма… *)

   Что это? Почему тамошний песок чёрный? Может, он грязный? Например, от угольной пыли!
   Песок в Кандалакше действительно чёрный. Но не от грязи. Он был чёрным всегда, ещё тогда, когда на этих берегах никто не жил. Даже гиперборейцы. Просто таково его природное свойство.


* отрывок из песни О. Митяева




      День первый. 4 августа 2007 года

   Когда я в очередной и последний раз завершил укладку большого рюкзака, он оказался просто неподъёмным. Да ещё и влезло туда не всё. Палатку и часть продуктов питания пришлось тащить отдельно. Этот рюкзак, хоть и имел большой объём, был бестолков. Просто мешок с недобросовестно (как выяснилось впоследствии) пришитыми лямками.
   «Велика Федора – да дура!» - говорят в народе.
  Вообще-то у меня был и другой рюкзак – более удобный, но маленький, и туда  поместилось бы ещё меньше добра.
   Ладно! До Москвы как-нибудь дотащусь, а там - на Тёплом Стане меня должен встретить мой попутчик – молодой человек двадцати трёх лет от роду. Он заверил меня, что везёт хороший рюкзак, а также два спальных мешка, и мы прямо на месте сможем перераспределить наш груз.
   Автобус до Москвы отправлялся из Козельска в 17.00.
   Я пристроил большой рюкзак в багажный отсек, потом занял своё место, расположил оставшуюся при мне поклажу и погрузился в размышления о предстоящем путешествии.
   Вот, наконец, и поехали.
   Лениво созерцая, проплывающие за окном знакомые пейзажи, я пытался выстроить план похода, но, поскольку почти единственным источником информации, который имелся в моём распоряжении,  были распечатанные листы топографической карты, дело шло туго.
   Хорошо, хорошо – разберёмся на месте! А пока просто сиди, смотри в окно и не думай о дне грядущем.
   Там за окном тёплый серенький денёк. Леса, поля, пригорки, избы. Созревающие сады, начинающие формироваться кочаны капусты в огородах. Лето уже перевалило через свою вершину и вот-вот начнёт стремительно скатываться по склону убывающего дня.
   А вот и первое дорожное приключение. В Перемышле автобус сломался – что-то с колесом. Простояли минут тридцать, и я уже стал опасаться, что опоздаю к поезду, который отправлялся в ноль пятьдесят ночи. Но обошлось. Мы снова поехали и теперь уже до самой Москвы никакие механизмы больше  не подводили. Мне даже удалось значительную часть пути банально проспать.
   Подъезжаем - Москва!
   Спальные районы, эстакады, коловращение огней, яркие светоотражающие полосы на униформе сотрудников ГИБДД.
   Автобус выруливает на МКАД и после преодоления двух непродолжительных пробок останавливается в установленном месте. Народ судорожно покидает салон и растекается по своим столичным надобностям. Я со своим тяжёлым скарбом выхожу последним. Никто меня не встречает.
   Стою уже минут двадцать. Начинает накрапывать дождь.
   Неужели молодой человек опоздал? С него станется! А до отправления поезда всего-то два часа! Где же он со своим хорошим рюкзаком и спальными мешками?!
   Звоню, но абонент недоступен. Ладно, подождём - время пока есть.
   Ну, вот и он, наконец-то! И даже с рюкзаком!
   Прежде всего, я обратил внимание на его кроссовки. Когда-то добротные, но давно уже «не первой свежести».
   - Это что такое у тебя на ногах? Ты куда собрался-то?!
   - Кроссовки! А что?
   - Так они же драные! Развалятся в первый день!
   - Нормальные кроссовки! Я их уже два года ношу. А что у тебя за костюмчик?
   - Это твоя мать сшила. Что – не нравится?
   - Да нет, нормально. Только вид у тебя в нём, как у ниньзи. Так и кажется, что сейчас достанешь из кармана «звёздочки» и будешь ими швырять в ментов! Ладно, давай понесу твой рюкзак. Потом в поезде всё переложим.
   - Сам до поезда допру! Пошли в метро!

                * * *

   Ленинградский вокзал встретил нас проливным дождём. Но мы быстро сообразили, как преодолеть это неудобство и оставшееся до отправления поезда время коротали под навесом крытой платформы. Посасывали пиво и развлекались наблюдением за тусовкой распоясавшихся футбольных фанатов.
   «Внимание! Объявляется посадка на скорый поезд номер шестнадцать – «Москва-Мурманск». Поезд  отправится с восьмого пути.»
   Всё, кажется, нам пора. Прощай, столичная суета!
   Мы сели в вагон, дождались отправления, допили пиво и разлеглись по своим верхним полкам. Сквозь размытую дождём тьму вагонного окна проступали радужные огни мегаполиса, но вскоре исчезли и они, утонув во мраке лесов. В сознании наступила тишина, и перестало бродить пиво в желудке.
   За всю эту ночь я проснулся всего один раз.
   Наш поезд летел по скоростному пути, проложенному ещё в позапрошлом веке.
   Два-три раза стукнет колёсами по редким стыкам, и снова плавный стремительный полёт.
   Тверская область, или уже Новгородская. Дикое, кажется навсегда установившееся безлюдье в центре страны между её самыми большими городами. И только встречные составы, с бешеной скоростью рассекающие ночь да чёрные силуэты придорожных елей свидетельствуют о том, что ты едешь по земле, а не мчишься в безбрежных космических просторах.
   Наш путь на СЕВЕР!




          День второй. 5 августа 2007 года 

   Восемь часов утра. В вагоне оживление – подъезжаем к Питеру.
   Слышатся звуки хлопанья тамбурных дверей, возни с вещами. Кто-то готовится покинуть состав, другие же – наоборот – стараются как можно комфортнее обустроиться. Некоторым ещё долго ехать – если до Мурманска, то более суток. Они азартно распаковывают дорожный провиант. В тамбуре мусорный ящик уже переполнен.
   «Просыпаемся, просыпаемся! Петербург! Туалеты закрою через пятнадцать минут!»
   Услышав заклинания проводницы, я законопослушно соскакиваю с полки в надежде успеть справить физиологические потребности до визита в северную столицу. Бужу своего молодого компаньона, но он и не собирается вставать. Ему нет никакого дела до распоряжений проводников. Он считает, что только сам имеет право решать - когда и где он должен совершать свои акты жизнедеятельности.
   - Отстань! – говорит он мне сонным голосом, - У меня есть ключи от туалета. Я у бабули их нашёл.
   И поворачивается спиной к проходу.
   Аргумент, несомненно, весомый!
   В туалет я успел, и теперь с лёгким телом и душой стою, покуривая в прохладном тамбуре.
   За окном, продолжающего так же быстро лететь поезда, разворачивается панорама пригородов Петербурга.
   Сегодня погода ясная. Сквозь лёгкий утренний туман видны массивы белых высотных домов. На их стёклах алый отблеск восхода. Здания компактными группами торчат из болотистой низменности, возвышаясь над постройками железнодорожного назначения.
   Вагоны грохочут на стрелках. Встречные полупустые утренние электрички с визгом буравят упругий воздух. Над помойками кружат белые чайки. Мелькают мосты, автостоянки, супермаркеты. На пересекающих железную дорогу автотрассах уже тесно от пробок.
   Всё вместе это называется Петербургом, а для меня привычнее – Ленинградом. Городом, где я провёл пять не самых плохих лет жизни.
   Ну, здравствуй, старина!
   Вскоре наш состав въехал на мост, и взору открылась перспектива широкой реки, закованной в гранитную набережную. Её серо-бурые воды глубоки. Вдали виднеются шпили и купола старой части города.
   - Это что? Нева? – слышу рядом голос своего соратника по походу.
   Он появился как-то неожиданно.
   - Нева! А ты попал в туалет?
   - Ну да – у меня же ключ!

                * * *


   После моста поезд замедлил ход, и вскоре втянулся под своды Ладожского вокзала.
   В бытность моего проживания в Ленинграде этого вокзала ещё не существовало, и, когда мы вышли прогуляться, то не сразу нашли выход в город.
   Вокзал построен в современном стиле сравнительно недавно. Мы основательно запутались в переходах, пандусах и эскалаторах. Хорошо хоть пиво купили и вовремя отыскали обратную дорогу к нашему поезду.
   В Петербурге в наш вагон подгрузилась большая группа туристов с немыслимым (по нашим скромным меркам) объёмом снаряжения. Они намеревались совершить водный поход по карельским рекам. Поезд, словно чувствуя излишние центнеры их груза, побежал значительно медленнее, чем прежде. Новые попутчики деловито сновали по вагону, изредка раздавая подзатыльники сопровождавшим их подросткам. Ну что ж! Водный поход – дело ответственное, и здесь дисциплина превыше всего.


                * * *

   Признаки близости большого мегаполиса как-то быстро исчезли.
   Потянулись второразрядные станции и маленькие индустриальные городки.
   Волховстрой, Лодейное поле, Подпорожье, Свирь…
   Провинциальное захолустье под самым боком второго по величине города страны.
   Теперь по обе стороны от железной дороги простирались густые смешанные леса; несколько раз наш путь пересекали полноводные реки с быстрым течением и рассыпанными по берегам камнями.
   Мой молодой сподвижник, допив питерское пиво, завалился на свою полку. Надо сказать, что он проспал почти всю дорогу до Кандалакши. Я потом подсчитал, что из тридцати одного часа движения поезда, он провёл в объятиях Морфея никак не менее двадцати трёх часов. За исключением коротких периодов бодрствования (в основном на остановках), он возлежал на полке, выставив в проход колени и тем самым, подвергая опасности дефилирующую по вагону публику. И при этом ещё и деньгами сорил. В буквальном смысле этого слова.
   Под ним на нижней полке располагалась бабулька, и, именно её он, ворочаясь, щедро осыпал мелочью, которая вываливались из его походного гардероба.
   Бабулька не была приучена присваивать чужой капитал и поэтому несколько раз за этот день обращалась ко мне по одному и тому же поводу:
   "На-ка забери восемь-то рублей! Вот опять у него просыпалось – я уж не знаю, все ли подобрала!"
   Я покорно распихивал мелочь по карманам и теперь - когда сам лежал - боялся, что и из меня тоже посыплется "золотой дождь".
   Весь день я занимался тем, что либо валялся на полке, либо ходил в тамбур курить. А ещё смотрел в окно – в основном из того же тамбура, потому что сидеть мне было, практически негде. Дело в том, что под моей полкой возлежала тётка, которая за всю дорогу, кажется, ни разу  не покинула своего места и не потрудилась сложить полку, хотя и не спала.
   В "небоковом" же купе, расположенном напротив, ехала семья из четырёх человек. Они периодически любезно приглашали меня присесть.
   "Садитесь, садитесь, не стесняйтесь! Вот, угощайтесь! Курочка! Яичко! Помидорчики!"
   Я присаживался, но от угощения вежливо отказывался. Просто из чувства щепетильности. Объесть я их не боялся. Куда уж мне за ними тягаться! Ведь они жрали (извиняюсь за грубость), практически не переставая, с утра до вечера. Кстати и весь остальной состав вагона тоже без передышки жевал. Какой только снеди не было за их столиками! И фрукты, купленные на юге, и суровая жирная еда севера, и безликий  "международный" провиант, приобретённый в московских магазинах. Но им и этого было мало – на каждой станции народ в тапках выбегал на платформу, чтобы прикупить ещё и местной экзотики, например, пирожков с картошкой, мороженого или всё того же пива.
  Другие же покупают, а мы чем хуже?!
  К шестнадцати часам пополудни добрались до Петрозаводска. Кстати, в этом городе я уже бывал. Давно - около тридцати лет назад. Но он за эти годы не сильно изменился. Я сразу же узнал широкую улицу, спускающуюся от вокзала в направлении Онежского озера. Только теперь, в отличие от аскетического облика конца семидесятых, город изобиловал автомобилями, торговыми точками и вездесущей рекламой.
  Мы пробежали вниз довольно далеко от вокзала, чтобы по более низкой цене купить пива и продуктов, полагающихся к пиву, а потом залезли в вагон и стали ждать отправления.
  Тут я подумал, что ещё ни разу за всю свою жизнь не был севернее Петрозаводска, хотя и объездил немало мест. Куда нас несёт? Чем встретит нас Кандалакша – далёкий заполярный край, до которого отсюда ещё целых шестнадцать часов пути. Как сложится наш поход? А вдруг там одно сплошное болото и комары, и нет ни троп, ни дорог, ни погоды?!
  Вспомнился диалог из «Властелина колец»:
   "- Вот здесь - то самое место, мистер Фродо, дальше которого я никогда в жизни ещё не удалялся от дома. Я не знаю, что со мной будет, когда я сделаю следующий шаг!
    - Значит, тебе остаётся совсем немного – лишь сделать этот шаг, Сэм!"
   Поезд дёрнулся, заскрипел, и мы поехали, обгоняя Петрозаводский перрон, на север. Всё дальше и дальше от того места, где я уже однажды побывал.
 


                * * *

   Шуя (не путать с той Шуей, что в средней полосе!), Кондопога, Медвежьегорск…
   В Медвежьегорске мы прониклись гастрономическими наклонностями наших попутчиков по вагону и тоже прикупили продуктов питания. Взяли несколько пирожков с черникой, морошкой и картофелем. Они оказались действительно вкусными. А ещё я предложил купить копчёного сига, которого здесь продают по вполне приемлемой цене, но мой юный друг, соратник и родственник категорически запротестовал – его, видите ли, не воодушевляет идея есть непроверенные продукты.
   Что ж! Может, он и прав. Однако я посмотрю, с каким воодушевлением он будет всю последующую неделю переваривать походные концентраты!
   


                * * *

   Всю вторую половину дня мы ехали по территории Карелии.
   После Медвежьегорска ландшафт заметно изменился. Леса стали пониже, местность приобрела холмистый характер, и дали отодвинулись. Стали попадаться обширные болота, простирающиеся на многие километры, местами пересечённые еловыми или сосновыми гривами. Даже через окно движущегося поезда можно было видеть, как много на этих болотах ягоды.
   Болота и леса чередовались с многочисленными озёрами самого различного размера. Порой железнодорожный путь проходил по узкой каменистой перемычке между двумя озёрами, и тогда, если смотреть поочерёдно в противоположные окна с середины вагона, можно было легко себя убедить, что наш поезд движется прямо по воде.
   Деревень и прочих населённых пунктов попадалось мало. Иногда по берегам озёр виднелись какие-то жилые постройки, впрочем, ни одной настоящей деревни в северном стиле – с большими серыми избами - мне разглядеть не удалось. Видимо, их время навсегда ушло с наступлением двадцать первого века, а, может они и сохранились кое-где, только не вблизи от «железки».
   Но зато вместо патриархальных изб, появились приметы нового времени. Не самые счастливые приметы.
   В маленьких посёлках, мимо которых наш поезд пролетал, лишь чуть замедлив ход, отчётливо были заметны следы невосполнимого запустения.
   Двух, трёх и пятиэтажные «хрущёвки» с пустыми глазницами окон, какие-то заброшенные лесопилки с наполовину вросшими в землю серыми штабелями невостребованных дров, обшарпанные полустанки с заколоченными дверями.
   Северу почему-то стали не нужны люди, поэтому они и поразбежались. Кто смог, конечно!
   Ну, что ж, поехали дальше!


                * * *

     Сегежа, Надвоицы, Идель, Беломорск…
 Все эти населённые пункты чем-то очень похожи друг на друга и представляют собой довольно скучное зрелище.
   Посередине или на краю поселения громоздится градообразующее предприятие добывающей или перерабатывающей промышленности с высокой трубой, из которой валит белёсый дым.
   Дым далеко не улетает - оседает прямо на посёлок, на серые пятиэтажки, и постепенно, но неуклонно отравляет обитателей. Вокруг посёлков огромные груды гниющей древесины или свалки металлолома. Создаётся впечатление, что людей здесь поселили с целью быстро истощить природные ресурсы, добыть и переработать всё необходимое для державы, после чего вынудить навсегда покинуть эти места, а раны, нанесённые земле, предоставить залечивать матери-природе.
   Но мать-природа и не думает торопиться. А зачем? Ведь у неё впереди много времени – если и не бесконечность, то, по крайней мере, несравненно больше, чем у представителей человеческого рода.
   Обязательно залечит когда-нибудь, а людям об этом вообще беспокоиться не стоит! Если кто лечился в больнице, тот должен помнить, что там ему втолковывали:
   "Заболели? Легли? - Вот и лежите! Отдыхайте! И нечего нас спрашивать - отчего да как! Всё равно ничего не понимаете. Распорядок лучше соблюдайте!"
   Распорядок эпох непременно будет соблюдён!
   Зато места в окрестностях посёлков хороши. Впечатляют!
   Обширные болотистые мари, из которых вырастают бугры морен, и кажется, будто всю эту целину вспахал гигантский трактор, а затем  удалился на «вечный ремонт». И наступила тишина, и запах солярки давно поглотился туманами. Вот только много камней вывернули из земли гусеницы этого трактора. Слишком глубоко пахал! И потому, вместо капусты выросли на грядках сосны да ели, а между грядками клюква и морошка.
   Множество озёр. Не успеешь проехать одно, как уже начинается следующее, и так без конца. И непонятно чего здесь больше - земли или воды!
   На глади озёрной поверхности вальяжно восседают утки. Спят ли они, или просто бездумно созерцают своё отражение – непонятно. Видно только, как утки изредка окунают голову в воду, наверное, пытаются тем самым разглядеть и выловить мелкую водяную живность, которой питаются.
   Солнце давно село, но ночь – в привычном понимании этого слова – и не думает наступать. Серый сумрак окутывает окрестности. Теперь так будет до самого восхода.
   Потому что мы уже в ПРИПОЛЯРЬЕ!
   Вдоль железнодорожного полотна живописный раздрай - камни и поваленные стволы деревьев. Подлесок с виду непроходим из-за обилия ягодного кустарника.
   Порой навстречу нам проносятся поезда с севера. Тогда наш вагон начинает раскачиваться. Сегодня мне кажется, будто железнодорожные составы это живые организмы, а не бездушные машины. И, может, они общаются друг с другом во время короткой встречи, рассказывают про свои дела или знакомятся.
   "Му-у-у-у-у-рманск!" – ревёт басом наш электровоз.
   "Ма-а-а-а-а…!" – начинает фальцетом в полном соответствии с законом Доплера встречный состав.
   И спустя секунду, поравнявшись с нашим составом, солидно грохочет:
   "…Сква! Ква-ква! Ква-ква! Ква-ква!"
   Дребезжат стёкла, звенят ложечки в пропылившихся стаканах, хлопает кем-то не закрытая в холодный тамбур дверь.
   И так, пока составы не разбегутся окончательно!
   А мы всё едем и едем в неведомую Кандалакшу. Но только я знаю об этом! Напарник же мой не знает, потому что спит от самого Медвежьегорска. Даже рот приоткрыл!




                * * *

   В Беломорске, куда мы подъехали уже около часа ночи, группа туристов-водников покинула вагон. Они в бешеном темпе выгружали своё снаряжение, торопя друг друга, переругиваясь и шлёпая комаров.
   Теперь в нашем вагоне народу значительно поубавилось. Появились свободные полки. Вылезла на одной из станций и тощая тётка, ревниво хранившее место подо мной, и я перенёс свои спальные принадлежности вниз.
   Электровоз свистнул, и поезд покатился в глубину серой ночи.
   До Кандалакши оставалось около шести часов езды, и я решил, что перед походом надо выспаться.
   Вот только покурю последний раз и спать!
   В отсеке у туалета было приоткрыто окно. Прохладный воздух вливался внутрь, разбавляя тягучую атмосферу вагона. Я не без удовольствия смешивал дым сигареты с ни с чем не сравнимым коктейлем наружных запахов. Пахло смесью хвои, тумана, тепловозной гари и остывающего битума на шпалах.
   Такой запах бывает только у дальних дорог. Кому как, но мне он нравится! 


                День третий. 6 августа 2007 года 

   Я проснулся, разбуженный надсадным визгом колёс. В вагоне было светло. Усилием воли постарался как можно скорее преодолеть состояние dolce far niente*. Наконец, это мне удалось, я принял сидячее положение и взглянул в окно.
   Наш поезд, круто изогнувшись, медленно двигался по узкой насыпи. Справа и слева простирался водный простор. Внизу под насыпью у самой кромки берега проплыло приземистое кирпичное сооружение с вывеской на крыше.
   "о. п. Проливы" – гласила вывеска.
   Я посмотрел на часы. Ровно шесть утра.
   Ого! Ведь мы почти приехали!
   - Мужчина-а! Скоро Кандалакша-а! Просыпайтесь! – подтвердила мои предположения проходящая по вагону проводница с ведром.
   Мой попутчик на этот раз ответственно отнёсся к идее возврата в бодрствующее состояние и поэтому резво покинул своё спальное ложе.
   Мы сдали постельное бельё, предварительно вытряхнув из него ещё несколько рублей мелочью, позавтракали тем, что нашлось, рассовали по рюкзакам свои пожитки, оделись-обулись и приникли к окну.
   Минут двадцать поезд двигался по низкорослому сосновому лесу то, взбираясь на насыпь то, ныряя в выемку. Но вот лес закончился, и справа открылась величественная панорама морского залива с разбросанными по его поверхности многочисленными островками. А по берегу залива…
   Да! Это Кандалакша! Сомнений быть не может!
   Город был невелик. Он вытянулся дугой вдоль побережья, и, поскольку, располагался ниже путей, его можно было хорошо рассмотреть.
  Кандалакша произвела на нас приятное впечатление. Я бы даже сказал, что она была красива, впрочем, близость воды ставит любой город в выгодное положение. А тут не просто вода, а самое настоящее море.

* блаженное ничегонеделание – итал.


   Виднелся порт с его причалами, ангарами и характерным скоплением кранов. На рейде пустынно.

                "Причалов тишина, оглохшая в шторма…"

   Новые жилые кварталы  пяти и девятиэтажных домов. Дома опрятны и выкрашены в разный цвет. Да и старые постройки выглядят вполне презентабельно. Улицы широкие и благоустроенные. А вот машин мало, возможно потому, что час ещё ранний.
   На северном берегу залива, за руслом, впадающей в него реки гряда довольно высоких гор, от основания до вершин поросших лесом. На ближайшей к городу округлой вершине разместилась башня ретранслятора.
   - Ух, ты! Классно здесь! А мы в тех горах будем гулять?
   - Наше право гулять, где захотим. Ведь у нас свободный график!
   - Я бы хотел ещё в море искупаться.
   - Дойдём до моря – искупаешься. Если, конечно в воду влезешь. Скорее всего, она здесь холодная!
   - Нет! Я всё равно искупаюсь!
   Между тем, поезд, преодолевая последние, отделявшие нас от начала похода метры, медленно переваливал через пристанционные стрелки. Вот слева потянулась асфальтированная платформа с будками киосков, и, напоследок показался вокзал. Состав заскрежетал, дёрнулся и замер окончательно.
   Приехали!
   Мы спрыгнули на платформу и уверенно зашагали под спудом рюкзаков в сторону, где виднелся переброшенный через пути пешеходный мост. Ведь я хорошо изучил карту Кандалакши и знал, что нам именно туда.



                * * *

   Но прежде, чем взобраться на мост, мы заскочили в привокзальный магазинчик, дабы купить хлеба. Хлеб оказался неважного качества и в полтора раза дороже, чем у нас дома.
   Что поделаешь – заполярье! Здесь его не выращивают.
   С вершины моста провели уточняющую рекогносцировку местности, чтобы наметить маршрут движения через город. Здесь было всё ясно. Надо двигаться по прямой широкой улице держа курс на горные вершины. Где-то там, согласно карте,  должен быть пешеходный мостик через речку Нива, впадающую в Белое море вблизи порта. Остаётся только найти этот мостик.
   Минут десять мы шли по вполне благоустроенному пути, никуда не сворачивая. Поражала чистота, для нас непривычная. Будто мы в другом государстве. Улица была похожа на те, что бывают в курортных городах, но отличалась от них почти полным отсутствием пешеходов и машин. И вдоль домов на газонах тоже не было ни пальм, ни клумб с цветами. Их заменяли кусты черёмухи и крапива. Я первый раз видел столько крапивы на газонах в городе. Она была такой ровной и сочной, точно её специально культивировали.
   Речку Ниву мы нашли быстро – по шуму текущей воды. А вот и мостик. Он висел на тросах на высоте около десяти метров над широким бурлящим потоком. Внизу, обтекая большие валуны, неслась вода. Пенистые струи теснились и сталкивались друг с другом, образуя водовороты. Эту речку нельзя было ни вброд пересечь, ни на лодке переплыть. Так что, если бы не мостик…
  - Да! Если отсюда спрыгнуть – костей не соберёшь!
  - Хочешь попробовать?
  Пока мы фотографировались на середине моста, у моего большого перегруженного рюкзака оторвалась одна из лямок.
   - Вот, чёрт! Надо было ещё в поезде перераспределить груз!
   - Ладно! Все мы «крепки задним умом»!
   Мы перебрались через мостик и сразу же оказались в местности, не имеющей ничего общего с городом. Здесь росли сосны, а бугорок на выходе с мостика был покрыт брусничным кустарником с ещё зелёными ягодами. Перекладку и починку рюкзаков решили производить, не откладывая.
   Я сортировал наше добро по кучкам, а Кирилл – так зовут моего попутчика – занялся пришиванием оторвавшейся лямки. Он никогда бы и никому не доверил это ответственное дело, даже мне. Впрочем, я и не претендовал на звание мастера по ремонту тары.
   Откуда ни возьмись, налетело комарьё и ещё какие-то мелкие подлые мошки. Я же никак не мог отыскать репеллент и от того нам выпало немало пострадать.
   Мне было легче, так как я имел гораздо больше свободы перемещения, а вот пришивать лямку, одновременно подвергаясь нападению кровососущих насекомых…
   Чтобы это понять, надо испытать!
   - А-а-а-а-а-а-а-а-а! – периодически доносились до меня его хриплые восклицания.
   Ещё у меня заблокировался телефон. Во время попытки послать домой SMS о благополучном прибытии в Кандалакшу, я умудрился три раза набрать неверный PIN-код.
   Считаю, что всему виной проклятые комары! Хорошо, что у нас был ещё один «мобильник»! 
   Но всё проходит, закончился и наш вынужденный привал. Мы двинулись по дороге, ведущей вдоль течения Нивы. Дорога неплохая. По ней запросто смог бы проехать даже легковой автомобиль. Справа внизу виднелось два небольших озера, расположенных у самого русла реки. А на её противоположном берегу - здания, оставляемой нами до поры Кандалакши. Слева крутой лесистый склон горы.
   И камни. Камни везде – в лесу под каждым деревом, вокруг озёр и даже на дороге.
   Именно отсюда и начался по-настоящему наш вольный поход по окрестностям Кандалакши. Будет ли он интересным? Запомнится ли нам?

               

                * * *   

   Вскоре дорога вывела нас на шоссе, которое начиналось от Кандалакши и шло на юго-восток вдоль побережья залива. Это было шоссе регионального значения. Согласно карте, оно тянется от города километров на сто и заканчивается в рыбачьем посёлке Умба, тоже расположенном на берегу Белого моря. На пути от Кандалакши до Умбы всего две деревни – Лувеньга на пятнадцатом  километре и Колвица на тридцатом.
   Покрытие шоссе отличалось от такого, какое мы привыкли видеть. Это был не асфальт в прямом смысле этого понятия, а очень мелкий гравий серо-коричневого цвета, накрепко скреплённый битумом. Никаких ям и трещин, просто шершавое и в то же время гладкое полотно. Такая дорога должна хорошо держать транспорт во время гололёда.
   Шоссе круто поднималось в гору и просматривалось на большом расстоянии. Где-то впереди, километров через семь должен быть вираж на перевале, и, если верить карте, там имеется ответвление по направлению к побережью залива. Туда мы и решили пойти.
  Погода стояла солнечная и безветренная, комары на шоссе отсутствовали, и путь вверх не был лишён приятности. Некоторое время мы бодро шагали "гуськом" по обочине, разглядывая окрестности, пока не начала чувствоваться усталость от подъёма, и эту усталость ещё более подстёгивало повышение температуры воздуха.
  - Долго мы ещё будем возноситься?
  - Думаю, часа за полтора дотянем до перевала. А ты что – уже устал? Помню, я в твои-то годы…
  - Да нет, не особенно. Просто пить хочется.
  - Какая проблема?! Вон же вдоль дороги чего-то течёт!
  Действительно, прямо по придорожному кювету справа от нас бежал узенький ручеёк.
  - А ты думаешь, эту воду можно пить?
  - Почему же нет?! Думаю, нормальная вода. Впрочем, это станет ясно только через некоторое время после того, как ты попьёшь. По-крайней мере, станет ясно мне. Что же касается тебя…
  - Да ну тебя! Ладно, я полез!
  Он спустился в кювет, зачерпнул кружкой воду и сделал несколько глотков.
  - Ну, какова на вкус водичка?
  - Как в учебнике!
  - В смысле?
  - Прозрачная жидкость без вкуса и запаха! Короче – Н2О без всяких примесей. Тебе принести?
  - Нет! Я стараюсь не пить во время движения. После этого ещё больше будет хотеться. Водно-солевой баланс организма…
  - И чёрт с ним, с этим балансом! Захочется пить – попью ещё!
  Надо сказать, что за всё время похода мы больше не "принюхивались" к воде, а просто смело пили её из любого источника. И ошиблись только один раз, но об этом позже.
  После "водопоя" мы полезли дальше – вперёд и вверх. Признаков завершения подъёма пока не предвиделось.


                * * *

  - Чего-то у меня пятки побаливают! – сказал я, когда мы прошли ещё два-три километра.
  Пятки действительно болели и не слабо.
  - Может, у тебя обувь неудобная?
  - Чёрт её знает!
  - Давай тогда посидим. Куда торопиться?
  Мы слезли с полотна дороги и углубились на десяток метров в лес. Здесь была чащоба из невысоких сосен, произрастающих в окружении множества замшелых камней. А на мху росли  ягоды. Это была черника вперемежку с какой-то незнакомой для нас ягодой цвета чёрного глянца, произраставшей на коротких стеблях, напоминающих веточки хвои. Я уже значительно позже узнал, что она называется шикша или оленья ягода. Ягода эта совершенно безвкусная, зато очень сочная. Как мы позже убедились, она отлично утоляет жажду.
  Посидели-полежали-покурили и снова двинули по шоссе.
  Перевала мы достигли к одиннадцати утра. Здесь шоссе делало петлю, и в этой петле стояло, поскрипывая сооружение из пятнадцати железных мачт, на которых когда-то крепились флаги всех союзных республик бывшей великой державы. Флаги давно сгинули в водовороте событий новейшей истории, быть может, они, сорванные не "ветром перемен", а обычным штормовым давно почили на дне Кандалакшского залива и теперь привлекают своей вычурной окраской обитателей морского дна.
  Далеко внизу сквозь туманную дымку виднелась сама Кандалакша, часть залива и порт, а ещё дальше простирались бесконечные леса. Кое-где их зелень была "разбавлена" светлыми пятнами озёр.
  С левой (по ходу) стороны от перевала громоздилась гряда гор. Их округлые вершины были лишены лесной растительности – там господствовали каменистые тундры. Они выделялись на фоне тёмно-зелёных предгорий более светлым цветом.
  На самом перегибе перевала, круто обрываясь к шоссе, высилась скала коричневого цвета, сложенная из выветренной породы. Её вершину увенчивала рощица северных (карельских) берёз с замысловато перекрученными стволами.   

   
                * * *

   От шоссе ответвлялась дорога. Она шла вправо и вниз – в точности, как на карте, и, именно по ней мы намеревались спуститься к морю. Но, прежде, чем продолжить путь, было решено сделать небольшой привал. Опять назрела необходимость произвести очередное перераспределение груза.
   Минут двадцать мы валялись на жёсткой травке под мачтами для флагов союзных республик, лениво отбиваясь от периодически налетающей мошкары.
   Мой беспокойный деятельный попутчик предложил поменяться картами памяти. Моя – менее объёмная – должна была переместиться из моего фотоаппарата в его телефон, а его – более мощная - в мой фотоаппарат. Это для того, чтобы можно было сделать больше качественных снимков.
   Поменялись, но в результате проделанных манипуляций его телефон тоже заблокировался, и мы остались без связи с внешним миром. Но не сильно расстроились, так как, если даже мобильная  связь и была на этом перевале, то дальше – там, куда мы хотели идти, уж точно отсутствовала.
   Выбранная нами дорога спускалась серпантином вниз. В сущности, она больше напоминала широкую тропу, хотя местами и носила черты дороги. По ней можно было даже проехать, если, конечно, не жалко подвеску и у машины надёжные тормоза.
   Пройдя несколько сотен метров, мы вышли на песчано-галечниковую проплешину, вправо от которой отходила ещё одна дорога, а слева виднелся небольшой круглый водоём, куда изливался текущий сверху ручеёк. Нам показалось, что это запруда искусственного происхождения. А, может и не искусственного – судить трудно. Водоём был глубок, и из него ничего не вытекало – во всяком случае, по поверхности земли.
   Пошли дальше и ещё через сотню шагов обнаружили, что вода из озерка всё же нашла выход – прямо на тропе из ямки бил резвый ключик. Теперь вода текла непосредственно по тропе. Она - то пропадала под землёй, то снова возвращалась на поверхность, причудливо разветвляясь и образуя подобие колеи.
   Чем ниже мы спускались, тем гуще становился лес. Однако он не делался сумрачней. Лес состоял преимущественно из сосны, а всё пространство между деревьями было покрыто зелёным мхом и кустами черничника. Ягоды здесь было не так уж и много (по местным меркам), но вполне достаточно для того, чтобы ею насытиться.
   Вот наша тропа вильнула вправо, пересекла ещё одну дорожку, а затем потерялась в небольшом болотце и снова возродилась. И тут неожиданно лес расступился, и мы оказались на побережье.       
    Был час, когда пик прилива уже прошёл. Кстати, благодаря предварительному изучению свойств местности, я знал, что приливы здесь очень мощные и достигают трёхметровой высоты. Между стеной леса и кромкой воды пролегала полоса берега, состоящая из камней самого различного размера. Между камнями блестели лужицы воды, не успевшей ещё просочиться вниз, чтобы по подземным каналам достичь моря. И повсюду большие напластования обсыхающих бурых водорослей. Они шумно хрустели под ногами, источая запах йода.
   Так вот оно какое - Белое море!
- Наверное, я счастливый человек! – сказал я.
- Почему?
- Потому что видел Белое море. Думаю, процентов тридцать жителей этой страны хоть раз в жизни видели Чёрное или Балтийское море, что же касается Белого…
- Зато некоторые наши сограждане видели Красное, вместо Белого.
- Сомневаюсь, что они видели что-то замечательное! Они видели Хургаду или Шерм-Эль-Шейх, но только не Красное море. Чтобы увидеть море, надо оказаться с ним один-на-один, как мы сейчас!


                * * *

   Мы выбрали местечко на границе леса и камней и сбросили рюкзаки.
   Здесь по направлению к морю струился с косогора узенький ручеёк шириной не более десяти сантиметров. Он завершался ямкой квадратной формы у самой кромки прибрежных камней.
   - Вот идеальное место для обеда. Дрова, вода, морской воздух и ни одного комарика! Будешь купаться? Ты же собирался!
   - Потом!
   - Ну, дело хозяйское.
   Я снял кроссовки и штаны и занялся исследованием побережья, бродя по камням и по воде. Вода была невероятно прозрачной и ощутимо холодной. Было хорошо заметно, как она постепенно отступает от берега. Начинался отлив.
   В одной из лужиц я обнаружил большую размером с кухонный таз медузу, не успевшую «поймать» отлив. Её аморфное тело было окрашено в бледно-багровый цвет, а в самой середине «изображён» рисунок в форме бабочки. Я перебросил горгону в море, и тотчас же пожалел об этом. Руки сильно засаднило. Сразу вспомнился хрестоматийный пример с Дон-Хуановской  улиткой. Короче – не хватай то, о чём не имеешь представления!
   Мой соратник тем временем сидел на круглом камне у воды лицом в сторону моря. Он что-то записывал карандашом в блокнотик.
   Вид у него был мечтательный и отрешённый. На фоне умиротворённого северного солнца вокруг его головы сверкал радужный нимб. Сейчас он чем-то напоминал мне библейского Моисея,  только что раздобывшего свои скрижали и собирающегося ознакомить с их содержанием   мечтающий о лучшей доли народ.

                * * *

 Время шло, и мы не могли долго оставаться в состоянии созерцательности. Надо было возвращаться к «прозе жизни».
   Костёр удалось разжечь довольно быстро – сушняка вокруг было предостаточно. Собираясь вкусить «бомжиков» с тушёнкой, а затем попить чаю, набрали воды из ямки, куда впадал ручеёк.
   И дело пошло на лад!
   Но когда мы разлили вскипевшую воду из котелка по тарелкам, нас постигла беда. Дело в том, что вода оказалась  круто солёной. Для «бомжика» ещё - куда ни шло, а вот для чая…
   Всё понятно! Морская вода в прилив накрывает ямку и подсаливает воду ручья.
   Пришлось нам возвращаться на тропу, по которой тёк ручей, чтобы добыть пресной воды. Кстати, в тот момент, когда мы через несколько часов покидали место нашей первой стоянки – а это происходило в самый отлив, вода в ямке снова стала пресной. Мини-ручеёк справился с солью.


                * * *

   После обеда мы ещё немного отдохнули и направились дальше. Шёл четвёртый час дня.
   Мы забрались чуть выше по склону, двигаясь прямо через лес, и вскоре вышли на грунтовую дорогу, идущую параллельно берегу залива на юго-восток. Видимо, это и была та самая дорога, которая до прокладки шоссе использовалась как основная трасса, соединяющая Кандалакшу и Умбу.
   Дорога неплохо сохранилась, и по ней можно было бы с успехом передвигаться даже на легковом автомобильном транспорте, если бы не многочисленные большие лужи. Мы решили, что эти лужи образовались  из-за таяния обильных зимних снегов на окружающих склонах. Отдельные лужи были так глубоки и обширны, что больше походили на маленькие озёра. Нам приходилось их обходить, ломясь через заросли. А две из них даже обойти не представлялось возможным, и нам пришлось разуваться и закатывать штаны выше колен. И вот что интересно и непонятно: в одной из них вода была тёплой, а в другой такая холодная, что сводило мышцы ног.
   Часам к шести вечера нам надоело идти по этой дороге. Мы стали искать возможность снова спуститься к берегу, но неожиданно дорога сама повернула в сторону залива, затем вышла к устью широкого, бурного ручья и…
   Оборвалась, потерявшись в прибрежных камнях.
   Подходящего места для разбивки лагеря здесь, мы не усмотрели, да и час был ещё не поздний.
   Мы форсировали по камням ручей чуть выше его устья и снова обнаружили пропавшую дорогу. Здесь было хорошее место для организации отдыха – лес с дровами, ручей с хорошей водой и берег моря под носом.
   Но нас уже опередили. На щебнистом пятачке у обрыва стоял «Жигулёнок», по всей вероятности прибывший из Кандалакши. Его пассажиры бродили по берегу, собирая хворост.
   Всё ясно – значит нам дальше!
   Мы снова двинулись по дороге, удалявшейся от залива теперь уже вдоль противоположного берега ручья.
   Примерно через час пути дорога вывела нас к маленькому дачному посёлку, состоящему из десятка строений. Рядом с посёлком располагалось красивое озеро в обрамлении елового леса. Четыре «бальзаковского» возраста дородные тётки стояли на низком берегу и лениво отмахивались от комаров берёзовыми веточками. Они были в том, в чём родились, но, несмотря на это, даже не потрудились отвернуться при нашем появлении.
   Ну что ж! Наверное, здесь не водятся маньяки. Я не стал советовать моему напарнику зажмурить глаза, но отвисшую нижнюю челюсть всё же порекомендовал возвратить на место.
   За посёлком наша дорога совсем «скурвилась». Стало попадаться ещё больше луж. Они образовывались из-за разлива  на полотно множества ручейков, стекающих со стороны обширного болота, расположенного слева от дороги. Вдалеке за болотом возвышались горы. Их пирамидальные силуэты как бы вырастали из топи, попирая широкими основаниями кроны корявых болотных сосен.
   По нашему общему мнению, мы должны были вскоре дойти до посёлка Лувеньга. Надо было искать место для ночлега, но пока ничего подходящего не попадалось. Хотелось провести ночь на морском берегу – там интереснее, да и комаров меньше. Но при непременном условии - рядом должна быть пресная вода.
  Мы пересекли несколько ручьёв и даже попробовали вдоль одного из них спуститься вниз, но вскоре отказались от этой идеи. Здесь были настолько густые заросли, причём заваленные буреломом и камнями, что мы предпочли двигаться по ставшей привычной для нас  дороге.
   - Этот путь не для твоих кроссовок!
   - Пожалуй, здесь ты прав! Полезли обратно!
   Форсировав очередную лужу, мы увидели слева от дороги на расчищенной полянке недостроенный дом. Рядом валялись какие-то инструменты и приспособления, но не было никаких признаков присутствия людей. Зато рядом с домом стоял самый настоящий чум – сделанное из древесных стволов сооружение  в форме шалаша. Наверное, временное жилище застройщиков.
   Дальше по ходу и тоже слева от дороги ещё одно «диво». Огромный – высотой не менее трёх метров – чёрный камень, почти идеально кубической формы. На нём возлежал другой камень уже обычного размера, только совершенно белого цвета.
   Мне было предложено взобраться на этот постамент, чтобы запечатлеться на фотоснимке. Не без труда мне это удалось, правда, когда я по нему карабкался, уже тогда почувствовал некий душевный дискомфорт. Почему-то у меня пропал азарт. Но дело сделано, и я наверху. Там, кроме белого камня больше не было никаких предметов, но зато в большом камне имелось обугленное углубление в виде полусферы диаметром сантиметров тридцать. Я принял соответствующую позу для снимка, а затем, дождавшись щелчка затвора,  поспешил как можно скорее покинуть камень.
   - Чёрт его знает! А вдруг я забрался на ритуальный камень? Какой-нибудь сейд!
   - Ты веришь в силу духа шаманов? Я думаю, что всё это фигня!
   - Я верю в собственные ощущения! Образно выражаясь, меня «заколбасило», когда я туда взобрался.
   Немного подискутировав на эзотерическую тему, мы продолжили свой путь по старой дороге.


                * * *

   Шёл уже девятый час вечера, когда мы обнаружили тропу, отходящую вправо от основной дороги.
   Здесь мы решили разделиться. Я должен был спускаться по этой тропе, а он двигаться в прежнем направлении, так как впереди слышался шум воды – там также имелась возможность найти хорошее место для разбивки лагеря. Условились о времени встречи и пошли каждый своим путём.
   Повезло мне.
   Пройдя метров триста вниз по тропе, я пересёк быстро текущую по камням речку - ту самую, шум которой слышался от дороги. Она впадала в залив. Я оказался на длинном мысу, поросшем высокими елями. Здесь было достаточно дров, а на самом конце мыса сухой бугорок с полянкой посередине.
   Идеальнее места трудно было представить. В ста шагах от полянки целая речка пресной воды, а в пятнадцати метрах от места, где должна была стоять палатка берег мелководного морского залива. Вся поляна была покрыта черничными кустами со спелыми ягодами, и даже имелось большое бревно для сидения. Осталось только запастись дровами, разжечь костёр и поставить палатку.


                * * *

   В этот вечер мы долго сидели у костра, насыщаясь походными продуктами. Несмотря на полный штиль, комаров было немного, да и те куда-то пропали, когда мы выпили по рюмке. Из-за стены густых ёлок доносился слабый шёпот залива. На севере поверх водной глади, усеянной выступающими над ней каменными обломками, за островками и мысами высились зубцы горного хребта. Как египетские пирамиды среди пустыни.
   Я - пока глаза различали буквы - читал вслух моё незавершённое произведение, то самое, действие которого происходило в горах Кузнецкого Алатау.
   Впрочем, темнота в прямом смысле этого слова так и не наступила. Серый сумрак продержался до самого восхода.
   - Похоже, мы напрасно тащили сюда фонарик!
   - Кто же знал?!
   - Ну, что – ещё по одной и спать?
   - Давай!
   -  Поехали!
   - И ты будь!

               
                * * *

   Я несколько раз просыпался в ту ночь. В первую походную ночёвку всегда спишь чутко. Просыпаешься и прислушиваешься к тишине, разбавленной доносящимися с залива гортанными криками чем-то встревоженных птиц. И ещё сильнее подчёркивает эту тишину неумолчный, назойливый звон с наружной стороны противомоскитной сетки. Это комарьё! Ощущение такое, будто кто-то пилит железо циркулярной пилой. Без надежды, когда-либо справиться с этой работой.

      
                День четвёртый. 7 августа 2007 года

    Под утро сквозь сон я расслышал чьи-то торопливые шаги, сопровождаемые хрустом веток. Выглянул наружу через противомоскитную сетку и увидел собаку, которая решительно приближалась к палатке. Это была крупная лайка почти белой окраски. Она остановилась у самого входа и внимательно посмотрела на меня, склонив набок голову.
   - Чего тебе? Иди, иди – не твоего ума здесь дело!
   Она, как бы поняв, что от неё хотят, покорно развернулась и помчалась прочь. Я проводил её взглядом и тогда заметил ещё одну фигуру. Это была какая-то женщина, движущаяся в направлении ручья.
   Странная парочка!
   - С кем это ты там разговариваешь? – спросил мой напарник, выбираясь из плена спального мешка.
   - Собака какая-то!
   - Собака?! Откуда?
   Он зевнул.
   - Я сегодня плохо спал! – добавил он.
   - Почему? Я-то спал хорошо!
   - Ещё бы! Ты так храпел – вообще! Слушаю – храпит, храпит, потом неожиданно затихнет и как бы даже не дышит! Думаю – ну, всё! Уж не отмучился ли бедолага?! А ты опять своё: х-р-р-р-р-р-р!
   - Ладно! Дома наспишься! Будем вставать что ли?!
   Мы выбрались из палатки, возродили к жизни костёр, запаслись водой и занялись приготовлением завтрака.
   Пока в котелке закипала вода, побродили по окрестностям – каждый сам по себе.
   Утро было замечательное. Тепло и полный штиль. Бугры гор, черневшие египетскими пирамидами вчера вечером, сегодня окрасились в светло-зелёный, какой-то приветливый цвет. Был час отлива, и в мелководном заливе обнажились камни, ранее скрытые под водой. Казалось, прыгая по ним, можно добраться до ближайшего острова, который располагался прямо против нашей стоянки.
   Мы позавтракали и приготовились продолжить наш поход. Было около десяти утра.
   План на сегодня был таков:
   Дойти до деревни Лувеньга. Там отыскать речку с одноимённым названием и подняться вдоль неё вверх по течению до озера под названием Нижнее Лувеньгское. Согласно карте, вдоль берега речки должна проходить лесная дорога.
   На том и порешили.
   Сначала мы долго обходили по опушке леса большой низменный луг. Отсюда уже была хорошо видна деревня, но никакой дороги к ней мы не нашли. Под ногами были только кочки и мох.
   Где же шли женщина с собакой, которых я видел утром? Или они не из этой деревни? Впрочем, других деревень здесь нет – самая ближайшая  Колвица в пятнадцати километрах отсюда.
   Вскоре мы вышли к одинокому дому на самом берегу залива. В заборе из штакетника, частично стоящем прямо в воде, имелась небольшая калитка.
   Пока мы озирались по сторонам в поисках пути, из дома вышел дед.
   - Здравствуйте! А как нам обойти ваш дом, чтобы попасть в деревню?
   - Если вы умеете подобно Христу ходить по воде, то вам туда! – саркастически ответил дед и махнул рукой в направлении разлива.
   - Хорошо, хорошо, мы подумаем об этой возможности! Но, скажите, как же всё-таки поступают люди, не обладающие выдающимися способностями передвигаться по воде?
   - А люди здесь и не ходят! Здесь, вообще-то территория заповедника. Слышали, может? Ну, да ладно! Проходите через двор!
   Мы послушно пошли туда, куда он рекомендовал. Невесть откуда появилась собака лайка – та самая, с которой я общался утром. Теперь она ярилась на нас, как на непрошеных гостей. 
   А вот и утренняя женщина.
   - Вы разве не знаете, что нельзя находиться на территории заповедника без разрешения?
   - Простите – больше не будем. Не превращайте нас, пожалуйста, ни во что!
   Мы прошли через двор и покинули заповедник, оказавшись на улице посёлка.
   Деревня Лувеньга оказалась вполне цивилизованным поселением. Среди частного сектора возвышалось целых четыре трёхэтажных жилых дома и ещё какое-то административное здание. Видели магазин и автобусную остановку.
   Речку Лувеньгу мы обнаружили на краю деревни. Она протекала под мостом через шоссе. Вдоль её правого берега шла просёлочная дорога в интересующем нас направлении.
   Метров двести мы шли между рекой и квадратной поляной, отвоёванной у леса и занятой размежёванными участками. Там росла картошка. Хилые стебли, ещё и не думающие приступать к цветению. Наверное, надо очень любить картошку, чтобы сажать её в этом климате!
   Кирилл вырвал один кустик, хоть я и заклинал его не совершать бесполезных движений.
   - Горох! – изрёк вредитель полей и цинично выбросил плеть в траву.
   Но вот кончилось поле, исчезла и дорога. Мы оказались на лесной тропинке, петляющей вдоль Лувеньги по мшисто-каменистой земле. Теперь над нами нависали кроны деревьев. В основном ель, реже сосна и берёза. Внизу под ногами густые заросли черники. И мы пока ещё не знали, что эта черника будет непрерывно сопровождать нас более суток.
   Исчезли последние отголоски звуков цивилизации. Справа скакала на порогах Лувеньга, слева нависла первобытная тишина большого леса.


                * * *

   - Сколько мы уже идём по этой тропе?
   - Пока только два часа.
   - На карте нарисована дорога, а не тропка!
   - На заборе тоже нарисовано! Впрочем, дорога может проходить левее. Не исключено, что мы на неё когда-нибудь выйдем.
   - Ага! Выйдем на дорогу и по ней неспешно прогуляемся до озера. А там - на озере пионерский лагерь, турбаза и палатки с напитками и шаурмой!
  - Сомневаюсь, Хосе! Особенно относительно шаурмы!


                * * *

   Шумела Лувеньга, хрустел под ногами хворост, звенели комары.
   Мы периодически делали короткие остановки и спускались к самой воде, чтобы полюбоваться на реку.
   Она быстро текла сквозь лес, грохоча на порогах. Если долго и пристально глядеть на воду, создаётся впечатление, что сами камни тоже движутся.
   Как правило, глубина реки была небольшой, но местами, особенно у берегов образовывались водовороты с омутами. Там глубина достигала полутора-двух метров, но даже на такой глубине хорошо просматривалось каменисто-песчаное дно. Являлось безотчётное желание прыгнуть в этот прозрачный омут и побарахтаться там, смывая липкий пот и назойливую мошкару. Полагаю, в этом желании нет ничего противоестественного. И для здоровья несомненная польза! Но мы – люди, взращённые цивилизацией – почти никогда не решаемся на такие поступки. Для нас милее уют, и стабильность состояния. Пусть даже в поту и комарах! Но вот что удивительно и непонятно: а зачем тогда мы вообще стремимся покинуть этот уют? Не лучше ли валяться на диване и смотреть по ящику передачу о мире природы? Впрочем, большинство из нас так и поступает! Настанет время, когда и мы устроимся таким способом и больше никогда не покинем свой диван.
   Но только не сегодня!



                * * *
 
   - Что-то я уморился! Да и пятки опять болят. Теперь я понимаю, что мои кроссовки -  дрянь!
   Мы всегда стремимся списать причину своих недугов на внешние обстоятельства. Вот и теперь я несправедливо обвинил свои кроссовки. На самом деле всё было не так. Как выяснилось позже, боль в пятках являлась предвестницей начинающейся болезни – атеросклероза конечностей, которая меня мучила последующие три года.
   - А у меня всё нормально.  Ну ладно, давай отдохнём немного.
   Мы сбросили рюкзаки и разлеглись на мягком мху.
   - Кстати, я где-то потерял правую стельку. Наверное, она постепенно вылезла и  выпала, - сказал я.
   - Так выброси и вторую для симметрии.
   Но я этого делать не стал. Из «принципа».
   Немного полежав, стали собираться в дальнейший  путь.
   - Ну-ка, ну-ка! Что это валяется у тебя под головой? Уж не моя ли стелька?!
   - Точно – она!
   - Вот так! Никогда не торопись расставаться с прошлым!
   

                * * *

   Вскоре после привала мы вышли на лесную поляну, на которой расположился маленький дачный посёлок. Здесь стояло в два ряда полтора десятка аккуратненьких домиков. В небольших огородиках виднелись какие-то грядки среди каменистой земли. Двери некоторых домов были распахнуты настежь. Всевозможная домашняя утварь валялась перед входами. Но – поразительно – ни одной «живой души» вокруг. И полная тишина. Никто не стоит в позе перевёрнутой латинской U над посевами, как мы привыкли это наблюдать в дачных посёлках средней полосы.
  - Такое впечатление, будто тут взорвали нейтронную бомбу!
  - Кстати, ты заметил, что у них к домам даже электричество не подведено? Они что – сидят вечерами с керосиновыми лампами?
  - А зачем им электричество?! Летом здесь и так всю ночь светло, а уже в сентябре на даче  делать нечего!
  На окраине посёлка мы обнаружили лесную дорогу, ведущую через посёлок, и ступили на неё. И даже прошагали по ней какое-то время, но она вскоре упёрлась в берег реки и завершилась. Снова под ногами зазмеилась тропа в обрамлении черничника.   
  Часам к четырём мы вышли к месту, где Лувеньга сильно расширялась, делая большую петлю. Здесь был участок песчаного пляжа. Очень привлекательное местечко для обеденного привала, и мы, долго не раздумывая, сбросили на землю наши рюкзаки. 
   Решили обойтись миниатюрным костерком, чтобы только согреть воду для чая. Пока вода грелась, сняли пропотевшую одежду и расстелили её на тёплом песке для просушки, а сами в костюмах Адама стали бродить по берегу. Кстати, комаров и иных кровососущих насекомых здесь почему-то почти не было.
  Светило солнце, блестела вода, и было слышно, как иногда чуть ниже по течению плескалась и била по воде хвостом большая рыба.
   - А вдруг, это русалка?!
   - Сейчас! Размечтался!
   После обеда мы искупались. Песок у берега круто сползал в прозрачную глубину. Вода была не сказать, чтобы тёплой, но и не холодной. Очень приятная освежающая водичка. Было интересно наблюдать, как мой напарник ныряет прямо с берега, и его тело под воздействием эффекта преломления света, чем ниже он опускается, тем становится короче и толще, приобретая пропорции тех лет, когда я возил его в колясочке.
   Но надо было продолжать движение к озеру. Мы оделись, уложили рюкзаки и вновь ступили на «черничную» тропу.


                * * *

   К восьми вечера наша тропа начала периодически прерываться, а затем и вовсе исчезла. Некоторое время мы двигались вдоль берега по лесной чаще. Нам приходилось то и дело форсировать многочисленные ручьи и обходить заболоченные низины.
   - Где же это озеро? Существует ли оно в реальности?
   - Я уже и сам начинаю в этом сомневаться! Давай попробуем подняться выше. Может, дорога там!
   Полезли вверх по склону. Лезли полчаса. Но – чем выше – тем больше попадалось камней, порой переходящих в большие россыпи. И никаких признаков близкой дороги!
   Отдохнули, посоветовались и снова стали спускаться к реке. Да ещё и не сразу её нашли! С трудом и только по звуку.
   Наши силы были на исходе. Пора было выбирать место для предстоящей ночёвки. Но там, где мы спустились к Лувеньге, берег был низкий и заболоченный. Зато на противоположном высоком берегу росли сосны на белом мху.
   - Давай, пожалуй, туда!
  Река здесь была мелкой по всей ширине. Мы как можно выше закатали штаны и, не снимая кроссовок, перебрели реку, с трудом удерживая равновесие из-за сильного течения.
   Вот и вожделенный мшистый берег! Здесь было много сухого хвороста и удобные для сидения камни. Что же касается самого мха, то он был мощный только с виду. На самом же деле, его чрезвычайно тонкий слой легко сдирался ногами, и под ним проступала влажная и скользкая скала.
   Но где наша не пропадала!
   Мы поставили палатку, соорудили большой костёр, над которым протянули верёвку для просушки носков и кроссовок.
   И снова был обильный ужин, и чтение незаконченной повести о приключениях в горах Кузнецкого Алатау, прерываемое передвижением кроссовок по верёвке.
   Вокруг сгущались сумерки, но мы уже знали, что настоящей ночи не будет.
   Перед нами несла свои беспокойные воды Лувеньга. Справа и слева чернели низины моховых болот, поросших чахлым сосняком. И только там, где мы обосновались, была небольшая возвышенность. Как остров.
   По сути, это и был своеобразный остров – фрагмент коренной породы, в незапамятные времена выдавленный мерзлотой из болотистого грунта. Завтра нас здесь уже не будет. Завтра мы навсегда уйдём отсюда, чтобы продолжить поиски Нижнего Лувеньгского озера.
 
         
                * * *

   Всю ночь сквозь сон я слышал нескончаемое журчание воды. Это разговаривала Лувеньга, и мне казалось, что я её понимал.
   Она мне рассказывала:
                - про то, что было;
                - про то, что есть теперь;
                - и даже про то, что ещё может быть…


   
                День пятый. 8 августа 2007 года

   - О-хо-хо! Пора вставать что ли?
   - Пора! Уже восьмой час!
   - А ты сегодня опять храпел, даже громче, чем вчера.
   - Что поделаешь – старость! Интересно – наши кроссовки просохли?
   Ещё немного позевали и вылезли  на свет божий.
   Сегодня погода пасмурная. Или это туман такой? В природе полный штиль. Даже Лувеньга, как бы приумолкла.
   Кроссовки на верёвке – так себе. Местами не просохли, местами пересохли и  сморщились. Ну, ничего – самая лучшая сушилка для обуви это собственные ноги.
   После завтрака, проведя короткое совещание, мы решили продолжить движение вверх по течению Лувеньги, только уже по её левому берегу. Собрали наши пожитки и двинулись в путь.
   Сначала мы шли в непосредственной близости от воды, повторяя изгибы русла. Здесь, как и на правом берегу, не было никакой тропы. Мы выворачивали ноги на камнях и снова быстро намочили, так и не успевшую окончательно просохнуть над костром обувь.
   Река – чем дальше мы шли – тем становилась всё более извилистой, и тогда мы сделали вывод о том, что если будем продолжать передвигаться таким способом, то только к зиме дойдём до её истока.
   - Может, нам следует взобраться на бугор, чтобы, хотя бы срезать путь? Тогда мы сможем сверху видеть все повороты реки. Тем более – там и лес должен быть посуше.
   - А про дорогу ты уже и не мечтаешь?
   - Ладно! Если эта дорога где-нибудь и существует – пусть наши страдания останутся на её совести!
   - Хорошо! Полезли на бугор. Ох, ноги мои – ноженьки!
   - Что? Опять болят?
   - Да, пятки – будь они неладны! Видно всё – отходил своё!
   - Это потому, что ты ходишь мало. Всё сидишь за компьютером, да на своём любимом заводе.
      Бугор, на который мы лезли, представлял собой крутой – градусов под шестьдесят склон. На него нельзя было взобраться, иначе как на четырёх конечностях. Когда у вас за плечами груз более чем в двадцать килограмм, попробуйте залезть на такую горку, сохраняя гордую осанку – сразу опрокинетесь назад!
   Мой молодой сподвижник оказался ловчее меня. Он первым вскарабкался наверх и теперь пассивно дожидался своего старшего товарища, то есть меня. Он лежал на животе, широко раскинув в стороны руки и ноги, а лицо уткнув в чернику. Сверху его придавил рюкзак. Вид у рюкзака был торжествующий.
   Я же пока копил силы посередине склона в позе молящегося мусульманина.
   Перед самыми моими глазами вершилась жизнь и деятельность больших рыжих муравьёв, в ушах висел звон комариного племени, какие-то назойливые мошки забрались в гортань, вызывая "першение" в горле, снизу доносился шум воды на перекатах.
   Мне почему-то расхотелось ползти дальше, несмотря на то, что там меня ждали.
   Как и все люди, будучи подвержен влиянию литературных примеров, я фантазировал относительно своего последнего волеизъявления. Хотелось крикнуть тому, кто ждал меня наверху:
   "Оставь меня здесь! Иди! Ты должен дойти, ты сможешь! Прощай! Надеюсь, я был неплохим отцом!"
   И так далее, и тому подобную чушь…
   Но я не захотел и не стал вслух выражать свой «фронтовой» пафос. А если бы и захотел, то вряд ли смог бы это сделать в полном соответствии с жанром, хотя бы потому, что мой рот в этот момент был набит черникой. Эту ягоду я глотал машинально.
   Пострадав ещё немного, я вообще передумал завершать свой жизненный путь на берегах речки Лувеньги. Напротив - воспрянул, подобно кинематографическому Жан Клод Ван Даму. Тому самому,  которого на протяжении четырёх серий избивают все кому не лень, зато в конце фильма он обязательно берёт над своими мучителями убедительный реванш.
Я всё так же на четвереньках преодолел остаток склона, и, наконец, «грудью разрезал финишную ленточку» в районе дислокации моего юного попутчика.
   - Ты что здесь валяешься как подстилка? Уже успел устать?!


                * * *

   В продолжение следующих двух часов мы тащились по редкостойному и сухому сосновому лесу. Здесь почти не встречалось так надоевшей нам черники. Упругий белый ягель приятно пружинил под ногами, туман рассеялся, небо над головой прояснилось и даже комары больше не докучали. Глубоко внизу виднелось русло извивающейся Лувеньги, а сквозь частокол сосен синели бугры, казалось, таких недалёких гор.
  Ах, если бы не накопившаяся усталость после утренних блужданий по чернике!
  К тому времени мы уже распрощались с надеждой выбраться хоть на какую-нибудь дорогу и шли, стараясь придерживаться горизонтали рельефа.
  Был час дня, когда мы набрели на остатки какого-то деревянного сооружения, представлявшего собой два толстых врытых в землю столба с перекладиной наверху. Поодаль виднелось ещё одно точно такое же сооружение. Назначение сооружений было нам непонятно, но мы тут же решили, что это остатки оленьей изгороди. Немного отдохнув возле одного из этих столбов, мы двинули дальше. Прошли метров сто и тут…
   Уж верить ли нашим глазам?! Да это же…
  - Дорога!!!


                * * *

   Мы, буквально, выкатились на эту дорогу, потом сбросили рюкзаки и разлеглись на обочине.
   Сейчас мы блаженствовали.
   Дорога была достаточно широкой и ровной. Но на утрамбованном песке её покрытия не было видно ни одного следа от проезжавшей техники. Да и лежащие прямо поперёк полотна сухие стволы упавших сосен явно свидетельствовали о том, что дорогой не пользуются.
   - А может, она ведёт не на озеро?
   - Возможно! Но нам-то теперь какая разница?! Прогуляемся по дороге, а там будет видно.
   Так и решили.
   Сориентировались по компасу, затем пошли в северо-восточном направлении. Надежда, что дорога всё же идёт к озеру, ещё оставалась.
   И мы не ошиблись! Вскоре дорога нырнула резко вниз, вышла на небольшую поляну и на ней закончилась.
   Но это было для нас уже неважно!
   Потому что там впереди – за узкой полосой ельника расстилался белый простор.
   Этим простором и было озеро Нижнее Лувеньгское!
   Мы, стремглав выскочили на прибрежную полосу и, бухнувшись коленями во влажный песок, наполнили свои походные кружки живительной влагой.
   И только потом огляделись по сторонам.


                * * *
   
   Озеро имело почти овальную форму, лишь южная его оконечность несколько сужалась, образуя подобие залива. Там, куда мы вышли, берег был песчаный, ширина пляжа не превышала двух-трёх метров. Лёгкая волна набегала на золотистый прибрежный песок.
   Мы разделись и стали бродить по мелководью.
   Дно было очень пологим, вода тёплая. Только через десяток метров от берега она достигала колен, дальше – ещё метров через двадцать – до пояса. У самой кромки берега какие-то крошечные мальки резвились на сантиметровой глубине.
   Слева метрах в ста от того места, где мы находились, начиналось русло Лувеньги. Она вытекала из озера неспешным потоком, и в середине его русла было глубже, чем в самом озере – где-то по шею.
   С противоположной стороны Лувеньги тоже был песчаный пляж, шире, чем на нашем берегу, и на его желтоватом песке проступало несколько полос чёрно-коричневого цвета. Они тянулись вдоль берега, как бы повторяя линию его изгиба, и напоминали колею. По-видимому, этот песок озеро выносит из своих глубин во время волнения и откладывает его на пляже. Песчинка за песчинкой на протяжении веков.
   Кажется, что можно запросто стереть эту "колею" – стоит лишь чуть копнуть лопаткой и перемешать краски. Но это – иллюзия! Набежит новая волна и снова реставрирует свои эскизы на песке.
   Вволю набродившись по воде и смыв походный пот, мы приступили к сооружению костра. Есть нам пока не хотелось, и огонь нужен был только для приготовления чая. Не желая углубляться в лес, решили развести его прямо на песке. Вырыли ямку, обложили её камнями, натаскали хвороста и стали ждать, когда закипит вода.
   - Смотри-ка! Кто-то к нам собирается пожаловать!
   И в самом деле. Можно было видеть, как с противоположной стороны Лувеньги в нашу сторону прямо по воде движутся две фигуры.
   - Как думаешь - кто такие?
   - Уж точно не мальчишки из пионерского лагеря, которые решили совершить самовольную отлучку во время тихого часа, пока спит воспитательница!
   - Ага! Так и вижу, как она сладко грезит, пригретая послеобеденным солнышком! И посапывает, и слюну по подушке распустила!
   Визитёры, тем временем, держали путь явно к нашему костерку.
   Это были два мужика, весьма оригинального вида. Голые по пояс (снизу), а выше пояса одетые в ватные куртки. На голове у каждого накомарник в форме шляпы с полями. В руках палки. Не знаю зачем. Может, чтобы мерить глубину. Или для поддержания равновесия.  А, может, они собрались этими палками нас лупить?!
   - Здравствуйте! – поприветствовали нас аборигены, - Водкой не богаты?
   - Да нет! Водки у нас нет. Не пьём мы!
   Мы, конечно, слукавили. Была! Была у нас сорокоградусная!
   Они переглянулись.
   - Эх – жаль! А мы думали – вдруг найдётся. Специально издалека к вам шли!
   - Нет, к сожалению. А вот не надо ли вам тушёнки? У нас её всё равно излишек.
   - Да нет! У нас у самих полно тушёнки! Нам бы водки!
   - Ну, нет водки – что поделаешь!
   И тут мой юный попутчик решил перевести разговор в другое русло.
   - А таких накомарников у вас лишних не найдётся? А то комары нас зажрали!
   - Нет, здесь только те, что на нас. В машине ещё лежат, кажется, а здесь нет.
   - Так вы на машине!? А где она?
   - Там, на дороге, километров десять отсюда. На "Москвиче" мы.
   Они нам рассказали, что приехали из Кандалакши рыбачить. От трассы отходит лесная дорога, проехать по ней можно километров семь, а дальше только пешком. На ГАЗ-66 ещё можно добраться до самого озера, и то не каждый рискнёт – в основном ходят пешком.
   Ещё поведали о том, что в этом озере рыбы много. Разной. Есть даже горбуша – она из моря заходит. Озеро у берега мелкое, но где-то через сорок метров резкий обрыв и там сразу же глубина такая, что ничем и дна не достанешь. Вот на этом месте и надо ловить.
   Потом мы достали карту и посоветовались с рыбаками о том, как нам добраться до озера под названием Белое, куда мы хотели идти.
   Они сказали, что сначала надо двигаться по тропе вправо вдоль берега. Тропа доходит до  юго-восточной оконечности озера, а далее забирается вверх.
   - Через лес дойдёте до маленького озера, а дальше уже недалеко и до Белого озера. Там не рыбачат – рыбы в нём мало, зато на восточной стороне есть изба, в которой можно переночевать.
   - Хорошо! Мы так и сделаем, спасибо. Ну а как всё-таки насчёт накомарников?
   - Ладно! Отдай им свой! – это один мужик сказал другому, - Завтра сбегаем до машины, там ещё один должен быть.
   - Спасибо! Тушёнку-то возьмите!
   - Ну, давай. Так уж и быть!
   Мы отдали им две банки. Они попрощались и ушли тем же путём, а мы приступили к чаепитию.


                * * *

   В три часа дня мы начали путь вдоль берега озера. Сначала шли по песчаному пляжу, но он скоро кончился, и под ногами теперь были камни. Узкая полоска острых камней между водой и стеной леса. Идти по камням было неудобно, и мы решили искать обещанную тропу.
   Она действительно существовала и шла вдоль берега на расстоянии десятка метров от него, но была настолько узкой и сырой, что мы решили предпочесть прибрежные камни.
   Кое-где они лежали вполне ровно, но иногда приходилось обходить особо крупные обломки или перепрыгивать с одного на другой, совершая чудеса акробатики с тяжёлыми рюкзаками за спиной. Кроме того, береговая линия оказалась сильно изрезанной, что не способствовало быстрому приближению к намеченной цели.
   Кирилл шёл впереди меня. Ему, наверное, казалось, что именно он прокладывает путь. Может, так и было на самом деле, однако, обладая специфическим характером, в смысле пренебрежительного отношения к возникающим на его пути преградам, делал он это, на мой взгляд, весьма неквалифицированно.   
   - Вон же справа можно обойти! – примерно такие советы давал ему я, когда видел, что он явно лезет «на рожон», - Куда ты торопишься?!
   - Фигня!
   А затем:
   - А-а-а-а-а-а-а-а!!
   Такой хриплый возглас он издавал каждый раз, когда соскальзывал с камня и по колено проваливался в воду.
   - Послушай! Я не смогу долго тащить тебя волоком, если ты сломаешь ногу! А, впрочем, мне больше жаль твои кроссовки. Они и так не в лучшей форме!
   - Да, я их уже дважды зашивал леской.
   Более часа мы двигались подобным образом, пока камни на берегу не сделались совершенно непреодолимыми, тогда нам снова пришлось идти по неудобной тропе. Она вилась между высоких болотных кочек и порой прерывалась руслами ручьёв. Стараясь находить более удобные пути обхода этих ручьёв, мы выше колен проваливались в зелёный мох. Положение скрашивала произраставшая на мху морошка. Её перезрелые жёлтые ягоды обладали каким-то необыкновенным – «пьяным» вкусом.
   Но всё кончается, кончилась и эта тяжёлая тропа.
   Мы снова увидели песчаный пляж. Он широкой полосой огибал юго-восточную оконечность водоёма. Кроме того, здесь в озеро впадал мощный ручей с поразительно холодной водой. Между пляжем с одной стороны и обширным болотом с другой протянулась узкая лесная грива. На песке лежало несколько выбеленных временем стволов деревьев, вокруг имелось предостаточно хвороста, поэтому, осмотревшись,  мы решили, что лучшего места для обеденного отдыха не найти.
   

                * * *

   Пока мой сподвижник яростно размахивал топором, заготавливая хворост  для костра, я сидел на бревне и глядел через ручей в сторону, куда нам предстояло идти. Мне был виден, практически весь берег до того места, где следовало поворачивать в сторону Белого озера. Я был босиком. Натруженные долгим передвижением стопы ласкал тёплый и, одновременно освежающий песок.
   Потом, когда почувствовал, что достаточно отдохнул, решил совершить небольшую прогулку вдоль берега.
   Закатал штаны и перебрёл ручей. Он был не широк и глубиной по колено, но я с трудом вытерпел гнёт его ледяной водицы.
   Затем отправился по пляжу и прошагал метров двести, разглядывая песок под ногами и никуда не сворачивая. Наконец, развернулся и возвратился к нашему лагерю.
   - А чего ты дальше не пошёл?
   - Да так, не захотел.
   - Интересно – есть тропа к Белому?
   - Не знаю. Поди, проверь!
   - Ладно! Последи за костром. Скоро должно вскипеть.
   Он сбросил кроссовки и тем же способом форсировал ледяной ручей.
   Всё время, пока он прогуливался, я снова сидел на бревне и не упускал его из виду. Вот он достиг примерно того места, что и я, а затем тоже развернулся и через пять минут возвратился к костру.
   - Да! Холодна водичка! Кстати, чьи это там следы? Здоровые!
   - Какие следы?
   - Которые  идут по самому берегу. Ты что – не видел?
   - Не-ет! Я бы не мог не заметить следов – я, когда шёл, смотрел под ноги. Я всегда смотрю под ноги из самого центра головы. В отличие от некоторых!
   - Странно! Но там и в самом деле следы!
   Мы неторопливо пообедали, а потом произвели очередную ревизию наших рюкзаков. Решили, что должны освободиться от части груза. Не менее двух килограммов риса было оставлено Верхнему Лувеньгскому озеру. Причём, половину пожертвовали рыбам, высыпав в воду, а другую половину птицам в виде компактной кучки на песке.
   - Я в детстве платил взносы в размере двух копеек в год, состоя членом общества охраны природы. Теперь могу заниматься благотворительностью напрямую, минуя чиновничий аппарат! Ну что – вперёд?!
   - Попёрли! Эх, плечики мои многострадальные!
   Стоило нам только перейти ручей, как мы сразу же увидели следы на песке. Одни – мои. Самые старые. Другие – его. Более свежие. А вот третьи…!
   Это были лосиные следы. Но главное – и в этом не приходилось сомневаться, что они проложены в период короткого промежутка времени между нашими прогулками. Местами мои следы были затоптаны следами лося.
   Но как мы могли его не заметить на открытой местности с расстояния в несколько десятков метров?
   - Смотри! Вот здесь он затоптал твои следы, а здесь я затоптал его! Когда он успел-то?!
   - Вот так! Ни черта мы не видим из того, что нас окружает – слепы мы в природе!
   - Да! Прямо мистика какая-то!
   Этому случаю мы так и не нашли объяснения.
   У юго-восточной оконечности озера наши пути с призрачным лосём разошлись. Он отправился прямо, а мы повернули в сторону от озера.
   Никакой тропы мы не нашли и полезли вверх прямо через лес. Он состоял в основном из елей, далеко отстоящих друг от друга. Бурелома не было, устилающий путь мох не глубок, и подъём довольно пологий. Где-то слева слышался шум ещё одного ручья, впадающего в озеро, и мы, ориентируясь по этому шуму, не рисковали сильно отклониться от намеченного пути. Вот только пятки мои снова начали болеть, поэтому нам пришлось периодически останавливаться для коротких передышек.
   Через полтора-два километра мы вылезли на перегиб рельефа, и вскоре стало ясно, что где-то здесь должно располагаться небольшое безымянное озеро – половина пути между Большим Лувеньгским и Белым. А вот и оно просвечивает через лес!
   Добрались!
   Это озеро лежало в глубокой лесной котловине. На поверхности его безмятежных вод пустынно. Почти правильной круглой формы, примерно по полкилометра в длину и в ширину. Каменистые берега круто обрываются, до воды добраться трудно.
   Мы миновали озеро, оставляя его слева от себя, а потом поднялись на взгорок, где лес был разрежен давнишним пожаром.
   - Наверное, отсюда уже недалеко. Надо бы дойти – время-то девятый час!
   - Дойдём! Ведь почти дошли - смотри вперёд!
   И действительно!
   Сквозь редкий лес с восточной стороны хорошо просматривались пирамидальные силуэты гор, а у их подножия…
   - Всё! Теперь нам только с горки спуститься. Ну и пошагали мы с тобой сегодня! Эх, пяточки мои розовые! Устали, ароматненькие!



                * * *

   Но до озера под названием Белое мы добрались только через час. Наш путь пролегал через редкий сосновый лес с подлеском из той же сосны. На щебнистой земле отдельными группами произрастали кусты голубики. Ягод было какое-то бешеное изобилие и таких крупных, каких я ещё не видывал. Мы даже старались обходить эти кусты – жалко было давить такую красоту.
   Наконец, вышли к воде. Озеро размером примерно такое же, как и Нижнее Лувеньгское. Прямо напротив нас островок, заросший елями. Дно пологое, каменистое. На берегу тоже камни и щебень, из деревьев только редкие обгорелые по низу сосны, да отдельные кусты голубики, усыпанные матово-синими ягодами. А главное, комаров почти нет!
   - Здесь нам жить до завтрашнего утра! Ставим палатушку!
 
 
   
   Однако выбор места для палатки оказался не простым, несмотря на то, что в нашем распоряжении находился весь берег. Земля, покрытая тонким слоем сухого белого мха, так изобиловала камнями, что было трудно добиться их отсутствия под спиной. Даже штыри для растяжки палатки не втыкались. Мы долго перетаскивали от места к месту наш походный скарб, пока не поняли всю бесперспективность этой затеи. Попытка застелить дно палатки лапником тоже ни к чему не привела. На местных соснах веток больше, чем иголок. Пришлось смириться с мыслью, что придётся использовать в качестве перины собственную жировую прослойку. Только у кого она была прослойка-то эта?!
   Наконец, палатка поставлена. Теперь мы сидели у костра и поглощали ужин. Сухие сосновые дрова бездымно горели ровным пламенем и источали жар на наши лица. В то же время, спине было прохладно. Со стороны озера веял ощутимый бриз, и из-за отсутствия преград в виде деревьев на этом редколесном берегу беспрепятственно достигал того места, где мы сидели. Зато хорошо подпитывал кислородом костёр, и от этого гудели поленья.
  "Наступившую ночь курьер провёл, скорчившись в полудрёме у небольшого костерка, разведённого им из корней кедрового стланика. Корни гудели на ветру и горели жарко, но быстро прогорали…" – читал я вслух продолжение незаконченной повести о лихих делах в горах Кузнецкого Алатау.
   Вечер гас. Белая ночь стушевала краски  и перемешала деревья с камнями. Выступающие сучья на комле сваленной бурей или пожаром сосны превратились в щупальца гигантского монстра и теперь угрожающе тянулись к нам. Тускло отблёскивала почерневшим серебром водная гладь Белого озера, и уже стал неразличим – слился с противоположным берегом остров напротив нашего костра. И только округлые вершины гор оставались белёсыми на протяжении всей ночи. И казалось, что по тундровой мшисто-каменистой выпуклости ближайшей вершины под названием Белая передвигаются какие-то призрачные тени. То ли стадо оленей устремляется к месту нового выпаса, то ли просто игра света.
   А, может это существа, похожие на нас, навсегда заблудились в диком безмолвии?!
   Кирилл достал из рюкзака сапёрную лопатку – ту самую, которую по моему настоянию мы включили в состав походного снаряжения. Он не хотел брать лопатку и оказался прав - за всё время похода нам ни разу не пришлось ею воспользоваться.
   - Смотри, лопатушка! Смотри, как красиво! – приговаривал он и вертел лопаткой в разные стороны, - А ты ещё не хотела с нами ехать!
   Да! Если мне и удалось что-то истребить в своих детях в ходе их воспитания, то уж никак не  чувство юмора!



                День шестой. 9 августа 2007 года

  - Сколько времени?
   - Девятый час уже – пора вставать!
   - Ну и намял же я бока на этих камнях!
   - Зато комаров сегодня совсем не было.
   - Были! Ты храпел, как всегда, а я слышал, как они звенели. И еще кто-то орал со стороны озера.
   - Как орал?
   - Вот так: «Ой-ой! Ой-ой!» Со стоном.
   - Это должно быть, гагара. Они так орут.
   Я первым вылез из палатки и на негнущихся после трудных переходов ногах побрёл к озеру ополоснуть лицо, а заодно и набрать воды для завтрака. Из слабо колышущегося зеркала воды на меня глядел обросший сизой щетиной субъект с опухшими от вчерашних комариных укусов ушами.
   "Хорош гусь!"
   Над озёрной гладью стелется тонкий слой тумана. Он скрывает каменное основание недалёкого острова, и чудится, что ели растут прямо из воды. На небе безоблачно, только одна тучка зацепилась за вершину горы, той самой на склонах которой мы вчера наблюдали призрачные тени. Возможно теперь те олени или – кто там мог быть ещё – стоят, укрытые холодным белым паром и не видят ни озера, ни нас, ни дальнейшей перспективы своих жизней. Под их копытами (или ногами) участок жёсткого белого лишайника, а что дальше – не знает никто. Может, тот же лишайник или скала, а, может и пропасть!
   Зато у нас хорошо. И видимость прекрасная! Вот гравий берега, там -  в воде - валун, облизываемый волнами, а сзади палатка и разбросанные в беспорядке вещи. Скоро мы их соберём и пойдём дальше, но это произойдёт несколько позже. А сейчас…
   Над озером и лесами нависла тишина. В мире пусто, даже птиц не слышно.
   Замри! Не пытайся ничего запомнить, но погрузись в эту пустоту и сам стань пустотой. И, когда тебе это удастся, ты сможешь за мгновение прожить больше, чем за всю свою предыдущую жизнь!
   - Эй! Ты чего там застыл?! Тащи воду!


                * * *

   За завтраком мы провели совещание на тему о том, куда пойдём сегодня. Решили двигаться на север. Там – недалеко от места нашей стоянки - в озеро впадает ручей. Если идти вверх против его течения через километр будет маленькое озеро, а выше снова ручей. Придерживаясь этого ручья, можно забраться довольно высоко и потом попробовать взойти на гору Белую. Вся эта информация содержалась в моей карте. Я привык с почтением относиться к документам, и поэтому правдивость карты не вызывала сомнений.
   - Ну что – пошли?! Как твои пятки?
   - Болят вообще-то. Да ладно, может, разомнутся. Во всяком случае – надеюсь – они мне послужат подольше, чем тебе твои кроссовки.
   Он повинно посмотрел на свои ноги. Было отчётливо заметно, какого цвета у него носки у основания пальцев.
   - Ничего! Ещё можно зашить!
   - Ну да! Теперь у нас у обоих по заботе. Будем беречь каждый своё. Я – богатый – кожу, а ты – бедный – одёжу! Пошли!
   Но на этот раз нашим планам не дано было осуществиться. Между берегом озера и ручьём располагалась  череда  морен, и нам пришлось пересекать их под прямым углом.  Невысокие, но очень крутые бугры, щебнистые вверху и покрытые глубоким мхом у оснований, они основательно нас вымотали. Но мы пока держались.
   Вот и русло долгожданного ручья. Мы поднялись вдоль него ещё выше и вылезли на обширную мшистую поляну. Её площадь покрывали многочисленные небольшие, но глубокие  лужи с обрывистыми берегами.
   - Может это и есть то, что изображено на карте в виде озера?
   - Наверное! Скорее всего, съёмка местности производилась в пору большой воды, и этому болоту был незаслуженно присвоен статус озера.
   - И куда теперь дальше?
   - Вряд ли мы одолеем дальнейший подъём без тропы. Давай-ка обратно.
   И мы стали спускаться вниз.
   Добрались до берега озера и уселись на вершине одной из морен. Мой безалаберный попутчик достал леску и стал в очередной раз ремонтировать кроссовки. Я же, избавленный от необходимости свершения рутинной работы возлежал рядом и, переворачиваясь с боку на бок, поглощал ягоды.
   Здесь её было невероятно много, причём всё вперемежку. И синяя голубика, и более мелкая черника, и чёрная глянцевая ягода. Я без устали и без разбора набивал ягодой рот и всё никак не мог насытиться. Видимо, уставшему организму требовалась ударная порция глюкозы.
   Отдохнув минут сорок, пошли вдоль берега озера по направлению к его восточной оконечности, где по заверению рыбаков должна была быть изба.
   - Ноги болят?
   - Да, не знаю, как дойду.
   - Смотри! У нас в аптечке есть анальгин. Прими, может, станет легче. Только не одну, а сразу штуки три.
   - Ладно, попробую!
   Я проглотил сразу пять таблеток, но никаких изменений не почувствовал, только горечь во рту. Пятки страдали по-прежнему. И только к вечеру этого дня они сами как-то вылечились. Организм нашёл скрытые резервы. Что же касается анальгина, то полагаю, он был решительно отвергнут моим каким-то внутренним механизмом за ненадобностью. Да и разве можно примирить любую химию с целительным действием воздуха, пропитанного бальзамом разогретой хвои и стремлением идти вперёд.
   Спина под рюкзаком мокрая, в глазах рябит от зелени и блеска воды, и виден пар, вылетающий из собственных ноздрей!


                * * *

   До избы мы добрались к обеду. Но были несколько разочарованы тем, что увидели. 
   Фактически, это была  давно уже не изба. От неё остался один слой брёвен – самых нижних, а внутри этого остова камни вперемежку с полуистлевшими обрубками.
   Где печь, горшки и ухваты, лавки по стенам, ходики с кукушкой и пучки засушенных трав? Где бочки с солёными сигами и квашеной брусникой? Где молчаливый, но приветливый хозяин с сивой всклокоченной бородой и, застрявшими в ней рыбьими чешуйками?
   Печаль запустения в суровом северном раю!
   Ко времени, когда мы приготовили обед на руинах избы, на озере поднялось заметное волнение. Волны, покрытые белыми пенными «барашками» фыркали и бились о прибрежные валуны. Но при этом дно оставалось так же явственно различимо под слоем чистейшей воды.
   От избы уходила вполне приличная тропа. Сначала мы шагали на подъём через разреженный сосновый лес. Тропа уверенно петляла среди россыпи камней и через полтора часа вывела нас на взгорок, откуда хорошо было видно далеко вокруг. На севере покинутое нами  Белое озеро, а на юге бесконечные леса и участок Кандалакшского залива. Где-то там внизу, отсюда не видимое, лежало ещё одно озеро с вычурным «итальянским» названием Петро-Ламбина.
   На взгорке больших деревьев совсем не было, вероятно этому когда-то поспособствовал сильный пожар. Наша тропа шла теперь через заросли молодых сосен. На щебнистой, лишённой травы земле мы видели множество куч из помёта глухарей.
   Теперь тропа спускалась вниз. Гарь закончилась и среди сосен стали попадаться ели. Снова появились комары. Перед самым подходом к Петро-Ламбине нам пришлось преодолеть небольшой заболоченный участок, где тропа временно потерялась.
   А вот и озеро!
   Мы вышли на небольшую прогалину среди зарослей чахлой сосны и оказались на самом его берегу.
   Берег был низкий и, как везде здесь, мшисто-щебнистый, но когда мы на него ступили, из-под ног начала просачиваться вода. И вообще он качался, подобно плоту. Глубина у берега была сразу по колено, а на дне камни, какие-то уж очень острые.
   - Искупаемся? Смоем комаров?
   - Давай!
   Мы нашли относительно сухой участочек и сбросили одежду. Нам не пришлось долго раздумывать, купаться или нет, не надо было определять температуру воды посредством опускания в неё кончиков пальцев ноги и при этом ритуально взвизгивать.  Коренное (комариное) население не позволило это сделать. Но ступив в воду, мы оба едва удержали равновесие.
   Нет, вода была не холодной, скорее даже тёплой, но дно…
   Казавшиеся и с суши-то острыми камни, на самом деле оказались такой изрезанной формы, что невозможно было сделать и шагу. Дальше от берега глубина резко увеличивалась, что давало возможность плыть, но и там виднелись такие острые обломки, что существовал риск запутаться в них и никогда не возвратиться на сушу.
  Я с трудом, но всё-таки сделал шага четыре, а затем лёг на воду и несколько раз перевернулся вдоль своей продольной оси, тем самым сильно развеселив своего спутника.
   - Ты, как мормышка!
   Вылезли, оделись и пошли дальше по возродившейся тропе, оставляя Петро-Ламбину справа от себя. Слева нас сопровождал шум потока, судя по всему, очень бурного. Это была  речка Тикша, вытекающая из Белого озера. Она стремилась к большому озеру с названием Колвицкое  и игнорировала Петро-Ламбину, протекая всего-то в нескольких десятках метров от его края. Саму речку мы не видели, так как между тропой и руслом была полоса непролазного бурелома.
   А мы всё шли и шли на юг. Теперь в наши планы входило дойти до деревни Колвица и посетить водопад на реке с одноимённым названием.
   - А дальше куда?
  - Там посмотрим!


                * * *

   В восьмом часу вечера наша тропа упёрлась в лесную дорогу, идущую с запада на восток. Эта дорога была обозначена на карте, и, если двигаться по ней в западном направлении, можно было попасть в посёлок Колвица. 
   Так мы и сделали – пошли по этой дороге.
   Дорога была в целом неплохой и представляла собой широкую полосу утрамбованного песка. На ней тоже попадались большие камни, но не так часто. Короче, вполне сносная дорога по меркам неприхотливого Уазика или Нивы. С обеих её сторон произрастал сосновый лес паркового типа, то есть без подлеска и с деревьями примерно одинаковой высоты.
   И всё было бы хорошо. Вот так шагать бы и шагать по ровной поверхности, хоть до самой ночи, если бы не…
   - А-а-а-а-а-а-а! Проклятье! Откуда их столько?!
  К тому времени ветер стих, и настоящие хозяева леса просто озверели. Они облепили нас такой плотной тучей, что стало невозможно делать резкие вдохи. Имелась реальная опасность подавиться. Я сейчас не шучу и даже не преувеличиваю.
   От комарья нас в какой-то степени спасал накомарник, подаренный нам рыбаками. Мы честно делили время пользования этим приспособлением, но ведь кроме лица, у человека существуют ещё и руки, а у некоторых и ступни ног, особенно если кроссовки «второй свежести». 
  Пора было уже думать об организации ночлега, но для этого нужна вода, которая здесь отсутствовала.
  - Если верить карте, - сказал я, доставая потрёпанный листок, - через два километра должно быть озеро. Оно никак не называется. Но это не важно. Важно то, что без воды нам не обойтись. Давай, дотащимся до озера, там разведём костёр и поужинаем.
  - С приправой из насекомых? Ладно, пошли!
  А пока мы ищем озеро, позвольте изложить на этих страницах моё дилетантское рассуждение о комарах. Оно не претендует на научность, а лишь основывается на мыслях навеянных вредоносным действием яда маленьких крылатых вурдалаков.

    
  Мои  размышления на тему комаров

   Какое животное представляют наибольшую опасность для человека, находящегося в тайге или в тундре?
   «Медведь, волк, рысь, маньяк» - скажет вам житель мегаполиса, никогда не заходивший в лес дальше пределов Битцевского парка.
   «Гадюка» - со знанием предмета исследования добавит любитель сбора грибов из какого-нибудь Ярославля или Калуги.
   «Вездеход, однако!» - уверенно заявит оленевод с Ямала. Но этого вообще лучше не спрашивать. У него своя, особенная модель мироздания!
   Но всё это заблуждения. Ведь мы-то знаем, что самый свирепый хищник – это комар! Потому, что встречи с медведем или вездеходом может  вообще не произойти, а если и произойдёт, то, как правило, закончится лёгким обоюдным испугом. Встреча же с комаром неизбежна и всегда завершается конфликтом. Причём, бескомпромиссным.
    Или ты его, или он тебя!
   Для человека в подобной ситуации лучше подходят пассивные методы защиты от нападения, так как, чем активнее ты размахиваешь руками, творя «расчленёнку» на собственном теле, тем яростнее их напор. И никогда тебе не выиграть эту битву, потому что ты один, а их…
   Ох! Как же их много!
   Кстати, каким образом можно оценить численность комаров, ну хотя бы на территории Мурманской области, где мы сейчас находимся?
   Допустим, в одном кубическом метре их витает одна тысяча особей. Это очень заниженное допущение, означающее, что в одном кубическом дециметре воздуха располагается всего один комар. На самом деле, по крайней мере, здесь - на лесной дороге, ведущей в Колвицу, их значительно больше. Но оставим пока наше допущение в силе.
   Предположим, что комар не поднимается над поверхностью земли выше десяти метров. Тогда их численность над каждым квадратным метром поверхности порядка десяти тысяч особей. (По-моему, это также далеко от истины, но пусть будет так).
   Известно, что площадь Мурманской области составляет примерно 145 тыс. квадратных километров. Произведя несложный расчёт, получаем количество комаров равное…
   1450 триллионов штук! И это только на территории Кольского полуострова. Есть регионы, где плотность их населения значительно выше.
   Теперь попробуем подсчитать их биомассу.
   Предположим, что комар средней упитанности весит…
   - Эй! Чего это ты там бормочешь? Мне кажется, мы прошли уже гораздо больше двух километров, а озера всё нет.
   - Отстань! Будет тебе озеро! И не мешай мне считать комаров!
   - Чего-о-о?!
   Так о чём это я? Ну, да!
   Предположим, что комар средней упитанности…
   Стоп, стоп, стоп!
   Вряд ли мой расчёт корректен. Если я буду продолжать в том же духе, окажется, что биомасса всех комаров превышает значение, допустимое для биомассы планеты Земля!
   Здесь, как в общей теории относительности необходимо ввести понятие наблюдателя. Иными словами, если мы проводим некое измерение, то его результат будет зависеть от свойств измерительного инструмента.
   Что я хочу этим сказать?
   Если создать некий прибор, фиксирующий количество комаров, и установить его в самом густом черничнике, то вы удивитесь полученным результатам. Думаю, он сможет зарегистрировать не более нескольких десятков этих злобных тварей в кубическом метре.
  А что будет, если в качестве данного прибора выступит человек или иное теплокровное существо?
   Плохо будет! Он просто не успеет сосчитать всех комаров – к этому времени от  него останется одна сморщенная шкурка. Или тотальный волдырь! Ведь яд комара во много раз сильнее яда гремучей змеи. К счастью, в нём его ничтожно мало.
   Разгадка этого парадокса элементарно проста! Оказывается, их в объёме  кубического метра не так уж и много. Но они к нам тривиально слетаются, ориентируясь на запах пота. Учёные доказали, что эти «примитивные» существа обладают поразительным обонянием и чувствуют потенциальную жертву за километры.
   Что же делать нам – любителям пеших прогулок по лесам и тундрам?
   А не потеть! Вот так взять и перестать выделять через поры пот! И не только! Сюда также относится сало и прочие ингредиенты.
   Но как этого добиться, спросите вы?
   Элементарно! Просто надо покончить с городской привычкой мыться. По утрам и вечерам! И ещё есть поменьше. И тогда через несколько лет беспрерывного скитания у вас закупорятся все поры, и перестанет выделяться пот. Организм научится его утилизировать внутри себя. Вы станете подобны мумиеобразному оленеводу с полуострова Ямал, которому уже ни один зверь не страшен.
   Кроме, разумеется, вездехода или нефтяного олигарха!


                * * *

   Озеро мы, наконец, нашли. Оно располагалось в каких-то двухстах метров от дороги и чуть ниже.
   Небольшое, но очень красивое озеро. Если бы оно находилось в средней полосе России и так близко от дороги, на его берегах давно бы вырос дачный посёлок. Но здесь…
   Тишина и покой! И нет ни использованной и смятой пластиковой тары, ни огрызков от прошумевших пикников, ни следов автомобильных покрышек. Ничего этого здесь нет. Только сосны и ели, любующиеся на своё отражение в хрустальных водах.
   Мы выбрали полянку на берегу рядом с поваленной развесистой берёзой, подходящей в качестве топлива для нашего костра.
   На поляне росла густая сочная трава, а в ней несметное количество грибов, исключительно подосиновиков. Мы долго выбирали место для установки палатки, чтобы не раздавить грибы, но, как оказалось утром два из них всё-таки не избежали этой участи.
   Развели костёр, приготовили ужин, настроились для чтения вслух моей повести, но тут вдруг пошёл дождь, и мы были вынуждены забраться в палатку.
   На этот раз мы застегнули не только противомоскитную сетку, но и сами створки входа.
   - Не возражаешь, если я покурю перед сном? – спросил я, устраиваясь в спальном мешке.
   - Кури, мне-то что!
   Я покурил, стараясь выпускать дым в узкую щель в зоне входа, а затем лёг на спину, закрыл глаза и принялся вспоминать события прошедшего дня.


                * * *

   - Ты спишь? – различил я сквозь сон голос моего напарника.
   - Уже нет! Чего тебе?
   - А ты не курил больше?
   - Нет, только один раз.
   - Меня чего-то колбасит. Не могу уснуть!
   Я приподнялся на локте.
   - В каком смысле, колбасит?
   - Не знаю – дышать тяжело!
   - Так может, расстегнуть вход – дождик, кажется, кончается. Вообще-то здесь действительно душновато.
   - Не знаю – попробуй!
   Пока я возился с молнией, он лихорадочно рылся в своём рюкзаке.
   - Вот она! Нашёл!
   - Чего там ещё?
   - Рыба! Протухла, зараза!
   - Он размахнулся и вышвырнул через созданную мною щель входа свёрток из газеты. В нём была упакована купленная им в Иванове вяленая рыба, про которую мы совсем позабыли.
   На несколько минут в палатке установилась тишина, но затем…
   - А-а-а-а-а-а!
   И с этим боевым кличем полетели во тьму мои кроссовки, которые я по причине дождя уложил спать рядом с собой.
   - Ты чего? Озверел что ли?! Чем тебе мои кроссовки-то помешали? Выбрасывай свои! На них вряд ли кто покусится!
   - Да?! Это были твои кроссовки? А я подумал, что это тоже рыба!
   «Лучше его теперь не раздражать» - здраво рассудил я, - «Поколбасит-поколбасит, да и пройдёт! Утро всё расставит по своим местам».
   Спать!


                День седьмой. 10 августа 2007 года

   Когда я проснулся и поглядел на часы, было семь тридцать утра.
   Рановато я сегодня выспался!
   В палатке было душно и сыро, но тепло. Как-то не спешилось вылезать из уютного спальника. Сквозь наполовину застёгнутую створку входа проникал тусклый свет.
   Я пока не собирался будить своего сподвижника по походу – пусть поспит. Эта ночь для него была беспокойной. Но он сам неожиданно открыл глаза и уставился в потолок.
   - Смотри – они дохнут! – сказал он торжествующим голосом, - Так вам, гады!
   И в самом деле.
   Набившиеся за ночь в палатку комары, теперь один за другим срывались с тента и безжизненными козявками планировали вниз.
   - Если уж здесь комарам не климат, значит и людям пора спасаться! – сказал я и решительно сел, - Будем откупориваться!
   Снаружи оказалось гораздо комфортнее, чем я предполагал, находясь внутри. Дождь кончился давно, ещё ночью. Теперь над озером стелился туман, и  противоположный берег едва просматривался. Но с юго-восточной стороны сквозь белый пар поднимающихся облаков просвечивало солнце. Угли вечернего костра ещё не успели окончательно остыть, несмотря на дождь, и среди подёрнутых седым пеплом поленьев краснели отдельные угольки.
   Я сунул в угли жёлтую пропитанную рыбьим жиром упаковку от изгнанной ночью вяленой рыбы. Газета без посторонней помощи вспыхнула, и маленькие язычки пламени побежали по берёзовым дровам.
   - Молодец! Теперь давай разгорайся! – сказал я костру и отправился за водой.
   Там присел на прибрежный камешек и опустил котелок в воду.
   - Звяк! – издала металлический звук прокопчённая посудина, стукнувшись о другой камень, уже находящийся в воде.
   Этот негромкий звук долетел до противоположного берега, затем отразился от него и вернулся обратно. Над котелком возник маленький водоворот, и снова поверхность озера обрела безмятежный покой.


                * * *

   Мы неспешно позавтракали, сложили палатку, стараясь не наступать на грибы, и отправились в путь. Было около девяти утра.
   Теперь характер нашей дороги изменился. Если вчера она была широкой с песчаным покрытием, то сегодня потеряла те признаки, которыми отличается дорога от тропы. Мы сделали вывод, что на этом участке её не используют. Но как транспорт попадает на проезжий участок – ведь нам вчера изредка попадались следы колёс – для нас так и осталось загадкой.
   Мы двигались под уклон по дороге-тропе через невысокий смешанный лес, усеянный большими валунами. В том, что скоро должны дойти до Колвицы, у нас сомнений не было.
   Так и случилось где-то около одиннадцати часов.
   Деревня Колвица в корне отличалась от виденной нами ранее, Лувеньги. Если та – "цивилизованная" с магазинами и вполне благоустроенными улицами, то эта просто скопище домов, построенных как попало, без всякой системы. Мы не увидели ничего похожего на тротуары или проезжую часть, и нам пришлось пробираться между постройками по произвольно выбранной кривой. Некоторые дома были стары и выглядели экзотично с позиции двадцать первого века. Сооружённые из серых брёвен с маленькими окошечками и глухими мощными воротами вместо дверей, они вполне соответствовали нашим представлениям об архитектуре северных поселений. Никаких палисадников и клумб с цветами. Только то, что жизненно необходимо в условиях суровой ветреной зимы. Далеко не каждый дом был огорожен забором, а если где и стоял забор, то за ним, преимущественно те же камни, как будто не хватает камней на общей территории.
   Располагалась эта деревня на берегу узкого безымянного залива, который, в свою очередь является частью Кандалакшского залива, ну а последний, естественно, частью Белого моря. Залив мелководен, из воды торчит множество камней, которые в прилив частично накрываются водой. В него впадает река, именуемая, как и деревня, Колвицей, а через реку у самого устья перекинут пешеходный подвесной мостик.
   Через этот мостик нам и надо было переходить, чтобы добраться до водопада.
   На самом подходе к мосту мы встретили группу туристов. Их было человек восемь-десять. Они, практически, закончили свой поход и теперь терпеливо дожидались транспорта на Кандалакшу. Нам ими была любезно предоставлена информация о том, как добраться до водопада. Это совсем недалеко – чуть более километра от устья Колвицы. Ещё они предложили нам "докушать" то, что не смогли осилить они. Как подтверждение этому предложению рядом на камешке лежало несколько банок тушёнки, пять больших луковиц, две головки чеснока и двухлитровая (!) пластиковая бутыль растительного масла.
   Мы их поблагодарили, но от даров отказались. У нас у самих был огромный шмат сала, который жалко было выбрасывать, но и съесть его мы не могли. Впрочем, возвращаясь с водопада, мы всё же забрали лук и чеснок – захотелось витаминов.
   Кто-то из нас, не помню уж кто, и, конечно, шутки ради постарался перевести разговор в другое русло.
   - А водки у вас случайно не осталось? Нам бы вот водки! – спросил этот кто-то.
   Шутку оценили. Женщины засмеялись, а походные мужики, томящиеся на солнышке, мечтательно заулыбались и устремили взоры вверх. 
   Найти водопад действительно оказалось не сложно. Да и шум его слышался от самого устья.
   По левому берегу реки шла хорошая набитая тропа. Берег был очень крут, и тропа несколько раз спускалась по осыпям в глубокие овраги с ручьями на дне. Двигаясь к водопаду, мы примерно на середине пути разглядели на противоположном пологом берегу рыбака со своеобразной снастью. У него была длинная верёвка с закреплённым на конце огромным крюком. Мужик методически раз за разом раскручивал над головой, подобно лассо, своё орудие лова, а затем посылал крюк на середину реки в промежуток между камнями. Так здесь ловят лосося, поднимающегося из моря на нерест.
   А вот и сам водопад. Не очень высокий, но мощный, он низвергался несколькими пенными потоками со скалистого уступа. Вода странного  сине-зелёного оттенка, свергнувшись с водопада, устремлялась к морю. Пар окутывал окрестности…
   А, собственно -  чего это я так стараюсь, рассказывая про водопад?! Можно подумать, существуют слова, которыми существует способ его описать! Вот поезжайте и сами посмотрите, потом мне изложите на бумаге – что да как!
   Когда мы фотографировались на фоне водопада, мой юный бесстрашный соратник совершил поступок, по своей безрассудности не достойный зрелого мужа. Чтобы эффектно запечатлеться на фоне ниспадающих струй, он прыгнул на находящийся  в полутора метрах от берега валун. Но, решившись свершить этот прыжок, он не учёл, что поверхность берега расположена на полметра выше поверхности валуна.
   Приземлился он на валун, надо сказать, ловко, даже не поскользнулся.
   Мой фотоаппарат издал соответствующий звук, свидетельствующий об успешно произведённом снимке.
   - Всё, теперь возвращайся на большую землю! – позвал я с берега, заранее предвкушая комическую ситуацию.
   - А… А как же я теперь?! – в его голосе слышались нотки растерянности.
   - Уж не знаю! Туда смог – попробуй и обратно!
   Он стоял на валуне, а вокруг него бешено крутился поток глубиной не менее полутора метров.
   Беспечный прыгун глубоко озаботился и даже на короткое время принял позу роденовского «мыслителя». Потом, прокляв в очередной раз свои развалившиеся кроссовки, собрал волю в кулак и тем же способом преодолел обратную дистанцию.
   Возвращение «к родным берегам» прошло почти удачно, если не считать кратковременного погружения обеих его ног в голубую пучину реки Колвицы.
   - Вот и хорошо! – сказал я, подавая руку блудному сыну, тем самым, помогая ему выбраться на берег, - А я уж начал беспокоиться – ведь именно у тебя наши обратные билеты!


                * * *

   Возвращаясь с водопада, мы обсудили и утвердили план похода на сегодняшний день.
Нам хотелось прогуляться по горам, и сделать это надо было сегодня, так как времени в нашем распоряжении оставалось мало.
   Если верить нашей карте, вблизи Колвицы от шоссе в направлении гор идёт дорога с пометкой "тракторная". Это означает, что движение по данной дороге возможно только с использованием техники повышенной проходимости.
   Ну, тракторная – так тракторная! Нас это вполне устраивало. Ведь пешком можно пройти даже там, где не пройдёт ни один трактор. Если, конечно, этот трактор не умеет плавать!
   Мы преодолели навесной мостик, забрали лук и чеснок, недоеденный туристами (кстати, они до сих пор продолжали сидеть на своих рюкзаках), затем выбрались из деревни и оказались на шоссе, ведущем в Кандалакшу.
   "Тракторная" дорога обнаружилась быстро. Она отпочковывалась от шоссе в километре от деревни. Мы слезли с асфальта и вновь выпали из цивилизации.
   Карта нас не обманывала. Эта дорога вполне оправданно носила статус "тракторная". Потому что ни один из известных нам видов транспорта, кроме, возможно, танка не смог бы по ней проехать и сотни метров.
   Она шла вверх напролом через лес, почти не делая галсов. Нам было трудно судить о крутизне её подъёма, но, думается, он составлял не менее тридцати пяти градусов. Создавалось ощущение, будто какое-то гигантское пресмыкающееся проползало здесь, безжалостно сваливая большие деревья, и из-под его бронированного брюха вылетали камни и падали обратно на создаваемую просеку.
   Кто и когда придумал проложить эту "тракторную"? А, главное, для чего?
   Для вывоза леса?
   Маловероятно, потому что если бы вдруг у гружёного лесовоза на миг отказали тормоза, он бы уже через минуту лежал на дне Колвицкого залива, независимо от того, на какой высоте произошла бы эта поломка.
   Может, где-то там наверху находится сооружённый в военные годы танковый плацдарм для обстрела подступов к стратегическим объектам?
   Дойдём – проверим!
   Мы тащились по дороге, поднимаясь всё выше и выше. У меня опять заболели пятки, поэтому приходилось периодически останавливаться. Я сгибал спину, уперев руки в колени, и, вследствие этого несложного упражнения, пятки сразу переставали болеть. Но стоило возобновить движение, как боль возвращалась.
   Эти вынужденные остановки позволяли нам чаще оглядываться на пройденный путь. Было интересно наблюдать, как вначале невидимые за стеной леса горы с южной стороны залива постепенно открываются взору. Сначала стали видны их округлые вершины, затем склоны, покрытые лесами и, наконец,  подошвы гор и сам залив. А на его берегу крохотное человеческое поселение – деревня Колвица. И как ни странно – чем выше мы поднимались, а, следовательно, удалялись – видимые элементы рельефа казались всё более чёткими. Возможно, причиной тому было увеличение прозрачности воздуха с набором нами высоты.
   К трём часам дня мы добрались до места, где дорога раздваивалась. После непродолжительного колебания нами было выбрано левое ответвление. Согласно нашему предположению, эта дорога должна была привести нас в урочище "Железные ворота". В этом месте склоны противоположных гор близко сходились друг с другом и образовывали узкое ущелье. Мы ещё в первый день похода заметили с трассы это урочище и единодушно присвоили ему, как нам казалось, очень удачное название.
   "Жопа"! – так мы окрестили это рельефное образование за составляющие его крутые бугры с узкой щелью между ними.
   Теперь у нас было намерение добраться до "Жопы", пройти между её бугров, потом достичь оконечности кряжа и возвратиться в Кандалакшу с севера.
   Пройдя не более ста метров по выбранному пути, мы увидели ручей, который пересекал дорогу под прямым углом. Глубина от полотна дороги до дна его русла составляла не менее метра, берега обрывистые, и было непонятно, каким способом его можно пересечь, используя транспорт. Разве что перепрыгнуть на танке, как это делается при манёвре преодоления линии окоп.
   Возле этого ручья мы решили устроить обеденный привал. Расположились непосредственно на дороге;  тут уже было оборудованное кострище, вероятно, какие-то бродяги вроде нас, проходившие здесь раньше, тоже устраивали себе привал.
   Забыл сказать! На всём пути от шоссе до места нашего привала лес вдоль "тракторной" с правой её стороны подвергся недавнему пожару, из-за чего весь подлесок выгорел. Уцелели только отдельные кусты черничника, и теперь они сиротливо торчали, выделяясь своей яркой зеленью на чёрной земле среди закопчённых камней. С левой же стороны дороги лес оставался не тронутым.
   Итак, мы пообедали, стараясь истребить самые тяжёлые (по весу, не по калорийности!) продукты питания. Их оставалось ещё предостаточно, и мы знали, что всё не съедим. Большой кусок сала оставили "птичкам", наколов его на сучок.
   Вообще, продукты, таскаемые в рюкзаке, вносят далеко не самую большую лепту в его вес. Гораздо больше "тянет" всякое снаряжение. И, главное, оно не всегда используется по своему прямому назначению. Взять, к примеру, "лопатушку", которая нам не понадобилась; получилось, что мы её просто "выгуливали". А также мой старый пистолет, весящий более килограмма, всего лишь прокатился до Кандалакши и обратно. В плацкартном вагоне, между прочим!
   Но снаряжение не оставишь под кустом, за исключением наступления (не дай Бог!) каких-то форс-мажорных обстоятельств. Снаряжение, понимаете ли, жалко! Что же касается пищевых припасов, то тут проще. Мы же понимаем, что после завершения похода на них никто и смотреть не захочет, а, тем более, употреблять в качестве еды.
   После ручья "тракторная" дорога стала забирать влево. Она явно стремилась достичь "Железных ворот". Справа от нас стали видны скальные уступы – предвестники вершины.
Если смотреть на эти скалы с той позиции, где мы находились теперь, создаётся впечатление, что они- то и есть, собственно, вершина. Но это впечатление обманчиво. Там над скалами ещё пару сотен метров подъёма. Такие скальные взлёты на языке альпинистов называются "жандармами".
   Дорога больше не поднималась вверх, и нам уже казалось, что до "Железных ворот" совсем недалеко. Но метод оценки расстояния в горах "на глазок" всегда ненадёжен, и мы знали об этом. А, пройдя ещё немного, поняли, что дальше по данной дороге  идти и вовсе бессмысленно.
   Она на глазах "зарастала". Сначала на "проезжей части" стали попадались отдельные берёзки, потом рощицы, а дальше пошёл сплошной частокол из тонких стволов. Справа и слева от дороги деревьев было даже меньше, поэтому нам пришлось обходить заросшие участки стороной, преимущественно правой, так как там было ровнее. Наконец, мы забрели в такое нагромождение камней, что вынуждены были корректировать наш маршрут.
   - А полезли вверх через скалы! - предложил я, - "Жопу" мы и сверху сможем увидеть, когда заберёмся на самую вершину.
  Кирилл сначала высказал соображение о неразумности моего предложения, но потом с ним согласился. Я только позднее понял причину его колебания – его вконец раздолбанные кроссовки "умели ходить" только по ровной поверхности. А в гору, равно как и с горы, не могли.
   Немного передохнули и полезли на штурм скал. Мои многострадальные пятки, услышав, что сейчас предстоит ответственная работа как-то быстро "выздоровели".
   Скальный взлёт не был монолитным, он состоял из разрозненных обломков, поэтому взбираться было несложно, хотя местами попадались и трудные участки. Мы карабкались по ним где-то минут сорок, периодически делая короткие передышки на удобных для стояния уступах. Иногда приходилось подтягиваться, хватаясь руками за корни, произраставших среди камней кустов и деревьев.
   Но вот мы на вершине скального «жандарма». Только теперь стало понятно, что до цели ещё далеко. Нам предстоял подъём, не крутой, но довольно продолжительный. Склон покрывал глубокий мох, на котором произрастало три вида древесных пород.
   Берёза карликовая – растение до двух метров высотой с желтоватым перекрученным стволом.
  Берёза стелющаяся – это дерево больше походит на кустарник, подобный чернике, только с листочками, как у настоящей берёзы, правда, помельче. Здесь листва на  обоих видах берёз уже частично приобрела жёлтый цвет.
   И, наконец, мощные заросли можжевельника с такими крепкими упругими ветками, что через них было невозможно продраться и приходилось обходить. Кусты были покрыты изумрудной зеленью с чёрными ягодами. Я уже не говорю про вездесущую чернику. Кстати, здесь ягоды ещё не созрели. Да и созреют ли когда-нибудь?



                * * *

   Полоса зарослей кончилась внезапно. Стоило нам перевалить небольшой скальный, сочащийся влагой гребешок, как мы ощутили под ногами совсем другую поверхность. Подъём ещё продолжался, но стал гораздо более пологим. Глубокий зелёный мох исчез, вместо него появился мелкий лишайник какого-то буроватого цвета. Он шуршал и ломался, когда мы на него наступали. Больших камней здесь не было, теперь они проступали через лишайник в виде небольших булыжников.
   Мы постарались добраться до самой высокой точки горы, но её местоположение было трудно определить, так как вершины гор здесь плоские. На пути попадались редкие скалы-останцы и небольшие озерки, окаймлённые полосами более сочной растительности. На их берегах у самой воды местами произрастали чахлые кустики ивы.
   И ещё был ветер. Мы поняли, что именно здесь находится его дом.
   По голубому небу неслись чёрно-серые тучи. Когда успела произойти эта метаморфоза – превращение лёгких белых облачков в тяжёлые комья, насыщенные влагой?
   Порой ветер набирал такую силу, что чуть не сбивал нас с ног. Мы нацепили на себя всю имеющуюся одежду, накинули на головы капюшоны штормовок и завязали их шнурки под горлом, но всё равно было очень холодно. Казалось, вот-вот закружит снег и скроет от нас путь возвращения назад. И это в середине августа!
   Короче говоря, здесь – на вершине горы с отметкой 540 метров над уровнем моря ничего особенно интересного не было. Просто серое царство холода. Но мы не спешили уходить, несмотря на посиневшие пальцы рук и выбиваемые ветром слёзы.
  Невозможно было вот так просто взять и покинуть гору, не наглядевшись на всё, что находилось в её окружении.


  Юг:
  Участок Кандалакшского залива с его мысами и островами. Ближе всего Колвицкий залив – весь, "как на ладони". Над его тёмно-голубым зеркалом высятся горы противоположной части Кандалакшского берега. Горные склоны пестрят пятнами света и теней, отбрасываемых облаками.
  Запад:
  За невидимой отсюда Кандалакшей бесконечная всхолмленная равнина. Леса, леса, и снова леса. А в глубине лесов, как вкрапления аквамарина в изумруд пятна бесчисленных озёр.
  Север:
  За понижением кряжа те же леса и озёра, а далеко-далеко за ними сквозь сизую дымку проступают очертания двух твердынь, разделённых водной гладью. Это Хибины и Ловозёрские тундры – горные массивы, расположенные по обе стороны  большого озера Умбозера. Где-то у подножия Хибин затерялись города Апатиты и Кировск, но они отсюда не различимы.
  Восток:
  Здесь обзор ограничен грядой гор. В самом центре пирамидальная вершина Бараньей Иолги – высочайшей точки кряжа. А ближе к нам территория, в какой-то степени уже исследованная. В широком межгорном распадке изогнутая цепочка из озёр, на которых мы побывали. Нижнее Лувеньгское, дальше Белое, за ним Петро-Ламбина. Ещё несколько мелких водоёмов, как бы нанизанных на невидимую нить, лежащую под самым склоном горы Белой. И мнится отсюда, что для совершения перехода от одного из озёр к другому, требуется всего несколько минут. Как же нам бывает легко судить с высоты положения, о том, что происходит с чем-то или кем-то, находящимся ниже!
   Но мы ведь не только судим, а, бывает, что и вмешиваемся…



                * * *

   - Ну что? Давай, пожалуй, потихоньку спускаться. Дело-то к вечеру!
   - Да! Не дай бог провести ночь на этом ветродуе!
   Мы покидали вершину уже по другому маршруту.
   Спустились в распадок, расположенный между нашей горой и соседней, а затем, огибая голый склон по плавной кривой, достигли границы елового леса.
   И сразу стало безветренно. Если бы кто-то другой сказал нам, что всего несколькими десятками метров выше свирепствует самый настоящий шторм, мы бы не поверили.
   Теперь я шёл впереди и прокладывал путь среди мшистых валунов.
   Здесь на россыпях камней росли высокие ели. Они располагались обособленными группами в окружении зарослей каменных берёз. Их, почти лишённые хвои стволы высились столбами среди каменного хаоса. Прежде, чем сделать очередной шаг, надо было каждый раз обдумывать, куда ставить ногу.
   - Эй! Стой! Погоди! – послышался возглас сзади, - Куда ты так несёшься?!
   Я обернулся.
   В десятке метров от меня стоял карлик, ростом не более метра.
   - Какой ты маленький! Где твои ноги-то?
   - Провалился!
   - Куда провалился?
   - Куда-куда! В дырку!
   Я подошёл ближе.
   - Помощь не требуется?
   - Сейчас – погоди!
   Он сел, а затем медленно вытянул из глубины мха одну ногу, затем – уже побыстрее – вторую.
   - Давай, немного посидим здесь!
   Я посмотрел на его кроссовки. Они напоминали крокодилов с разинутыми пастями.
   - Как ты вообще умудряешься в них ходить?
   - Я и сам удивляюсь! Надо попробовать их ещё раз зашить.
   - Ну, ну!
   Отдохнув, мы вновь продолжили свой спуск. Здесь уже было не так круто, тем не менее, идти было чрезвычайно трудно. Вообще мы сделали вывод, что передвигаться по местным лесам без троп и дорог – затея малоперспективная. Думаю, что скорость движения редко превышает один километр в час даже при наличии хорошей обуви.
   Понимание этого факта помогло мне через год, когда я в одиночку путешествовал в окрестностях Сейдозера. Тогда я вполне ясно осознавал, что в некоторые места лучше не соваться – только потеряешь время и никуда не дойдёшь.
   Вскоре наш путь пересёк узкий и глубокий ручей. На его берегах мы ещё раз отдохнули. У нас даже возникло желание здесь же остановиться на ночлег. Но перспектива сбора дров среди этой непроходимой трущобы была малопривлекательной.
   Пошли дальше, и правильно сделали. Потому что буквально через пятнадцать минут увидели дорогу.
   Как оказалось, это было то ответвление "тракторной", которому мы совсем недавно предпочли другое направление. И, спустившись на полкилометра по этой дороге, вышли точно к месту нашего сегодняшнего обеда.
   Ура-ура!
   Как славно после длительного перехода оказаться в "обжитых" местах. Вот наше кострище, рядом неиспользованные дрова, а вот и сало, и к нему пока, похоже, ещё никто не дерзнул прикоснуться.
     Хорошо возлежать у костра, облокотившись на бревно и бездумно смотреть на никогда не повторяющуюся пляску языков пламени, на сгущающиеся тени вокруг, и на то, как другие работают – толстая леска упорно стягивает, раскрывшуюся в последней агонии пасть кроссовки.
   После выпитых ста грамм, в душе воцаряется гармония, весь мир становится понятным и добрым. Хочется любить тёмный, приумолкнувший лес, журчащий ручей, сереющее небо и даже черничные кусты в звоне комаров теперь уже не мыслятся твоими заклятыми врагами.
   В желудке тоже умиротворение – ты плотно поужинал тушёнкой с картофелем из пакета. С натуральным луком и чесноком, между прочим!
   Теперь можно литрами поглощать крепкий ароматный чай, какой бывает только в походе. Приготовленный из мягкой воды горного ручья и с привкусом дыма, он согревает не только тело, но даже в большой степени то, что именуется душой.
  А ещё курить, не прерывая чаепития. Одну за другой.
  Дым сигареты смешивается с чадом горящих поленьев, превращаясь внутри твоих лёгких в пряный изысканный коктейль. И только напившись чая и накурившись до одурения,  встаёшь с нагретого бревна и делаешь несколько шагов во мглу из освещённого круга. Тебя окутывает синий сумрак, ты вдыхаешь насыщенный влагой холодный воздух, и только теперь понимаешь, как свеж этот мир.
  Сегодня мы решили не устанавливать палатку. Расстелили свои спальные мешки вблизи костра в промежутках между камнями и улеглись каждый по-своему. Кому как показалась удобнее.
  В два часа ночи, перевернувшись в очередной раз с живота на спину, я открыл глаза и посмотрел вверх. Там, в прогалине между пиками остроконечных елей, устремлённых в серые небеса, почти над самой моей головой висела одна-единственная тусклая звёздочка. Первая звезда, увиденная мною в этом заполярном краю. Теперь их с каждой ночью будет больше и больше. Потом в Кандалакшу придёт полярная ночь, и звёзды станут видны даже днём.
  Но это будет ещё не скоро. И без нас!

                Сегодня полярное лето кончается.
                Над лесом звезда одиноко качается.
                Послушай! А как же она называется?
                …

   - Ты чего вскочил?
   - Смотрю на звезды. Но там их всего одна.
   - Вижу! А что это за звезда?
   - Не знаю. Сатурн, наверное! А, может, и не Сатурн… 



           День восьмой. 11 августа 2007 года

   Этот предпоследний день нашего похода по окрестностям Кандалакши отличался от всех предыдущих тем, что мы, практически, никуда не сворачивали с шоссе. Для кроссовок моего попутчика любой шаг влево или вправо от дороги, означал бы верную смерть.
   Сначала в наши планы входило добраться до Лувеньги и попробовать приобрести в местном магазине что-нибудь вместо кроссовок. Но из этого ничего не получилось, а почему - скажу позже.
   Итак, мы позавтракали и отправились вниз по знакомой, ставшей нам уже как родной, "тракторной".
   Путь вниз не занял много времени, и в десять утра мы ступили на асфальт. Но нам ещё не надоело пробираться потаёнными тропами, поэтому мы спустились на берег залива, благо от шоссе это было совсем недалеко, и туда имелась проезжая дорога.
   В небольшой бухточке расположился одинокий рыбак с надувной лодкой. Мы спросили у него, есть ли вдоль берега тропа, но он ничего не знал об этом.
  - Не знаю, может и есть! – ответил он, - Если пойдёте и увидите Сашку, скажите, что я здесь.
  - Сашку? Ладно, скажем, а тебя-то как зовут? Чтобы Сашка понял, кто его ждёт!
  - Меня Лёшкой. Он пораньше приехал и уже куда-то уплыл.
  Но Сашку мы так и не нашли - не довелось.
  Пройдя вдоль берега метров триста по острым камням, мы поняли, что никакой тропы здесь не предвидится и стали выбираться на шоссе. Но и это нам удалось не сразу. Минут сорок мы ломились через лес по камням и бурелому и никак не могли найти дорогу, с которой только что сошли. Наконец, выбрались на исходную позицию к бухте. Кстати, Лёшки там уже не было, по-видимому, отправился искать Сашку вплавь.
  В этот тёплый солнечный денёк мы прошагали по шоссе не менее тридцати километров. К обеду добрались до Лувеньги. Но здешний шопинг нас разочаровал. В единственном магазине было только продовольствие.  Это нам показалось странным. В Лувеньге тоже проживают люди, следовательно, им нужно где-то приобретать обувь.
  Мы тяжело вздохнули и пошли дальше.
  Обедали недалеко от деревни у самой дороги на берегу ручья. В его прозрачной воде над песчаным дном скользили какие-то мелкие рыбёшки.
  После Лувеньги дорога пошла по отрогу кряжа, поэтому она, то поднималась на взгорок, то спускалась вниз.
  Мне было легче спускаться, а при движении в гору побаливали пятки. Организму сегодня не требовалось проводить мобилизацию сил  для выполнения тяжёлой работы, и поэтому он позволял пяткам капризничать. Кириллу же в своих окончательно развалившихся кроссовках тяжело давались, как подъёмы, так и спуски. На подъёмах было даже ещё ничего, а на спусках пальцы вылезали из обуви и утыкались в жёсткое дорожное полотно. Проще всего ему было передвигаться даже не по ровной поверхности, а там, где справа или слева был откос. Тогда он мог упираться боками стоп в этот откос, тем самым как бы увеличивая коэффициент сцепления с дорогой.
   Таким манером мы передвигались до самого вечера. Но не очень страдали от всего этого. Погода была великолепная, комары на шоссе почти отсутствовали, а воздух не пропах гарью выхлопа, поскольку транспорт проезжал нечасто. И ещё одна особенность: вдоль этой дороги  не было никакой полосы отчуждения – этой типичной принадлежности автотрасс. Иными словами, для того, чтобы сесть и передохнуть не надо было пробираться ни через кюветы, заросшие колючими растениями или заполненныё грязной водой, ни пересекать линии электропередач, рискуя запутаться в ржавой проволоке. Ничего этого здесь не было. Стоило сделать шаг в сторону от обочины (кстати, тоже совершенно не захламлённой), как мы сразу же оказывались в девственном лесу. И всегда к нашим услугам имелись удобные камни для сидения и сколько угодно спелой черники для поддержания тонуса.
  О чём мы беседовали, какие вопросы обсуждали во время пути?
  Я уже не помню деталей. А в целом…
  Например, о том, что передвижение пешком имеет явные преимущества по сравнению с передвижением на каком-либо виде транспорта. Мы оказались единодушны в этом мнении.
   В наш суетливый век путешествие, как понятие, претерпело кардинальные изменения. Если ещё в девятнадцатом столетии люди путешествовали в основном либо пешком, либо с использованием мускульной силы животных, то теперь к их услугам всевозможный механический транспорт. В двадцатом веке, благодаря развитию транспорта, люди усовершенствовали путешествия по двум критериям – это скорость и комфорт. Теперь каждый человек, имеющий доход выше некоторого уровня, может смело отправляться куда угодно. И это мало зависит от состояния его здоровья и вообще желания путешествовать.
  «Все едут, а я чем хуже?!»
  Кстати, для большинства путешествующих стимулом отправляться в путь как раз и является пример других.
  Но речь не о них, а о тех, кто действительно имеет склонность к путешествиям, так сказать "охоту к перемене мест".
  К чему я клоню?
  Об изменении условий путешествий.
  Какие же эти условия?
  Во-первых, скорость! Что она нам дала и что отняла?
  Конечно, теперь стало возможным добраться из городка, расположенного на Среднерусской возвышенности до порта в северо-западной части Белого моря за каких-то сорок часов. Раньше на это потребовались бы месяцы. Ставим "плюс"!
  Но с другой стороны! Много ли мы видели из вагонного окна, когда сюда ехали? Даже тот из нас, кто в него смотрел, в отличие от некоторых "всепогодных сурков", проспавших три четверти пути.
  Да почти ничего! Так – разрозненные картинки сквозь грязное стекло на фоне вагонного быта!
  Мои оппоненты скажут мне, что можно путешествовать на личном транспорте. Хорошо! А много ли они видят из недр своих мощных и дорогих автомобилей через тонированные стёкла, делающие любой день пасмурным?!
  Серую придорожную жизнь? Убогие постройки, отвернувшиеся от огородов, где давно ничего не произрастает из-за непомерной концентрации в воздухе отравляющих веществ, выброшенных через выхлопные трубы автомобилей? Палатки, столовки, торговые развалы с  трепещущими на ветру аляповатыми ковриками, качающимися, набитыми поролоном "чебурашками" размером в человеческий рост, тускло блестящими горами посуды из искусственного хрусталя…
   Что ещё? Проститутки, гаишники и автомобили – такие же, как и твой. А, может, чуть похуже, или чуть лучше. Да какая разница, в конце концов? Тебе-то что до всего этого?! Ведь ты поехал путешествовать, а не покупать мягкого фиолетового зайца!
   Разумеется, ты успеваешь заметить краем глаза, что там - вдали от трассы всё по-другому.
  Там!

                Там в озёрах вода, будто "божья роса",
                Там искрятся алмазами звёзды и падают в горы… 

 Но что толку? Об этом ты и раньше догадывался. И ты бы…

                Я б уехал туда, только где бы достать мне билет?!

 Хрен тебе, а не билет! Смотри лучше на проезжую часть. А иначе - не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься за пределами дорожного полотна, бесцеремонно потеснив плюшевых монстров!
  И когда ты доберёшься до конечного пункта – что будешь делать? Бросишь где попало своего железного коня и пойдёшь смотреть на озёра "божьей росы"?
  Чёрта с два! Лучшее, что тебе уготовано, это маленькая экскурсия под началом гида из местного туристического агентства.
  Уж разумнее и вправду сидеть дома и смотреть по телевизору "Клуб путешественников". Пользы больше!
  Теперь пункт второй - комфорт!
  А в сущности, что надо понимать под комфортом путешествия? Я думаю, что в данном случае комфорт -  это не что иное, как способ максимально избежать путешествия, как такового. Как говорится в известной максиме, здесь мы "с грязной водой выплёскиваем и ребёнка" Иными словами, выхолащиваем суть самого путешествия.
  Я не мазохист. Ни в коем случае! Мне тоже не доставляет удовольствия брести по снегу на склоне дня в промокшей насквозь одежде и с кровавыми мозолями на пятках. И, не имея возможности укрыться от ледяного ветра, петь «вечную память» утонувшему коробку спичек. Но всё же…
   Только путешествуя пешком, мы в максимальной степени приближены к естественной среде обитания и даже (как это ни покажется на первый взгляд странным) лучше застрахованы от возможности наступления всяких форс-мажорных обстоятельств. Потому что вынуждены на каждом шаге рассчитывать свои силы, принимая адекватные решения, а не полагаться на гарантии производителей техники. А уж о запахах тумана и нагретой солнцем хвои и говорить не приходится!


                * * *

   Вечерело, когда мы добрались до места, откуда был виден главный перевал со скалой с левой стороны трассы. Но сначала нужно было спуститься в глубокий распадок. Там - в самой низине дорогу пересекал ручей, и у обочины стояло сооружение в виде беседки, а внутри него оборудованный источник.
   Вода в источнике никак не отличалось от той, что мы черпали из речек и озёр – просто хорошая вода.
   Самое интересное, что рядом с установленным у колодца православным крестом росли две большие берёзы, и на их стволах красовались искусно вырезанные фигурки человечков. Человечки своей динамикой напоминали изображения свастики. По всей вероятности, это какой-то местный языческий тотем. Говорю так, потому что мы видели подобных человечков у одного дома в Колвице; те были ещё лучше - сделаны в виде объёмных фигур из берёзовых поленьев. На мой взгляд, существование подобной символики подтверждает гипотезу об исходе гиперборейской культуры из этих мест. Кстати, об этом свидетельствует и местная топонимика, о чём как-нибудь в другой раз.
   Мы напились водички и двинулись вверх к недалёкому перевалу.
   Вот и скала, до которой мы дошли в первый день похода. И сооружение для флагов союзных республик тоже на месте. Только в первый день мы не догадались, что на скалу можно забраться.
   Что ж, сделали это теперь.
   Наверх вела извилистая тропка. И, когда мы залезли на самый верх, то были поражены тем, что увидели сверху.
   Это была самая настоящая смотровая площадка!
   Перед нашими глазами раскинулась перспектива Кандалакшского залива с его бухтами островами и лудами. Лежащий между заливом и скалой лес щетинился остриями елей. Хорошо просматривалась и часть шоссе, по которому мы шагали весь сегодняшний день. Вид просто завораживал.
   Да что это я опять пытаюсь описать словами то, что и осмыслить-то невозможно! Здесь надо просто быть! Очень сожалею, что из-за обоюдного разгильдяйства мы не смогли сохранить все сто пятьдесят фотографий, сделанных нами за время этого похода. Уцелело всего штук тридцать, и те маленького формата.

 

                *   *  *
   
   На ночлег мы устроились недалеко от того места, где у нас был первый обеденный привал. Только не на берегу моря, а выше. Прежде, чем установить палатку, нам пришлось долго переходить с места на места в поисках более мягкой земли. Наконец, остановили свой выбор на участке заброшенной дороги с песчаным покрытием. Похоже, ночевать непосредственно на дорожном полотне стало входить в наши привычки.
   Здесь было неплохо, но мало хвороста. Впрочем, ночь обещала быть тёплой, и нас не тревожила перспектива замёрзнуть, да и время подходило к полночи.
   Последняя страничка моей повести о приключениях в горах Кузнецкого Алатау исчезла среди пылающих дров, мы забрались в спальные мешки и привычно перевернулись на животы.
   - Всё, спим!


         День десятый. 12 августа 2007 года 

   Девятый час утра, а так не хочется просыпаться!
   Но – надо! Сегодня мы уезжаем. Поезд отправляется в двадцать два часа. Ладно, у нас есть ещё полдня времени до окончания похода.
   Мы позавтракали, тщательно упаковали палатку и спальные мешки – они теперь нам долго не понадобятся. В десять двинулись по направлению к Кандалакше, чтобы купить там обувь.
   Спуск по шоссе занял чуть больше часа. Мы перешли речку Ниву по автомобильному мосту и оказались в городе.
   Людей и машин на улицах, как и в день приезда, было непривычно мало.
   Где они все? Или это потому, что сегодня воскресенье?
   Центр города мы нашли без труда. На просторной главной площади возвышался гранитный постамент, а на нём танк времён Отечественной войны. Обычная тридцатьчетвёрка, выкрашенная зелёной краской с надписью на борту.
   "Защитникам Кандалакши" – было выведено белыми буквами по броне.
   - Где же тут у них рынок? Что-то не наблюдается характерного людского потока!
   - А ты спроси. Вон девушка идёт.
   - Сам и спроси!
   - Я для неё слишком старый, а тебе-то уж она точно расскажет.
   Мой юный сподвижник по скитаниям посмотрел на свои убитые кроссовки и изящно поджал ножку, чтобы не видно было носков.
   - Девушка! Здравствуйте! А где здесь… Танк?!
   Миндалевидные глаза девушки цвета дымчатого северного неба округляются, расширяясь до невероятных размеров.
   - Танк?! Так вот же он!
   - Ой! Я хотел сказать – рынок!
   Оказалось, что воскресный рынок совсем недалеко – с противоположной стороны площади.
   Мы прошлись вдоль рядов с товарами ширпотреба, где продавцов было больше, чем покупателей и за сто рублей купили тапки без задников и с ремешками для пальцев. В них нельзя было гулять по горам и лесам, зато они вполне подходили для передвижения по вагону – ведь до отправления нашего поезда оставалось всего несколько часов.
   - Ну, чем займёмся до отъезда? Может, прогуляемся по городу?
   - Пойдёт!
   Сначала мы прошлись по улице, ведущей от центра к порту. Она состояла из домов послевоенной постройки вперемежку с современными панельными пятиэтажками. То же относительное безлюдье и чистота. Дома выкрашены в разный цвет и украшены по фасадам диким камнем. Газоны и дворы хорошо озеленены, тротуары выметены, на проезжей части отсутствуют «милые сердцу» привычные рытвины. И какое-то спокойствие разлито в атмосфере, я бы даже сказал лень. Короче, нам Кандалакша ещё больше понравилась.
   Дошли до порта. Внутрь нас, естественно никто бы не пустил, поэтому нам осталось только тайно сфотографировать этот стратегический объект.
   Потом мы решили пройти на берег залива путём обхода порта с его правой стороны. Но упёрлись в высокий забор, которому не видно было конца. Повернули назад и вскоре вышли к тому месту, где река Нива впадает в бухту.
   Вдоль реки тянулась улица, состоящая из домов, принадлежащих к частному сектору. Улица разительно отличалась от тех, что мы видели до этого. Дома стояли близко друг от друга и были очень живописны с точки зрения их архитектуры. Деревянные, некрашеные, с многочисленными пристройками, огороженные серыми дощатыми заборами - настоящие северные избы. Построены они добротно – на века. В таких бревенчатых хоромах должны жить суровые поморы, унаследовавшие эти пристанища с тех времён, когда Кандалакша была полностью деревянной. Долгой полярной ночью эти поморы перебирают и ремонтируют свой немудрёный скарб, слушая треск поленьев в печи да завывание промозглых ветров. Стены их домов со стороны моря пропитаны серой солью, а в щели врывается йодистый запах вечнозелёных водорослей.
   Мы шли вдоль Нивы против её течения и всё пытались высмотреть какую-нибудь переправу на другой берег. Но так ничего и не обнаружили до самого автомобильного моста.
   Перешли через мост, а затем повернули вправо, продолжая идти вдоль берега, но теперь уже по течению.
   Сначала миновали гаражи, потом вышли на улицу, похожую на ту, что была на противоположной стороне.
   - Что ж, подберёмся к морю отсюда!
   Улица закончилась недалеко от устья. Здесь был острый мыс, а на нём маленькое старое кладбище. Под покосившимися крестами голая каменистая земля, хранящая прах амбиций и надежд прошлых поколений. Здесь – на краю кладбища проезжая часть заканчивалась, но вдоль берега залива шла тропа. Шла, то раздваиваясь, то снова соединяясь траверсом скального склона, поросшего сосновым лесом.
   На тропе мы были не одни. По ней в одиночку, парами и небольшими группами шли люди с пакетами и свёртками. Как мы потом поняли, это были жители Кандалакши, решившие провести воскресный денёк на морском берегу, а узкая каменистая полоса побережья служила своего рода городским пляжем.
   Любители пляжного отдыха останавливались, где приглянется, разоблачались до плавок и купальников и располагались прямо на булыжниках, подстелив одеяла и пледы. Мы же, памятуя об обеденном времени, поднялись метров на пятнадцать выше тропы и принялись организовывать костёр.
   От моря веяло прохладой, в воду никто не лез, отдыхающие стремились урвать хоть кусочек солнышка, подставляя его лучам свои спины и животы. А нам даже и у костра было не жарко.
   Мы пообедали и после чая побродили по кромке воды.
   Постепенно ветер усилился, и стало просто холодно. Мы натянули капюшоны и с удивлением наблюдали, как пляжные аборигены продолжают упорствовать в своём «нудизме».


                * * *

   …Всё-таки он осуществил своё желание искупаться в Белом Море, несмотря на пронизывающий холодный ветер.
   Купание было стремительным – за это время я едва успел добраться до костра и поставить на угли котелок с чаем.
   - Ну, как водичка?!
   - Класс!
   Его тело было красным, как после хорошей бани.
   - Я даже не успел замёрзнуть! Самое трудное было выбраться на берег – камни скользкие!
  Мы оделись потеплее и сначала напились горячего чаю, а уж потом пообедали картофельным пюре из пакета, щедро сдобрив его тушёнкой, которой у нас оставалось ещё две банки. Затем немного подремали, угревшись теплом горящих поленьев.
   Но когда через пятнадцать-двадцать минут открыли глаза, увидели перед собой…
   Короче, ничего не увидели!
   На каменистом пляже больше не было загорающих жителей Кандалакши. Да и самого пляжа тоже не было. Его место заняло море. Даже огромный валун, лежащий неподалёку от нас, одним своим боком касался воды.
   Пора было завершать наш поход.
   Мы навьючили на себя похудевшие рюкзаки и, не торопясь двинулись по знакомому пути к исходной точке путешествия.
   Старое кладбище на мысу…
   Улица с деревянными домами вдоль берега Нивы, где за заборами вместо грядок лежат просмоленные  лодки, а вместо листвы ветер колышет рыбацкие сети…
   Ряд железных гаражей, с пересекающим его прозрачным ручейком…
   Шоссе на Умбу и автомобильный мост, по которому мы пришли из города после покупки тапок…
   Грунтовая дорога между двумя маленькими пойменными озёрами у самого берега Нивы и лесистым склоном горы, на вершине которой утвердилась вышка ретранслятора…
   И, наконец…
   Подвесной мостик через реку – тот самый, сойдя с которого шесть дней назад, мы впервые почувствовали, что со здешними комарами шутки плохи.
   Мы в последний раз сделали маленький привал, затем выбрали подходящий камень и положили на него старые кроссовки.
   - Прощайте, мои верные боевые товарищи! Я похороню вас по обычаю гиперборейцев.
   Неохотно разгорались таблетки сухого топлива, вложенные внутрь кроссовок, но, наконец, вспыхнула потёртая ткань. И долго ещё можно было видеть пламя и чёрный дым погребального костра, пока  мы не перешли на другую сторону реки, и город не заслонил  от нас всё, к чему мы так недавно стремились.
   - Ну, теперь можно и по пиву – до поезда ещё полтора часа!


                * * *

   Рюкзаки заброшены на верхнюю полку, влажные комплекты постельного белья разложены. Мы стоим в тамбуре, курим и смотрим в окно.
   Поезд «Мурманск-Москва» медленно со скрипом движется по узкой каменистой перемычке.
   С правой стороны у самой кромки берега проплывает приземистое кирпичное сооружение с вывеской на фасаде.
   «о. п. Проливы», гласит вывеска.
 С левой - восточной стороны глубоко под нами город в свете заходящего солнца. Он вытянулся длинной дугой вдоль берега залива.
   Острова, мысы…
   Горы на противоположной стороне разворачиваются, демонстрируя свои округлые вершины, покрытые белёсой тундровой растительностью. На одной из них мы были совсем недавно.
   Вот порт. Причалы, доки, характерное скопление кранов. Здесь же рядом с горой ржавого металла лежит остов старого судна. Не о нём ли это в песне про Кандалакшу?
   Да, нам пора уезжать! Прощай Кандалакша – на свете ещё много мест, которые надо увидеть. И мы их увидим – у нас пока есть на это время. У кого-то больше, у кого-то меньше, но есть!
     Пора!
     «Но так хочется остаться…» - поётся в той же песне.
     Мне тоже хочется!
     Зачем?
     Это безотчётно!