2
Очевидно, я не мог до бесконечности зависеть от подачек отца и что ни вечер, столоваться у Дара. Мне нужно было найти способ самому зарабатывать на жизнь. А что я умел? Я не умел ничего, кроме управленческой государственной службы, к которой меня готовили с младых ногтей. Умел, но не желал этим заниматься. Тем более, если бы я пошел по стопам отца, как бы я стал строить свою личную жизнь?
Жениться для прикрытия, и всю жизнь прожить во лжи? Прятаться по углам со Латом? Все время бояться пересудов и слышать, как за твоей спиной смеются и показываю пальцем? Все это было неприемлемо. Я должен был стать тем, с кем стали бы считаться.
Мне нужно было использовать то, к чему у меня было больше всего любви и прилежания. Из меня получился бы неплохой металлург, но я изначально не хотел идти ни к кому в услужение. К тому же, у меня не было абсолютно никакой практики в работе с металлами. Одна теория. Куда это вело нас?
Я точно знал, что в Северном Геймтуке были залежи медной руды. Но где? Мне нужна была карта провинции, если она существовала, и мне нужно было собрать все необходимое в путешествие. Читай, мне нужны были деньги.
Я вышел из замка, и пошел к городу. Хотел обо всем подумать наедине с собой. Пошел дождь. Вспомнил, что Лат сегодня должен был приехать раньше.
- Лат... Мейвис! Я знаю этого парня!
Я похолодел и обернулся. У стены лежал совершенно пьяный, грязный мужик.
- Ну чего уставился? – Дальше было невнятное мычание.
Я наклонился ближе, и вдруг увидел бегущего по полю мальчика. Я стал этим мальчиком – бежал, и не видел перед собой дороги, потому что глаза застилали слезы. У меня только что умер отец. Умирал он очень долго и тяжело, никто не знал почему, и никто не знал, что нужно было делать, и я довольно насмотрелся его страданий. Задыхаясь от бега, я перехожу на шаг, сажусь в луговые цветы и загадываю желание никогда в жизни не болеть, а когда придет мой час, умереть быстро и без мучений.
- Тонзиан. Тебя ведь зовут Тонзиан?
Пьяница медленно открыл глаза.
- Нет. Меня зовут Намигур.
Странно.
- Откуда ты знаешь Мейвиса?
- Мы заказывали у них мешки.
- Какие мешки?
Дождь пошел сильнее, и я решил бросить этот дурацкий разговор и этого дурацкого бродягу, и идти домой.
- Для тюрьмы нашей городской мешки... Вот какие мешки. Мертвецов упаковывать! А Тонзианом меня звали в детстве. Я выбросил это имя вместе с тем, что случилось. Меня теперь зовут Намигур.
Мне стало все равно, как его зовут. Я развернулся, чтобы уйти.
- Парень, погоди... У тебя не найдется хоть одной обертонды... Очень есть хочется.
- Нет.
Я замерз, промок, и хотел домой, и у меня действительно не было ни монеты.
- Я тоже замерз!
Вот, опять. Ничего себе.
Я снова склонился над пьяницей.
- Как у тебя это получается?
Он с трудом разомкнул губы.
- Никогда раньше не получалось. Смешно, правда? Наверное, я совсем допился... И ты мне мерещишься. Вот и ответ тебе, парнишка! Нет никакого парнишки!
- Вставай, пошли.
- Куда?
- Ко мне домой.
- Никуда я не пойду...
- Есть хочешь?
- Угу.
- Вставай!
Я пытаюсь вспомнить, что же было главного в его облике, в той манере, с которой он бросал слова раздраженно и отрывисто? Что было такого, что удивило, зацепило меня в этом человеке?
Это была не разорванная и неопрятная одежда, и это не был факт того, что он был совершенно пьян, и не стеснялся этого.
Мы с Намигуром вошли в замок, и возившаяся с какими-то ведрами у входа в кухню Натакруна в ужасе отпрянула.
- Найди ему что-нибудь поесть. – Бросил я на ходу, и повел бродягу в единственную на первом этаже комнату слева от двери.
- Вот. Поживешь тут, пока я не выясню, как получается, что ты читаешь мои мысли. Мы будем тебя кормить.
- Я тут переночую, а завтра мне на службу.
- На службу?
- Парнишка, пьяный-то я, а не ты! Я ж тебе сказал, что служу при городской тюрьме. Платят не шибко, но лучше, чем в других местах.
Что же в нем было главного? Какая-то необъяснимая внутренняя жесткость. Даже в таком виде на полу он не вызывал жалости. Он лежал, как будто так и надо. В нем не было цветов и оттенков. Он был черным монолитом, в котором без следа тонуло все, что туда попадало.
- Кем ты служишь при тюрьме?
Но к этому моменту Намигур уснул, и больше не просыпался.
Натакруна вышла из кухни с двумя засохшими кусочками хлеба, и жалобно взглянула на меня.
С этой бедностью нужно было что-то делать. Потому что теперь нас стало пятеро.
Утром я спустился вниз, и узнал от Натакруны, что Намигур ушел рано, не сказав ни слова. Попрощавшись со Латом, я решил ехать к отцу.
Он принял меня хмуро. У него было плохое настроение. Я почувствовал себя виноватым, ибо посчитал, что это моя вина. Я всегда и во всем винил себя. Наверное, меня так научили. Помню, как в детстве видел на улице других детей, и, если, к примеру, ребенок падал и начинал плакать, то мать поднимала его, начинала успокаивать. Я плохо помню, что делала в таком случае моя мать, но прекрасно помню, что делал отец. Он дергал меня за руку и бил куда придется, ругая меня при этом на чем свет стоит за то, что я такой неуклюжий. Ни слова утешения. Ни капли любви и сострадания.
Зачем я об этом вспомнил? Ах, да, наш разговор. Он прошел на высоких тонах, но далеко не высоким слогом. Я изложил папаше мою идею, рассказал, что это наш с ним шанс больше никогда ни в чем не нуждаться. Он придумал тридцать три причины, почему мой план провалится, и поэтому он не даст мне денег.
Я вышел с чувством горящей обиды и пониманием того, что в его глазах никогда не заслужу уважения, что бы я ни сделал. Впереди была только безысходность. Я шел по городу в забытьи, и не понял, как оказался у тюрьмы. Зашел и спросил, не служит ли тут некий Намигур. Меня узнали и сказали – по коридору третья камера налево. Вот так, просто.
Раньше я никогда не бывал в городской тюрьме. Не довелось. В третьей камере налево оказалось совсем не то, что я ожидал. Там шла веселая пирушка. Четверо здоровых мужиков хохотали, проливали вино и хлопали друг друга по плечу.
- Чего надо? – Это Намигур заметил меня первый.
А я не знал, чего мне было надо, и зачем я пришел. Его окрик добавил досады в и без того полную чашу сегодняшнего дня, и я развернулся, чтобы уйти.
Сзади послышался грохот отодвигаемой по каменному полу табуретки, и кто-то положил мне руку на плечо.
- Пацан, как ты узнал мое настоящее имя?
О, как не готов я был отвечать на этот вопрос!!! Но теперь мне нужно было как-то зацепить нужного мне человека.
- Сосредоточившись на ком-то, я часто могу видеть сцены из его прошлого и настоящего.
Намигур взял меня за локоть, и вывел из тюрьмы.
- Что я делал сегодня?
- После того, как ты ушел из моего замка, ты опоздал на службу, потому что флиртовал с какой-то женщиной нездешнего вида. После тебе сказали, что твои услуги пока не требуются, и ты сидел на улице, пил вино и плевался. А под вечер...
- Как звали женщину, с которой я общался утром?
- Дериуза.
Он больше ничего не спросил всю дорогу до замка.
Ночью я дождался, пока все уснут, пришел к Намигуру, рассказал ему о своем плане, объяснил, что мне нужен партнер, и что если он согласится мне помочь, и я-таки найду, что ищу, ему больше никогда не придется служить при тюрьме.
Он выслушал меня молча, не задав ни единого вопроса, и обещал дать ответ к утру. В ту ночь спать я так и не лег. Слонялся по замку. Намигур сказал, что теоретически мы оба могли бы чем-то заработать по дороге на Север. Теоретически алхимики до сих пор пытаются превратить ртуть в золото. Самые упорные регулярно травятся испарениями! За окном поднялся ветер. Я встал у окна, и бездумно смотрел на мечущуются тьму. Где-то в глубинах космоса пульсировала нейтронная звезда. В детстве я любил засыпать под этот ритм.