Мост высился вдали
Над светлою рекой,
Кони рыцарей несли
В их последний бой.
Пророчества Томаса Стихотворца.
ДОЧЬ Раймонда Беренджера, оставленная нами со своими спутниками на крепостных стенах «Грустной обители», никак не хотела их покидать несмотря на все увещевания святого отца, который уговаривал ее сей час суровый переждать с молитвами в часовне. Устав от уговоров, просьб и заклинаний, видя, что она ему не внемлет и даже, кажется, не замечает, поп пал пред ней на колени, и псарь с Розой Флеммок кинулись к нему в тревоге.
- Ваш батюшка, - внушал он, - готовит вылазку; конечно, риск тут есть, но разве сэр Раймонд Беренджер не опытный боец? Он знает, что делает. И разве он оставил бы замок, когда б не ведал, что граф Арундел, констебль Честера, где-то рядом и нам спешит на помощь?
- Вы и вправду так думаете, святой отец? Скорей, Рауль! Милая Роза! Там на востоке… смотрите… нет ли знамен и облаков пыли? Не слышно ль оттуда призывного рога?
- Увы, миледи, - ответил псарь, - гром небесный и то не расслышать из-за воя уэльских волков.
Эвелин обратилась в ту сторону, куда указал Рауль, и увидела жуткую картину. Река, петлей охватывавшая крутой холм на котором возвышался замок, виясь далее на запад, вдруг разливалась по широкому лугу. Еще ниже она вновь входила в свои берега, где располагался ремесленный двор фламандцев, горевший теперь ярким пламенем. Высокий арочный мост, приблизительно в полумиле от замка, был расположен в самом центре луга. Глубокая река с обрывистыми берегами сама по себе обороняла замок, и защитники его почасту малой кровью добывали себе победу на узком мосту, коим теперь убеждения Раймонда Беренджера пренебречь велели. Валлийцы точас этим воспользовались, радуясь негаданному счастью, и укрепились на мосту. Все новые и новые их толпы стекались к противополжному берегу, неторопливо переправлялись и выстраивались для битвы на виду у замка.
Покамест отец Олдрован взирал на это со спокойствием, нет, с ухмылкой победителя, завлекшего врага в ловушку, Раймонд Беренджер с небольшим отрядом пехоты и конницей расположился на склоне холма возле замка, и доминиканцу, коему не раз доводилось видеть подобное со стен, чаял, что рыцарь нападет на беспорядочные толпы врага, когда тот начнет переправу, и опрокинет их в реку. Но когда луг побелел от туник валлийцев ; в обычае горцев было надевать белое чистое платье для битвы, монах испугался, и хотя все еще уговаривал Эвелин не волноваться и ничего не бояться, внутри весь дрожал, и с лица его понемногу сползала победная ухмылка.
- Не плачь, дитя мое, утешься, - вещал он, - ты скоро увидишь бегство варваров. Еще минута и они будут развеяны в пыль. Святой Георг! Пора призвать тебя, иль будет поздно!
Бусы его четок описали круг, но воинство внизу не слышало молитв монаха, сгорающего в боевом задоре. Он не мог понять, почему всяк новый отряд горцев, под знаменем своим и со своим вождем, благополучно переходит реку и пополняет сонмище врагов перед мостом, тогда как англичане и рыцарская конница англо-норманнов стоят, как будто копьям их не до работы. И он стал думать, что есть еще одна, последняя надежда, оправдывающая косность защитников замка, пока вражеская тьма без боя занимает подступы к твердыне. Отец Олдрован решил, что констебль Честера и прочие маркграфы, должно быть, недалече, и валлийцев заманивали за реку, чтобы отрезать им путь к отступлению. Однако, поселив эту надежду в свое сердце, монах слышал как гулко оно билось, и, сколь ни вертел он головой, погуживал вокруг лишь только ветер, и ни единого звучка похожего на голос рога. Погружаясь со своей соломинкой в бездну отчаянья, старец устремился молитвами к Небу, и бусинки на четках замелькали одна за другой. Утешения юной леди, звучали уже вовсе невнятно, и были прерваны могучим кличем валлийцев, вещающим, что все они собрались, и пусть враги дрожат пред ними.
Громогласию этому, внушающему трепет и страх, в которое каждый бритт вложил свою жажду крови и добычи, ответил одинокий норманнский рог, выводя из забытья воинство Раймонда. Но в сравнении с кличем валлийцев прозвучал он подобно гудку боцманской дудки средь воя и грохота бури.
Едва он смолк, Беренджер дал сигнал лучникам выпустить стрелы, и под градом ответных стрел, камней и дротиков стальная конница устремилась на бриттов.
Ветераны Раймонда, уверенные в нем, полные памяти его былых побед, ничуть не смутились превосходства врага и мчались на толпы валлийцев отважно. Захватывающее зрелище представлял в тот миг небольшой отряд рыцарской конницы, атакующий орду дикарей. Их плюмажи на шлемах развевались над громом; стройный ряд наконечников опущенных длинных копий, на шесть футов выступал грудей коней; и ровный, слитный бег соединенья душ и стали, нарастал ежесекундно.
Напор ее мог бы сломить любого врага прикрытого одной лишь посконной рубахой (ведь на валлийцах не было норманнских кольчуг), но не бриттов, кои, хвалясь, напоказ высталяли голые груди и в легких туниках шли на копья и мечи воинов в стальной броне с такой отвагой, будто от железа они с рождения заговорены. Не в их силах, конечно, устоять было против первого тяжелого удара, который разорвал их плотные ряды, и всадники прорвались к самому знамени их предводителя, достать которого и стремился Раймонд Беренджер, связанный роковым обещанием, и отдав ему ныне преимущество в поле. Но они, подобно волнам, уступившим отважному кораблю, качнулись и окружили всадников в латах. С воем и рыканьем они сомкнулись вокруг Беренджера и его ветеранов, и началась страшная схватка.
Лучшие воины Уэльса защищали знамя Гвенвина; от стрел лучников Гвентланда, не уступавших в стрельбе из лука норманнам, не спасали латы; дротики Дехьюбарта, известные своими тонкими и длинными жалами, язвили в слабые места доспехов.
Колчаны крепких йоменов Раймонда быди полны, но вряд ли можно было надеяться, что эти служилые люди нанесут ощутимый урон полчищам Уэльса. Конечно, всякая выпущенная ими стрела несла смерть валлийцу, но они не могли помочь коннице в той резне, где на каждого всадника нападало человек двадцать. Бритты, раздраженные обстрелом, ответили тучами стрел, дротиков и камней из пращей. И английские лучники, попытавшиеся было прийти на помощь Раймонду и его латникам, вынуждены были отступить к холму.
Сам рыцарь, искавший в этой битве только гибели во славе, дул в свой рог изо всей силы, вызывая зачинщика войны, вождя валлийцев, на смертный поединок. Бережно расходуя силы: рубя нападавших, сшибая конем подступавших и оставляя прочих мечам товарищей, он криком звал Гвенвина на бой и пробивался к его стягу, где князь, небрегая доблестью и честью, равнодушно выжидал. Опыт частых столкновений на границе торопил Раймонда в самое жерло войны, и трусливое поведение его заклятого врага, ему внушило надежду, что со смертью или пленом короля, и падением его штандарта, возникнет паника среди валлийцев, которая исправит положение отчаянного дня. К тому воззвал он голосом и примером своих воинов, и, несмотря на ярое сопротивление врагов, продвигался вперед. Но окружение Гвенвина - лучшие бойцы и знать, были столь же стойки в защите, сколь и упорны нападавшие на них. Тщетно их месили в грязь стальные кони, и рубили на куски неуязвимые латники. Живые и мертвые британцы сражались - цеплялись за лошадей, били копьями в соединения пластин доспешных, цепляли латников валлийскими секирами с крюками и, опрокинув их на землю, добивали длинными ножами, вонзая в норманнов клинки по сотне раз, не милосердья для, а изуверства.
Бой у знамени кипел уж больше получаса, когда вдруг Беренджер рванулся к Гвенвину, и стали так они близки друг к другу, что могли бы копьями соприкоснуться.
- Эй ты, уэльский волк! - крикнул Беренджер врагу. - Посмей отведать моего меча! Раймонд Беренджер плюет на тебя и твоего дракона!
- Лживый норманн! - заревел Гвенвин, вращая над своею головой огромный окровавленный молот. - Твой шлем тебе сейчас язык откусит! Его я воронам скормлю!
Раймонд вместо ответа направил коня своего к вождю, и тот с готовностью теперь двинулся ему навстречу. Сойдясь вплотную, бритт, видя, что броня коня Раймонда для его копья не достижима, поступил как римляне со слонами Пирра - он бросился под брюхо животного и вонзил в него длинный нож. Конь вздыбил и пал; шлем рыцаря при падении свалился с него, явив его седины. Он силился выбраться из-под коня, но прежде чем он успел это сделать, Гвенвин обрушил на рыцаря свой страшный молот не дрогнувшей рукой.
Пока вокруг кипела и лилася кровь, Деннис Моролт след в след ступал за своим господином и защищал его как мог, разя наседавших на рыцаря со всех сторон врагов. И словно сросся с ним в одно единое тело. Мечи их опускались разом, конь о конь оруженосец и рыцарь бились до самого смертного боя. В тот миг, когда Раймонд Беренджер направил своего коня на Гвенвина, храбрый слуга бросился к знамени и вступил в схватку за него с двудюжим великаном знаменосцем. Но и во время поединка рыцаря с вождем бриттов, Моролт глаз не сводил со своего господина, и когда тот пал, оруженосец будто сил лишился, уронил свой меч, и был убит под вражьим знаменем.
И бритты испустили клич победы. После гибели Раймонда Беренджера, его латникам оставалось бегство, или милость врага. Но окружены плотным кольцом, отступить они не могли; а частые войны на границах с Уэльсом не знали милосердья. Нескольким латникам удалось все же вырваться из боя, и они умчались кто куда, спасая собственные жизни с вестью о плачевной судьбе Раймонда Беренджера.
Лучники норманнского рыцаря, остававшиеся в стороне битвы, пока всадники рубились насмерть, теперь обратили на себя внимание врага. Валлийцы стали подбираться к ним словно волны штормовые, и йомены стали отступать к замку, сохраняя полный порядок в своих рядах, как знали, что только так удастся им спастись. Легковооруженные валлийцы, пытаясь недопустить их в замок, бросились им наперерез. Но английские лучники бывали в таких передрягах, и ничуть не отклонились от своего пути. Часть их, с топорами и мечами, поспешила встречь врагу, другие ж разделились и стали поочередно продвигаться к намеченной цели, прикрывая друг друга залпами стрел в ответ на стрелы и камни валлийцев, нанося им немалый урон и сдерживая преследование.
Потеряв несколько человек, храбрые йомены достигли стен замка, с коих незамедлили им помочь обстрелом врага из арбалетов и баллист. Залп огромных камней и болтов вмиг остановил погоню, и преследователи вернулись на поле боя, где торжествующие победители грабили мертвых и добивали раненых, а прочие, движимые ненавистью и местью, терзали и рубили тела норманнов, не видя срама в том позорном действе для своих потомков. Дикие вопли и кровожадность внушили ужас укрывшимся в «Грустной обители», и защитники замка решили лучше погибнуть сражаясь, но не обрекать себя «милости» врага.