Пришел туман

Нина Визгина
Часть 1
ТАЙНА СЛЮДЯНЫХ ЗЕРКАЛ

Сегодня мне вновь снился мерцающий город – призрачный город моих детских мечтаний, мой волшебный город несбывшихся надежд. Потерянная, одинокая, я бродила по его пустым опрятным улочкам, тщетно надеясь отыскать среди них знакомый переулок. Казалось еще немного, еще один шаг и я увижу свой дом – теплый приют моего детства, когда были живы родители, а я смело взирала на мир, защищенная их любовью.

Но равнодушный город не пожалел меня и на этот раз, упрямо не пуская в свой загадочный, нереальный мир сновидений. Там, в глубине сонного забытья, серые тучи, беспорядочно кружась по тусклому небосводу, отбрасывая повсюду уродливые тени, неузнаваемо искажали геометрию пространства, снова и снова вынуждая тщетно пытаться отыскать знакомые силуэты в чуждых тенях. Ледяной ветер, грубо прижимая к холодной стене внешней ограды отчего дома, безжалостно лишал возможности двигаться дальше.

Тревожное метание во сне заставило проснуться от резкой боли в спине. Как ни старалась я удобнее расположиться, ничего не помогало. Пришлось вставать ни свет, ни заря и глотать таблетку. Сказывались длительная работа за компьютером. Так хотелось уйти в отпуск хотя бы в последний летний месяц, а не промозглой осенью. Поехать в теплые края моих финансов все равно не хватило бы, а сидеть дома, запертой в четырех стенах непогодой, мало приятного.

И в бассейн давно не ходила. В начале лета его закрывали на ремонт до сентября, а посещать коммерческие спортклубы я не могла себе позволить. Плавание подчас было единственным спасением от резких приступов, которые могли настигнуть меня в самый неподходящий момент. Несчастный случай произошел на уроке физкультуры в седьмом классе, когда я неудачно прыгнула с брусьев, а преподавательница, хрупкая бывшая гимнастка, не смогла меня подстраховать.

Никто тогда не обратил должного внимания на мою травму. Ушибы быстро прошли. Несколько лет меня ничего не беспокоило, пока не пришла пора нарядов и высоких каблуков. Даже небольшой каблучок вызывал через несколько минут ходьбы резкую боль в спине. Обследование показало смещение в позвоночнике и сильное плоскостопие. Оставалось только поражаться - как до сих пор родные не замечали мою кособокую походку.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Родители - геологи постоянно мотались в разъездах, пока однажды не накрыла их песчаная буря в далекой азиатской пустыне. Чужая сторона стала им последним земным приютом, оставив нас с бабушкой одних выживать на этом свете.

Родители… При воспоминании о них мой взгляд непроизвольно останавливался на туманном зеркале, некогда обрамляющем семейный портрет. Оригинальную рамку из необычного материала, очень похожего на слюду, привезенного из очередной командировки, отец сделал сам. Где-то в таежной глухомани разыскал он удивительную скалу, сплошь покрытую пластами слюды, настолько гладкими, что в них можно было смотреться как в зеркало. Если долго не отводить глаз, казалось, что клочья тумана начинали клубиться в глубине слюдяной массы, тревожно завихряясь над вставленным фото.

Не знаю, чем был вызван повышенный интерес отца к найденному минералу, но именно поиски этой странно мерцающей слюды являлись целью последней экспедиции родителей, из которой они так и не вернулись.

Бабушке не нравилось фееричное зеркало. После гибели родителей оно долго оставалось завешанным черной накидкой, пока однажды при уборке ткань необъяснимым образом не рассыпалась в пыль. После этого случая портрет мы вставили в другую рамку, а зеркало я взяла себе. Оно магически притягивало меня своими туманными образами. Порой грезилось, будто мерцающие в его глубине кристаллы хранили таинственным образом память о родителях, сберегая частицу их души, создавая тем самым с ними незримую связь.

Чтобы лишний раз не тревожить бабулю, я ничего не рассказывала ей о своих выдумках относительно зеркала. Бабушке, которая в основном и занималась моим воспитанием, было недосуг ни разбираться с моими фантазиями, ни рассматривать мою фигуру. Она усердно работала и добилась того, чтобы я успешно закончила и школу, и университет. Получив отличное образование, я нашла интересную работу, правда, с не ахти какой оплатой. Конечно, хотелось бы чего-то большего, но здоровье мое не давало возможности устроиться в какую-нибудь солидную фирму, где, как правило, требовались более мобильные люди, нежели я.

На личном фронте, как говорится, с момента получения школьного аттестата, все оставалось без перемен. Оказавшись в течение всего вечера на выпускном школьном балу единственной девчонкой, не получившей приглашения на парный танец от своих сверстников, я отчетливо поняла, чем в будущем грозит моя хромота. Тогда и решила для себя не давать воли своим чувствам, не влюбляться. Хватит с меня физической боли.

Со временем я приспособилась. Специальная обувь не блистала особым изяществом, но хорошо скрывала хромоту и облегчала хождение. Жесткий корсет поддерживал спину прямо, хотя не позволял надевать открытые легкие блузки.
***
Итак, с сегодняшнего числа я пребывала в долгожданном отпуске. Начало августа – прекрасное время для того, чтобы провести его на природе. Нет комаров, лес напоен настоянными на травах запахами. Каждый год я старалась вырваться из города хотя бы на недельку в пансионат, который располагался в сосновом бору и наряду с необходимым лечением имел спортивный комплекс, включающий нормальный бассейн.

Но в этом году у меня появилась возможность весь отпуск провести на даче своего дяди. Они с женой долго работали на севере и рано вышли на пенсию. Сначала родственники решили обосноваться на юге, но непривычно промозглые бесснежные зимы их быстро доконали. В настоящее время они обосновались в наших краях, приобретя дом недалеко от того пансионата, где мне нравилось отдыхать.

Спустя всего год, дядюшка преобразил свое жилище в комфортабельный коттедж. Но самым любимым местом нашей семьи стала его баня. Внизу двухэтажной небольшой постройки располагалась парилка с душевой и комнатой отдыха, а наверху – уютная мансарда, которую отдавали мне в полное распоряжение. Единственное окно моей светелки, обрамленное затейливым балконом, выходило в сторону околицы.

Маленький балкончик был настолько узок, что на нем можно было только стоять, но зато отсюда открывался чудесный вид на Озерки. Так назывались в здешних местах несколько небольших озер, соединяющихся ериками. И только одно озеро было полностью окружено сосновым бором и не имело выхода к реке. Будучи самым большим водоемом, оно располагалось ближе всего к нашему хутору. Как на самом деле называлось это озеро, я не знала, но местное население окрестило его Чужим.

Странное название озеро получило за то, что в отличие от других было оно неестественной чистоты в любое время года, никогда не цвело зелеными водорослями, не обитали там утки, не водилась никакая рыба. Да что там рыба, даже лягушки не квакали на его берегах, заросших высоким камышом. Зато вода в этом озере была кристальной чистоты и замечательной на вкус. Дядя, прежде чем последовать примеру сельчан, сначала отвез воду на экспертизу. Водичка оказалась вполне пригодной для питья, хотя и с повышенным содержанием серебра.

Но, несмотря на чистоту, сельчане озеро не любили, а  Чужим прозвали за то, что иногда над его водной гладью вдруг поднимался непонятный густой туман. Холодный ветер гнал его на село неопрятными клочьями, и в плотном мареве невозможно было ничего разглядеть на расстоянии вытянутой руки. От сумеречного плена домашняя живность волновалась, а люди начинали чувствовать непонятную грусть и тревогу. Даже лучи летнего светила не могли пробиться через плотную мглу. К счастью, явление это в дневное время было довольно редким и быстро развеивалось под напором сильного ветра.

Сегодня выдался очень теплый вечер. Ветер, непрерывно дующий всю неделю, принося холодные мелкие дожди, прекратился наконец, и усадьба наполнилась спокойными домашними шорохами. Не успело солнце скрыться за горизонтом, как луна полновластно встала над лесом, затопив бледным светом подворье. Несмотря на ранний вечер, домочадцы мои как-то сразу заскучали и решили уйти в дом.

Воздух, напоенный запахами свежескошенного сена, обволакивал, успокаивал, склоняя ко сну, и я, не присоединившись к семье, отправилась в свою мансарду. Вся моя комнатка была залита лунным светом и в ее призрачных тенях как будто метались неясные тени лесных духов. Неожиданно стало очень холодно и, поспешив закрыть окно, я отправилась спать. В сон провалилась мгновенно, и казалось, только закрыла глаза, как вдруг меня разбудил громкий стук лошадиных копыт.

В комнате, по-прежнему залитой мягким светом луны, воздух вибрировал на высокой ноте, будто полчища комаров ворвались сюда неизвестно откуда. Окно, которое я так тщательно закрыла перед сном, оказалось распахнутым, в рассеянном свете тревожно билась легкая занавеска. Внезапно в проеме показалась чья-то тень. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы окончательно проснуться.

В лунных отсветах ясно обозначился силуэт мужчины, непонятно каким образом маячившего на уровне второго этажа. Лицо незнакомца скрывала тень, но я чувствовала, как он внимательно смотрел в мою сторону. Его долгий изучающий взгляд при полном молчании вынудил меня подойти к окну. Но стоило только оказаться на балкончике, как незваный гость тут же отступил назад. Испугавшись, что человек может сорваться вниз, я резко протянула руки ему навстречу.

Дальнейшее больше походило на сон, чем на явь. Несколько мгновений и я оказалась на лошади впереди своего неожиданного ночного визитера. Огромная ладонь нежно и крепко удерживала меня на крупе лошади, не давая никакой возможности повернуть голову и лучше разглядеть всадника. Лишь пряди темно-русых кудрей, небрежно развевающихся на ветру, иногда обхватывали мои плечи, обдавая непривычным запахом разогретой кожи.

В полном безмолвии удаляясь все дальше от дома, я не без тревоги поняла, что мы несемся к Чужому озеру. Но, еще не достигнув прибрежных зарослей, нас вдруг окутал плотный туман. Стало очень холодно. Видимо почувствовав мое состояние, спутник крепче прижал меня к себе. Извернувшись, я разглядела, наконец, его лицо – лицо Кента, конюха, с которым познакомилась накануне при посещении соседней усадьбы.

Подсознательно разумея, что весь этот бред снится, я все же недоумевала - с чего это вдруг выбрала для своих девичьих снов местного конюха - инвалида. Полагая, что во сне, по всем законам сказки, мой принц должен оказаться прекрасным кавалером, я попыталась разглядеть ноги наездника и от неожиданности увиденного начала падать.

Но крепкие руки, живо подхватив, вновь водрузили меня наверх. Только на этот раз молодой человек посадил меня лицом к себе, молча приложив палец к губам и слегка покачав головой. Я расценила этот жест как приказ молчать и не рыпаться. Впрочем, при всем желании я не смогла бы его нарушить - от неожиданности увиденного у меня пропал голос, а тело начала охватывать ледяная скованность ужаса.

Я сидела в объятиях сильного, яркого в своей шоколадной гриве существа, у которого торс непонятным образом сливался с крупом лошади. Огромные голубые глаза человека - полукентавра смотрели на меня с неподдельным мужским восхищением. Нежная теплота восторга от осознания волшебного приключения, пускай во сне, но такого реального в ощущениях, такого прекрасного, начала постепенно заполнять меня.

Быстро преодолев береговые заросли, мы выскочили к Чужому озеру. Вокруг стояла безветренная тишина – без шума камыша, шелеста листвы, без единого птичьего звука. Все замерло в немом ожидании продолжения ночи. Еще один шаг, и мы оказались в воде. В этот момент на несколько мгновений туман рассеялся, и я успела заметить, как в призрачном свете луны качаются травяные водоросли на дне озера. Мой всадник был так горяч, так прекрасен, что меня бросило в жар от его близости. Внезапно мужские руки, до того осторожно удерживающие меня на лошадином крупе, разжались, и я соскользнула в воду.

Я начала медленно уходить на дно, а наверху в полном молчании стоял голубоглазый Кент. По законам сказочных грез он должен был успеть подхватить меня и вновь заключить в свои объятья. Но странное создание моего сна ничего не предпринимало. Мне даже показалось, что всадник стал удаляться или это я все глубже уходила под воду, которая от неожиданного падения вначале показалась очень теплой. Но по мере погружения меня начала обволакивать изумрудная прохлада, наполненная ледяными иголками, постепенно пронизывающая все тело до костей. Сильная боль судорогой свела ноги, заставив отчаянно выгребать кверху…

Проснулась я от холодного сквозняка. Балконная створка опасно стучала под порывами сильного ветра, грозя разбить стекло. Я подскочила к распахнутому окну. Весь двор, да что там двор, все вокруг тонуло в промозглом сером тумане. Я поспешила закрыть окно и, только согревшись в постели, вспомнила о своем диком сне.

Сне? Стуча зубами то ли от холода, то ли от болезненного состояния, вызванного резким пробуждением, я изумленно наблюдала, как прозрачные капли воды стекали на пол со стен комнаты. Ночная сорочка на мне была не просто мокрой, а основательно измятой и перепачканной. Какие - то зеленые полоски, похожие на водоросли, висели на пояске, зацепились за кружева, а в волосах и к телу прилипли песчинки.

Это туман. Это приходил такой туман – решила я, стараясь вспомнить лицо кентавра. Но усилия мои оказались тщетными. Помнился только шорох камышовых зарослей во влажных испарениях озера и острый чужой непривычный запах мужского тела.
***
Туманы! Нет, туманы больше не приходили, но ночи стояли непривычно холодными для летнего времени. От промозглой ли погоды, то ли после той странной ночи, когда я проснулась в сорочке, непонятным образом промокшей насквозь, спина разболелась до такой степени, что пришлось отлеживаться. Все это время меня не отпускало наваждение ночного сновидения.

Так я промаялась несколько дней, испуганно прислушиваясь к своему организму. Очень не хотелось разболеться в разгар лета, но страхи оказались напрасными – боли отпустили. Более того, чувствуя непривычную легкость во всем теле, я даже начала ходить в обычной обуви на небольшом каблучке, не ощущая никакого дискомфорта.

Я старалась не вспоминать о своем диком сне, но чувствовала, что та ночь не прошла для меня без последствий. Что-то все же произошло тогда. Может этот туман, что настиг меня во сне, обладал какой-то целительной силой? Не знаю, но сейчас чувствовала я себя прекрасно.

Все это время, меня не покидало ощущение реальности ночного приключения. Оно было настолько сильным, что неудержимо тянуло увидеть того, кто стал прообразом чудного героя моего странного сна. Как только установилась ясная погода, я решила снова наведаться в соседнюю усадьбу. Хотя ранее, до той туманной ночи, у меня не было ни малейшего желания вновь встречаться с ее увечным смотрителем. Я слишком хорошо помнила его последний взгляд, полный злобы и непонятного презрения, которым проводил нас Кент во время моего первого посещения исторических развалин.
***
Мы давно собирались посетить местные конюшни, которые владелец понемногу приводил в божеский вид. От знакомых сельчан не раз слышали, что уже несколько породистых коней – красавцев били копытами в отремонтированных стойлах. Видимо, пока у хозяина средств и времени хватало лишь на разведение лошадей – остальные помещения оставались в плачевном состоянии. Особенно жаль было видеть, как постепенно превращалось в руины главное здание, от которого так и веяло преданиями давно минувших лет.

Как же мы удивились, когда на входе в усадьбу нас недружелюбно встретил хмурый человечек, которого поначалу я приняла за ребенка. Но им оказался местный конюх, представившийся как Кент, не давая дальнейшей расшифровки своего оригинального имени. Был он довольно молод и так сутул и коротконог, что более походил на карлика. Впрочем, я не стала его особо разглядывать - уж очень он недоброжелательно повел себя. Не знаю, чем была вызвана его злость, но пустил нас Кент только после того как дядя заверил, что с разрешения хозяина мы быстро осмотрим лишь центр усадьбы, а на конюшни не пойдем.

Пройдя по центральной аллее, более похожей на лесные дебри, мы неожиданно оказалась на просторном дворе перед главным входом в основное здание. Двор, аккуратно выложенный брусчаткой, оказался чисто прибран. Первый этаж строения из грубо отесанного серого камня местами потемнел от времени, из трещин, разломами прорезавших фундамент, яркими соцветиями выбивался кипрей. Второй этаж обрамляли зеленоватые плиты в рыжих потеках от водостоков.

Выше, с правого угла я разглядела будку, очень похожую на сторожевое сооружение, а слева располагалась симпатичная мансарда, куда прямо со двора вела кружевная металлическая лестница. На крыше торчала спутниковая антенна. По бокам лестницы, ведущей в мансарду, стояли большие каменные вазоны с роскошной настурцией, яркие желтые бутоны которой приятно смотрелись на замшелом фоне здания. Перила лестнички увивали пышные гроздья душистого горошка. Вокруг не было ни души. Стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь знойным стрекотом насекомых.

Меня, признаться, очень удивили слова дяди насчет разрешения на нашу экскурсию. Когда мы вошли в дом, а служка остался на входе, я не утерпела и поинтересовалась, когда дядя успел познакомиться с местным хозяином, на что тот лишь тихо рассмеялся. Заметив хитринки в его глазах, я догадалась, что мой гид не имел ни малейшего представления о владельце данной усадьбы.

Открывая входную дверь, неприветливый страж неожиданно подал мне руку, предупреждая о низком пороге. Мне ничего не оставалось, как принять его помощь. Вероятно, Кент заметил мою хромоту, и потому решил все же впустить нас, несмотря на то, что вряд ли поверил нашим заверениям о полученной санкции на осмотр поместья. Уж очень долгий изучающий взгляд конюха я поймала на себе, когда дядюшка стал бодро заверять его в личном знакомстве с хозяином конюшен.

Вначале мне показалось странным, что после такой недоверчивости сторож не стал нас сопровождать. Впрочем, это вскоре стало очевидным – в пустом здании гулял только ветер наперегонки с гулким эхом наших шагов. Тогда я не знала, что за нами спокойно можно было наблюдать из мансарды, с которой отлично просматривался весь внутренний двор усадьбы.

По заброшенному зданию мы бродили одни. Пока дядя осматривал близлежащие живописные окрестности из окон второго этажа, я продолжила обследование нижнего этажа, надеясь найти хоть что-то привлекательное в пустующем жилище. Так неспешно двигаясь вдоль мрачных стен, в дальнем углу набрела я на небольшую нишу, в глубине которой просматривалась еще одна дверь.

По краям ниши уютно расположились небольшие скульптуры - слева гривастого льва, а справа лукавой львицы. В лапах мелкие стражи удерживали шары с вертикальными углублениями. Скорее всего, в давние времена сюда для освещения вставляли зажженные факелы. Несмотря на мелкие трещинки, каменные зверушки, на удивление, находились в хорошем состоянии.

В позах изваяний не было угрозы, напротив, они будто приглашали пройти дальше, обещая спокойное укрытие от лишних глаз. Как таинственно – подумала я, намереваясь пройти дальше мимо мелких стражей. Только я решила обследовать свою находку, как меня остановил звук чьих-то шагов, резким эхом отражающийся от голых стен.

Обернувшись, я заметила дядю, жестом показывающего, что пора на выход. Я, было, хотела уговорить его последовать вместе в обнаруженную нишу, но увидев за его спиной Кента, решила промолчать. Уж очень недовольным выглядел местный страж. Его насупленный вид явно говорил, что нам пора удаляться. Скорее всего, конюх все-таки понял, что пришли мы сюда самозванцами, и ему просто надоело ждать, когда удовлетворят свое любопытство непрошеные посетители.

Я попыталась поймать взгляд молодого человека. И сама не знаю, что на меня нашло, но мне вдруг стало очень жаль его – сидит человек один в заброшенной усадьбе наедине со своей хворью, злой на весь белый свет. И почему я решила тогда, что Кент сердит на весь мир, может лишь на нас - за то, что нарушили его спокойное прозябание среди этих старых руин. Может только здесь, на природе, среди умных, но молчаливых лошадок, вдали от людских глаз, жилось ему хорошо и спокойно.

Но я не успела ничего сказать, парень вдруг резко развернулся и быстро проковылял на выход, ясно давая понять, что экскурсия закончилась. Я спросила дядю, почему нас так бесцеремонно выдворяют. Но тот и сам был немало удивлен странным поведением конюха. Закончив осмотр здания и не найдя ничего интересного, он спустился вниз, чтобы отблагодарить Кента, который до этого продолжал терпеливо ждать у входа.

Но как только дядюшка предложил ему деньги, парня словно подменили. Он, вдруг жестко усмехнувшись, решительно отверг платеж, резко добавив при этом, что за осмотр развалин плата не взимается. Никак не ожидая подобной реакции, дядя несколько растерялся, подметив в словах Кента двойной смысл. Извинившись за беспокойство, он поспешил за мной под бдительным взором сторожа.
***
Наконец, выбрав ясный солнечный день, заранее предупредив домочадцев о своем намерении, я решила вновь посетить так заинтриговавшую меня соседнюю вотчину. Не знаю, чего моей душеньке хотелось больше – продолжить осмотр центрального здания или повидать местного старожила. После той непонятной ночи, погрузившей мое подсознание в мир феерического тумана, неудержимо тянуло встретиться с ним еще раз. Казалось, только таким образом я смогу избавиться от тягостного наваждения странного сна.

На этот раз на входе в поместье никого не оказалось. Я спокойно прошла до главного здания. Солнечный полдень заливал ухоженное подворье летним теплом, птицы щебетали в кустах, цветочные клумбы жужжали шмелями. Старый дом встретил меня тишью и безлюдьем.

Входная дверь оказалась открытой. Полагая, что возможно сторож находился внутри, я, недолго думая, проследовала в здание. Прежде, чем пройти дальше, я попыталась позвать кого-либо, но на мое приветствие никто не откликнулся. Меня отпустила, наконец, та пружина, которая, сжавшись внутри, держала все утро в сильном напряжении до такой степени, что порой было трудно вздохнуть, словно я воистину оказывалась под зеленой водой Чужого озера.

Почувствовав себя свободно, я решила разведать, что там, в нише, которую не успела осмотреть при первом визите в старый дом. Каменные фигурки львов по-прежнему продолжали спокойно лежать у ее входа. Только сейчас в пазы шаров, что держали каменные изваяния, были вставлены зеркальца. Наличие здесь подобных украшений меня сильно удивило. В прошлый раз я сочла, что эти ямки предназначались исключительно для обычных факелов.

Небольшие зеркала на высоких ручках смотрелись в этом месте, по меньшей мере, нелепо и совершенно непонятным было их назначение. Верхний свет сюда не доходил, так что роль отражателей они играть не могли. Присмотревшись внимательнее, я еще больше удивилась, обнаружив, что зеркальную поверхность создавал известный мне слюдяной минерал.

Проследовав мимо статуэток, я заметила в глубине ниши короткую лестницу с затейливыми металлическими перилами и, спустившись вниз, неожиданно оказалась в небольшом овальном помещении, стены которого странно мерцали. Свет сюда едва проникал через узкую щель под самым потолком. Вероятно, именно его отблески мерцали на зеркалах, что держали в лапках входные фигурки.

У самого порога комнатки в низкой выемке стояло изогнутое кресло вполне современного вида. Стены напротив него смыкались в одну общую дугу, похожую на большую изогнутую параболу, тускло мерцая запыленным стеклом, в котором смутно проглядывалось мое собственное отражение. Я даже попыталась поцарапать стекло ногтем. Материал, покрывающий всю противоположную сторону комнаты, показался мне знакомым. На ощупь он напоминал тот своеобразный камень, что привез когда-то отец из дальней экспедиции.

Тогда-то он и смастерил из загадочного минерала оригинальную рамку – зеркало для семейного фото, которое я до сих пор хранила как память о безвременно ушедших родителях, оберегая от чужих глаз, втайне от бабули постоянно таская с собою во все поездки. Вот и сейчас это слюдяное зеркало мирно покоилось в мансарде на дне моего чемодана.

Внезапно в глубине зеркальной стены вместо моего отражения завихрились водоворотом глубинные тени, и прямо на меня стало надвигаться изображение Кента, который сегодня до сих пор мне так нигде и не встретился. Мужчина будто парил в воздухе, ног его я не видела, руки сложены на груди, волосы забраны назад под темную ленту и только по слабому колебанию ее концов можно было предположить, что местный страж не стоял на месте.

Я резко отпрянула назад и, споткнувшись, упала в стоявшее напротив кресло. Отсюда противоположная стена уже не казалась такой загадочной. Передо мной была просто серая, невзрачная, слегка изогнутая поверхность, покрытая пылью, вся в мелких трещинках. Более того, в нескольких местах отчетливо виднелись рытвины величиной с грецкий орех, заполненные, казалось на первый взгляд, водой.

Меня удивило наличие влаги, которая непонятным образом удерживалась в ямках, не скатываясь по стене. Успокоившись, я не удержалась и попыталась снять капли из ближайшей впадинки. Но не тут-то было. Палец вместо предполагаемой воды уткнулся в твердый материал, похожий на металл, вблизи матово отсвечивающий серебром.

Теперь, как я ни крутилась, никаких зеркальных отсветов больше не увидела – будто кто-то выключил стену после моего бесцеремонного осмотра. Попятившись назад к выходу каморки в надежде найти нужный ракурс для странных видений, я наткнулась на чьи-то ноги. Уже готовая задать сотню вопросов о странностях таинственной комнатенки, я замолчала на полуслове, поймав на себе строгий изучающий взгляд Кента.

Замерев от неожиданности, будучи готова к неприятным высказываниям, что-де залезла, куда не позволено, я для большей надежности прижала ко рту ладонь, чтобы не наговорить чего-нибудь лишнего, о чем потом буду сильно жалеть.

Но местный старожил молчаливо продолжал стоять в проеме, ничуть не выказывая своего удивления или недовольства. Создавалось впечатление, что мое появление не стало для него таким уж неожиданным. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы придти в себя и осмыслить сложившуюся обстановку.

Я поздоровалась со словами извинения за новый визит, решив пока не вдаваться в лишние объяснения. На мое приветствие парень лишь слегка кивнул головой и, немного помедлив, насмешливо добавил, что был абсолютно уверен в моем возвращении, совершенно не поясняя свое замечание.

Меня настолько поразили его слова, что я даже слегка растерялась от такого бесцеремонного приема. Решив не отвечать на оригинальное приветствие, я старалась на этот раз лучше рассмотреть молодого человека, непроизвольно сравнивая с образом приснившегося кентавра. Но волосы парня были спрятаны под картузом, и лишь глаза, огромные, потрясающей синевы, внимательно смотрели, изучая меня – глаза приснившегося сказочного персонажа.

Бывает же так! А казалось, что в прошлое посещение я совсем его не рассмотрела. Так в полной тишине мы стояли, уставившись друг на друга, пока Кент не предложил мне присесть. Раз уж я так заинтересовалась этой комнатой, он может рассказать об ее назначении.

Сейчас конюх не казался таким уж неприветливым, хотя и особой теплоты в голосе собеседника не чувствовалось. Я ожидала чего угодно, но только не его откровений относительно того, что здесь увидела. Пока Кент говорил, меня не покидало ощущение неверия в его искренность. Парень явно чего-то не договаривал – или не хотел или боялся.

Впрочем, его вполне можно было понять – с какой стати он начнет откровенничать со мной, совершенно незнакомым человеком. И так казалось очень странным, что Кент вдруг начал рассказывать мне о том, как эту комнату сделал его дед из минерала, открытого при раскопках в африканской пустыне, и названного мерциитом, то есть мерцающей слюдой.

Изогнутая слюдяная стена представляла собой своеобразную линзу. В фокусе этой линзы концентрировалась особая материя, несущая в себе всеобъемлющую информацию, которой повсюду пронизан окружающий нас мир.

Сторож продолжал что-то бубнить, а у меня в голове билась только одна мысль – каким образом оказалось связано его семейство с хозяином данной усадьбы и как странно, что они, как и мой отец были открывателями слюдяных зеркал да еще на чужом континенте.

- А ведь вы меня совсем не слушаете, - вдруг очнулась я от его резкого замечания,- зачем же тогда пришли сюда? В прошлый раз, когда я застал вас у входа в нишу, мне показалось, что вы заинтересовались ею. Разве не так?- уже довольно мягко спросил меня Кент.

Выдернутая из личных размышлений его конкретным вопросом, я не нашла ничего лучшего, чем озвучить свои мысли.

- Я не вижу ничего странного в том, что наши отцы могли заниматься одними и теми же изысканиями. Я правильно вас понял – ваши родители тоже были геологами. Впрочем, – добавил Кент, не дождавшись моего ответа, - старая усадьба давно принадлежала нашей семье, а эту комнату дед оборудовал для продолжения своих исследований, когда решил свернуть африканские раскопки.

- Так это он владелец местных конюшен? – непроизвольно вырвалось у меня, до такой степени меня поразили его слова.

- Деда уже нет, а отец живет, - Кент неожиданно споткнулся, нервно сглотнув, - он живет далеко. Очень далеко, - повторил он почти шепотом.

Вот, так - так! Выходило, что новым собственником усадьбы был именно этот болезненный карлик. Теперь понятно, почему он не поверил дядюшке в наше знакомство с владельцем. Кто ж мог предположить, что сам конюх и являлся полновластным хозяином всего этого раздолья.

- Я здесь один, совсем один,- с неожиданным откровением добавил Кент.
В его голосе я почувствовала безысходную грусть и затаенную горечь одиночества.

- Обычно человек воспринимает параметры только своего реального мира. Но дед считал, что вселенная многообразна, и кто сказал, что творец создал только одну реальность, единственную, в которой мы можем обитать. А что, если можно перейти в другую реальность, где при иных обстоятельствах будем и сами в чем-то иными, здоровее, красивее. Может просто счастливее,- продолжал мой рассказчик.

- В детстве, пока был жив дед, я много времени проводил в этой комнате. Здесь мне делалось легче, но остановить прогрессирование болезни так и не удалось. Таким вот красавцем, уж извините, дорогая, я и вырос, - молодой человек вдруг резко склонился надо мной в шутливом реверансе, обдав запахом разогретой кожи.

От такого знакомого, из сна, запаха кентавра у меня закружилась голова. Я уже плохо соображала, где находилась. Не было уродливого карлика, только бездонная синь огромных глаз, сильные руки и ласковый голос. И я поплыла в сумеречных волнах слюдяного зеркала.

- Если ваш отец тоже имел дело с мерциитом, то, возможно у вас остался такой минерал. Здесь не хватает нескольких фрагментов, что нарушает равновесие пространственного восприятия. Я давно ищу возможность восстановить зеркало. У вас есть мерциит? – вдруг очень громко спросил Кент, на мгновение вырвав меня своим окриком из плена наваждения.

Я уже ничего не понимала. Все вокруг стало казаться нереальным, чуждым, бредовым. Стоило ли вообще рассказывать кому бы то ни было про зеркало, что хранила в память о родителях? Зачем я здесь, с этим странным человеком? Надо немедленно уходить отсюда. Казалось, сами стены комнатенки стали сужаться, выдавливая меня наружу. Не хватало только грохнуться здесь в обморок. Мне не хотелось уже ничего, никаких тайн, лирических переживаний, волшебных встреч – только выбраться из подвала на солнечный свет.

Стараясь держать себя в руках и не запаниковать, я довольно смутно помнила, как опираясь на руку Кента, избегая соблазнительной синевы его глаз, выбралась из дома. Окончательно я пришла в себя лишь во дворе, отдышавшись в тени растений, свешивающихся с перил лестнички, ведущей к мансарде.

Кент стоял рядом, держа руку на моем запястье. Меня неудержимо тянуло к нему, но при этом я вполне отдавала себе отчет, что на самом деле просто подменяла действительность иллюзией приснившейся сказки. Надо было немедленно уходить отсюда, пока я не наделала глупостей, поддавшись гипнотическому обаянию молодого хозяина. Или того хуже - пока не обидела его категоричным отказом от дальнейших отношений. Я чувствовала, что наша встреча могла запросто закончиться одним из этих вариантов. И не считала приемлемым ни один из них.

Наскоро попрощавшись, я решительно отвергла предложение Кента проводить меня. Но на самом выходе из усадьбы все же не удержалась и обернулась, почувствовав напряженный взгляд - в конце аллеи на гривастом шоколадном коне маячил всадник. Конь нетерпеливо перебирал ногами, но Кент оставался на месте. Стояла тишина, в воздухе чувствовалось придвижение грозы. Я поспешила домой.

Часть 2
В ТУМАНЕ МЕРЦАЮЩЕГО ГОРОДА

На обратном пути, не пройдя и половины, меня внезапно настигло плотное марево. Сероватые клочья тумана неудержимо заключали окружающую обстановку в сумеречный плен. Все вокруг стремительно погружалось в нереальный мир моего ночного сна – будто я снова оказалась под водой Чужого озера. Стиснув зубы от страха заблудиться, я продолжала идти почти на ощупь по такой, еще недавно проторенной, дороге, которая с каждым шагом казалась все менее узнаваемой. Пока не уперлась в лесной тупик. Все! Дорога кончилась.

Но не успела я запаниковать, как из тумана вынырнул Кент. Не произнося ни слова, страж подхватил меня и помчался сквозь лесную чащу. От изумления я не сразу обратила внимание, что туман перед нами расступался странным коридором, по бокам которого ничего по-прежнему не было видно.

- Только бы не к озеру, - испуганно мелькнуло у меня в голове. Но озвучить свои подозрения - все равно, что рассказать о сне. Этого мне совершенно не хотелось. Я и боялась своего наездника и в то же время чувствовала, что вполне могу ему довериться.

- Какие все же сильные руки у этого парня, впрочем, наверное, это компенсация за слабые ноги, - я старалась думать о чем угодно, только чтобы удержаться от желания глянуть вниз.

Не знаю, чего я хотела больше – убедиться в ущербности всадника, или продолжения чудесного наваждения. Пока я терзалась противоречивыми переживаниями, не желая выдать свой страх, свои сомнения и тайные желания, мы выскочили из тумана. Но вместо ожидаемого вида знакомого подворья перед нами предстало Чужое озеро. Темные воды медленно набегали на берег.

- Все-таки озеро. Но почему? Что в нем такого, что оно так притягивает тебя? Зачем ты привез меня сюда? – я хотела кричать, но не могла произнести ни звука. Боясь, что странный сон окажется пророческим и всадник на самом деле может сбросить меня в воду, я вцепилась в гриву коня, уже не доверяя заботливым объятиям Кента.

Все вокруг освещалось сумеречным светом – он лился сверху, рассеянный сплошной облачностью – или это туман, который продолжал обступать нас со всех сторон, создавая иллюзию предвечерних сумерек. Еще немного и влажная мгла поглотила водную гладь.

- Зачем?- только и смогла я прошептать, когда всадник, не говоря ни слова, пришпорил коня, и мы прыгнули в туман, окончательно поглотивший водоем.

- Это конец. Он сумасшедший, мне никто не поможет, - я зажмурила глаза, и, набрав воздуха, приготовилась к погружению в воду, стараясь высвободиться из объятий безумного конника.

Неожиданно Кент ослабил хватку, и я стала падать. Но вместо ожидаемой воды весьма ощутимо ударилась о твердую поверхность. Под ногами была суша, но не просто лесная тропинка, а самый настоящий городской асфальт. Я ничего не понимала. Кент стоял рядом – высокий, стройный и улыбался. Коня не было, нас поглотила абсолютная тишина.

- Так вот как это бывает, когда тебя уже нет, - подумала я, продолжая рассматривать своего погубителя. - Как же ты красив в этом мире, нежданный, негаданный искуситель!

- А ты неплохо смотришься на том свете, - проговорила я, протягивая ему руку – мне очень захотелось до него дотронуться, убедиться в его существовании или…полном своем бреде.

- Пойдем со мной, не бойся. Я поведу тебя в город твоего сна, - тихо предложил Кент, нежно обволакивающий меня своим сказочным обаянием.

От его волнующего голоса у меня кружилась голова. В этом нереальном потустороннем мире, накрытая волной давно забытого ощущения влюбленности, я снова любила – любила призрак, чудовище, божество, сказку – или просто умерла? Мне было все равно, потому что я была счастлива.

Счастлива… пока, настороженно шагая по пустым опрятным улочкам мерцающего города – призрачного города моих детских мечтаний, мы не свернули в до боли знакомый переулок. Еще немного и я очутилась возле родного дома. На этот раз, в отличие от навязчивых снов, я подошла к нему очень близко. Близко настолько, что без труда смогла заглянуть в наше окно, распахнутое настежь, невзирая на промозглую сумрачность. В глубине комнаты мирно беседовали мои родители. Меня это даже не удивило - в грезе я была готова ко всему.

Небольшое усилие, один шаг и я окажусь рядом с ними. Но Кент порывисто обнял меня, пытаясь удержать возле открытого окна. Видеть родных на расстоянии было невыносимо. Я стала вырываться из рук феерического гида, хотя тот и не думал противиться. Кент отпустил меня без лишних слов, лишь печально покачав головой. Только повернув за угол, я поняла его молчаливое сожаление - вместо входной двери мне преградил путь все тот же холодный туман.

Равнодушный город не пожалел меня и на этот раз, упрямо не пуская в свой загадочный нереальный мир. Рядом снова оказался Кент.
- Ну почему? Почему я не могу пройти к ним? – попыталась крикнуть я сквозь навернувшиеся слезы. Но слезы были, а голоса нет. Я не могла говорить в этом иллюзорном мире. А они все говорили - и Кент, и мама, и отец. Я ничего не понимала.

- Пойдем, ты должна это слышать, - Кент, теплый, нежный и такой близкий красивый человек, снова подвел  меня к окну, где родители продолжали разговор, не глядя в нашу сторону.

Они сидели за столом напротив друг друга, взявшись за руки, как любили делать это в прежней, такой далекой, нашей общей жизни. Рядом возвышалось большое зеркало, в центре которого я разглядела знакомую фотографию, где мы были запечатлены с бабушкой на дядином подворье. Вид этого фото, которое появилось сравнительно недавно, когда родителей уже давно не стало, окончательно убедил меня в нереальности происходящего.

- Я или погибла, или грежу наяву,- решила я,- И…нечего бояться. Хуже уже ничего случиться не может.

Внезапно тишина, до сей поры окутывающая нас в плену необъяснимого тумана, исчезла, и теперь я отчетливо слышала голоса родителей. Они говорили о нас – обо мне и Кенте. Я ничего не понимала. Как могли они знать о нем, и что все это значило?

- Здесь они оба будут здоровы, они будут с нами. Он ее любит, дочь будет счастлива с ним. Поверь мне, - убеждал отец, нежно целую мамину руку.
- Нет, нет, так нельзя! Она сама, только сама должна это решить. Она сама должна сделать свой выбор – жить в нашем мире или оставаться в прежней реальности,- горячо возражала мама.

Я чувствовала, нет, я знала – они говорили обо мне. И судя по разговору, они прекрасно отдавали себе отчет, что я их слышу. Но тогда, почему они так явно игнорировали мое присутствие? Почему не пускали к себе? Пусть это сон, иллюзия или полный бред, но мне так хотелось прикоснуться к ним, очутиться рядом, прижаться к маминой щеке, почувствовать снова их любовь и понимание.

Слезы неудержимо текли, затуманивая взор, или это все тот же странный туман подступил так близко, что снова заполонил все окрест. К тому же безобразные серые клочья марева стали медленно выползать из глубины зеркальной рамы, стоящей внутри комнаты, неумолимо поглощая ее пространство. Когда фотография окончательно исчезла, родители повернулись, наконец, в мою сторону.

- Отдай ему наше зеркало,- мягко произнес отец, улыбаясь на прощание.

Мама неожиданно резко закачала головой, словно давая мне понять, что делать этого не стоит. Я метнулась к ним, пытаясь вырваться из объятий Кента. Напрасно – я ничего не успела. Сплошная безжалостная мгла скрыла их от меня.

Мы стояли напротив друг друга, заключенные туманом в капсулу безвременья. Безмолвие, холодное, жестокое, без единого проблеска живительного света давило тоской и безысходностью. Абсурд происходящего становился невыносимым.

- Что все это значит? Зачем тебе мое зеркало? Почему здесь ты выглядишь иначе?- вцепилась я в Кента, не в силах более сдерживать переполняющий меня ужас. Даже для сонного бреда все это выглядело непомерно диким.

 Я замолчала, не в силах более пытаться что-либо понять, ловя синий взгляд своего спутника с надеждой на спасение от этого безумия. Наконец, Кент заговорил.

- В этом мире – другом, зыбком, туманном, я здоров, я свободен. Я давно намеревался уйти, но совсем покинуть нашу реальность не мог – пока слишком велика нестабильность переходов. Я долго искал мерциит. И вот появилась ты, как долгожданный подарок судьбы. Находка твоего отца могла бы выправить  зеркало слюдяной комнаты деда, обеспечивая надежный переход.

- Но твое появление разрушило мои планы,- продолжал он, осторожно притягивая к себе, - Теперь тебе и только тебе решать, как нам быть дальше.

Моя рука лежала у Кента на груди и я слышала, как бешено колотится его сердце. Так хотелось поверить в теплоту чувства необычного кавалера, в то, что вот она - любовь, о которой так мечталось по ночам.

- Но почему это случилось в кошмарном бреду? – с глухим стоном вырвалось у меня.

- Нет, нет! Все не так! Доверься, поверь мне. Пожалуйста, выслушай меня до конца. Я давно решил уйти. Но с твоим появлением в моей жизни все изменилось. У меня появилась надежда – надежда стать счастливым. В нашем мире меня можешь удержать только ты. Но там я снова буду, - он замялся, видимо, не в силах выдавить из себя точное определение своего недуга. Наконец, жестом показывая низкорослость, продолжил, - Но разве я нужен тебе такой?

-  Молчишь,- выдержав паузу, с горечью добавил Кент, - Ну что ж, я свой выбор сделал. Очередь за тобой, хотя… я предвижу твое решение. В любом случае, я буду ждать тебя завтра в полдень на берегу озера Туманов.

- Это что еще за озеро? – поразилась я, впервые услышав такое название.
- Вы называете его Чужим, - усмехнулся мой провожатый, теснее прижимая меня к себе.
- А почему не у тебя дома? Я так поняла, что именно там тебе нужен мерциит,- прошептала я, едва сдерживаясь от желания закрыть глаза и полностью отдаться во власть безрассудного поцелуя.
- От вашего дома до озера ближе, я встречу тебя на коне.

Я все поняла - он хотел предстать передо мной в облике прекрасного всадника. От отчаяния и полной безнадежности что-либо понимать в происходящем, я закрыла глаза, не в силах более видеть эту дикую мешанину из тумана серых теней и нереально прекрасного Кента. Вдруг давно забытая дикая боль пересекла спину, казалось еще мгновение и я рассыплюсь на мелкие кусочки небытия.

- Как же больно!- простонала я.
- Сейчас станет легче, доверься мне,- прошептал Кент.
- И что дальше? Я проснусь?

Но больше Кент не сказал ни слова. За время обратного пути я так и не получила никаких объяснений нашего дикого похождения. Не скажу, что мы мчались сквозь туман. Нет, мы медленно плыли в его темных клубах, пока внезапно не оказались на знакомой тропе, ведущей к нашему хутору. Совсем рядом тихо вздыхало Чужое озеро. Надвигался вечер, и в молчаливых сумерках чувствовалось умиротворение закончившегося дня.

Дома, как ни странно, все отошли ко сну, хотя было еще не так уж поздно. Скорее всего, это все тот же тягостный туман отправил людей раньше на отдых. Впрочем, сейчас удивить еще больше меня было уже невозможно. Чудес и нервных переживаний на сегодня хватило с лихвой.

Я рада была, что не надо никому объяснять долгое отсутствие, и уж совсем не хотела бы знакомить домочадцев со своим спутником. Как только мы вынырнули из тумана, Кент ни разу не позволил мне повернуть голову в свою сторону. Конечно, я догадывалась, почему он это делал. Вынырнув из призрачного мира, мой синеглазый кентавр принял свой прежний неприглядный облик.

Перегруженная впечатлениями, я так устала от его непонятных превращений, что мне было уже все равно, как он выглядел. Мне и жаль было Кента, и страшно от того влечения, что вызывал во мне его пронзительный взгляд. Когда Кент подвел коня прямо под мой балкончик, я, не прощаясь, нырнула в свою светелку.

Всадник умчался так стремительно, что я не успела его рассмотреть из окна. Все! Будто и не было ничего – только один туман надвигающейся ночи. На меня накатила такая усталость, что не было сил ни на что. Только бы поскорее уснуть – без сновидений, без сладостных грез, без напрасных надежд.

Часть 3
ПРОЩАНИЕ

Проснулась я встревоженной - то, что пресловутая слюдяная рамка до сих пор находилась в моем чемодане, не давало покоя. Не покидало ощущение, что с памятной вещицей необходимо что-то сделать. Я поставила зеркало перед собой, тщетно пытаясь отыскать в глубине его отблесков знакомые теплые мерцания.  Напрасно!

На этот раз мне казалось, что в рамке затаилась черная тайна – тайна нереальных превращений, более похожих на смертельный переход на тот свет. Странный минерал на этот раз нес в себе непонятную угрозу, скрытую в зеркальной глубине мерцающим туманом.

Я вспомнила последние слова Кента насчет того, что он сделал свой выбор и теперь очередь за мной. Поверить в его бредовые идеи - значит, вынести самой себе приговор сумасшествия. Или признаться в его гипнотическом влиянии на меня. Я до сих пор не могла избавиться от необъяснимых чар карлика.

Но как бы то ни было, с зеркалом отца надо было что-то делать. Я чувствовала, что от него придется избавиться. Права оказалась в свое время бабуля, когда решительно воспротивилась присутствию слюдяной рамы в нашем доме после того, как на нем рассыпалось покрывало.

Еще не зная, как поступлю с куском мерциита, я все же решила показать его Кенту. Отгоняя мысль, что именно желание вновь увидеть загадочного всадника, подвело меня к этому решению, я уже не могла совладать с нарастающим желанием оказаться в его странной комнате с зеркальной стеной.

Никто и ничто не мешало мне в этот день осуществить задуманное. Поначалу я боялась расспросов о своем долгом вчерашнем отсутствии, но спустившись к завтраку, застала домочадцев, отъезжающих  в город. Забрав зеркало, я отправилась их провожать, решив потом свернуть в сторону озера.

Меня ждали – Кент, красочно сливающийся с гривастым конем, и озеро, скрывающее в своих глубинах тайну туманов. Заметив меня, всадник вместо того, чтобы устремиться навстречу, продолжал неподвижно стоять в воде. Волны медленно накатывали под круп лошади, не давая мне возможности полностью рассмотреть наездника.

- Почему ты не выходишь из озера? Я принесла то, что ты просил,- остановилась я в нескольких шагах от воды, держа в руках зеркало и чувствуя себя очень неуютно на безлюдном берегу.

- Иди ко мне. Ты со мной?- мягко улыбаясь, Кент протянул руки в приглашающем жесте, то ли спрашивая, то ли утверждая мое решение.

Я с ужасом вдруг заметила, как туман начал медленно стелиться по воде все ближе подползая к всаднику.
- Нет!- закричала я, не понимая, что происходит, и, не желая вновь оказаться в плену бредового наваждения, со всего размаха кидая мерциит в наползающие клубы марева.

Все тело мое, все мышцы свело болезненной судорогой – от желания спастись и невозможности вынырнуть из туманного плена. Я попыталась произнести какой-нибудь звук, только чтобы прервать окутавшую меня внезапную тишину, безмолвие иллюзорного мира. Но сквозь стиснутые зубы вырвался лишь еле слышный стон.
Господи, подумала я, сколько можно, когда же кончатся эти мучительные видения, господи, я гибну в этих кошмарах!

Пространство вокруг меня плавно, неуловимо растягивалось, расширялось, постепенно заполняя весь мир, заслоняя реальность призрачными тенями прошлого...или будущего?

Я перестала совсем ощущать собственное тело, оставаясь в реальности только тревожно пульсирующим сознанием, и в нем, в глубине его непрестанно усиливающаяся боль, как предчувствие новых потерь. Мысли путались, сбивались. Я уже не знала – нахожусь в здравом уме или брежу, не в силах отделить явь от призрачного наваждения.

Скорее, сказала я себе, очнись скорее и тогда исчезнет эта невозможная боль, эта горечь утраты, это сжигающее сожаление о безвозвратно утраченных надеждах на счастье, на понимание, на любовь, на конец одиночества в этом подлунном мире.

Вновь, в который уже раз, плотный туман, окутавший все вокруг, зарябил, заволновался от внезапно появившихся, быстро бегущих кругов призрачного света.

Мысли, бывшие мгновение назад застывшими, парализованными томительной болью, медленно приходили в разумное движение, освобождаясь от невидимых цепей чуждого мира. Тело оживало, обретая возможность двигаться.

Резкая невыносимая боль вдруг пронзила позвоночник, скручивая вновь мышцы в неподвижную каменеющую массу, будто молния грозового разряда прошла сквозь меня. И… так же внезапно резко отпустила, принося блаженное успокоение. Судорога прошла, и по всему телу потекло приятное расслабляющее тепло. Я очнулась.

Передо мной в тихой спокойной глади озера отражалась синева неба, перемешиваясь с мерцанием донных песчинок. На берегу я была одна.

Они остались по ту сторону моего мира, в круге мерцающего города. Моя любовь, мои надежды, моя боль оставались с ними в другой реальности. Но я выбирала жизнь, пускай горькую, с бедами и болью, сожаленьями об утраченном, но …земную.

Туман меня отпускал. Он сворачивался на моей ладони, просачиваясь сквозь пальцы мелкими каплями хрустальной влаги. Медленно достигая земли, они бесследно исчезали, как сонный мираж. И я знала, что вместе с ним призрачные образы исчезали из моей жизни, оставляя только раны в моей памяти - памяти навсегда.
***
Итогом летнего отдыха явилось полное мое выздоровление. Наверное, было все-таки что-то такое целительное в местных испарениях озера Туманов. Но вспоминать лишний раз о нем не хотелось. Я оставляла дядину усадьбу с тяжелым сердцем утраченных иллюзий. Кента я больше не видела.

Я покидала озерный край, думая, что все перипетии летних приключений остались позади, еще не зная, что главная загадка ждала меня впереди.

Не знала я, что в сейфе известного адвоката на мое имя был оставлен конверт, доставить который мне должны будут ровно через год. В конверте лежала дарственная на поместье Кента при условии, что каждое лето я должна буду проводить там не менее одного месяца.

Отпуск кончился.