Полководцы Северо-Западного фронта.
Жилинский
Главнокомандующим Северо-Западным фронтом был генерал от кавалерии Яков Григорьевич Жилинский ((15 марта 1853, Михайлов — 1918).
Посмотрите на его биографию:
«Родился в дворянской семье. В 1876 году окончил Николаевское кавалерийское училище. Выпущен в Кавалергардский полк, заведовал учебной командой полка. В 1883 окончил Николаевскую Академию Генерального Штаба по первому разряду. С 26 ноября 1885 старший адъютант штаба 1-й гренадёрской дивизии. С 11 февраля 1887 младший, с 14 февраля 1894 — старший делопроизводитель канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба. Принимал участие в работах по изучению и исследованию иностранных государств, результатом чего явились многочисленные печатные труды, в большинстве не подлежавшие оглашению.
Со 2 мая 1898 состоял в распоряжении начальника Главного штаба, был военным агентом при испанской армии на Кубе во время испано-американской войны (1898). О своих наблюдениях представил интересный и подробный отчёт, в котором представил полную картину войны с выяснением причин поражений и неудач испанской армии. В 1899 был делегатом от военного министерства на Гаагской мирной конференции. С 18 августа 1899 — командир 52-го драгунского Нежинского полка. С 3 августа 1900 генерал-квартирмейстер, с 1 мая 1903 2-й генерал-квартирмейстер Главного штаба.
29 января 1904 назначен начальником полевого штаба наместника на Дальнем Востоке Е. И. Алексеева, на котором оставался до отзыва Алексеева и расформирования штаба в октябре 1904. С 5 января 1905 состоял в распоряжении военного министра. Командовал 14-й кавалерийской дивизией (с 27 января 1906), 10-м армейским корпусом (с 7 июля 1907). Генерал от кавалерии (18 апреля 1910). С 22 февраля 1911 начальник Генерального штаба. С 4 марта 1914 назначен командующим войсками Варшавского военного округа и Варшавским генерал-губернатором.
19 июля 1914 назначен Главнокомандующим армиями Северо-Западного Фронта. По итогам боёв в Восточной Пруссии 3 сентября 1914 снят с поста Главнокомандующего армиями и генерал-губернатора и переведен в распоряжение военного министра. В 1915—1916 представлял русское командование в Союзном совете во Франции. Осенью 1916 отозван в Россию. 19 сентября 1917 уволен со службы с мундиром и пенсией. После Октябрьской революции пытался выехать за границу, но был арестован и расстрелян.
Труды
• «Краткий очерк экспедиций итальянцев в Абиссинию» (СПб., 1890)
• «Здание Главного штаба. Исторический очерк» (СПб., 1892)
• «Испано-американская война» (СПб., 1899)
Награды
• Орден Святого Станислава 3-й ст. (1880)
• Орден Святой Анны 3-й ст. (1888)
• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1894)
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1896)
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1899)
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (1902)
• Орден Святого Станислава 1-й ст. с мечами (1904)
• Орден Святой Анны 1-й ст. с мечами (1905)
• Орден Святого Владимира 2-й ст. (6 декабря 1909)
• Орден Белого орла (25 марта 1912)
• Орден Святого Александра Невского (4 октября 1913)»
Что тут можно сказать... Типичный военный учёный. Со склонностью к наукам, с блестящими способностями в учёбе (закончить тогда Академию Генштаба по первому разряду удавалось немногим). Да и в Кавалергардский полк направляли лучших по успеваемости и прилежанию. Служил там начальником учебной команды, в русско - турецкой войне 1877-78г.г. не участвовал. Опыта личного участия в боевых действиях – не имел. Прохождение «служебной лестницы» - штабное и «скачкообразное»: начальник учебной команды, слушатель Николаевской академии, адъютант штаба дивизии, делопроизводитель канцелярии Главного штаба, военный агент при испанской армии, делегат от военного министерства Росси на Гаагской конференции.
Всё это важные и нужные должности, но не на них «растут» настоящие полководцы. Ни ротой, ни батальоном Жилинский никогда не командовал. А именно на таких (и им равных) должностях и воспитывается у молодых офицеров самостоятельность, умение принимать решение, готовность нести за них ответственность. А он – всё время был либо «штабным», либо проверяющим. Потом – командир полка (около года) и сразу – генерал-квартирмейстер Главного Штаба. В советское время о таких офицерах говорили, что он «позвоночный» и «имеет мохнатую лапу».
Надо полагать, кто-то хорошо «двигал» и Жилинского по служебной лестнице. По крайней мере к началу Русско-японской войны он занимал очень высокую должность и имел ШЕСТЬ орденов, никогда лично не командовав подразделениями и частями в боевой обстановке.
Всю русско-японскую войну Жилинский также провёл на тыловых должностях сначала начальником полевого штаба наместника на Дальнем Востоке, а затем «в распоряжении военного министра».
Зато после войны – начался его бурный карьерный рост: 1,5 года командир кавалерийской дивизии, 3 года командир армейского корпуса и – начальник Генерального штаба. Ещё через 3 года – командующий войсками САМОГО ВАЖНОГО И МОЩНОГО, Варшавского военного округа. С началом войны - Главнокомандующий армиями Северо-Западного Фронта. К этому моменту он уже имел несколько научных работ, ОДИННАДЦАТЬ ОРДЕНОВ и НЕ ИМЕЛ ни одного дня ОПЫТА командования воинской частью в боевой обстановке.
КАКИХ полководческих подвигов можно было ждать от него?! Тем не менее, именно Жилинского Николай Второй и назначил на важнейшую должность: руководить вторжением наших войск в Германию...
О том, как он «руководил» во время «самсоновской катастрофы» речь уже шла. В скоропостижном поражении 1-й Армии Ренненкампфа тоже есть немалая доля вины Жилинского.
Н.Н. Головин вспоминал:
«В 2 часа ночи с 29 августа/11 сентября на 30 августа/12 сентября ген. Жилинский начинает вмешиваться в распоряжение армией, посылая телеграмму, в которой указывает новые рубежи обороны и порядок отхода частей на них.
Зная действительную обстановку, мы можем с уверенностью сказать, что, исполняя это приказание ген. Жилинского, 1-я армия не выскочила бы из немецкого окружения в районе Вержболова».
Жилинский, видя надвигающуюся катастрофу, нервничает, приказывает корпусам X-й Армии ген. Флуга и оставшимся корпусам 2-й Армии атаковать немцев, стремясь оттянуть их силы с направления главного удара по 1-й Армии Ренненкампфа, НО...
«Но не успела 10-я армия достигнуть какого-либо реального результата, как ее движение отменяется вечером 30 августа/12 сентября вследствие "изменившейся обстановки", причем распоряжение об этом передается Командиру XXII-го корпуса непосредственно из штаба фронта. Корпусам 10-й армии приказывается отходить: XXII-му опять к Августову, а III-му Сибирскому к Граеву.
В то время, как Главнокомандующий С.-З. фронтом двигал корпуса 10-й армии вперед и назад, немецкая 3-я резервная дивизия 30 августа/12 сентября заняла Сувалки.
В этот же день из штаба фронта посылается телеграмма во 2-ю армию, приказывающая ей "в виду изменившейся обстановки отойти назад". 31 августа/13 сентября ген. Жилинский отдает следующую общую директиву:
"В виду неудачных боев на фронте 1-ой армии и ее отступления, предписываю: 1) частям 1-ой армии, отойдя за средний Неман, прикрыть переправы Прены, Олиту и Меречь; 2) корпусам 2-ой армии, не ввязываясь в бой, сохранить возможность безпрепятственного отхода за Нарев на переправы у Остроленка, Рожаны и Пултуск; 3) корпусам 10 армии прикрыть район Августов-Гродно, обороняя р. Бобр от р. Березовки до его устья; 4) главная задача 2 и 10 армий не подвергнуться отдельным частным поражениям и, действуя в тесной связи, сохранить в наших руках район Гродно-Белосток".
- После этих решений Жилинского судьба Восточно-Прусской операции была решена: инициатива на всех участках фронта была отдана германским частям. Нашим армиям предписывалось занять глухую оборону и «не подвергаться поражениям».
2/15 сентября ген. Жилинский продолжает торопить отступление 1-ой армии, хотя последняя уже вышла из-под ударов немцев. В его телеграмме № 3196 говорится:
"То обстоятельство, что войска 1-ой армии вели бой, указывает, что положение их не безопасно, и, по-видимому, не исключена возможность обхода с обоих флангов. Поэтому, чтобы не подставлять ослабленной армии опасным ударам, необходимо приложить все усилия, чтобы части отступили еще ночью..."
А САМОЕ ГЛАВНОЕ – то, что он откровенно начинает поиск «козла отпущения», стремясь сделать им генерала Ренненкампфа.
«Одновременно с посылкой всех этих телеграмм... Главнокомандующей С.-З. фронтом посылает в Ставку ряд телеграмм с жалобами на ген. Ренненкампфа...
30 августа/12 сентября начальник штаба фронта ген. Орановский на № 3165 телеграфирует генерал-квартирмейстеру Ставки ген. Данилову:
"Главнокомандующий приказал донести, что командующий 1-ой армией чрезвычайно поздно уяснил себе опасное положение, в котором очутилась его армия и вместо того, чтобы усиленными переходами вывести армию из-под ударов по его флангу и тылу, сам переезжал м места на место, теряя при этом связь с корпусами. Благодаря этому, было упущено много времени, и даже теперь еще нельзя сказать, насколько отход 1-ой армии пройдет благополучно. Во всяком случае, известно, что II-ой корпус понес большие потери. Вообще, в распоряжениях по 1-ой армии была замечена известная растерянность".
В тот же день в 7 час. 20 мин, вечера ген. Жилинский посылает другую жалобу в Ставку;
"Я приказал одним переходом отойти приблизительно к линии Тракенен -Каттенау. Туда отошли III и XXVI корпуса. Остальные три корпуса, из коих II и XX составляли заслон к югу, отходили с боем. Но Ренненкампф, положительно лишившийся самообладания, потерял с ними всякую связь. На мой вопрос, дано ли им указание об отходе, получил от штаба ответ, что указание не дано . Я приказал отыскать эти корпуса посылкою офицеров и летчиков. Но положение их до сих пор неизвестно, хотя они не могут быть далее 30 верст от него. Сейчас получено известие, что из Роминтенского леса выходят пехотные колонны. Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, порвав связь со мной по телеграфу. Он прямо объят паникой и армией управлять не может. Когда откроется связь с Вильковишками, прикажу повернуть оба корпуса и итти на выручку своих, тем более что XXII корпус уже занял Маркграбово и завтра пойдет (31 августа/13 сентября) на Гольдап в тыл обходящему противнику. III Сибирский корпус выдвинут к Лыку и будет наступать уступом за XXII и VI корпусами. Но эту операцию временно поручаю ген. Епанчину (командиру III корпуса), а Ренненкампфа прошу удалить от командования".
Телеграммы ген. Жилинского, в которых он хотел снять пред Ставкой с себя тяжелую ответственность за поражение 1-ой армии и всецело свалить ее на плечи командования этой армии, возымела противоположные результаты».
Вот такие «жалобы» писали высокопоставленные царские «господа генералы»...
Надо отдать должное в.к. Николаю Николаевичу. Он разобрался в обстановке и принял правильное решение:
«Ген. Жилинский был отрешен от должности Главнокомандующего С.-З. фронтом.
...По получении от ген. Жилинского последней из вышеприведенных телеграмм, Верховный Главнокомандующий донес Государю:
"... Редакция телеграммы и стиль произвели на меня удручающее впечатление. Для меня совершенно неясна причина такого вывода. Я скорее склонен думать, что генерал Жилинский потерял голову и вообще не способен руководить операциями".
С целью "лично выяснить, в каком состоянии духа ген. Ренненкампф, так как сведения разноречивы" Верховный Главнокомандующий командировал своего начальника штаба ген. Янушкевича с полномочиями сменить его. 31 августа/13 сентября экстренным поездом выехал ген. Янушкевич в штаб 1-ой армии в Ковно и затем донес что ген. Ренненкампф "остался тем, кем был", а потому и не сменен. В этот день в Ставке было получено донесение ген. Ренненкампфа от 31 августа/13 сентября 6 часов утра о том, что он разсчитывает на благополучный отход III, IV и XXVI корпусов; "относительно II и XX корпусов докладываю, что положение их меня безпокоит". Это ободрило Ставку, которая и дает ген. Жилинскому "указания принять меры, чтобы корпуса 2 и 10 армий не подвергались частичным поражениям, им уклоняться от боя и заблаговременно концентрически отступать". Это решение выразилось в директиве Ставки от 31 августа/13 сентября вечером:
"в виду выясняющейся обстановки на фронте 1-ой армии и безцельности в настоящее время наступления 10 армии, которая уже не может спасти положения, поставить 10 армии задачу обезпечивать пути на Гродно и Белосток. Корпусам 2-ой армии не ввязываться в бой с германскими силами и сохранять возможность безпрепятственного отхода за Нарев на переправы Остроленка, Рожаны, Пултуск. Главная задача 10 и 2 армий не подвергнуться отдельным поражениям и, дей-
ствуя в тесной взаимной связи, сохранить в наших руках район Гродно-Белосток".
Из этой директивы можно убедиться, что Ставка берет управление армиями С.-З. фронта в свои руки, стремясь этим восполнить несостоятельность главнокомандования этим фронтом.
4/17 сентября вступил в главнокомандование армиями С.-З. фронта ген. Рузский...
Потери, понесенные 1-ой армией в сражении у Мазурских озер, точно установить пока нельзя. Донесение ген. Ренненкампфа возбудили в Ставке подозрения в тенденциозном их уменьшении.
Имеется даже письмо ген. Янушкевича от 7 сентября за № 318, в котором обращается внимание ген. Ренненкампфа на несоответствие его доклада с действительностью; это письмо заканчивается замечанием, что Верховный Главнокомандующий принужден обратить внимание ген. Ренненкампфа на необходимость в основание включения о том или ином состоянии армии ставить документальные данные, "ибо только при таких условиях возможны правильные расчеты при отдании директив соответственно обстановке".
В какой мере уклонялись донесения Командующего 1-ой армией от действительного положения вещей, судить не можем, ибо не имеем подлинных этих донесений».
О потерях 1-й Армии речь уже шла, останавливаться на них больше не будем.
Главное – не в цифрах, как бы ужасны они не были. Важно другое:
В результате поражений армий ген. Самсонова и ген. Ренненкампфа в России и у союзников покачнулась вера в боевую мощь русской армии, её способность успешно воевать против НЕМЦЕВ.
«Наша военная мысль была сбита с истинно научного пути и не видела, что первопричиной понесенных в Восточной Пруссии поражений являлся легкомысленный план войны, заставивший нас вести сразу две решительные операции по расходящимся направлениям, разворачивавший наши армии кордоном и требовавший от 1-ой и 2-ой армий производства операций совершенно фантастического характера.
Жизнь произнесла свое властное слово на полях сражений Восточной Пруссии. Оно было неблагоприятно для нас и заставили пролиться реки лишней крови» - очень точно заметил генерал Н.Н. Головин.
Отметим, что и в штабе 1-й Армии Ренненкампфа было далеко не всё благополучно.
О ненормальных отношениях, которые установились в управлении 1-ой русской армий, откровенно писал Н. Головин. В его архиве хранились рукописи одного из офицеров Генерального штаба 1-ой армии:
"Особенности штабной обстановки в 1-ой армии.
Ренненкампф был человек очень личный; Генерального Штаба (хотя сам офицер Генерального Штаба) не любил. Со своими начальниками штабов редко ладил и, вообще, с начальником штаба считался мало (очень уважал ген. Гурко, который был у него начальником штаба в Маньчжурии).
C начальником штаба 1-ой армии ген. Милеантом в период Восточно-Прусской операции почти не разговаривал. К генерал-квартирмейстеру генералу Байову относился очень холодно, хотя и ценил его. Пагубную роль при Ренненкампфе играли безответственные советники ("штаб литера Б", как мы его называли) в том числе, к сожалению, офицер Генерального штаба подполковник М... Советам его и других в значительной степени мы обязаны неудачей второй половины операции. Для нас (оперативное отделение отдела генкварма) нависшая опасность была ясна (генерал Байов подал доклад, где катастрофа была предсказана с большой точностью), были ясны и меры, которые мы должны были принять.
Но ген. Ренненкампф, поддерживаемый своими приближенными, твердо стоял на принципе "ни шагу назад", а ген. Жилинский и его штаб, которому мы всячески пытались втолковать обстановку, играл двойную игру (из соображений внутренней политики) и не хотел отдать приказания об отводе армии несколько назад на высоту Инстербурга, что дало бы нам свободу маневрирования, возможность выделить резерв и иметь обезпеченные сообщения".
Как видим, мнения в штабе 1-й Армии разделились:
- часть сотрудников совершенно справедливо полагала, что русские войска не смогут выдержать удара германской 8-й Армии, поддержанного огнём тяжелой артиллерии, и предлагало своевременно отступить. Это позволило бы вывезти свои громадные запасы материальных средств, продовольствия, вооружения, госпитали, пленных, артиллерию, в конце концов. Всё то, что впоследствии и досталось немцам;
- другая часть офицеров Генерального штаба советовали Ренненкампфу придерживаться тактики «ни шагу назад», которая и привела, в конечном счёте, к катастрофе.
Большая доля вины в этом на Штабе Северо-Западного фронта и лично генерале Жилинском, которые давали Ренненкампфу обещания поддержки со стороны других русских армий (которые, к сожалению, оказались несостоятельными).
Н.Н. Головин писал об этом:
«... состоялся разговор по аппарату ген. Жилинского и ген. Ренненкампфа. Но генерал Жилинский не начал этого разговора с указания о желательности отхода, а дипломатично спросил, как командующий 1-ой армией оценивает свое положение. Ген. Ренненкампф ответил, что считает его прочным, но опасается за свой левый фланг (по свидетельству генерала Чернавина, бывшего во время разсматриваемой операции ст.адъют. операт. отделения штаба 1-ой армии). Генер. Жилинский сказал на это, что в случае надобности поддержать левый фланг 1-ой армии атакой 30 баталионов (!?). Это окончательно утвердило генерала Ренненкампфа в решении удерживаться на занимаемом фронте».
Ренненкампф совершенно справедливо опасался за свой левый фланг, «висевший в воздухе» после самсоновской катастрофы. Жилинский, в свою очередь, возлагал большие надежды на прибывавшие на этот участок фронта свежие кадровые корпуса: XXII-й Финляндский, III Сибирский и I-й Туркестанский. Кроме этого, русские войска имели огромное преимущество в кавалерии, имея 8 кавалерийских дивизий (в т.ч. вся Гвардейская кавалерия) против 2-х германских кавдивизий.
«22 августа/4 сентября генерал Жилинский телеграммой № 3077 уведомил ген. Ренненкампфа о переходе в ближайшее время С.-З. фронта в наступление. "Переход в наступление, пишет ген. Жилинский, в Восточную Пруссию является нужным не только в зависимости от общего положения дел. Имеются признаки, что германцы наступают на Млаву" , и тогда левофланговые корпуса 2-ой армии будут противодействовать наступлению. Для усиления же Bac я предполагаю подчинить Вам вновь прибывающе корпуса, которые сосредоточатся: III Сибирский в районе Ломжа-Осовец-Граево, и XXII - в районе Лыка к последним числам августа. Если Вы считаете возможным переход в наступление имеющимися у Вас силами с тем чтобы упомянутые два корпуса лишь постепенно подходили на Вашем левом фланге, то я разрешаю Вам перейти в наступление в направлении Бишофштейн-Растенбург, обезпечив себя надлежащим образом со стороны Кенигсберга..."
Из этой телеграммы мы видим, что ген. Жилинский опять возвращается к несчастной идее плана войны комбинированных действий двух армий вокруг Мазурских озер. Даже только что происшедшая катастрофа ген Самсонова была недостаточной, чтобы раскрыть глаза на весь авантюризм подобных расчетов. 1-я армия, и без того имевшая свой левый фланг на весу, теперь, по мысли ген. Жилинского,
подставляла еще и свой правый фланг под удары немцев со стороны р. Алле».
Удивительный оптимизм Жилинского поражает.
Никаких выводов о реальном состоянии наших войск после катастрофы с 2-й Армией Самсонова сделано не было.
Против германских корпусов, получивших уверенность в своих силах, и окрылённых победой, планировалось бросить в наступление войска, пусть и многочисленные, но не имевшие опыта участия в боях (прибывавшие кадровые части) или попросту малобоеспособные и плохо обученные второочередные дивизии. (Об их реальном состоянии в русской армии речь уже шла).
23-го же августа (3 сентября) штаб фронта разсылает директивы армиям, в которых окончательно формулирует задуманное Главнокомандующим С.-З. фронта наступление
Немалую роль в этом планировавшем наступлении играли соображения внешнеполитического порядка:
«...в Ставке получался ряд сведений о будто бы высказываемом неудовольствии наших союзников за недостаточно решительные действия русских армий против Германии.
4/17 сентября в телеграмме русского посла в Париже Извольского говорится: "... Роли союзных французской и русской армий по отношению к Германии сейчас определяются следующим образом; французы наступают, имея против себя 5/6 германских сил, а мы, как явствует из последних официальных телеграмм, остановились перед 1/6 этих сил. Объясняется это, конечно, тем, что мы имеем дело с двумя противниками, из которых Австрия выставила все, что имела. Полное поражение, нанесенное нами Австрии, приветствуется здесь самым восторженным образом... Но как в публике, так и в военных кругах, убеждены, что Россия достаточно могущественна, чтобы справиться с одной шестой частью германских сил независимо от операций против Австрии. Для этого требуется полное напряжение наших сил против Германии именно в настоящей первый период войны. Между тем, как будто выясняется, что мы не выставили против Германии всех этих сил, которыми мы можем располагать при сложившихся благоприятных обстоятельствах: нейтралитете Румынии и Турции и союзе с Японией... Я не считаю себя в праве умолчать об этой критике и не предупредить Вас о назревающем может быть, недоразумении, чтобы не сказать противоречии между нами и французами, которые убеждены, что в настоящее время Франция почти одна выдерживает натиск германского колосса. Недоразумение это следует непременно разсеять и дать французам уверенность, что мы увеличиваем наши силы на германской границе с надлежащей интенсивностью. Мне кажется, что этого всего лучше достигнуть... непосредственным обменом мнений между обоими главнокомандующими, каковой обмен мнений сейчас, насколько известно, вовсе не существует"....
На один из таких упреков, полученных 5/18 сентября, Ставка ответила в тот же день за № 4084: "Мы с полным напряжением усиливаем наши войска против Германии, для чего не останавливаемся перед привлечением на театр военных действий войск с наших азиатских окраин. Уже теперь на западе находятся два Кавказских, один Туркестанский и два Сибирских корпуса. Назначены и постепенно будут прибывать еще три сибирских корпуса, но, к сожалению, перевозка их не может быть выполнена с желаемой быстротой, вследствие малой пропускной способности сибирских железнодорожных линий. В заключение граф Игнатьев должен заверить ген. Жофра, что делается решительно все для полного напряжения сил и средств с целью облегчить конечный успех против врага" .
Эта полемика сохраняет свою актуальность и по сей день.
Во многом французов можно понять. Им действительно пришлось выдерживать мощнейший удар 5/6 боевого состава всей немецкой армии в 1914 году. В том числе и всех гвардейских частей Вильгельма II.
И они смогли выдержать этот удар! Не случайно, именно французскую армию называли «Первой шпагой Антанты».
А вот надежды тех же французов на русскую армию, которая в случае войны как «паровой каток» пройдет победным маршем к Берлину, как они надеялись, и как это им было обещано нашими царедворцами – не оправдались.
Тост великого князя Николая Николаевича, сказанный им в 1912 году в Париже: «До встречи в Берлине, господа!», оказался просто хвастливым заявлением.
Как показали сражения первых недель войны, современные артиллерия, пулемёты, инженерные препятствия и обученные ими пользоваться войска способны остановить наступления численно превосходящего их противника. Особенно, если противник этот слабо подготовлен к боевым действиям против умелого и стойкого врага и управляется бездарными военачальниками...
Конечно же, бои в Восточной Пруссии, сыграли определённую положительную роль в общем исходе операций начального периода войны. То, что к началу наступления ПРОТИВ Ренненкампфа немцы перебросили на Восток два корпуса и одну кавалерийскую дивизию – несомненно, оказало определённую помощь французским войскам.
Однако, миф о «спасении русскими Франции» который стал оправданием наших катастроф в Восточной Пруссии, - преувеличение. В ходе Марнского сражения гораздо большие силы германцев отвлекли сопротивление Антверпена, Мобёжа и высадка англичан в Остенде. Об этом у нас не любят вспоминать, но это факт.
Разумеется, грубым преувеличением реальных успехов и стремлением выдать желаемое за действительное были бравурные сообщения русского командования о «Полном поражении, нанесенном нами Австрии».
Русские войска победно завершили первое сражение в Галиции против австро-венгерских войск, но это был только крупный тактический успех и не более того. Победы достались русской армии ценой огромных, невосполнимых потерь среди лучших, кадровых частей, а захваченные города (Львов и крепость Перемышль), да и вся Галиция, были потеряны Россией во время Великого отступления лета 1915 года.
Армия Австро-Венгрии была укреплена германскими частями и сохраняла боеспособность до самой осени 1918 года.
Среди причин наших поражений не последнее место занимают крайне низкий уровень подготовки высшего генералитета русской армии (за редкими исключениями) и склонность наших полководцев к приукрашиванию реального положения дел, о порой и откровенному очковтирательству.
Протопресвитер Г.И. Шавельский вспоминал:
«2-3-го сентября в Ставке перестали беспокоиться за армию Рененкампфа. В один из этих дней, сидя за завтраком, Верховный осторожно, чтобы не обратили внимание другие, но довольно определенно объяснил мне, что Рененкампф сравнительно благополучно вышел из чрезвычайно тяжелого положения, и теперь положение его армии можно считать совершенно обеспеченным. А затем, взяв свое меню завтрака, на оборотной его стороне написал карандашом: «Это не чудо, а сверхчудо». и передал его мне, сказавши: «Сохраните у себя».
Постигшая наши войска, насколько кошмарная, настолько же и позорная катастрофа в Восточной Пруссии чрезвычайно характерна не только для данного случая, но в значительной степени и для всего последующего времени войны.
Для всякого ясно, что несчастье стряслось вследствие бездарности одних и забот лишь о собственном благе других генералов. Вспоминается мне один эпизод. В январе 1915 года в Гомеле Верховный производил смотр вновь сформированному, на место погибшего при Сольдау, XV-му корпусу (генерала Торклуса). Корпус всех поразил своим видом. Рослые, красивые, прекрасно обмундированные, с блестящей выправкой солдаты производили впечатление отборных гвардейцев. Со смотра в одном автомобиле со мною ехали генерал Крупенский, доктор Малама и барон Вольф. Восторгались смотром.
— Ну и солдаты! Откуда набрали таких! лучше гвардейцев... Эх, дать бы к ним немецких генералов! — выпалил доктор.
— Борис, Борис, — захлебываясь от смеха, еле выговорил генерал Крупенский.
Ложь и обман, замалчивание потерь и неудач, постоянное преувеличение успехов, составлявшие язву армии в течение всей войны, ярко сказались на этой операции. Мы уже видели, как доносил генерал Рененкампф о действиях своей армии. А вот другой образчик. При первом наступлении I-ой армии, на участке, где действовала 29 пехотная дивизия, состязались 40 наших орудий с двенадцатью немецкими. Последние скоро замолчали, а вечером обнаружилось, что немецкие войска оставили поле сражения. Когда наши части уже без бою двинулись вперед, то нашли семь брошенных немцами орудий. При этом присутствовал полковник Генерального Штаба Бучинский. Как очевидцу, ему пришлось составлять реляцию о действиях дивизии, и он честно и правдиво изобразил происшедшее. Начальник дивизии генерал Розеншильд-Паулин, — и это был один из лучших наших генералов, — прочитав описание, остался недоволен. «Бледно», — сказал он и вернул описание Бучинскому. Не понимая, какая красочность требовалась от правдивого изложения фактов, последний обратился за разъяснением к начальнику штаба.
— Разве не понимаете? — ответил тот. — Надо написать, что орудия взяты с бою, — тогда начальник дивизии, командир полка и командир роты получат георгиевские кресты».
В заключении, о других генералах-виновниках самсоновской катастрофы, их личных качествах и судьбах.
Из воспоминаний Г.И. Шавельского:
«Увольнению Жилинского предшествовала поездка Верховного в Белосток, где тогда помещался штаб Северо-западного фронта. Беседа великого князя с Жилинским, кажется, была очень бурной и не особенно продолжительной. Во время этой беседы к поезду великого князя подлетел на автомобиле командир I-го корпуса генерал Артамонов. Осунувшийся, почерневший, страшно взволнованный — он имел ужасный вид. Сказав мне несколько несвязных слов, из которых я только и уловил: «Надо кончать»..., он быстро повернулся и уехал по направлению к вокзалу. Я хорошо знал генерала Артамонова, как большого фокусника и актера, но тут у меня явилось опасение, как бы он не сделал чего над собой.
(В бытность командиром I арм. корпуса, он, зная религиозность вел. князя, Главнокомандующего войсками Петербургского округа, приказал, чтобы в каждой солдатской палатке (его корпуса) в Красносельском лагере была икона и перед нею зажженная лампадка. Когда я в 1914 г. посетил этот лагерь, ген. Артамонов провел меня по палаткам и настойчиво тыкал в углы, где горели лампадки.
Рассказывали, что, остановившись в Вильно при проезде на фронт, он зашел в кафедральный собор и попросил разрешения обратиться к молящимся со словом. Конечно, ему, как корпусному командиру, разрешили. В своем слове он громил немцев и в конце заявил: «Не бойтесь: я еду воевать!» Когда в августе 1917 г. на Московском соборе пронесся взволновавший всех слух, что немцы могут взять Киев, генерал Артамонов с кафедры заявил: «Будьте спокойны! Киев не может быть взят, ибо я укрепил его». В начале ноября 1917 г., побывавши в соборной депутации у большевиков, ген. Артамонов на заседании соборного совета докладывал: «Да это же отличная власть, они так любезны, внимательны, так понимают народные нужды; с ними можно будет делать дело»... ).
И я на автомобиле бросился вдогонку за ним. Я застал его в переполненном офицерском зале I класса. Он сидел за столом, опершись головой на обе руки. Долго я беседовал с ним, пока не успокоил его. При прощании он горячо благодарил меня, уверял, что я спас его, ибо он решил, было, уже покончить с собой. Как ни велик был тогда удар для его честолюбия, после проигранной битвы, однако, я и теперь думаю, что он ловко разыгрывал роль отчаявшегося и ни за что не покончил бы с собой.
…
Генерал Артамонов и другие два командира корпусов, оставивших поле сражения, XXIII — генерал Кондратович и VI — генерал Благовещенский, были отстранены от должностей (И первого и второго я хорошо знал по Русско-японской войне. Ген. Кондратович командовал 9 Восточно-Сибирской стрелковой дивизией, в которой я тогда — с марта по декабрь 1904 г. служил полковым священником и дивизионным благочинным. Доблестная дивизия дала ген. Кондратовичу георгиевский крест и в известном отношении имя. Но в дивизии ген. Кондратович имел дурную славу: в стратегический талант его не верили, все считали его трусом, «втирателем очков», лучшие командиры полков дивизии, как, например, доблестный и талантливый полковник Лисовский открыто выражал ему свое неуважение и он, очевидно, чувствуя свою вину, терпеливо сносил это. Ген. Благовещенский был тогда дежурным генералом при Главнокомандующем. Упорно говорили тогда, и я имею основание утверждать, что разговоры были справедливы, — что дежурною частью больше ведал и распоряжался друг ген. Благовещенского, полевой священник при Главнокомандующем, прот. Сергий Алексеевич Голубев. Добрый по сердцу, простой, но вялый, отставший от строевого дела, штатский по душе и уже старый, ген. Благовещенский только по ужаснейшему недоразумению мог быть приставлен к командованию корпусом в боевое время. Ему место было в Александровском комитете попечения о раненых, куда назначались потерявшие способность к службе генералы, — а не на войне. К сожалению и несчастью, он был далеко не единственным в этом роде.)
Как видим, репутация генерала Артамонова, как известного «штукмейстера», болтуна и позёра не помешала царю назначить его начальником ПЕРВОГО (и самого мощного) в самсоновской Армии корпуса. Именно 1-й арм. корпус ОБЯЗАН БЫЛ прикрыть левый фланг 2-й русской Армии и удержать Сольдау.
Во время наступления немцев на позиции корпуса Артамонов пытался "командовать", применяя методы давно прошедших эпох. Желая подбодрить войска личным примером, он носился по расположению своих войск на автомобиле, что привело к прекращению "управления" корпусом. Сам же ген. Артамонов совершенно утерял цельность представления о бое на всем фронте. Этим только и можно объяснить, что всего за час до начала полного отступления от Уздау ген. Артамонов в своем донесении командующему 2-ой армией писал, что корпус держится, "как скала".
После чего его корпус в полном беспорядке отступил, а Артамонов даже не удосужился не сообщить об этом Самсонову.
Когда полковник Крымов захотел непосредственно уведомить командующего 2-й армией о начавшемся отступлении 1-го корпуса, он не смог этого сделать: и телефон, и телеграф и даже искровая станция были сняты.
Вследствие оставления позиций корпусом Артамонова, левый фланг и тыл центральной группы корпусов 2-й армии тогда оказались совершенно открытыми и подставленными под удары немцев. К тому же вследствие беспорядочного отхода и потери доверия к командованию, моральное состояние войск 1-го корпуса было подорвано. Корпус надолго утратил способность к наступательным действиям и не мог уже оказывать влияния на ход операции.
Не устаешь удивляться, какими же балбесами были укомплектованы, во множестве, генеральские должности в армии императора Николая Второго...
Во главе одного армейского корпуса, действовавшего на важнейшем направлении, где решалась СУДЬБА КОМПАНИИ, стоял генерал Благовещенский, бросивший свои войска, в ходе боя, и укативший в тыл на автомобиле. В своё оправдание этот генерал заявил потом, что «не привык быть с войсками(!!!)
Во главе другого корпуса – человек с манерами и кругозором фельдфебеля, бросивший управление десятками тысяч людей, во время боя, для того, чтобы ЛИЧНО «толкнуть» несколько бодрых речей перед дрогнувшими ротами и покрасоваться с винтовкой в руке на передовых позициях.
Как тут не вспомнить Ярослава Гашека и его бессмертную фразу: «...и таких генералов в Австро-Венгрии было великое множество!».
К великому сожалению, «таких генералов» было великое множество и в армии Российской империи...
Начальник штаба X-й Армии генерал А.П. Будберг в своих воспоминаниях писал о том, как воевал конныый отряд I-й армии под начальством генерала Хана Нахичеванского.
«...тогда на конном отряде лежала огромнейшая ответственность за охрану и прикрытие внешнего правого фланга I армии, выполнявшей серьезнейшую и труднейшую операцию нашего первого вторжения в Восточную Пруссию; и тогда начальник, этого отряда счел допустимым воспользоваться самыми ничтожными предлогами утомления личного состава, больших потерь в бою под Каушеном и израсходования патронов в конных батареях и увел свою конную массу в далекий тыл к Линденталю, не исполнив приказа по армии, выдвигавшего его отряд уступом впереди нашего правого фланга, a в завершение всего уже содеянного никому но донес и не сообщил о своих самовольных и противозаконных распоряжениях.
Как известно, тогда все это закончилось разгромом правого фланга I армии, на котором наступал тот же злосчастный XX корпус, уверенно считавший, что по приказу по армии весь конный отряд прикрывал его с северо-запада со стороны Цулькинерского леса и попавший в самое катастрофическое положение, когда отсюда не него обрушился удар I немецкого корпуса.
И тогда, вина начальника конного отряда была ясна, неоспорима, и требовала решительного возмездия, но тоже осталась почему-то незамеченной и прошла безнаказанной».
Необходимость такого ВОЗМЕЗДИЯ была очевидной, но...
БЕЗНАКАЗАННОСТЬ русских генералов за самые тяжёлые поражения, произошедшие по их вине, за самое безобразное их поведение в боевой обстановке – была «фирменным знаком» стиля действий высшего командования русской армии в годы Первой мировой войны.
О том, что известно о судьбах корпусных генералов, «героев» самсоновской катастрофы писал тот же протопресвитер Г.И Шавельский:
«Когда однажды, во время завтрака, начальник штаба начал резко нападать на ген. Артамонова, считавшегося одним из виновников нашего поражения под Сольдау, великий князь, спокойно выслушав обвинения, так же спокойно заметил: «Я знаю недостатки Артамонова, но у него есть и достоинства». И скоро Артамонов получил другое назначение...
Благовещенский после этого, кажется, совсем отошел от военного дела; Кондратович долго оставался в резерве. В отношении же Артамонова, корпус которого принадлежал к Петербургскому военному округу, сказалась черта великого князя не забывать своих сослуживцев.
Когда был взят Перемышль, великий князь назначил Артамонова комендантом Перемышльской крепости. Артамонов и тут очень быстро «отличился». Как хорошо известно, крепость Перемышль своею сдачей была обязана беспутству и крайней распущенности защищавших ее австрийских офицеров. Трудно было представить себе более позорную сдачу. Артамонов же, вступив в должность коменданта павшей крепости, не нашел ничего лучшего для начала своего управления, как обратиться к австрийским офицерам с приказом, в котором он восхвалял мужество, доблесть и самоотвержение, проявленные всем гарнизоном и в особенности офицерами при защите крепости. Приказ этот, отпечатанный на русском и немецком языках, был расклеен на всех столбах и стенах Перемышля. На что рассчитывал Артамонов, издавая такой приказ, этого я не знаю. Но финал был не в его пользу. Только что расклеили злополучный приказ, как в Перемышль прибыл родной дядя Верховного, принц Александр Петрович Ольденбургский, — верховный начальник Санитарной части. Увидев расклеенный приказ, старик обезумел от возмущения. Немедленно полетела в Ставку телеграмма с требованием изгнать Артамонова из Перемышля. И Артамонов был уволен. Через некоторое время он опять очутился на ответственном месте, благодаря той же привязанности великого князя к своим прежним сослуживцам».
И с такими «полководцами» Николай Второй и рассчитывал выиграть войну против немцев, громогласно пообещав «наложить им как следует» в самом её начале…
«Не хвались, едучи на рать!» - говорили наши пращуры в таких случаях.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА:
1. Евсеев Н. Августовское сражение 2-й русской армии в Восточной Пруссии (Танненберг) в 1914 г. М. 1936.
2. Головин Н.Н. Из истории кампании 1914 г. на русском фронте. Начало войны и операции в Вост. Пруссии. Прага, 1926
3. "Война упущенных возможностей" (Der Krieg der versaumten Gelegenheiten) М.Гофман. М. ГИЗ. 1925г.
4. Богданович П.Н. Вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года. Воспоминания офицера генерального штаба армии генерала Самсонова. Буэнос-Айрес, 1964
5. Такман Б. Августовские пушки. М., 1972.
6. Португальский Р.М., Алексеев П.Д., Рунов В.А. Первая мировая война в жизнеописаниях русских военачальников. – М.: Элакос, 1994
7. Керсновский А. А. История Русской Армии. – М.:Голос, 1992., т.3.
8. Игнатьев А. А. 50 лет в строю. – Петрозаводск, 1964
9. Мировые войны ХХ века. Первая мировая война. В двух томах. – М.: Наука, 2002.
10. Гоштовт Г. Дневник кавалерийского офицера. – Париж, 1931
11. Мультатули П. Восточно-прусская операция (август-сентябрь 1914 года).
12. "Боевые действия в Восточной Пруссии в июле, в августе и начале сентября 1914 года" Вацетис, Москва 1923
13. Куропаткин А.Н. Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны. СПб. 2002.
14. Уткин А. И. Первая Мировая война — М.: Алгоритм, 2001.
15. Керсновский А. Философия войны. Белград: Царский Вестник,1939.
16. Успенский А.А. На войне. Вост. Пруссия - Литва. Каунас. 1932
17. Сергеевский Б.Н. Пережитое. 1914. Белград, 1933
18. Симанский П. Мобилизация русских войск 1914 года и ее недостатки. Второочередные дивизии.//Война и революцияю
19. Данилов Ю.Н. «Россия в мировой войне. 1914-1915 гг.» Берлин, 1924
20. История первой мировой войны 1914-1918 гг. — М.: Наука, 1975.
21. Гурко В.И. «Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914 1917».
22. Николай Шефов. Битвы России. Военно-историческая библиотека. М., 2002.
23. Восточно-Прусская операция (Сборник документов). М., 1939;
24. История первой мировой войны 1914— 1918. Т. 1. М., 1975.
25. Вержховский Д. В., Ляхов В. Ф. Первая мировая война 1914—1918 гг. Воен.-ист. очерк. М. 1964.
26. Зайончковский А. М. Мировая война 1914 — 1918 гг. Изд. 3-е. Т. 1—2. М., 1938.
27. Коленковский А. К. Маневренный период первой мировой империалистической войны 1914 г. М., 1940.
28. Таленский Н. А. Первая мировая война 1914 — 1918 гг. М., 1944.
29. Гильчевский К. Л. Боевые действия второочередных дивизий в мировую войну. М.; Л.: Государственное издательство отдел военной литературы, 1928
30. Евгений Жирнов «Не хотел командовать грабителями и убивать грабителей» Коммерсант Власть, №22(926), 06.06.2011
31. Вацетис И.И. Операции на восточной границе Германии в 1914 г. Ч. 1. Восточно-Прусская операция. М-Л. 1929. С. 91.
32. Эстрейхер - Егоров Р.А. Гумбиненское сражение. Активная оборона в армейской операции. М., 1933.
33. Барсуков Е.И. Русская артиллерия в мировую войну. Т.I. — М.: Воениздат, 1938.
34. Шварц. А.В. «Ивангород в 1914-1915 гг. Из воспоминаний коменданта крепости»
35. Афонасенко И.М., Бахурин Ю.А. «Крепость Новогеоргиевск
в годы Первой мировой войны»
36. В. ФЛУГ «X армия в сентябре 1914 г. Воспоминания участника»
37.Александр Михайлович, великий князь. Воспоминания. Две книги в одном томе. М.: Захаров-Аст. 1999.
38. Мосолов А.А. При дворе последнего императора. Записки начальника канцелярии министра двора. СПб: Наука, 1992.
39. Сухомлинов В. Воспоминания. Берлин, 1924.
40. Витте С.Ю. Избранные воспоминания, М.: Мысль, 1991.
41. Бок (Столыпина) М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине. М., 1992.
42. Витте С.Ю. Избранные воспоминания, М.: Мысль, 1991.
43. Шавельский Г. Воспоминания. Нью-Йорк, 1964, т, 1.
44. Больных А. Г. «Морские битвы Первой мировой: Трагедия ошибок». М.: АСТ, 2002
45. Спиридович А .И. Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов
46. Будберг А.П. «Третья Восточно-Прусская катастрофа 25.01.-08.02.1915 г.»
Сайты:
http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/276400
http://www.voskres.ru/army/spirit/kersnov1_printed.htm)
На фото: в.к. Николай Николаевич обходит строй