Правду ли рассказывають люди, чи брешуть, только слышал я, ей Богу, не вру, от конюха нашего, Василия, будто он своими ушами подслушал разговор батюшки нашего, Модеста Петровича, будто бы он братцу своему, Филарету, однажды с похмелья такую историю рассказывал, от которой мурашки дыбом вставали!
А дело было так.
Задумал однажды Модест Петрович апосля очередного заседания «Могучей кучки» оперу написать. Даже название придумал – «Хованщина». Ну, с помощью контрапункта и прочих, известных в музыкальных кругах, выкрутасов, почти написал. Да вот только закончить никак не мог. И тут после очередного заседания снится ему сон, будто бы он совсем не великий русский композитор Модест Петрович Мусоргский, а совершенно наоборот – стыдно выговорить эту профессию – рэппер, тьфу, то ли Амати, то ли…
А! Вспомнил - Тимути! Будто бы картины по всему телу у него расписные, как гобелены в опочивальне у барыни и звуки отовсюду потусторонние в голову лезут: «Тумц-тумц, тумц-тумц, ёоу, коммон, бэйби! Тыц-тыц-тыц!» Потом, откуда ни возьмись, появился ещё один композитор со странным именем… то ли Поцл, то ли Децл и стал ему вторить: «Упс-упс, упс-упс, упс-упс, чупа-чупс». Тут то и покрылся Модест Петрович холодным потом, и, усердно крестясь, выкрикивал одну и ту же фразу: «Чур меня! Чур меня!», пока не проснулся!
Схватил тогда он дрожащими перстами перо, чернильницу, нотную бумагу и побежал к рояли дописывать свою бессмертную оперу «Хованщина»! Но, сколько он ни старался, ничего, кроме «тумц-тумц, тумц-тумц» в голову не лезло! Тогда взялся он дописывать другую оперу – «Сорочинская ярмарка» - та же беда! «Саламбо»! Нет! В голове одно только «тумц-тумц, тумц-тумц»…
Такая вот хвороба напала на барина нашего, Модеста Петровича…
Так и остались недописанными сии бессмертные творения.
Вот вам и «Могучая кучка».