Будем жить! Вадим

Леонид Иванов Тюмень
Оптимизму больных раком посвящается.

Глава 3.
ВАДИМ

- До чего же стремительно летят годы, неотвратимо  приближая жизнь к логическому завершению, -  думал Вадим Альбертович, отвернувшись к стене, чтобы не включаться в разговоры соседей по палате. -  Вот, сколько ему ещё теперь осталось?  Несколько месяцев, год, два, три? А может десять? Эк, загнул! Да десять и без такого диагноза прожить – это уже за чужой счёт, потому что по статистике русским мужчинам отведено всего пятьдесят девять. Пятьдесят девять!  Ну, всё правильно! Может как раз и дотяну до среднестатистического показателя. И вроде ничего уже на этом свете не держит, а уходить жалко. Пролетела жизнь! Промчалась со скоростью одной из тех комет, что то и дело бороздят тёмное августовское небо, вспыхнув на мгновение и тут же угаснув, оставляя в полёте свой моментально исчезающий свет. Что его держит? Работа? Да будь она трижды проклята! И будь проклят тот день, когда он, с раннего детства мечтающий стать геологом, поддался на уговоры друзей и пошёл в кинотеатр на только что вышедший на экраны фильм «Журналист». И всё! О геологии с её романтикой он больше не вспоминал – он теперь непременно хотел стать журналистом. Только журналистом и никем больше!
 Нет, журналистику он потом искренне полюбил, она  дала ему возможность очень много поездить, познакомиться с удивительными людьми, ставшими героями его очерков, своими глазами увидеть, как варят сталь, и как добывают нефть, побывать в огромных цехах машиностроительных предприятий и у конвейера скромных кондитерских фабрик. Всю жизнь он учился у своих одарённых коллег,  с одними будучи знаком лично, других зная только по журнальным и газетным публикациям. Искренне завидовал замечательным материалам и жалел, что так содержательно и увлекательно не получается у самого, и стремился, стремился подниматься к вершинам мастерства. Потом уже и сам стал признанным журналистом, параллельно преподавал на факультете журналистики, помогал молодым ребятам-практикантам делать первые шаги в профессии, уговаривал девушек искать другую стезю, потому что журналистика – дело мужское - она заставляет сопереживать вместе  с героями, вторгаться в чужую жизнь, выступать в защиту несправедливо обиженных,  трепать нервы до полного изнеможения. Именно эти факторы заставляют снимать стресс водкой а потом становятся причиной того, что самые способные, самые одарённые спиваются и очень рано уходят из жизни. Журналистика требует от человека полной самоотдачи. В ущерб отдыху, семье, увлечениям.
Впрочем, увлечения тоже  бывают разные – от собирания почтовых марок до рыбалки, охоты и женщин. Его увлечения женским полом   работе не мешали. Наоборот, они каждый раз придавали  хороший заряд бодрости, вливали  столько энергии, что он чувствовал себя на вершине покорённой горы, с которой виднелись далеко внизу перистые облака. Эти увлечения заставляли Вадима Альбертовича изощряться в написании каждого материала настолько, чтобы он обязательно понравился очередной пассии,  заставил её с ещё большим пиитетом относиться к нему - мастеру слова.
Эти увлечения всю жизнь молодили его, потому что его пассиями были в основном студентки и практикантки, мимолетные, на один раз, знакомые из бесконечных командировок. И даже в возрасте за пятьдесят Вадим Альбертович, да какое там к чёрту Альбертович, он всегда и для всех в редакции был просто Вадимом, а по отчеству к нему обращались только чиновники, да и то лишь на официальных мероприятиях, оставался предметом воздыхания многих женщин самого разного возраста.
Женился Вадим вскоре после окончания университета. Как обладатель красного диплома имел право выбора. Журналисты требовались в Мурманске, Кузбассе, на БАМе, но Вадим  выбрал Западную Сибирь. Именно здесь, по его мнению, тогда жизнь била ключом. Здесь силами всей страны осваивались непроходимые болота, в далёких глубинах которых находились несметные запасы нефти и газа. Здесь  ставили буровые вышки, прокладывали трубопроводы, пробивали сквозь непролазные топи дороги, строили новые города. О чём ещё мог мечтать молодой романтичный выпускник журфака, кроме как с головой окунуться в эту настоящую, бурлящую, наполненную смыслом и созиданием  жизнь? И хотя  Вадиму предлагали остаться на кафедре, его приглашали в редакцию самой интересной на то время газеты «Смена», он без сожаления оставил Ленинград и поехал в Тюмень, где в областной газете была вакансия корреспондента отдела промышленности.  Друзья отговаривали и в то же время завидовали.
Там, в Тюмени, он сразу влюбился в свою работу, что бросала его из одного трассового посёлка в другой, мотала по тайге и тундре, пересаживала с вертолёта на вахтовку, с неё - на идущий несколько суток по зимнику без остановки на ночлег плетевоз с  трубами для строящегося газопровода «Уренгой – Помары – Ужгород», о котором трезвонили наверное все газеты Европы. Он спал в кабинах грузовиков, на постелях уходящих в ночную строителей, на жестком диванчике  аэродромного домика. Писал свои репортажи в самых невероятных условиях, даже пристроившись возле  непрерывно горящей  печурки утепленной армейской палатки на сорок человек. Написанные карандашом, потому что ручки на морозе становились ненужными, эти свои материалы отправлял попутными рейсами вертолётов, там лётчики пакет передавали своим коллегам с транспортных самолётов, и вот так, окольными путями репортажи добирались до редакции и сразу занимали место на полосах. Иногда поздними вечерами,  там, где была хотя бы отвратительная ведомственная связь с Большой землёй, диктовал свои  тексты редакционной стенографистке – легендарной Вере Сергеевне.
К журналистам на Севере относились почтительно, с должным уважением, потому что  они были здесь в доску своими, вместе со строителями, буровиками, шоферами  и вертолётчиками делили нелегкий быт и немудрёный обед, нередко состоящий из разогретых банок каши с тушенкой да оттаявшего у печки хлеба. Они так же смело пили неразбавленный спирт, слушали задушевные откровения, сами заводили умные разговоры.
Однажды, после вот такой двухнедельной командировки, немного одичавший без привычной цивилизации, Вадим, пропаренный и отмытый в лучшей в городе железнодорожной бане, нечаянно оказался в гостях на дне рождения девушки одного из его коллег. Там и потерял в очередной раз свою голову.
На Лизу он обратил внимание сразу же. Чем-то особенным она выделялась среди своих подруг. Чем, он даже не понял. Но выделялась. И он начал «бить крылом». По совету друзей, он прихватил с собой гитару, и после обязательных тостов за именинницу, её родителей, за любовь и за девушек, Вадим начал петь. Известные песни Высоцкого он перемежал своими, сочинёнными еще в студенческие годы и написанными совсем недавно, во время бесконечных северных командировок.
Как обычно во время таких импровизированных концертов в тесных  компаниях, он увлекался настолько, что полностью уходил в себя. Были только он сам и его песни. И ничего вокруг.
А когда отложил гитару, взял поданную ему рюмку и, чокаясь со всеми, посмотрел в глаза Лизы, сразу понял, что попал в омут.
В этом омуте его закружило, утянуло на дно. Через две недели (редактор уговорил заведующую ЗАГСом оформить заявление задним числом) в редакции играли комсомольскую свадьбу. И полетела жизнь дальше, только уже с новыми обязанностями и новыми попутчиками. Вскоре родилась двойня, потом ещё мальчик,  Вадим стал заведующим отделом, редактор для молодого и перспективного сотрудника, к тому же многодетного отца, выхлопотал в обкоме трёхкомнатную квартиру.
Но освоение недр интенсивно продолжалось, командировок меньше не становилось, и в этих постоянных отлучках, а выходные были заняты написанием материалов, Вадим как-то не сразу заметил, что дети,  воспитываемые в основном  бабушкой, быстро растут, что у жены интересы больше крутятся  вокруг её работы в музее изобразительных искусств. Он был весь в работе и очень быстро стал заместителем редактора, был включён в кадровый резерв обкома, но жизнь внезапно сделала крутой поворот.
В соседней области случился большой скандал с участием редактора партийной газеты. Его вышибли из членов бюро обкома, предложили уйти на пенсию по собственному желанию, а предварительно уволить и своего замешанного в скандале заместителя. Вадима пригласили в отдел пропаганды обкома, где в кабинете заведующего в присутствии заведующего сектором печати объяснили, что им очень дорожат, но в отделе пропаганды ЦК есть мнение перевести его в соседний город и назначить редактором. Оба первых между собой уже переговорили и на такой перевод согласны. С жильем там пока вопрос открыт, но в течение полугода тоже будет решен.
Несмотря на то, что Вадима переводили в город с миллионным населением, именуемым центром культуры и искусства, жена переезжать наотрез отказалась. Тут у неё постоянно болеющая мать, тут учатся дети, а срывать их не резон, тем более, что ещё неизвестно, понравится ли там ему самому, приживётся ли он в новом коллективе. Ведь коллектив редакции, который сожрал редактора вместе с замом, наверняка рассчитывал на кого-то из своих и варяга не примет.
Коллектив принял. Правда, всё действительно оказалось не так просто. Но Вадим человеком был не конфликтным, компанейским, быстро уловил настроения коллег и понял причину их недовольства предшественником, умело нейтрализовал неформального лидера, сделав его своим замом. И бурный конфликт, в ликвидации которого оказались задействованы самые высокие инстанции, очень быстро угас. А когда Вадим через полгода отказался от предоставленной ему квартиры в пользу  живущей в общежитии семьи одной сотрудницы, его зауважали даже те, кто относился с предубеждением.
Самого же его устраивала комната в обкомовской гостинице. Первое время он ездил домой каждый выходной, потом из-за неотложных дел стал ездить реже, а затем и вовсе  появлялся не чаще раза в месяц, да и то на праздники. Так и жили они семьёй, которая существовала, по сути, только формально.
Крутить романы, особенно в первое время, он опасался. Именно амурные истории предшественника стали той искоркой, от которой разгорелось пламя большого скандала. К себе в обкомовскую гостиницу, где он занимал хороший номер, гостей приводить тоже было нельзя, потому что персонал, он в этом ничуть не сомневался, о каждом шаге своих постояльцев, об их моральном облике, докладывал не только своему начальству, откуда информация обязательно шла наверх, но и в соответствующие органы, без пристального внимания которых не оставался ни один из номенклатурных работников.
Но романы были. В основном мимолётные, без взаимных обещаний и обид. Как правило, заводил их Вадим (хотя скорее всего, он был лишь тем кроликом, которого гипнотизировали, чтобы заглотить, ведь выбирает всегда женщина) с особами молодыми, но замужними. А им самим огласка была совсем ни к чему. Он в этом случае сохранял лицо перед заботящейся о моральном облике своих членов партией, они блюли реноме перед мужьями.
А потом партия в одночасье рухнула, но партийная газета осталась, хотя тут же появилось множество других. Но те, как правило, возникнув на короткое время, сыграв свою роль по проведению очередной выборной кампании, растворялись в небытие, уступая место новым болидам, промелькнувшим ярким светом и облившим нечистотами какого-нибудь политика.
Вадим по-прежнему был человеком авторитетным. Он не лез в депутаты, откровенно не поддерживал тех или иных прорабов перестройки, сохранял  возможность относительной  независимости газеты, убеждал сотрудников искать интересные читателям темы, избегая так называемой «чернухи», по-прежнему заступался за обиженных, изобличал прохиндеев, пытающихся нажиться в мутной воде неразберихи с приватизацией. Такие же борцы появлялись на экране телевизоров на местных каналах, что стали быстро множиться, но тоже сыграв свою роль, отбывали в столицу с солидными суммами гонораров. Он же оставался и набирал вес правдолюбца, честного человека, которого не могут подкупить ни власть, ни рвущиеся к ней. Стал часто выступать по телевизору в разных программах,  давать интервью, постоянно мелькать в кадре, превращаясь в хорошо узнаваемого в городе человека. Он сохранял центристские позиции, не шарахался ни вправо, ни влево, но только сам знал, каких трудов и скольких нервов это ему стоило. Тем более, что по сути не с кем было поговорить, излить душу.
Будь он человеком верующим, каковыми стали хотя бы для вида, чуть не все современные политики, он бы мог поговорить со своим духовником и снять часть тяжести взваленного на крепкие плечи груза. Но духовника у него не было, а настоящие друзья, кому можно было бы полностью довериться, жили далеко. В этом большом и шумном городе, хоть и в несколько раз уступающем его родному Ленинграду, настоящими друзьями он так и не обзавёлся. Жена, если ещё можно было так назвать Лизу, что женой оставалась только формально, наверное бы его поняла, посочувствовала, но и она была далеко. Причём, далеко не только из-за разделявшего их расстояния.
Мимолётным подругам, их у него было немало, свою душу он тоже никогда не открывал. Не жилеткой для слез приходили они к нему в холостяцкую квартиру. Они являлись для весёлого отдыха, для расслабления и для секса, что для этих девиц со свободными нравами было совсем не чуждо. И разница в возрасте в два с лишним раза их совсем не смущала – были бы у временного избранника  деньги да мужская сила.
Она у Вадима ещё была, но такие развлечения давно уже не приносили ему радости. Если какое-то время назад,  в театре или на концерте он гордился, что рядом с ним находится красивая молодая девушка, радовался не только завистливым взглядам мужчин своего возраста, но и осуждающим взглядам их спутниц, то теперь и это не доставляло удовольствия. Он  нередко появлялся то на выставке, то в филармонии с очередной смазливой спутницей, развлекал её, потом привозил домой, а наутро прощался без тени сожаления, что уходит она может быть навсегда. Он никогда таким девушкам не звонил, но и не отказывался от новой встречи, если они объявлялись сами.
А хотелось покоя, стабильности, верной и понятливой спутницы. Лиза была такой, но она всецело была занята внуками.