Глава 7.
Ищи ветра в поле, а правды на дне морском.
Народная мудрость.
- Так вы, сталбыть, сватаетесь? - Царь Морской довольно погладил свою седую, с прозеленью бороду.
- Да, твое величество! - Алеша Попович выступил вперед и поклонился Морскому Царю в пояс. - Хочу я в жены взять дочь твою...
- Вот! - перебил его Царь, радостно указуя перстом вверх, и хлопнул в ладоши. - Подать сюда Садко! Пусть посмотрит, бесстыжий упрямец!
Опешивший Алеша замолк. Через пару секунд в одну из дверей не то вплыли, не то влетели два порыжевших от рвения осьминога из царской гвардии. Они принесли под белы руки и аккуратно опустили на мраморный пол удивленно мотающего головой бородатого мужичка в нижней рубахе и с гуслями в левой руке.
- Посмотри, Садко! Посмотри! Люди сами ко мне свататься приехали! - торжествующе указал Морской Царь на Алешу и Алену.
Мужичок, растерявшийся в первый момент, быстро сориентировался и поклонился царю. Потом посмотрел по направлению указующего государева перста, заметил среди пестрой толпы придворных Алешу с Аленой, и пожал плечами.
- И ради этого стоило меня прямо с постели поднимать?.. Я-то думал, Царь-батюшка, у тебя снова пир горой намечается, - и Садко сладко зевнул.
- Вот человек! - возмущенно топнул ногой царь. - У меня сорок восемь дочерей на выданье. Все – мастерицы, умницы, красавицы! - стал он загибать пальцы, обращаясь уже к совершенно растерявшимся Алеше и Алене. - Говорю ему - любую выбирай. Говорю - золотом, каменьями осыплю! Говорю - обратно, домой, на Русь отпускать стану, коли здесь, у меня, поженишься и дом заведешь... Уже и дворец хрустальный обещал я ему построить, а этот упрямец...
- А ты просто так отпусти меня домой, царь-батюшка. Без казны, без подарков богатых. Я тебе век благодарен буду! Даже в гости обещаю наезжать иногда. Ведь который уж год я служу тебе ве-ерою пра-авдою, - рука Садко провела над гуслями, и по дворцу разнесся нежнейший перебор струн. - На пирах ублажаю тебя и ве-есь твой дворец... Отпусти ж меня царь невозбранно на Русь, мою ма-атушку. Сколько лет я терплю, отпусти же меня наконец! - и гуслевые переборы плавно перетекли вдруг в какую-то горячую испанскую мелодию, мелкой дрожью побежав по телам и по душам придворных...
- Сто-ять! - взмахнул Морской Царь рукой, сбивая охватившую весь зал ритмическую волну. - Не сейчас. Потом жалостные песни свои будешь петь... Я тебя позвал, чтобы ты, гусляр Садко, посмотрел на этих почтенных молодых людей. Чтобы явить тебе, упрямцу, так сказать, наглядный позитивный пример... Ты мне зубы тут заговариваешь, а они вон, уже все истомились в ожидании.
- А ту девицу, что рядом с Алешей Поповичем стоит, - Садко почтительно поклонился Алене, - ты мне, Царь-государь, не показывал... Это что же? Еще и такая дочь у тебя есть?
- Дурень, - сокрушенно махнул рукой Царь. - Это не дочь моя. Эта красна девица - названная сестра богатыря, прибыла сюда, помогать ему в сватовстве. С поверхности люди, с твоей, между прочим, родины. Породниться со мной жаждут, - Царь зевнул, махнул рукой. - Все. Молчи. Ступай оденься... Ить как ума хватило - выпялиться в аудиенц-зале в исподнем. Без штанов, зато с гулсями.
Садко от возмущения чуть не захлебнулся водой, попытался было возразить, но пунцовые от смеха осьминоги уже ухватили его и со скоростью ветра понесли куда-то в глубь дворца, видимо, одеваться.
- Так я слушаю вас, гости мои дорогие, - Царь почтительно наклонил голову, снова обращаясь к Алеше и Алене. - Прости, мОлодец, что прервал тебя. Накипело... - и видя, что Алеша Попович никак не может собраться с мыслями, Царь продолжил. - Итак, вы сталбыть, ко мне приехали свататься? Хочет взять богатырь в жены дочь мою?
Смущенный Алеша только кивнул головой, зарделся.
- Сорок восемь дочерей у меня на выданье. Выбирай любую, дорогой ты мой! - царь, радушно улыбнувшись, хлопнул в ладоши. Полилась завлекательная музыка, и над головами гостей поплыл хоровод русалок, исполняющих танец живота. Дочери Морского Царя, строя Алеше глазки, продефилировали над головами придворных и радостной стайкой уселись вокруг царского трона.
Алеша, во все газа глядевший на русалок, понял, что среди них нет его любимой Лебеди, и досадливо махнул рукой.
- Аль не хороши мои дочери?
- Хороши, - вздохнул Алеша, - но только...
- Что только? - нахмурился Морской Царь.
- Только нет среди них Царевны Лебеди... Черномор сказал, что Лебедь - дочь твоя. Вот мы и пришли к тебе посвататься.
Алена смотрела, как хмурится все сильнее Царь Морской от слов Алеши, и сердце ее сжималось в комочек от страха. В руках у Царя возник, словно бы прямо из воды, золотой посох-трезубец.
- Так ты просишь руки Царевны Лебеди? - голос его изменился, стал более густым и мощным, как штормовой ветер. Царь смотрел прямо в глаза Алеши Поповича.
- Да. Прошу руки Царевны Лебеди, - ответил богатырь, побледнев, но не отвел взгляда.
- А ты знаешь ли о том, ЧТО она сделала? Знаешь ли ты, КАК она наказана? - судя по донесшемуся сверху звуку, над поверхностью моря прогремел гром. - Знаешь ли, что НЕТ у меня дочери. Есть теперь лишь птица - лебедь белая. Девка вредная - птица глупая. Коли хочешь ты жить с дикой птицею, так живи, разрешенья не спрашивай. Раньше Лебедь БЫЛА моей дочерью, а теперь она - птица вольная.
Придворные, видя Морского Царя разгневанным, в страхе прижались к стенам. Алене стоило большого труда остаться стоять рядом с Алешей. В глазах у богатыря зажглась та бесшабашная лихость, которую уже ничем невозможно было остановить.
- Ты силен, ты могуч, грозный Царь Морской. Но вернО ли твое дело правое? Коль назвал ты ее птицей вольною, коль не хочешь больше быть ей родителем, так не смей своей волей родительской мучить Лебедь Белую заклятием! Ты отдай ей человечье обличие! Или мнишь, на твою силу великую не найдется девице защитника?
- Вы его пожалуйста не слушайте! - Алена попыталась зажать богатырю рот. - От любви говорит он слова дерзкие. Без той Лебеди парню и жизни нет. Для нее мы просим о прощении... Не из камня ведь сердце отцовское. И на дочь не можно вечно гневаться. Много лет она в обличье птичьем мается. Искупила уж свои все прегрешения...
Царь Морской, сморщился, словно от зубной боли.
- Да откуда тебе, девка глупая, знать про все ее прегрешения? - на лице Царя гнев сменился на обиду и горечь. Он устало вздохнул и махнул рукой. - Все подите прочь, прием закончился.
Наверху, судя по звукам, гром и молнии сменились проливным дождем. Придворные, изо всех сил стараясь не шуметь, попятились вон. Алена, облегченно вздохнув, тихонько потянула богатыря за рукав, но он продолжал упрямо стоять в центре зала, напротив трона. Тем временем все придворные скрылись, а Царь, щелкнув пальцами, отдал своим осьминогам-гвардейцам новый приказ:
- Привести сюда Садко упрямого. Пусть споет мне что-нибудь тоскливое... Вот ведь, как от Черномора гостюшки, так всегда испортят настроение... - Царь выкинул в пространство свой посох-трезубец (тот немедленно растворился, словно его и не было) и только тут заметил, что Алеша и Алена все еще здесь.
- До чего ж вы, влюбленные, упрямые, - вздохнул Царь и слез с трона. - Ну какого водяного тебе надобно?.. Вижу - богатырь, сердце храброе. Так живи, коль хочешь, с Белой Лебедью. А не хочешь, так дорога тебе скатертью... Но не лезь в мои дела семейные, пока я не начал свирепствовать!
- Но ведь это Вы заколдовали Царевну Лебедь? - спросила Алена, опережая открывшего уже рот Алешу.
- Прекрати мне выкать, красна девица... Выкают пусть в царстве Кощеевом. Он, дурак, и сам себя зовет на Мы. И другие к нему Вы обращаются.
- Так ты заколдовал ее, царь? - не унималась Алена.
- Ну да. Я, - развел Морской руками.
- Так давай, злодей, расколдовывай, - подступил к нему, засучивая рукава, Алеша.
- Ну хорошо, - Царь щелкнул пальцами, и Алеша застыл, оказавшись замурованным в ледяную глыбу. - Поговорим спокойно.
- Поговорим, - вздохнула Алена, сочувственно покосившись на неподвижного, но все еще грозно сверкающего глазами Алешу.
- Вы, сталбыть, думаете, что мне это так легко - взять и отменить заклятие, наложенное на Лебедь?
- А разве сложно? - пожала плечами Алена. - Ты же здесь, вроде, самый могущественный. Щелкнул вон пальчиками и раз...
- Я не ЗДЕСЬ самый могущественный, - вздохнул Морской. - Я просто САМЫЙ могущественный. Сам заколдовал, сам расколдую... Не в этом дело, - у него на лбу явственней проступили морщины. - Ты не знаешь, за что я Лебедь заколдовал.
- Не знаю.
- Ну, так слушай... И ты слушай, - постучал Царь пальцем по ледяной глыбе. - Сперва слушай, а потом уж руками размахивай... Было у меня колечко. Волшебное. Долгие годы я его создавал. А ОНА украла. Спрятала где-то. А где - не сознается. Интриганка! Против родного отца! И это - любимая дочь!.. И я так решил - пока она мне обратно кольца не вернет, не быть ей человеком дольше, чем раз в году... Ведь она меня как правой руки лишила! Коли тебе родная дочь правую руку отрубит, что ты скажешь, добрый молодец? А? - и Царь постучал пальцем по ледяной глыбе.
- В общем, так. Ничего я менять не намерен. Если у парня такая к моей Лебеди любовь, то пусть уговорит ее вернуть мне колечко. Или пусть женится на птичке, если ему так больше нравится, - и Царь направился в одну из дверей. Оттуда уже доносилось тоскливое пение Садко.
- А... Э, Царь! Ты забыл... - закричала Алена ему вдогонку.
- Ах да, - Морской обернулся, щелкнул пальцами, и окружавшая Алешу глыба льда растаяла, а богатырь рухнул на пол.
- Ну как ты? - склонилась над ним Алена.
- Ох, плохо мне, плохо, - вздохнул богатырь. - Лучше б он меня булавой огрел, лучше б снес мою буйну голову... Лебедь что же, воровка получается?.. Прав Царь, обида его страшная. Но тут, я чувствую, дело темное. Оболгали Лебедь злые вороги. Надо ехать, саму ее расспрашивать.
Обратно, к подножью Черноморова замка возница домчал их удивительно быстро. Они не смотрели больше на красоты подводного мира. На душе у Алеши тяжким грузом лежали слова Морского Царя. А Алену все сильнее терзали сомнения: «Наверняка эта Лебедь околдовала Алешу специально. Он теперь будет совершать подвиги, добиваясь для нее прощения от Морского Царя. А потом, когда она получит свободу, то и не взглянет на парня... Нет уж, я просто так на все это смотреть не намерена».
Повозка уткнулась в мягкий песочек у подножия гранитной скалы. Возница, соскочив с раковины на дно, распряг дельфинов и отправил их пастись - охотится на плавающих в окрестностях золотых рыбок. Алеша с Аленой тоже сошли на песчаное дно и направились вверх по лестнице следом за своим провожатым. Выбравшись из-под воды, они свободно вздохнули нормальным воздухом, всласть, до головокружения. Не торопясь поднялись на самый верх лестницы. Провожатый нажал на выступающий из стены камень, сработал тайный рычаг, и они снова оказались в кабинете Черномора.
Карлик, мирно дремавший в своем мягком кресле, приоткрыл левый глаз и, увидев вернувшихся путешественников, удовлетворенно закивал головой. Провожатый, поклонившись Черномору, шагнул назад, в коридор, и закрыл за собой дверь. Теперь за спиной богатыря и Алены был уже не тайный ход, а слегка позвякивающий дорогими стеклами книжный шкаф.
- Ну, садитесь, гости дорогие. Рассказывайте, как съездили, чего доби...
Снаружи раздался стук. Грохот. Черномор, прервавшись на полуслове, посмотрел подозрительно на Алешу, и бросился к окну, чуть не опрокинув по дороге поставец со своей любимой фарфоровой вазой. Алеша и Алена тоже прильнули к окну, глядя через голову Черномора.
Снова послышался грохот и душераздирающий скрежет. Чтобы лучше увидеть, что происходит, Черномор распахнул косящатое окошко. Открывшийся вид на внутренний дворик замка был ужасен. Совершенно целые зачарованные дубовые ворота, выбитые из стены неведомой силой, лежали поперек двора, вместе со стальными петлями и кусками каменной стены. А выбившая ворота неведомая сила в лице трех дюжих молодцев, ворвавшись в замок, метелила набегающих на нее гвардейцев Черномора, разрушая при этом все встречающиеся на пути хозпостройки и неумолимо приближаясь ко дворцу.
- Стоя-ать! Закопаю!!! - Черномор птицей взмыл из окошка, на глазах закипая праведным гневом и электрическим током, заискрившимся у него в бороде. - Прекратить безобразие! Всех изжарю! - завизжал он, брызжа слюной, и пикируя над головами дерущихся.
В ответ в него полетел, вопя от ужаса и неловко размахивая руками, один из его гвардейцев. Чтобы уклониться от столкновения, Черномору пришлось сменить траекторию и набрать высоту. А пролетевший мимо, закованный в стальные доспехи гвардеец, тем временем, влетел в одно из окон дворца и превратил в груду цветного стекла великолепный витраж.
- Да это же Илья и Добрыня! - радостно всплеснул руками Алеша. - И еще какой-то парень с ними.
- Это Дунай Иванович. Я про него тебе рассказывала, - объяснила Алена.
Илья Муромец, тем временем, размахивая над головой ухваченным за ногу гвардейцем, закричал зычным голосом.
- Черномор, расхититель летающий! Возвращай-ка нам скорее красну девицу, княжью дочь, Людмилу свет Владимировну! Да отдай ты нам Алешу Поповича, да невесту нашу Аленушку, что томятся у тебя в плену уж целый день! А не то мы разнесем тут все вдребезги, к растакой-сякой ягой ядреной бабушке!
- Испепелю! - завизжал от ярости Черномор и обрушил на Илью Муромца молнию. От грохота у всех заложило уши, а когда гарь рассеялась, народу предстал усыпанный пеплом изумленно хлопающий глазами Илья Муромец, в обгоревшем плаще, с опаленным, дымящимся сапогом в руках. Отчетливый дымный след подпаленного молнией гвардейца вел к еще одному, вдребезги расколотому оконному витражу.
В ответ на молнию в Черномора полетела пущенная рукой Добрыни каленая стрела, и борода летающего карлика оказалась прибитой к крыше одной из замковых башен. Пытаясь отцепить драгоценную бороду, изрыгая угрозы и проклятья, Черномор покраснел от натуги. В его правой руке появилась, откуда ни возьмись огромная, с него ростом, боевая палица, а над головой начал расти набирающий силу черный смерч.
В наступившей тишине (торопливо попрятались, кто куда, и затаились гвардейцы Черномора), все вдруг поняли, что сейчас начнется настоящее кровопролитие. Илья и Дунай взяли в руки висевшие до того за спиной щиты, и потянули из ножен мечи, а Добрыня стал отходить к ним за спину, вынимая из колчана смертоносные стрелы срезни.
- Ну вот. То дело. Война так война, - радостно потер руки Алеша Попович, и обернулся в кабинет Черномора в поисках какого-нибудь оружия.
От ужаса у Алены чуть не подломились ноги. В поисках опоры она ухватилась за злосчастную фарфоровую вазу эпохи Мин, и тут ее озарило:
- Стойте! Прекратить! - завизжала девушка.
На нее, держащую над головой вазу, с удивлением уставились и Черномор и богатыри.
- Если ты их тронешь, я вазу твою драгоценную расколю вдребезги! А вы, - обернулась она к богатырям. - Как вам не стыдно! Черномор-то у вас в гостях не ломал мебели, и дверей не вышибал. Он к вам в гости приходил по-приличному. Ну а вы тут разгром устроили.
- Дык Аленушка, - развел руками Илья. - Мы же тебя с Алешей спасали. Он ведь вас в плену, целый день держал.
- Да не в плену мы были, а в гости к Морскому Царю ездили. А Черномор оказал нам в том всяческое содействие. А вы не разобравшись... Эх вы!
- Ну а что ж, коль у него слуги глупые. Развели тут дни не приемные. Нас под стенами держат, ругаются, не доложат о гостях начальнику, да дубовыми воротами бахвалятся. За обиду стало сердцу богатырскому, - продолжил список претензий Добрыня. - Мы когда встречали Черноморушку, так дверей не держали закрытыми. Мы любому гостю рады-радешеньки, в дни приемные и не приемные.
- А еще мы вот зачем приехали, - вклинился в разговор Дунай. - Умыкнул он Людмилу, дочь Владимира. И затем сюда мы князем посланы, чтоб добром, а не выйдет, так силушкой, возвернуть княжну в палаты отцовские.
Черномор слушал все это, опасливо поглядывая то на вазу в руках Алены, то на натянутый лук Добрыни. Черный смерч, впрочем, постепенно спадал. Карлик, недобро щурясь, аккуратно вынул стрелу из досок крыши, а затем и из бороды.
- Ты Алена, вазу-то поставь на место, - изронил он, наконец, слово. - Коли ваза разобьется, то и тебе не уцелеть.
- Коли ты богатырей убьешь, так и мне жизнь ни к чему.
Карлик недовольно дернул бровью и обратился теперь уже к стоящим во дворе замка богатырям:
- Вы хотели освободить Алешу и Алену? Так я их не пленял. Как поставит Алена вазу на место, так и пойдут они спокойно на все четыре стороны... Что до обиды, которую вам нанесли мои слуги, так вы сами же этих слуг и побили. Да при этом сколько дров наломали? Но это я вам, пожалуй, прощу, в память вашего былого гостеприимства, если больше ничего у меня тут крушить не будете... А Людмилу я вам не отдам.
- Отдашь! - взмахнул мечем Дунай. - А не то мы тебя...
- Не отдам, - покачал головой Черномор. - Даже если мне всех вас придется убить - не отдам, - и от этой усталой уверенности Черномора повеяло смертным холодом.
- Постойте! - вмешалась Алена. - А почему бы вам не спросить саму Людмилу?
- И верно! - просиял Черномор. - Людмила, солнышко! Открой ставни, покажись богатырям.
Одно из многочисленных окошек дворца отворилось и оттуда выглянула юная, миловидная, но чем-то недовольная мордашка.
- То есть, войны, я так понимаю, не будет? - девица уставила руки в боки. - Я тут, понимаешь, сижу, как дура, дожидаюсь, а они переговоры устроили!
- Ну, Людочка, ну ты сама посуди, - замялся Черномор.
Людмила окинула взором Черномора, стоящих во дворе богатырей, Алену, с бесценной вазой эпохи Минь.
- Эх, Карлуша, - скривила губки княжна. - А говорил, что тебе ничего для меня не жалко...
- Ну знаешь, - вскипел Черномор. - Всему есть предел. Тебе же известно, сколько я за эту вазу... Я уж не говорю о дворце, в котором и ты, между прочим, живешь!
Людмила оценивающе посмотрела на своего упрямо сжавшего губы Карлушу, на Алену, держащую вазу, как бомбу, разочарованно вздохнула и решила не рисковать.
- Ну хорошо. Здесь я хочу остаться, здесь! Так и передайте моему папеньке. Тошно мне уже было у него в тереме. Да и в самом Киеве тошно было. И я сама, да, сама попросила Карлушу, чтобы он меня увез... Все. Не хотите драться, так езжайте прочь, - и она, показав всем язык, с треском захлопнула ставни.
- Ну, как, есть еще вопросы? - кисло улыбаясь спросил Черномор.
«Ох, будет она его теперь пилить за эту вазу. Не завидую я Черномору. Надо же ему было в такую стервозу влюбиться», - подумалось Алене.
- Коль девица сама уезжать не желает, то как мы ее можем неволить? - развел руками Илья Муромец.
Добрыня Никитич удивленно покачал головой и спрятал в саадак лук со стрелами. Алена, облегченно вздохнув, чуть не уронила драгоценную вазу вниз, но, спохватившись, взяла ее покрепче и аккуратно опустила на поставец. За спиной у Алены Алеша Попович, положил на место каминные щипцы, кочергу и стал разбирать нагороженную у входа в кабинет баррикаду из столов и кресел.
- Ну, коли мир, так может, по старой памяти, по чарочке? – радушно предложил Черномор.
Богатыри, переглянувшись, смущенно заулыбались. Только Дунай, с лязгом вернув меч в ножны, пробормотал что-то невнятно-угрожающее и выскочил вон из замка.
Распив с Черномором пол бочонка вина богатыри окончательно подобрели и засобирались домой. Когда прощались, Илья последним подошел к волшебнику и тихонько сказал ему:
- Ты бочку зелена вина-то Дунаю верни. Ту самую, в тридцать три ведра.
- Какую бочку? – не понял Черномор. – Зачем мне чужое вино брать если я и так могу?.. – он щелкнул пальцами и в комнате появился еще один бочонок с вином.
- Верни, - Илья легонько похлопал Черномора по плечу и направился к выходу.
- Да? – задумчиво глядя вслед богатырям Черномор пощелкал пальцами, словно перебирая что-то в уме. – То-то я помню кисловатое оно было. Не с моих виноградников. И бочка-то была тяжеленная. Где-то я видел таких много…
Илья, Добрыня, Алеша и Алена возвращались домой вместе. Не торопясь, рассказывая дорожные свои приключения. Дунай, обиженный на богатырей за то, что не захотели любой ценой выполнять княжеского поручения, ускакал от них в чисто поле. Наверное, он немного утешился, найдя в тот день у себя посреди шатра тридцатитрехведерную непочатую бочку зелена вина. Того самого вина из личных погребов ляховицкого короля.