Непарные носки
(Авторский перевод с украинского языка)
Ганя наведывалась в родную Ворохту дважды в год - на зимние и летние каникулы, умудрялась жить на одну стипендию, на все случаи жизни надевала одни джинсы, имела в личном гардеробе две переменные блузки, один толстенный свитер из овечьей шерсти на все сезоны и одну пару обуви на сезон.
В общежитии Ганя не чувствовала себя Золушкой. Она смотрела на мир, словно немного сверху, но не с пренебрежением, а с подобием врожденной философичности, что, впрочем, не мешало ей с удивлением и восхищением воспринимать этот мир. А еще у Гани всегда под рукой были три ореховых словца: «Никорак», «весиле»* - именно так, с ударением на последнем слоге, и особенное, упругое, как мячик-попрыгунчик, - «йохайды». Только вот не подумайте, что Ганя была похожа на Эллочку-людоедку. На самом-то деле, она была любимой студенткой профессора Вендзеливського. У него же любимцами становились исключительно одаренные личности, способные запомнить как минимум пять самых толстых словарей славянских языков и диалектов - от титульной страницы и до последней строки выходных данных. На четвертом курсе словарный запас Гани уже достиг необходимого профессорского минимума.
Никорак - это была фамилия односельчанина Гани - парня, которого она любила с пятого класса и до пятого курса, а может, и дольше - об этом история пока умалчивает. Известно лишь, что Никорак работал в местном колхозе механизатором широкого профиля и заочно учился в вузе.
Весиле - это была вполне выполнимая Ганина мечта, связанная с Никораком.
Йохайды - все остальное, что вызывало у Гани удивление, восторг и разочарование.
Никорак писал Гане письма, в которых она красным исправляла орфографические ошибки и отсылала обратно, обещая устроить любимому экзаменационный диктант, как только придет время готовить весиле. Употребление слов «Никорак» и «весиле» происходило преимущественно один раз в неделю, когда Гане от жениха приходило очередное письмо. «Йохайды» было куда как более в ходу.
Но наиболее мощно оно прозвучало в Ганином исполнении в один из январских вечеров, когда моя соседка по комнате вернулась с зимних ворохтянских каникул и привезла по просьбе профессора Вендзеливского произведение настоящего гуцульского искусства - мохнатый радужно окрашенный лижнык**.
Бросив под стол тощую дорожную сумку, Ганя по-родственному приласкала толстый свиток, обернутый мешковиной, прижав его к груди.
-Вот, лижнычек, поедем сейчас к Вендзеливскому. Представляете, девочки, я - у профессора! .. Надо же, йохайды! - Ганин восторг не помещался в тесной общаговской комнате. - Да, не мешало бы носки найти, иначе ноги замерзнут.
Носки у Гани имелись, и все разные, непарные. Ганя задумалась, как разрешить ситуацию - чтобы и ноги не обморозить на январской стуже, и перед профессором лицом в грязь не ударить. Предположила, что однотонные - это лучше, элегантнее, нежели пестрые. Устроили ее черный и красный. Уверенно впихнула ноги в сапоги:
-В конце концов, не на весиле собираюсь, - успокоила себя.
Милочка улыбнулась язвительно:
-А может, мои возьмешь, вон они, на батарее, высохли ...
-Да йохайды, обойдусь. С этими профессорами – голова кругом. А по мне, главное - чтобы ногам было тепло.
... Прошло четыре часа. Мы с Милочкой на сон грядущий делились мнениями о том, что за истекшее время в Ужгороде можно было обегать уже всех профессоров, при условии, чтобы лижныков на всех хватило. Вдруг дверь отчаянно распахнулась, Ганя прямо в пальто упала на крайнюю кровать.
-Й-й-й-йох-хай-ддды! Стяните же с меня сапоги!
Мы с Милочкой потянули каждая по сапогу, из которых показались Ганины многострадальные ножки. Пальцы на них были поджаты к стопе и посинели. Носков на ногах не было. Сеанс массажа ног в четыре руки сопровождался Ганиным рассказом.
-Ну, а что думаете, йохайды? Профессор же. Пригласил в дом. Добро пожаловать, Ганя, проходите в гостиную, будем ужинать. А там стол накрыт, как на весиле. Жена у него радушная. Вот вам, Ганя, тапочки - у самых ног кладет. А я довольна: хорошо, что свет в прихожей слабенький, на стене махонькое бра чуть брезжит, хозяева на минуту одну оставили. Сбросила сапоги и заодно носки. Затолкала их в носы сапог, и все дела. Откушала деликатесов за профессорским столом. Это, скажу вам, даже и не весиле в Ворохте, йохайды.
-Ганя, а почему так долго? Ты же могла уже часа два назад вернуться? - спрашиваю.
-Ты что думаешь, к профессору – все равно, что к Никораку на свидание? Это у меня с Никораком разговор лаконичный, как определение в толковом словаре: «Любишь?» - «Да люблю еще» - «Ну, смотри мне, йохайды». А у профессора ... Ой, девочки, я млела от общения с ним! Это же ... Это же ... Йохайды, как он рассказывал об «Обратном словаре русского языка»! Купил на днях в «Кобзаре». Пожалуй, и я приобрету. А что? Дешево. Стоимость пяти пар носков - что там той зимы! А потом его жена расспрашивала меня, как лижныки делаются. Я ей и о кроснах, и о бердо, и про валило, и про ливкие*** нити ... Она так удивлялась! Говорит, и слов таких не слышала отроду. Да была бы я профессорской женой, выучила бы все диалекты: моравские, сербско-лужицкие, архангельские, бойковские, подольские, да хоть и новгородско-псковские – без разницы.
-Лучшая жена для профессора - та, которая умело стол сервирует, - вердикт Милочки, как всегда, был ограниченным, однако проверен личным опытом, профессоров на дому она изредка посещала, в случаях неурядиц с зачеткой.
-Да, нет, Мила, жена у него образованная, математику преподает в школе, это тебе не бабуля из Ворохты. И представьте, так искренне удивляется, если чего-то не знает. Ну, точь в точь на меня смахивает, йохайды. Правда, стол я так не разукрашу, в деревне ведь все по-простому.
Ганя понемногу приходила в себя.
-Да не тяни, давай же финал, - нетерпеливо попросила я.
-Ну, да. Финал. Финал ты видишь, - показала на розовеющие, оживающие пальцы. – Но прежде надо было еще обуться. А тут, как нарочно, и профессор, и жена стоят надо мной в прихожей. Профессор пуфик придвинул: садитесь, Ганя, так обуваться удобнее. Какое там удобно, если я понятия не имею, как вытащить незаметно носки из сапог. Поджала пальцы и нырнула. А чертовы носки занимают чуть ли не полсапога. Поднялась с пуфика. Стою. Держу равновесие, будто на ходулях. Греет мыслишко: выйду, во дворе переобуюсь. А профессор – обхождение у него с молоком матери впитано, это не мой Никорак, говорит: вы, Ганя, не беспокойтесь, я вас провожу на автобусную остановку, на площадь Корятовича. Да йохайды, как же я дотопаю до Корятовича – это же полкилометра! А там еще с горки спускаться, а в пальцы будто штыри какие чертяка ввинчивает. Я уж не упоминаю о том, что автобус ждали мы с Вендзеливским минут сорок. Предлагаю: вы бы, может, шли домой, профессор, сама подожду. А тем временем прикидываю, много ли на площади людей глазеть будут на мое переобувание. А рейс последний, народу - пропасть, и все наши, общаговские, до конечной. Ну, ничего, думаю, в автобусе, как только водитель выключит свет при движении, вытащу носки из сапог и в карман засуну. Чтобы хоть на свою Голгофу – БАМ**** доковылять.
-Удалось? - интересуюсь.
-Ага. Засунь руку в сапог.
Я вытащила из сапога красный носок.
... На следующий день Вендзеливский искал на кафедре свой, утепленный мехом, плащ.
-Так вот же висит, в котором вы утром пришли, - подсказала ему верная помощница Ганя, которая вместе с профессором составляла в тот день картотеку из свежих диалектных словечек, записанных ею в Ворохте.
Вендзеливский с недоумением осматривал плащ. Нахлобучил кое-как, тот оказался явно тесен в плечах и коротковат.
-Надо же, по ошибке утром плащ жены снял с вешалки.
Идти домой профессору пришлось в женском наряде. Среди бела дня. Впрочем, профессор не комплексовал, как Ганя с носками.
Приятели студенческих лет рассказывали мне, что профессора с университетской диалектологической экспедицией как-то задержали пограничники на украинско-румынской границе – как нарушителя. Им он представился, показав паспорт супруги, который неизвестно каким образом очутился в кармане его рубашки. А однажды, когда у профессора, судя по симптоматике, случилось предынфарктное состояние, диагностировали его самочувствие по анализам крови, неразборчиво выписанным на имя жены. Показатели биохимии жены были в норме. Профессору в поликлинике убедительно было заявлено: вы здоровы, работайте дальше. Предынфарктное состояние улетучилось без лечения. Но это уже должна быть другая история. Хотя и не менее поучительная.
*весиле – свадьба
**лижнык – толстое покрывало, вытканное из овечьей шерсти
***ливки(е) – податливые
****БАМ – микрорайон студенческого городка в Ужгороде
Бердо, кросна, валило – приспособления для изготовления лижныка
Йохайды – не переводится