Они стояли ровно, почти не дыша. В руках свечи. На свечах огонь. В тишине изредка рождалось покашливание - старички в конце очереди давали о себе знать. Они решили пожениться, чтобы украсть друг у друга одиночество: и старички, и те, что помоложе.
- Не обещался ли ты кому-нибудь?
В покашливающей тишине послышалось какое-то ерзанье. Это их сердца пытались найти себе место. Бились вразнобой. Лица старательно скрывали биение, но предавало дыхание.
- Обещался… - вырвался хрип из горла жениха.
Священник возмущенно поднял брови.
- Так что ты здесь делаешь?
- Женюсь.
- ??? Какого черта ты пришел в Божье место с невестой, обещавшись другой?
Невеста текла по полу. Слезопад с ее щек гулко гремел, ударяясь о белый мрамор.
Его голова отказалась от пищи. Ничто не годилось для этого. Давно пережеванные книги топорщились абзацами мыслей. Он шел как не все. Не имел связей. Не любил. Перестал хотеть. Лечить людей отказался, потому что больше не видел в этом смысла. Если их лечить, они просто чуть дольше живут. У каждого из последней сотни пациентов он спросил: «Если вернетесь к жизни, то - как будете жить?» «Как жил, так и буду, только с умом». Глеб тускнел от этих слов, потому что на вопрос: «А как это с умом?», люди однотипно говорили: «Ну, например, как вы, доктор».
Доктор уже долгое время не мучился вопросом смысла. Он перестал его видеть - тогда его любимая работа превратилась в каторгу. В тот вечер он пришел домой вовремя, и застал Дарью за собиранием вещей. Она складывала их в чемодан. Он вошел и остолбенел. Свет из окна обливал его красивую и сильную подругу. Она вызывала в нем желание обнять, но то, что она делала – складывала в чемодан свои платья-кофты-брюки, пригвоздило: его - к стене, его язык - к зубам. Сердце вмиг опустело - взгляд погас. Дарья обернулась.
- Привет, любимый…- она улыбалась.
Он стоял не шелохнувшись, не дыша.
- Я еду в Москву.
Он продолжал стоять, но что-то в нем дернулось – от этого он весь содрогнулся.
Она подошла к нему, взяла за подбородок, посмотрела в глаза и прильнула.
- Я люблю тебя.
- И поэтому едешь в Москву?
Она обняла его и начала целовать. Он заплакал, и чтобы она не увидела, со всей силы прижал ее к себе. Она испугалась и прижала его тоже. Они не обнимались. Они просто жали друг друга. Хватали, как воздух тот хватает, кого насильно суют в петлю. Он комкал ее, рвал на части, только чтобы вдохнуть в себя эти ее обрывки. Очень честно, но всего лишь несколько минут они стремились стать одним целым. Когда все закончилось, он оттолкнул ее. Потом вдруг спохватился и обнял. Он стал пуст как никогда. Она просто смотрела и улыбалась – такая же пустая. Он пытался соединить все те разы, когда они это делали, в один. Она смотрела на него, как и в первый раз. Но ничего не получалось. «Если бы был ребенок»,¬- думал он. «Если бы он любил меня», - думала она.
-Помнишь, как мы познакомились?
Он кивнул.
-Твои глаза. Твой взгляд. Я так и застыла тогда. Я влюбилась с первого взгляда. Ты смотрел как маяк среди ночного шторма. Ты все знал и светил. Ты давал силу. А сейчас
мне кажется, что ты сам ищешь тот свет и не находишь его ни в чем.
-Я теперь ищу тот свет, а ты едешь в Москву?
-Да мне надо. Я теперь буду жить там, а ты, где хочешь.
Он отказался лечить людей и перестал хотеть жить где-либо. Но тело его еще оставалось молодым. Самоубийство было отвратительным выходом, но он пил и курил как никогда. Как-то пришел из больницы и открыл бутылку водки. Пил ее. Она была сладкой. Так с ним было однажды. Дарьи уже не было рядом. Он случайно познакомился с девушкой. Они тогда впервые оказались не там, где обычно. Они уехали далеко из города. Рядом бились морские волны. Она сидела рядом. Они были вдвоем среди знакомых людей. Никто не знал, что они пара. Они сами об этом не знали. Она сидела. Он сидел и жадно впитывал ее присутствие. Начали выпивать. Немного. Он стал горяч и захотел обнять ее. Но не мог. Между ними не было сказано не единого слова. Она просто дышала, глядя в звезды, вдыхая море. Он дымился. Потом впустил в себя все спиртное, что было рядом, погасил себя. Но когда рассвело, не сдержался и жадно накинулся на нее.
Все уехали в город. Он уговорил ее остаться на море. Просто отъехать к другому пляжу. Было пять утра. Они поймали попутку. Он заливался соловьем и боялся взять ее за руку. Чтобы не спугнуть, чтобы не подумала чего такого. Потом они шли вдоль моря. Они остановились, и он не выдержал. Набросился на нее. Что это было. Она не смогла отстраниться. Из приличия хотела, но не стала. Потому что поверила, что в его груди бьется настоящее сердце, и это его сердце своим биением хочет разбудить ее - давно замершее в ожидании. Они катались по земле. Просто обнимались. Он говорил ей, что земля твердая, а воздух прозрачный, что солнце вот-вот взойдет, что все это, потому что где-то, может, быть совсем близко кто-то, может быть, даже Бог, кого-то очень крепко и по-настоящему полюбил. Она широко и щедро смотрела ему в глаза, жгла насквозь. Глеб верил в то, что прикасается к той самой, в чьем теле сосредоточена и его жизнь. Он видел, пути, по которым все его мысли могут идти и связываться с такими же сильными и крепкими ее мыслями. Он чуял, что мысли эти будут полноценными. Но это потом, а сейчас ему доставляло блаженное удовольствие обнимать свое счастье. Она сначала робко, но потом все смелее обнимала его и не могла поверить, что такое возможно, что вот так просто ей нашелся тот человек, который говорит те слова, которые она читала, но не слышала от живого человека.
- Ты постоянно что-то говоришь мне…
- Я просто слушаю, как твое сердце отвечает на мои слова.
- Хочу тебя всего. С тем даже, что ты сказать и услышать не можешь.
- Выходи за меня?
- Выйду!
Так они оказались в церкви. Так он не смог соврать. Она плакала. Он смотрел на нее идиотом. Ее родные не могли поверить, что вот так запросто на их глазах умирает, как им казалось, хороший честный человек. Отец их красивых не родившихся внуков. Тишина перестала кашлять и зашмыгала носами старых невест.
апрель 2008