Старая дева или Осень любовницы

Любовь Сушко
СТАРАЯ  ДЕВА или  ОСЕНЬ ЛЮБОВНИЦЫ

Вот и осень, как старая дева рыдает,
О несбывшихся грезах, о грустных поэтах,
И последние листья устало швыряет,
И заставит поверить в слова и приметы…


Сумерки упали на лабиринты улиц и переулков любимого города.
Рада металась по комнате в ожидании возлюбленного.
Алекс должен был появиться с минуты на минуту, а она как всегда была не готова, утка с яблоками еще не дошла до кондиции, его любимое платье никуда не годится, пришлось ограничиться   маленьким черным, которое она терпеть не могла, но это одеяние приводило его в восторг, приходилось мириться.

Весь день Рада  представляла себя в бирюзовом, бальном, которое называла- для моего любовника, а будет в  маленьком и черном, такой вот осенний вечер, да еще дождь за окном приводил ее в уныние.
А что удивляться, октябрь на дворе, надо привыкать и к осени в душе.
Хорошо, хоть копна рыжих волос  прекрасна, как всегда…
Ее бабушка говорила  когда-то, что эта рыжая грива сведет с ума всех, от странника до младенца.

- Но не стать тебе верной и покорной женой, никогда не стать, так и останешься самой желанной любовницей.

Бабушка оказалась права, так все и было, на Рада была счастлива и довольна судьбой, особенно после того, когда дюжину лет назад встретила Алекса, и они остались вместе…

Нет, конечно, у него была женушка, дочка  генерала, имени которой не стоило упоминать, чтобы не потерять его навсегда.

Она стала его громадным  черным крестом, который он, надрываясь, тащил через всю жизнь, утешался только тем, что архангел не даст человеку  креста, которого он не сможет утащить, вот он и тащил, надрывался, бедняга.

Дочь генерала была похожа на старую деву, типичная старая дева, вне зависимости от штампа в паспорте, эти глухие темные наряды – она скрывала за высокими воротниками свитеров  даже короткую шею, чтобы никто не увидел, эти поджатые губы, этот взгляд, словно ей не нравится все на свете.

Рада сначала думала, что Ирина  недовольна чем-то определенным, нет, оказывается,  она ненавидела все, включая своего мужа, а когда пыталась подружиться с ней, любовница  шарахнулась в сторону и постаралась больше никогда с ней не встречаться.
Хотя сначала ей хотелось поговорить с женой своего любовника, но  желание моментально улетучилось. Чем дальше быть от жены, тем спокойнее живется на белом свете, тем более, что расставаться с Алексом она не собиралась.

Иногда ей казалось, что Ирина даже  рада, что она существует, как бы странно это ни звучало, потому что секса для нее похоже не существовало вовсе, в этом она странно была похожа на жену вождя мировой революции и ту даму, которая гордо заявила, что секса у нас в стране нет – был такой тип жен в те времена.

- Когда на нее посмотришь, то понятно, почему у них не было детей, - говорила ее подруга Карина, которая тоже знала жену ее любовника.
Карина, как давно они не виделись, надо будет встретиться как-нибудь, интересно, чего добилась она в жизни…Когда-то Карина была к ней привязана, в школе они дружили,  и делала все, что и Рада, только  старалась сделать лучше, ярче, и у нее это получалось.

Когда на уроках математики Рада начала писать детективы и любовные истории, Карина тут же  создала свои версии этих сочинений и добилась того, чтобы читали сначала ее  варианты, а потом Радины.
Но та только рассмеялась, чувство соперничества было ей чуждо, пусть повторяет, для нее это только забава, желание избавиться от скуки, особенно на уроках математики.

Карина писала романы на уроках литературы, она терпеть не могла маленькую и злую Регину Петровну,  обладавшую познаниями в своем предмете, но  вспышки немотивированной ярости убивали в ней литератора на корню.

Карина враждовала с ней яростно, Рада никогда ни с кем не враждовала, даже с орущей в истерике учительницей, просто она решила, что никогда не будет орать, потому что даже симпатичный человек становится ужасным в такой момент, и она успела усвоить еще со школьной поры, что  при помощи крика никогда ничего не добьешься.

Вот этому ее точно научила  Регина Петровна, а литературу она изучала скорее из вредности и вечного противостояния с истеричной учительницей, и у нее получалось противостоять.
№№№№№№№№№

Шикарная иномарка тормознула около подъезда, из него выпорхнула дама в чем-то длинном и светлом, достала  сумку, и направилась в подъезд.
Даже когда раздался звонок в дверь, Рада не могла понять, что это к ней звонят, но догадалась, что это, вероятно, та самая дама.
Но кто она и почему пришла так не вовремя.

Она все-таки распахнула дверь, решив, что это может быть и Алекс, а мало к кому в многоэтажке направляется белая дама.
На пороге стояла Карина.

Узнать ее было почти не реально, но Рада узнала, -блондинка с зелеными глазами, ухоженная, молодая, прекрасная –неотразимая, одним словом.
Нет, блондинкой она была всегда, в пору их юности еще не было анекдотов про блондинок, они появились позднее, и только рыжие, наверное, им не завидовали.

Но как же она была совершенна  и прекрасна, это в поры осени для женщины их возраста…
- Проходи, дорогая, - не слишком радостно  отвечала Рада, словно бы они виделись вчера, и сегодня договорились о встрече.
- Не переживай, - усмехнулась та, - твой Алекс  заедет через пару часов, а пока мне так хотелось, наконец, с тобой увидеться.
- Мой Алекс? Вы знакомы? – удивленно спросила Рада.
- Ну конечно,  а ты не знала? – она кокетливо усмехнулась, заметив,   как ревнует Рада, даже не скрывая этого.

Когда плащ был брошен на вешалку, Карина оказалась в  маленьком белом платье, словно бы они договорились так  обрядиться. Странно.
Рада подумала, что в бирюзовом она была бы эффектнее, а то как-то странно получается –черное, белое, и в черном именно она.
Черная лебедь с белой душой и белая с черной , говорят у птиц так, но это вовсе не обязательно должно относиться и к ним. Когда говоришь о женщинах, тут одной краской не обойтись, вероятно.

Но Карина уже расположилась в кресле и протянула  красивые длинные ноги, как же она неотразима.

- Не стоит ревновать, дорогая,   более того, не забудь, что я для него старая дева.
- То есть как старая дева? – еще больше растерялась Рада.
- Ну,  это длинная история, но когда мы познакомились лет десять назад, я еще не знала, что он твой любовник. Я рассказала ему печальную историю о старой деве, которую  никуда не берут на работу, а у меня уже есть  рукописей не меньше, чем у Донцовой, он сразу сказал, что с этим можно работать,  и занялся мной основательно.
- Чем же вы занялись? –спросила Рада, хотя  вопрос не требовал ответа.
Тесть  Алекса, уйдя в отставку с высокого поста,   был директором одного из крупных издательств, но она, когда узнала об  этом, поклялась водами Стикса и Леты, что никогда его ни о чем не попросит и даже не скажет ему о том, что пишет романы.
Рада  сдержала свое обещание, он  читал какие-то ее стихи,  а вот о прозе понятия не имел, они об этом никогда не говорили, впрочем, как и о самом тесте.

- И что же у тебя получилось? –спросила Рада.
Карина потянулась за сумкой, и небрежно вывалила на журнальный  столик два десятка книг в ярких обложках.
- Вот, это плоды наших  общих усилий, конечно, не все, но кое -что из того, что издано, и даже переведено на иностранные языки, конечно, не эта чепуха, но  три серьезных романа переведены…
Рада взяла в руки несколько книг, фамилия там была другая, вернее, псевдоним, сколько раз она встречала книги этой писательницы, хотя не представляла себе, кто стоял за всем этим  чтивом…
Она полистала книжку, интересно, свежо, увлекательно, странно, что ни разу прежде она ничего этого не читала, а если бы прочла, могла бы догадаться…

- Старая дева говоришь?
- Да, у него какой-то комплекс по этому поводу, он все время твердит, что только старые девы, могу быть эффектными, свободными, беззаботными и  творчески одаренными, ни одной жене, ни одной любовнице этого не удастся никогда, с ними не стоит даже связываться, когда речь идет о творчестве и о бизнесе.
- И ты на самом деле старая дева?
- Ну,  еще не очень старая, как ты понимаешь, баба ягодка опять, как говорили в старину, ну не дева, но ведь этого нашему Алексу знать не обязательно, тогда и тебе может быть хуже.
- И тебя он перестанет издавать.
- Он перестанет, другой станет, я уже давно раскрученный брэнд, не откажутся его конкуренты, не надейся…
- Да, это уже точно, макулатуры у нас издано больше, чем достаточно.
- Ну не надо так, я же училась у тебя,  и у меня неплохо получалось, а со временем стало еще лучше, боишься читать, не хочешь убедиться в том, что это литература среднего уровня, и не так плоха, как тебе кажется.

Карина вытащила одну из книг и протянула подруге:
- Вот это посмотри,  ну назовешь макулатурой и ладно, но мне нравится, и твоему Алексу тоже, о генерале и говорить нечего.
Карина взглянула на часы, и резко рванулась  из кресла.
- Мне пора,  хотя я и старая дева, но публичная жизнь обязывает, только не забудь то, о чем мы договаривались, пока  я старая дева, у меня все пучком, да и тебе меньше проблем, в постели я тебе не соперница, иначе, кто знает…

Дверь резко хлопнула.
Рада поднялась и оглянулась по сторонам.
Странное вторжение, бывают же чудеса на свете.
Только  два десятка книг, вываленных на журнальный столик напоминали о вторжении ее одноклассницы.

Рада медленно подошла к зеркалу  и взглянула на собственное отражение, хорошо, что еще отражалась, ей показалась, что она там не увидит себя, нет, обошлось, еще отражается.

Она полезла  в кладовку, достала коробку с рукописями и начала их листать, морщась от пыли и не слишком приятных воспоминаний.
Она даже не сразу услышала звонок в дверь.

Алекс прошел в комнату, бросил взгляд сначала на  журнальный столик, потом на коробку со старыми рукописями, улыбнулся.
- Карина была у тебя, как вижу. Не ревнуй, у нас ничего не было, ты же знаешь, что она Старая дева, у нас чисто деловые отношения. Она говорила, что ты тоже что-то писала, когда вы были еще школьницами.
- Писала, но ты  же уверен, что ни жены, ни любовницы просто не способны к творчеству, для  одной достаточно кухни,  для  другой постели, и только Старые девы могут творить и издаваться.
- Да, все верно, но  я иду дальше, вдруг любовница тоже способна стать писательницей, - он усмехнулся и подмигнул ей. –Только одно условие, мой грозный тесть никогда не должен узнать, что ты моя любовница.  Сам он добивается упорно нашей Старой девы, и уверен, что станет ее первым мужчиной, чем бы старики ни тешились,  лишь бы не мешали работать, но ты для  него просто моя находка. Я хочу открыть талант, настоящий, мощный…

Алекс, как всегда играл с огнем, но ему надо было как-то развлекаться.
- Не знаю, смогу ли я, - растерянно произнесла Рада.
- Промолчать о нашей связи не сможешь? –удивленно спросил он.
- Смогу ли написать то, что он захочет напечатать, я так давно забросила это.
- Ну если не ради меня, то ради Карины ты должна сделать это… А талант не пропьешь и не потеряешь. Она говорит, что у тебя это классно когда-то получалось. Я жду рукопись через пару недель.
- Что?
-Три недели и ни днем больше, не торгуйся дорогая….
Это была самая великолепная ночь в их жизни…

И  самое главное впереди у  Рады  были напряженные и радостные творческие дни и ночи. Три недели, он был безумцем им и останется, но ведь она любила этого безумца.

Раде показалось, что она расправила давно сломанные крылья и, наконец, смогла взлететь.

А еще говорят, что осень –уныла пора…

Вот и осень, как старая дева,  рыдает
О несбывшихся грезах, о грустных поэтах,
И последние листья устало швыряет,
И заставит поверить в слова и приметы…

Только снятся уснувшие где-то стрекозы,
Разноцветные бабочки снова  нам снятся,
Остаются стихи и романов неврозы,
И таинственный профиль, в безумии танца

Застывает мужчина, когда-то любимый,
Но отрезанный снова дождем и туманом,
И проносятся бури внезапной лавиной,
Не живем мы теплом, тишиной и обманом.

Это осень, как старая кляча,  плетется,
Заблудилась, осталась во мраке стихия,
Не дождаться нам видно беспечного солнца,
Мы ушли в эту осень,  но мы не грустили.

И в ночном лабиринте промокшей аллеи
Только прошлое нынче назначит свиданье,
И кого-то люблю и о чем-то жалею,
Все размыто, в прощенье беспечность прощанья.

Первый снег - на ладони снежники растают,
И тревожат нас тайны внезапных свиданий.
Это осень, как старая дева,  рыдает
О несбывшихся снах  в пелене  увяданья…