Тусклый фонарь, грустно поскрипывал на ветру. Он напоминал маленькую звездочку, низко повисшую над морем. В прохладном воздухе кружился осенний вальс, и падали желтые листья, укрывая собой лужи. Холодная луна ярко освещала город. Постукивая колесами, прокатился последний трамвай. Запах остывающего моря будоражил сознание, а мысли, пронзая ночь, уже блуждали в долгожданном завтрашнем дне, который я ожидал последние две недели и добросовестно к нему готовился. Новый спиннинг был умышленно оставлен мною в прихожей. Он ежедневно приятно щекотал нервы, напоминая о предстоящей рыбалке.
Лишь тот, кто хоть однажды ощутил трепещущую мощь тайменя, жадно заглатившего блесну и вступив с ним в единоборство все же смог вытащить его на берег, наверняка знает вкус настоящей тройной рыбацкой ухи. Приготовленная на углях и сдобренная рюмкой водки, она, подобно мистическому зелью, легко объединяет собравшихся у костра. Поднимая настроение, уха незаметно стирает грани, разделяющие нас в городе, и только там, у изгиба реки, согреваясь от языков пламени, мы, словно под воздействием гипноза, не мигая смотрим на вечный танец огня, избавляясь от накопившейся отрицательной энергии. В ход идут рыбацкие байки, полюбившиеся анекдоты. И всякий раз, возвратившись домой, я еще какое-то время, с чувством легкой грусти вспоминаю последнюю рыбалку...
* * *
Однажды утром, просмотрев газету “Из рук в руки”, я попался, как рыба на крючок. Информация завораживала любителей рыбной ловли: на выходные дни предлагался организованный выезд на один из притоков Уссури с гарантированным уловом, тройной ухой и экстремальными условиями проживания в одном из еще сохранившихся заповедников. Организаторы не обманули мои ожидания. Тогда я вернулся домой, вполне довольный поездкой. В последующие дни, пребывая в приподнятом настроении, почувствовал, что у меня улучшилось обоняние и я стал улавливать тончайшие, давно забытые запахи. По-видимому, тайга смогла дать мне каплю своего целебного бальзама жизни и ослабить слегка натянутые нервы.
С упоением наполнив легкие грустным осенним воздухом, я закрыл окно, еще раз посмотрел на задремавший у моря город и, пожелав ему спокойной ночи, лег спать. Необходимо было хорошо выспаться: ведь завтра - на рыбалку!
К семи часам утра на площадь у железнодорожного вокзала из разных концов города съехались любители-рыболовы. Пятнадцать человек должны были разместиться в автобусе, а к десяти часам уже можно будет закидывать удочки. Эдуард Петрович - заядлый рыбак, организатор этих поездок на природу, выполнял еще и обязанности водителя, что не мешало ему выгодно снимать всех на видеокамеру, при этом он не забывал нащелкать хорошие снимки фотоаппаратом. Кроме того, он был неплохим гидом: легко заполнял вдруг возникшие паузы интересными, самобытными историями о здешних местах и делал это ненавязчиво, поэтому все его слушали, узнавая для себя что-то новое и должно быть очень важное.
Расплатившись с таксистом, я накинул на плечо рюкзак и, прихватив спиннинг, направился к автобусу. Эдуард Петрович узнал меня и придирчиво оглядел, как я экипировался. Добродушная улыбка растеклась по его лицу: - Доброе утро! - я дружески протянул руку. - Доброе! - кивнул он, ответил крепким рукопожатием и, ловко приняв
мою кладь, довольно произнес: - Вижу, вы становитесь постоянным членом нашего клуба! Предлагаю влиться в нашу команду капитально.
- Вас это радует?
- Конечно. Кроме того, для постоянных участников предусмотрена
скидка.
Я не мог не отметить, как легко ему удается располагать к себе людей. Но что делает его таким: дар Божий или контакт с природой? Пожалуй, в этом стоит разобраться.
- Возможно, я соглашусь на Ваше предложение, - я закурил и присел
на скамейку.
День обещал быть солнечным. Город просыпался, разгоняя по своим артериям потоки машин, и вскоре у нашего туристического автобуса собралась небольшая группа.
Правду говорят: рыбак рыбака видит издалека. Почти все в камуфляжной форме, они мало чем отличались друг от друга, но кто бы знал, какие судьбы кроются под этими камуфляжами.
- Эдуард Петрович, семеро одного не ждут! - нетерпеливо подгонял
организатора постоянный член клуба ветеран Василий Иванович. Еще в своей первой поездке я невольно окрестил его Чапаевым. Он похоронил жену, и у него совсем было опустились руки. Сын, зная о пристрастии отца к рыбалке, приобрел для него членский билет клуба. И оказался прав. Тайга вернула Василия Ивановича к активной жизни: он с удовольствием делился опытом с начинающими рыболовами, давал мудрые советы, но за ухой у костра, в разгоревшемся споре порой шел в атаку, не боясь словесной дуэли.
Вот и сейчас, он поглядывал на троих молодых людей, перед поездкой наполняющих себя баночным пивом.
- Отец, угощайся! - один из них вынул из сумки запотевшую баночку и
протянул Василию Ивановичу.
- Спасибо! - он взял ее и ощутив приятную прохладу, добродушно улыбнулся:
- Я выпью ее, когда мы приедем на место.
- Пиво с утра не только вредно, но и полезно, - уже настроившись на
отдых, троица включилась на волну, которую ощущает каждый перед долгожданной поездкой.
Блеснув хрустальными фарами, к автобусу подкатил навороченный джип.
- Братва подкатила, неужели тоже на рыбалку?! - раздался чей-то
удивленный голос .
После короткого разговора с Эдуардом Петровичем двое из приехавших остались, а тот, который был за рулем, резко взяв с места, чуть не врезался в один из первых пробудившихся трамваев, но быстро исправил свою ошибку и исчез в лучах восходящего солнца.
- Ну все, по коням! - скомандовал Чапаев, и вскоре автобус двинулся на встречу затеянному отдыху, а пассажиры даже не подозревали, что помимо приготовленных для них развлечений, увлекательнейшего состязания в рыбной ловле, их ждут еще и события, о которых они потом будут долго и с горечью вспоминать.
Что может сравниться с зеленым океаном тайги? На этот раз он встретил нас тишиной и покоем. Солнце рисовало причудливые узоры, пробиваясь лучами через ветки могучих деревьев и только гортанные крики соек нарушали эту благодать. Сгорая от нетерпения, я тут же отправился к реке. Мне стоило сделать лишь несколько шагов в этом направлении, как автобус скрылся в зарослях папоротника. Не видно было тропинок. Попетляв немного, я вышел к небольшой заводи. Прозрачная вода, словно пряча от посторонних глаз свое богатство, скрывала дно в тени деревьев. Не потревожив тишину, я собрал спиннинг и, изловчившись, забросил блесну. Оставшись наедине с природой, и продолжая вживаться в ее гармонию, я наслаждался рыбалкой, чистым воздухом и тишиной. Мне не хотелось смотреть на часы. И лишь когда солнце стало покидать небосклон, я вынужден был собрать снасти. Улов приятно оттягивал руку, а пустой желудок требовал ускорить шаг. Достигнув поляны, увидел несколько палаток. Рыбаки суетились у костра, над которым уже возвышался вместительный котелок.
Эдуард Петрович приняв мой улов, положил его на весы, вокруг которых начали собираться рыбаки.
- Пока это - лучший вес! - организатор сделал пометку у себя в блокноте
и хмыкнул: - Подождите, Василий Иванович подойдет, а его пока еще в этом деле никто не переплюнул.
Но на сей раз он ошибся: мой улов все-таки оказался больше. Ощущая на себе общее внимание, я не мог не заметить, что одних это восхищало, а у других вызывало совсем не белую зависть. Двое из джипа, напоминающие собой гранитные глыбы, смотрели на меня так, будто я украл у них рыбу и теперь пытаюсь присвоить на халяву учрежденную клубом премию в виде бесплатной поездки на следующую рыбалку. От их взглядов мне становилось как-то не по себе. Но большинство из нашей группы явно симпатизировало мне и я успокоился.
Разрядил обстановку Василий Иванович. Не по годам молодецким голосом он вопросил:
- А что, мужики, как считаете, могут ли соревнования по рыбной ловле попасть на Олимпийские игры? Судя по тому, сколько сегодня наудил наш коллега, то вполне возможно!
- Да ты спятил, батя! Кто же допустит рыбалку до Олимпийских игр?
Они ведь водку за допинг считать будут, а без нее на рыбалке никак! - тройка любителей пива дружно расхохоталась.
Спустя каких-нибудь полчаса по котелкам разливалась уха, откупоривались бутылки самых разных калибров, а еще через полчаса начался непростой, ершистый мужской разговор.
Обжигаясь аппетитной ухой, неумело черпая ее из котелка, первым заговорил один из самых молодых рыболовов. За спокойный нрав и атлетическую фигуру его друзья называли Арнольдом, имея в виду всем известного актера Шварценеггера, хотя на самом деле он носил имя Владислав.
- Послушайте, Василь Ивыныч, я слышал, вы войну от начала до конца
прошли? - вздрагивая после каждого прикосновения губами к горячей ложке, проговорил парень. - Можно ли назвать ваше поколение счастливым? Чего все-таки было больше в жизни - плохого или хорошего?
Чапаев немного помолчал, потом, бросив короткий взгляд на Влада заговорил:
- О счастье спрашиваешь? Ты меня прости, но что вы, нынешняя молодежь понимаете о счастье? Японскую машину купить и по ночным барам раскатывать. Да разве это счастье? - Он отставил в сторону котелок, тщательно протер деревянную ложку и засунул ее за голенище сапога. - Счастье это живым из боя выйти. Счастье это хлеба сухого кусок, когда не жрал трое суток, и есть его не сразу, не давясь, а потихоньку, и ждать, как идет он в тебя, как боевая подмога , как спасение твое идет. Счастье это когда воды пол котелка: больше нельзя, вырвет вместе с желчью и с той пылью и гарью, что глотал ты, когда “юнкерсы” полосовали тебя вдоль и поперек, и ты, ломая ногти, лез в землю, грыз ее зубами...
Владислав напрягся, словно он сейчас переживал все это наяву, а Василий Иванович внезапно поникшим голосом продолжил:
- Эх ты, водичка моя фронтовая пополам с потом, порохом, кровью и слезами солдатскими! И пьешь ты ее, булькая, гукая, пьешь такими глотками, что болью в голове отдает, а потом отдышишься, передохнешь и остаток медленно сквозь зубы цедишь и пьянеешь от этой воды. Вот это счастье и дай Бог, парень, тебе с таким счастьем не сталкиваться.
Какое то время у костра царила полная тишина и только огонь, поедая сухие ветки, беспрерывно постреливая угольками, нарушал эту тишину. Каждый в эти минуты думал о своем и я не был исключением, поэтому невольно вздрогнул, когда заговорил Эдуард Петрович:
- Да, хлебнул ты, Иваныч! Мне не довелось этого пережить, но вот что тебе скажу. Ты за кем шел в бой, за коммунистами? И сейчас небось им верен, а
я при них был никто, пешка, хотя работу свою выполнял исправно. А теперь, гляди, свое дело, причем прибыльное, и чего греха таить, на хлеб с маслом, когда захочу, икорку намазываю.
- Если бы я в свое время продался, я бы ее, икру твою, ложками жрал! -
огрызнулся Василий Иванович.
Понимая, что они полностью берут внимание на себя, “дуэлянты одновременно опустили шпаги”. Требовалась еще одна разрядка, и она тут же последовала. Литровая бутылка первоклассной водки, вовремя запущенная в круг, быстро опустела, наполнив алюминевые кружки, и зазвучали первые тосты.
- Коллеги! - раздался мощный, никак не соответствующий тщедушному, интеллигентного вида человеку голос. Все уже знали, что это врач, хирург, и что он - не дурак выпить, тем не менее к его мнению прислушивались, а потому дружно повернули головы в сторону говорящего.
- Так вот, - продолжил доктор, давайте выпьем за то, чтобы каждый из
нас хоть однажды поймал бы рыбу, размер которой он не смог бы показать размахом своих рук и чтобы у нее были вот такие глаза! - и он указал пальцем на огромные очки в роговой оправе, громоздящиеся на его мясистом и от долгого употребления спирта красном носу.
Как ни странно, в этот момент это обстоятельство его нисколько не портило. Напротив, он походил на вдохновенного дирижера, его глаза просветлели, и мы, как завороженные ждали взмаха “палочки” маэстро. Подобно слаженному оркестру, мы повторили его незамысловатое движение, и возбуждающая сознание жидкость растеклась по нашим венам.
Огонь - какое это великое чудо природы! Ты можешь сблизить и оттолкнуть, согреть и обжечь, вызвать животный страх, заставить ждать и молить о нем, но как бы то ни было, наш костер не казался мне таким, как в начале: хотелось думать и говорить только о хорошем. Живой огонь все-таки сблизил нас.
Так все и было, если не считать одного, казавшегося нам тогда незначительным, инцидента. К тому времени все уже перезнакомились, и я знал, что одного парня из джипа звали Женей, а как звали второго, мы так и не узнали, потому что Женя называл его не иначе, как Арбуз, что тоже являлось для нас загадкой.
Так вот, инцидент произошел между Арбузом и Василием Ивановичем. Никто толком не помнил, с чего все началось, внимание они к себе привлекли только тогда, когда Арбуз перешел на крик:
- Послушай, дед! Если б не твой возраст, я бы тебе по-другому объяснил, кто из нас прав. И запомни, я так живу потому, что я так хочу жить, а когда был в "местах, не столь отдаленных", кое-чему подковался. Не надо мне тут петь про подвиги. Ты же всю жизнь прожил в страхе: боялся Сталина, боялся Ежова, боялся Берия и всех, кто выше тебя, боялся! И с этим страхом ты шел на свои подвиги.
В разговор внезапно вступил Аркадий Соломонович, - милейший, интеллигентного вида человек. Он заговорил тихо, но так проникновенно, что Арбуз сразу умолк.
- Вот вы, молодой человек, отбывали, так сказать, срок, а судили вас как? По закону или по совести? Как вы считаете?
- Да мне теперь наплевать, как это было. Я там ничего не потерял, а
если честно, то даже приобрел.
- И что же вы там могли приобрести, позвольте полюбопытствовать ?
- Да хотя бы друзей настоящих, да и жить научили, а не прозябать...
- А вы полагаете, что Василий Иванович прозябает? Да, я понимаю,
Сталина боялись, в ежовых рукавицах он держал номенклатуру. Берия тоже дал о себе знать. Страх, тюрьма и каторга заставляли служить Отечеству. Теперь ни для кого не секрет, что государство, где власть бесконтрольна,- разлагается и чахнет, а там, где глава государства - диктатор, развивается, происходит резкий подъем жизни. Вот и получается, мил человек, что держимся мы, то есть государство наше, на таких людях, как уважаемый Василий Иванович. И, пожалуй, так будет всегда.
- Вера была, - вступил в полемику доктор, - вот и пахали, строя светлое
будущее страны и народа.
Аркадий Соломонович грустно улыбнулся, но спорить с ним не стал. Немного помолчав, он все-таки решился и высказал то, в чем давно уже не сомневался:
- Сударь, позвольте вам заметить, пока у руля серая, хищная, бесталанная структура власти - народ и Отечество будут гибнуть. Вспомните, мой друг, историю, когда в партию принимали только рабочих и крестьян, а интеллигенцию, то есть нас с вами, боялись, и потому-то и не превышали мы никогда более двадцати процентов. Личности были не нужны - всех под одну гребенку.
- Аркадий Соломонович, - подал голос Влад. - А вам не кажется, что, часто вспоминая прошлое, можно очень даже запросто потерять будущее!
- Нет, мой друг, не кажется. Вспомните, сколько раз власть подрезала ростки человеческого сознания, а оно растет, и только то, что мы не забываем о прошлом, дает нам право находиться в настоящем.
- В этом я с вами полностью согласен, но вы же не даете нам хотя бы попробовать доказать, что почти все правители были, есть и будут тюремщиками творческой инициативы. А мы сделаем революцию!
- Вы это, позвольте, кто? Молодежь, если не ошибаюсь? К сожалению, сегодня это всего лишь массовка, хотя не спорю, молодежь - будущее России, но вы не сможете возразить, что главное богатство нации - это ее интеллект. Запомните, милейший, одиночка не сможет совладать с системой, а молодежь и являет собой сейчас цепь разрозненных одиночек. Разве вы сможете заручиться поддержкой народа и превратить его в управляемое целями общество? Указать им смысл жизни.
- Вот и плохо, что так считают такие люди, как вы. И если уж следовать вашему совету и не забывать о прошлом, то уж позвольте и вам заметить : восемнадцатилетние парни полками командовали и побеждали!
Большинство из нашей группы были незаметные молчаливые люди, поэтому спорящим никто не мешал. Было очевидно, что Влад рвался в бой:
- Что скажете на это? - закончил он свой выпад.
- Если вы немного поразмыслите, то наверняка, сами найдете ответ на
этот вопрос, а он весьма прост. У тех восемнадцатилетних комдивов, о которых вы говорите, за плечами были хотя бы четыре класса образования, а те, кем они командовали, и букваря в руках не держали. Теперь скажите мне, чем вы, нынешняя молодежь, можете возвыситься над народом и повести его за собой?
Арбузу, очевидно, пришлись не по вкусу такие рассуждения у ночного костра и, когда Эдик собирался ответить, он грубо его оборвал:
- Да быдло ваш народ, бараны, им пастух нужен с хорошей плеткой! Вот
и будут они идти туда, куда пастух погонит. Вы глаза то разуйте, философы, что, вокруг вас не бараны, что ли? Только пастухов развелось многовато. - Он приложился к своей объемной фляжке, и смачно крякнув, потянулся к котелку с ухой.
- Не знаю, как насчет пастухов, - не выдержал Чапаев, - но вот с одним
бараном я сегодня познакомился.
Арбуз даже ухом не повел, понимая, что любой ответной реакцией на брошенные Иванычем слова он лишь подтвердит свою принадлежность к стаду, вот только костер ярче прежнего отразился в его глазах и тут же потух, а в голове уже зарождалась коварная месть.
Разговор не клеился, и уставшие за день рыболовы начали медленно расходиться по своим палаткам. Улучшив момент, Женя вплотную подошел к Арбузу и почти прошипел:
- Ты что задумал, гаденыш ?! Только попробуй. Забыл, зачем мы здесь? Хочешь чтобы нас вычислили?
- Жека, все будет окей.
- Ну смотри, а то не поедешь ты отсюда, а повезут тебя ногами вперед, и
будь уверен, я об этом позабочусь.
Ночь выдалась на редкость тихой. И тишина эта могла быть звенящей, если бы не слабый шепот речных волн, рассказывающих своим родным берегам
о том, что не по далеку, в тихой заводи, остановилась на отдых стая лебедей. Как в лесной чаще два молодых изюбра мерились силой, проверяя на прочность свои рога. Как по дороге, ведущей сюда, повторяя изящные изгибы реки, весело катит джип, врываясь в застоявшийся покой рокотом мощного мотора. Двое его пассажиров, бесконечно влюбленные друг в друга, а потому вполне счастливые, не умолкая, болтали о различных пустяках:
- Света, - убавив громкость магнитофона, неожиданно серьезно сказал парень, - да ты знаешь, какой у меня дядька! Рыбалка с ухой нам обеспечена. Причем ловить будешь сама. Дядя Эдик и ночлег обеспечит, и вообще он мировой мужик! Ты не пожалеешь, что такой большой крюк сделали.
Света вполне с ним была согласна, она привыкла уважать мнение своего избранника. Они говорили о чем-то еще и еще, а дорога вела их навстречу первым серьезным испытаниям.
Была половина третьего ночи, когда взглянув на светящийся циферблат своих часов, я услышал легкие шаги. Мне не спалось в эту ночь, события сегодняшнего дня чередой будоражили мое сознание, однако вылезать из спального мешка тоже не хотелось. Вернувшись к своим мыслям, я погрузился в них и не заметил, как заснул.
* * *
С первыми лучами солнца наш не большой лагерь начал оживать. Мне по-прежнему не хотелось покидать теплый спальный мешок и палатку, но запахи готовящейся пищи в чистом таежном воздухе были настолько соблазнительными, что сон отступил на задний план. Я выбрался из палатки и с удовольствием отметил, что не меня одного вытащили с нагретого места кулинарные приготовления Эдуарда Петровича. А это именно он суетился у костра и двух газовых плиток. В сковородах что-то шипело, шкворчало, а из котла, в котором недавно варилась уха, исходил неземной аромат. Не трудно было догадаться, что в нем наш опекун готовит свой знаменитый чай на травах, известных только ему одному.
Полубессонной ночи как ни бывало. Настроение начало подниматься, оживление вокруг костра нарастало, а Василий Иванович на удивление всем уже, успел закончить водные процедуры. Яростно растирая обнаженный торс полотенцем, он выглядел весьма бодрым .
- Вот вам ярчайший пример образа жизни, которого мы должные все
придерживаться! - доктор уважительно посмотрел на Чапаева, - но лично мне, думаю, необходимо поправить здоровье, у меня для этого имеется чистейший медицинский спирт! Желающие есть?
Желающих не нашлось. Но это нисколько не смутило доктора, и он в гордом одиночестве щедро плеснул себе в алюминивую кружку. Нельзя сказать, что остальные члены нашей команды выглядели плохо после выпитого накануне изрядного количества спиртного. Все-таки природа-матушка делает свое дело, хватает всего лишь нескольких часов сна в благотворном таежном воздухе, чтобы почувствовать себя заново рожденным!
Последним из палатки выбрался Арбуз. Или с природой у него были не лады, или фляжка была слишком объемистой, но выглядел он не лучшим образом: сквозь заплывшие веки посверкивали злобные взгляды, щеки его обвисли, а руки заметно дрожали. Он нервно закурил, и как гром среди ясного неба прозвучал его хриплый голос:
- Мужики, я не понял! Мы сюда рыбачить приехали или по карманам
шмонать?! Вчера ложился спать, часы снял, положил рядом. Просыпаюсь, а золотого “Ролекса” нет, а это, мужики, пятерка штук баксов! Слушай, партизан, может, это ты начал козни строить? - он сделал шаг в сторону Иваныча. - Небось в часиках разбираешься, офицер никак!
Василий Иванович побледнел и, словно превратившись в статую, оцепенел.
- Ну что, сам отдашь или обыскивать будем? - с этими словами Арбуз ловко вывернул карманы ветерана, который по-прежнему стоял, как заколдованный, и только широко раскрытые глаза и трясущиеся губы говорили о его состоянии.
Мы находились тоже в каком-то странном оцепенении. Очевидно, срабатывала эта пресловутая двоякость: хотелось бы помочь ветерану, но еще больше хотелось увидеть развязку. Подавляющее большинство склонилось ко второму, и мы невольно превратились в послушных зрителей неведомого нам спектакля. А спектакль, похоже, только начинался.
- Ну что, мумия, спрятать успел, щас рюкзачок проверим! - Арбуз
в два прыжка оказался у палатки Василия Ивановича, вытащил оттуда рюкзак и как-то неистово, по-звериному вытряхнул содержимое на влажную от росы траву. - Ага! - раздался его гортанный победоносный голос. - Ну что я вам говорил! - Арбуз поднял руку вверх и лучах восходящего солнца сверкнули золотом одни из самых лучших в мире часов. - Всего лишь ночь прошла, а уже крысы завелись!
Не знаю, как другие, а я был ошеломлен произошедшим. Позже я клял себя за почти предательство, но в тот момент под неопровержимыми уликами Арбуза, я все же усомнился в честности порядочного человека.
Арбуз откровенно злорадствовал, а мы все, как провинившиеся школьники, стояли с опущенными головами, и наверное, каждый из нас, хоть немного, но сомневался в справедливости происходящих событий.
Арбуз вплотную приблизился к Василию Ивановичу и желая окончательно растоптать честь отставного офицера, небрежно откинул полу спортивной куртки, обнажив при этом кобуру, под предплечьем и внушительную рукоятку пистолета. Его глаза при этом как бы говорили: “ Ну что, ты так и не понял: прав тот, кто сильнее”.
- Товарищи! - опомнившись от шока, перешел на крик Василий Иванович. - Вы что? Да я! Да как же? Вы мне не верите?!
Наверное, именно так выглядела Жанна д, Арк перед самым сожжением, когда она клялась верности своим идеям. Чапаев мгновенно выхватил из кобуры Арбуза пистолет, быстрым движением передернул затвор, подставил ствол к виску. Отреченным взглядом окинул окружающих и простонал:
- Эх, вы!... - указательный палец его решительно надавил на спусковой
крючок.
Последовавший за этим щелчок показался нам страшнее пушечного выстрела. Потом еще один, еще...
- Арбуз! - прорычал Евгений. - Да ты , я вижу ничего не понял!
- Жека, извини, - и его взгляд, взгляд побитой собаки, говорил о том, что он готов загладить любую вину. - Щас все будет нормально, я все улажу.
Если происходившее принять за спектакль, а нас - за зрителей, то его можно было бы назвать гениальным, но, к сожалению, это был не спектакль. Василий Иванович, выронив из рук пистолет, смотрел на Арбуза немигающими глазами, а по его щекам текли редкие, крупные слезы.
- Батя, прости меня ! Прав ты был. Просто перебрал я вчера, вот и решил отомстить. Да прости ты меня! Вы все меня простите! Батя, а часы тебе эти я дарю, от всего сердца.
Он попытался надеть на руку Иваныча часы, но тот, словно заблудившись в реальности, медленно повернулся и побрел к своей палатке. Первым пришел в себя Эдуард Петрович:
- Ну вот что, крутой, вот тебе твои,- он помедлил, - бабки за два дня и, чтобы сегодня же духу твоего здесь не было.
Наверное, впервые в жизни Арбуз испытал чувство жгучего стыда. Он не знал, почему пистолет не выстрелил, но догадывался, что это дело рук Жеки. Ах, как хотелось ему, чтобы пистолет был заряжен и ствол прижат к его собственному виску! Но это, к сожалению, длилось всего лишь несколько мгновений.
- И что было бы, если я не разрядил твой пистолет ? - сквозь зубы
процедил Евгений. Но даже от этого шепота Арбузу стало не по себе. Пальцы
его рук невольно сжались в кулаки и не известно чем бы могло все это кончиться.
В этот момент между ними встал Эдуард Петрович. Чувствуя за спиной всеобщее одобрение и поддержку он был уверен, что поступает справедливо.
- Я вам, молодой человек, сказал, чтобы вы сегодня убрались из лагеря,
так вот, я оговорился. Сиюминутно!
Женя вежливо взял за руку Петровича и тихо проговорил :
- Командир, я тебе сегодня все объясню, я знаю, ты поймешь... Вы поймете. Не гоните его.
Кто бы мог подумать, но доктор, с утра принявший на грудь, смог разрядить обстановку:
- Друзья! Товарищи, господа, кому как угодно. - Он некоторое время отсутствовал по причине естественных надобностей и свидетелем последнего инцидента не был. - У меня есть великолепный тост... Врач начал было говорить, но увидев на лицах окружающих крайнее изумление, осекся на полуслове. Протерев очки, он повнимательней вгляделся в лица рыболовов и, помимо изумления, увидел еще страх, недоумение. Откуда ему было знать, как нелепо он выглядел со своим тостом. Ничего не понимая, доктор попытался как-то реабилитироваться, но тут последовала еще одна разрядка.
- Что за шум, а драки нет !
Мы обернулись. Молодой человек выходил из автобуса Эдуарда Петровича. Светлые, как лен, волосы и крепкая загорелая фигура, делали его похожим на голливудскую звезду. Выпорхнувшая вслед за ним девушка, эту звезду сразу затмила. Она не шла, а парила над землей, и казалось, что само время замедлило свой неумолимый, стремительный бег. Даже самые молчаливые из нас стали перешептываться друг с другом. А девушка действительно была прекрасна, и таежная суровость лишь подчеркивала ее красоту.
- Ну, наконец-то! - как-то излишне радостно воскликнул Эдуард Петрович. - Выспались? Так вот, друзья, познакомьтесь: это мой племянник Денис и его невеста - Светлана.
Можно было держать пари, что каждый из нас готов был оказаться на месте племянника. Слово “невеста” сразу охладило у всех разгоревшиеся фантазии, но только не у Арбуза. Впрочем, он сейчас являл собой не Арбуза, а хитрую лисицу, которую всего лишь несколько шагов отделяли от нежного, ароматного, соблазнительного сыра. Но как бы то ни было, об Арбузе стали постепенно забывать.
Появление этой очаровательной пары в лагере оказало крайне полезное действие на окружающую нас атмосферу. Решили даже рыбалку в этот день отменить и закатить "пир на весь мир".
* * *
Сказано - сделано. Быстро распределили обязанности, и вскоре мы приступили к их выполнению. Троим из команды предстояло заняться ловлей рыбы для ухи; к их числу добровольно примкнула Светлана, жаждавшая новых, еще неведомых ей ощущений. Эдуард Петрович, скорее всего, умышленно, сделал так, что заготовкой дров( а их потребуется немало) должны были вместе с ним заниматься я и Евгений.
Мы долгое время шли молча. В голове у молодого человека уже созревал план ( и это было очевидно ) как растопить сердце хозяина этой рыболовной тусовки, и удивляясь самому себе, он решился рассказать всю правду:
- Эдуард Петрович,- заговорил он, и я стал невольным свидетелем его исповеди. - Во-первых, спасибо вам за то, что не выдворили этого придурка. Могу вас заверить, что работать он у меня больше не будет, видать, последняя ходка ему мозги совсем сдвинула. Он у меня в охране работает, ну а я так себе, вперед не лезу и позади толкаться не хочу. Освободился условно-досрочно, капиталец кой-какой сколотил, дело свое открыл. Все, вроде, путем, по-честному, никого не обижал - и тут на тебе! Приезжаем мы в пятницу с Арбузом в автосервис масло в “Крузаке” поменять. Задирают мой джип на подъемнике, а мы в это время пошли в комнату отдыха - шары погонять. Но не успели их расставить, как врывается к нам парнишка, что должен был менять масло. Глаза, как бильярдные шары, кричит: “Шеф! По-моему, у тебя там под бензобаком бомба!” В начале я даже не понял, о чем он говорит. А когда начал врубаться, родилась надежда, что, может быть, ошиблись машиной. Но машиной не ошиблись: именно под моим джипом обнаружили эту злосчастную бомбу, и никто не знал, когда она должна сработать. Хозяин автосервиса мгновенно сориентировался и буквально прилип к телефону. Он еще продолжал набирать номера, когда к мастерским подлетели две машины. Из одной выпрыгнуло целое отделение саперов, а из другой вышли важные люди. Не каждый день во Владивостоке находят бомбы под автомобилями! Потом сержант быстренько вытурил нас с территории автосервиса, а там, смотрю, уже дорога гаишниками перекрыта... Саперы работали около часа, но за это время я прокрутил в голове всю свою жизнь, начиная со школьной парты и, поверьте, не смог вспомнить ни одного человека, которого бы так сильно обидел, даже зону переворошил, куда, кстати и попал-то по нелепости. Но об этом сейчас не будем. Вы же понимаете, взорвать хотели не Арбуза, получается, что я - запланированная жертва. Вот и решил на какое-то время исчезнуть и поразмыслить... А место, лучшее, чем это, отыскать просто невозможно. Кому придет в голову искать меня там, где фанаты рыбной ловли проводят свое свободное время, к тому же еще у черта на куличках?
- Ну и ну! - Петрович крякнул не то с досадой, не то со злостью. - Дожились, бомбы нам под машины начали подкладывать, может, и мне стоит пойти свой автобус проверить? Чем черт не шутит! А ты вот скажи, Женя, когда же наша Русь-матушка оступилась? Когда споткнулась и захромала? Где мы были, почему слепо верили и ни в чем не сомневались? - он отчаянно жестикулировал, стараясь придать своим словам значимость. - Ты, я вижу, стал человеком правильным, но откуда берутся такие молодые люди, полные злобы и ненависти, которые невинной людской кровью пытаются доказать свое существование. И заметь, Женя, последнее время это им неплохо удается!
- Эдуард Петрович, - перебил его Евгений, - я думаю, вам не нужно объяснять, что миром нынче правит капитал, а он всегда рядом с войной. Вот вы только что говорили о безвинно пролитой крови. Попробуйте объяснить малышу, которому еще при рождении рядом положили кинжал, и он с молоком матери впитал, что отныне он - защитник семейного очага, что именно на его плечи падает ответственность быть хранителем чести. Вот отсюда вам несгибаемый дух и смертники. Достаточно любому старику указать такому джигиту на человека и сказать, что это-враг, и он тут же сделает свое дело. И вот Арбуз - один из таких, но и зона его, конечно, подпортила. Помните высказывание, что сначала, мол, жмет на курок, а потом думает? Так вот, такие, как Арбуз, жмут и даже не думают, потом.
- Я понимаю тебя, Женя. Помоги-ка, - Петрович накинул с его помощью на плечи внушительную вязанку дров.
Евгений последовал его примеру, и мы неторопливо зашагали к лагерю.
А там вокруг угасающего костра уже зарождались страсти, русла которых могли повернуться в любую сторону. Центром внимания были Денис и Светлана. Спустя какое-то время костер пылал вовсю, а вокруг него то и дело раздавались тосты, шутки и смех. Но, как известно, для бочки с медом всегда найдется ложка дегтя. Аркадий Соломонович даже не подозревал, что своими вопросами достанет ту самую ложку дегтя. Обращаясь к Денису, он всякий раз пытался принизить парня, проверяя его право находиться рядом с такой очаровательной и на первый взгляд не глупой девушкой. И как бы удовлетворившись в справедливости, совсем миролюбиво спросил:
- Как долго, молодой человек, вам еще осталось грызть, - он хихикнул, -
гранит науки?
- Дипломную пишу, - коротко ответил Денис.
- Ну а дальше что? Какие перспективы? Насколько я понимаю, сейчас
даже после престижных вузов не просто отыскать работу по специальности.
- Скажу вам так, - не замедлил Денис с ответом, - вуз, который я
сейчас заканчиваю, дает человеку немалые возможности. Дальневосточный государственный технический университет знает немало достойных примеров. Вот и я собираюсь стать неплохим политологом.
Спиртное развязало языки нашим молчунам, и один из явных
представителей гегемонов спросил:
- Это что же, чтобы потом полегче было в думу залезть или в мерию?
- Видите ли, я учился не ради диплома, а ради знаний, и потому, думаю,
что шансы есть.
- А я заметьте, тоже учился, да вот только труд мой теперь ни в грош не ставят, поэтому “сникерс” для детей только по праздникам. Да вот хотя бы Игоря, корефана моего, взять, - он указал на сидящего рядом мужчину. - Высшее образование имеет, два авторских свидетельства есть, и в итоге вкалывает рядом со мной. А живет, кстати, еще хуже, чем я, потому что у него трое щеглов, а у меня двое. Их всех обуть, одеть, накормить надо.
Молчавший до сих пор Арбуз, оправившийся после утренних событий, обретая привычную уверенность, небрежно бросил:
- Фуфло это все. Без денег он никуда не залезет. Вот дружок мой - вор в законе, скоро выйдет на волю, и на следующие выборы он кого хочешь и куда хочешь засунет. Да вот хоть Чапаева - прямо в мэры. - Он замолчал и начал разглядывать расположившихся у костра людей.
Мы тоже невольно начали озираться, пытаясь отыскать Василия Ивановича, но его среди нас не было. Я постарался как можно незаметней удалиться и направился к палатке ветерана. Там его не оказалось. Еще издали, спускаясь к реке, я увидел его ссутулившуюся фигуру. Он никак не отреагировал, когда я подошел и встал рядом. Видимо, его мысли, подобно этой реке, уплывали по течению в самую бесконечность.
- Василий Иванович, вы не будете против, если я нарушу ваше одиночество?
- Мне кажется, именно этого мне сейчас и не хватает, - тихо ответил тот,
возвращаясь на грешную землю.
- Я хотел бы попросить у вас прощения: были минуты, когда я усомнился в вашей порядочности. Все так закружилось... Надеюсь, вы не держите зла на нас всех ?
Василий Иванович внимательно посмотрел на меня:
- Нет, зла не держу. Я уже примерял себя к каждому из вас и пришел к выводу, что сам поступил бы так же. Не верите? Вот вам моя рука.
Ощутив рукопожатие, я понял, что этот человек еще достаточно крепок. Я приободрился:
- Ну, а коли так, Василь Иваныч, почему бы нам вместе не пойти к костру? Пировать, так пировать!
Ответом был короткий благодарный взгляд. Подойдя к костру мы стали свидетелями довольно агрессивного спора. Окончательно взявший себя в руки Арбуз, уверенным голосом вопрошал:
- Ну вот ты, политолог, ты хоть раз держал в своих руках, скажем, десятку тысяч, я имею в виду зеленых? Че призадумался, нет, конечно! А если я тебе сейчас ее дам, ты позволишь мне прогуляться с твоей девочкой? Могу добавить.
Денис тихо, но твердо сказал:
- Ты за всю жизнь не добудешь столько этих твоих бабок, чтобы я позволил тебе с ней прогуляться. И заметь, только прогуляться.
- Все вы так говорите, пока их не понюхаете. А как эти зелененькие пахнут! Но даются они только тем, кто живет по таким законам, как я. Врубаешься, о чем я? По закону тайги. Если я сильней, то кого захочу, того и съем. Хочу тебя, а хочу ее. Кто ты ей, муж, что ли? Вот мы тут про выборы говорили. Да я с помощью своего другана ... О-о-о, вот и Василий Иванович подошел. В мэры пойдешь, Иваныч?
Мой спутник никак не ожидал такого вопроса, а потому промолчал, но Арбузу и не нужен был ответ. Упиваясь прорвавшимся красноречием, он продолжал:
- Только ведь там за бабки нужно будет отвечать, которые пойдут из бюджета. Вот ты, политолог, готов отвечать за эти бабки? А может, ты? - он обратился к разговорившемуся было работяге. - Покажешь себя как надо, хоть в президенты двинем. Приедут люди из Москвы и все организуют чики-брики, причем комар носа не подточит. Никто не подкопается!
Василий Иванович коснулся моего локтя и, чуть наклонившись, сказал:
- А я-то, дурак, начал сомневаться, что последние пять лет на выборы не ходил. Да и кому он там нужен, мой голос? Разве он сможет изменить что-либо в нынешней жизни?
- Как сказать, Василий Иванович, - попытался я возразить. - Если все будут делать так же, то едва ли что-то изменится. В том-то вся и беда, что порой мы не замечаем живущих рядом с нами людей, которых стоило бы выдвинуть, а потом пойти и проголосовать за них. А мы вместо этого сидим по квартирам и ждем, когда нам по телевизору сообщат, кто же, наконец, победил.
Иваныч как-то по новому посмотрел на меня, но ничего не сказал в ответ.
Страсти у костра постепенно поутихли, только редкие байки и слабый смех нарушали таежный покой. По молчаливому согласию решили этот выезд на рыбалку закончить. Эдуард Петрович был не против, и через сорок минут коротких сборов автобус мчал нас по направлению к городу. Мне бросилось в глаза , что все теперь расселись совсем иначе и тем не менее ехали молча. Со мной рядом почему-то оказался Евгений: о чем он сейчас мог думать? Может, за минувшие сутки что-то перевернулось в его душе? Я окинул взглядом сидящих в автобусе: каждый из них думал о чем-то своем и делал свои выводы за минувшие сутки.
Василий Иванович теперь на выборы, верно, не только сам ходить будет, но и всех знакомых потащит.
Доктор, наверняка, умерит свое пристрастие к спирту и попытается получше разбираться в политике.
Самый говорливый из молчаливых, мечтает, наверное, навестить знакомую крановщицу или кладовщицу.
Одному Богу известно, что вынашивалось в голове Арбуза, не берусь даже гадать. Ну а я, скорее всего, просто повзрослел еще на одну осень.
По дороге мы сделали непродолжительную остановку, во время которой я успел обменяться телефонами с Василием Ивановичем, о чем позже горько пожалел.
Через несколько дней после этой рыбалки, я, еще не успевший стряхнуть с себя атмосферу минувших событий, решил позвонить Чапаеву. Ответил молодой голос:
- Слушаю вас, вам кого?
- Мне бы Василия Ивановича.
- А вы кто?
- Я его друг.
- Вынужден вас огорчить: папа умер.
Я еще долго слушал короткие гудки, а в моей памяти четко возникали события, произошедшие там, на рыбалке у реки. Сам того не ожидая, я задал себе вопрос:
“ Мог ли я изменить ход этих событий?” - и ответа, увы, не находил.