Уважаемые читатели. Перед вами продолжение книги "Радуга для друга". Обе повести выйдут в одном томе в 2012 году в издательстве "Эксмо". Не пропустите новинку.
С уважением ваш Миша Самарский.
Повесть
Собака так предана, что даже не веришь в то,
что человек заслуживает такой любви.
И. Ильф
Глава 1
Ав-ав! В смысле, привет, мои дорогие человеки! Узнали? Это я, Трисон! Давненько мы с вами не виделись. Вы знаете, сколько у меня накопилось для вас историй? Даже не знаю, уложусь ли в одну повесть. Впрочем, начну свой рассказ, а там посмотрим – повесть, роман, может целую эпопею забабахаю. А если сам не смогу, моя новая подопечная поможет.
Вы знаете, с кем я теперь работаю? Знакомьтесь: Анна Игоревна Кривошеева, писатель. Только сразу предупреждаю: не вздумайте назвать её писательницей – жутко обижается. Она считает, что такого слова в человеческом языке вообще не существует. Ну, не нам, собакам, рассуждать на такие темы. Нет так и нет. Это всё мелочи. Да, кстати, Анной Игоревной, её никто в доме не называет. Официальное имя глубоко-глубоко упрятано в бумагах, письмах, всяких там контрактах и т.п. В жизни эту очаровательную женщину все называют либо Аннушкой, либо Анютой. Вы не представляете, до чего же она красива! Мне кажется, она даже немного походит на меня – золотистыми волосами. А ещё у неё красивые губы, высокий лоб, строгий прямой нос и тончайшие пальцы. Думаю, если сегодня какой-либо талантливый художник напишет с неё портрет, то через некоторое время Лувр обменяет его на Джоконду.
Когда мы с Аннушкой гуляем в парке, меня прямо распирает от гордости за свою подопечную. Я ещё не встретил ни одного мужчины, который, проходя мимо нас, не обернулся и не посмотрел нам вслед. Удивительная женщина!
А как я сейчас живу! Это… даже описать затрудняюсь. Давайте по-другому поступим. Вы помните моих подопечных - Ивана Савельевича, Сашку, их друзей, родственников? Так вот, если бы Иван Савельевич рассказывал о моей нынешней жизни, он сказал бы: «Живёт Трисон, как кум королю и сват министру». Сашка просто произнёс бы: «Круто, Триша!». Бабушка его, Елизавета Максимовна, прошептала бы: «Боже мой! Как сыр в масле катается!». Мама… даже не знаю. Она, скорее всего, тоже сказала бы простенько: «Живёт, словно в раю!».
Иными словами, устроился я теперь неплохо. Прекрасный корм, приятные, как называл их Иван Савельевич, мыльно-рыльные принадлежности. Вы не поверите, но у меня даже есть собственный диван. Да-да! С подушечкой и одеяльцем. Моя подопечная трудится за письменным столом, а я лежу себе на диване, балдею и слушаю её новые романы. Аннушка может работать и за специальным компьютером для незрячих, но в основном начитывает главы на диктофон, а муж её, Константин Александрович, потом всё это распечатывает, правит, редактирует. Частенько критикует автора. Иногда так заспорят, так заспорят, что я думаю: ну всё – навеки вечные поругались.
Нет, слышу утром, Анна Игоревна говорит:
- Костюшенька, я подумала. Действительно, эпизод с морем нужно переделать. Банально звучит. Ты прав…
- Я не настаиваю, Аннушка, – отвечает Константин Александрович, - как скажешь.
Хм! Вы слышали? Он не настаивает. Это он не настаивает? С ума сойти. Вчера ещё говорил супруге, что ничего более бездарного в своей жизни не читал. А теперь он не настаивает. Сдохнуть можно. Хотя, откровенно говоря, я уже перестал удивляться таким метаморфозам. Вы знаете, у творческих людей (а муж Аннушки не только редактор, он ещё и поэт) семь пятниц на неделе. Иногда сидят весь вечер, друг другу читают стихи, прозу, не удивляйтесь, но даже сказки. Восторгаются, смеются, иногда плачут. А на следующий день всё летит к …
…эх, аж скулы свело. Не понимаю я этих выражений. Как вы думаете, куда всё летит? Конечно, к чертям собачьим. Вот объясните мне, что это означает? Ну, при чём тут собаки и черти? Это ж надо было такое придумать?! А ещё есть выражение похлеще – оно меня едва ли ни с лап сшибает. «Чушь собачья». Слышали такое? Хоть убейте меня, не могу сообразить, что это за чушь такая. Вот вы всё время говорите, что собака – друг человека. Любите своих всяких там пузиков, барсиков, рексиков, капочек, пипочек. А что ни слово, то оскорбление собак. Не замечали? У вас даже, если жизнь не складывается, вы горите «эх, жизнь собачья настала».
Ну, например, как я сегодня живу, так мне и некоторые люди могут позавидовать. А вот, как я жил перед этим, извините, и собачьей жизнью не назовёшь. Усаживайтесь поудобнее, я расскажу вам, что мне довелось пережить.
У собак, как и у людей: жизненный опыт возрастает с каждым новым знакомством. Но не доведи, Господь, познакомиться вам с теми, с кем я некоторое время жил бок о бок.
После Сашки я работал у пожилой женщины. Вот где натерпелся, так натерпелся. Конечно, чтобы не портить вам настроение, я мог бы рассказывать только о своей жизни в писательском доме. Тем более, поверьте, здесь есть о чём рассказывать. Но не могу же я выбросить из собачьей биографии одну из своих подопечных. Хорошо ли, плохо ли, но нужно говорить правду. Всю правду.
Вы не поверите, но я даже плакал по ночам. Тихонько, по-собачьи, без слёз. Поскулю, можно сказать, про себя и засыпаю. А часто бывало и не до сна. Жил, как на вулкане. Серьёзно говорю. В любой момент могло что-либо случиться. Вот тогда-то я и начал понимать истинный смысл фразеологизма «жизнь собачья». Ну, да ладно, не буду плакаться. Чего уж там. Как говорил мой самый первый подопечный Иван Савельевич, от судьбы не уйдёшь. Не всем же на диване валяться сутками, да в собачьих бассейнах плавать. Значит, так надо было. Жизнь, пусть даже и собачья, испытывала меня. Но скажу честно: я достойно прошёл все испытания и работу свою всегда выполнял на максимально возможную оценку.
Но давайте обо всём по порядку.
После Сашкиного прозрения, тунеядствовал я недолго. В тот же месяц за мной приехала Полина Фотеевна Ивахник. На вид старушка-одуванчик. Такая вежливая, внимательная, добрая. Инструктора слушала с открытым ртом, улыбалась, меня всё наглаживала, даже в нос целовала. Правда, я сразу заподозрил что-то неладное. С ней всё время под руку расхаживал какой-то дедулька. Старушка его братом называла. Хотя сдаётся мне, что он ей такой же брат, как мне дедушка. Помощник частенько куда-то исчезал, а вечером, после его возвращения, Полина Фотеевна становилась веселее и разговорчивее. Да и запашок от неё тянулся не совсем приятный. Чмокнет меня в нос, а у меня потом полчаса диковинные птицы перед глазами летают. Словом, старушка моя попивала. Но, думаю, что поделаешь - у каждого человека ведь свои причуды. Один попивает, другой покуривает, третий… В общем, не нам, собакам, рассуждать о том, что люди делают правильно, а что – нет. Главное, чтобы за нами присматривали да нас не обижали. Всё остальное на их совести.
Мы-то, ясное дело, помогали вам, помогаем и будем помогать. Помните, я рассказывал вам о негласном договоре ещё на заре цивилизации между собакой и человеком? Мы тот договор по сей день блюдём свято и неукоснительно.
Эх, если бы и человек так же относился к своим обязанностям! Вы представляете, Полина Фотеевна иногда даже шлейку забывала с меня снять. Так и спал с ней. Я уж пасть не раскрываю по поводу вычёсывания, купания, кормления. Не жизнь у меня наступила, а кошмар какой-то. Из-за моей подопечной, я, например, мог целый день провести в пивнушке. Дружки Полины Фотеевны гладят меня своими грязными руками, могут на голову мне и пиво разлить, и селёдку уронить. Впрочем, и это полбеды. Однажды один бугай чуть лапу мне не отдавил. Так было больно, что я не сдержался и громко рявкнул. Вообще, признаюсь: я там только и рявкал. Почти совсем забыл свои (вернее Санькины) «Ав» и «У-у».
Однажды сижу под столом, смотрю, рыбка вяленая упала. Симпатичная такая, аппетитная, полупрозрачная. А я голодный как… с ума можно сойти, чуть не ляпнул «как собака». Вот видите, сколько у людей всяких обидных собачьих присказок. Ну да ладно. Сижу голоднющий – Полина Фотеевна забыла меня утром покормить, торопилась в свою пивнушку. А тут, словно с неба, на голову мне рыба свалилась. Но даже в этом случае, я не накинулся на рыбёшку, не съел её. Впрочем, у меня даже и в мыслях такого не было. Я ведь свою работу знаю. Аккуратно поднимаю этот съедобный предмет, выбираюсь из-под стола и отдаю своей бабульке. В этот момент собутыльник моей подопечной как заорёт на всё заведение:
- Е-моё! Ты что, сволочь, делаешь?
Я сначала и не понял, что это он на меня так кричит. А пьяница продолжает:
- Вот скотина! Полька, твоя жи.. жи-жи…вотина у меня рыбу с-стырила!
Ничего себе поворотик! Сдалась мне твоя рыба. Сам проворонил, уронил, я поднял с пола, подал подопечной, и меня же ещё в воровстве обвиняет. Во даёт!
- Да ладно тебе, - заступилась за меня Полина Фотеевна, - на вот, свою вонючую рыбу, не ори. Небось, сам уронил, а пёсик мой поднял. Он же у меня учёный. Всё поднимает и подаёт. Спасибо сказал бы…
- Ничего я не ронял, - продолжает шуметь собутыльник, - рыбина у меня в кармане лежала. Это твоя подлая собака тайком её вытащила.
Я не выдержал такого позора и громко гавкнул. Мужчина испугался и, резко отшатнувшись назад, перешёл на визг:
- Видишь, Полька, видишь, она у тебя, агрессивная. На людей уже кидается. Её нужно вритина…витрнтира.. ну, в общем, собачьему врачу показать.
- Ты сам к врачу сходи, - съязвила Полина Фотеевна и громко рассмеялась. – Я тебе говорю, что она не крадучая собака. Понял? На, - старушка протянула собеседнику несчастную рыбину, - жри своего карася.
- Ну, уж нет, - мужчина отстранил руку Полины Фотеевны, - ещё не хватало, чтобы я после собаки ел. Отдай ей теперь, пусть уже сволочь доедает…
- Охренел, что ли, - возмутился другой собутыльник, - дай мне! – он выхватил из рук женщины рыбину и ловко отвернул «карасю» голову.
Я сглотнул слюну и понял, что мне в этом заведении ничего не достанется. Думаю, хорошо бы к вечеру домой добраться, а то ещё неизвестно, сколько голодать придётся.
- Тю, - выпучил глаза «обворованный» пьяница и, обращаясь к соседу, с удивлением спросил: - Ты что, после собаки будешь это есть? – он кивнул на обезглавленную рыбину.
- Буду, - закивал мужчина. – А что? Это же не какая-то бродячая собака. Трисон - полькин поводырь. Интеллигентная, можно сказать, собака.
Нет, мне, конечно, приятно выслушивать в свой адрес такие комплименты. Но, признаюсь честно, в тот вечер всё же было бы приятнее закусить карасиком.
- Всё равно, - недовольно буркнул мужчина, - это уж слишком. Вы ещё его за стол посадите и бокал пива ему налейте.
- Ой-ой-ой! – всплеснула руками Полина Фотеевна. – Хватит уже корчить из себя тут сибарита. Забыл, как намедни его подушечками закусывал. Вы с Пашкой полпакета «Педигри» сожрали. И ничего…
- Сравнила, - обиженно хмыкнул мужчина. – Я же ни с одной миски с ним ел.
- Ладно, - махнула рукой моя старушка, - не хочешь, не ешь. Никто тебя не заставляет. А я лучше после Трисона поем, чем после некоторых людей.
- Эт ты на кого намекаешь? – возмутился мужчина. – На меня, что ли?
- Почему сразу на тебя? – усмехнулась Полина Фотеевна. – Мало ли отморозков на свете.
Вскоре компания забыла об инциденте, и, как мне показалось, брезгливый выпивоха всё же кусочек оброненной рыбки съел. Вот так всегда. Сначала возмущаются, кричат, пыжатся, а потом за нами, собаками, доедают. Тоже мне, рестораторы.
А какой же я был дурак, когда обижался на Сашку за Тришу. Вы знаете, как меня часто называла новая подопечная? Ни за что не догадаетесь. Мне даже стыдно такое слово произносить. И ведь, когда трезвая была, называла правильно. А как только рюмку-другую пропустит, у неё словно язык набекрень становился. Говорит мне:
- Трусон, к мине.
Я когда первый раз услышал, вообще не понял, к кому она обращается и чего хочет. Ну, вы сами подумайте, что это за команда такая – «к мине»? Я еле разобрался – оказалось, это она так «ко мне» говорит. Странная женщина. А что это за имя такое? Трусон… Какая пошлость! От слова «трус», что ли? Так какой же я трус?! Вы же знаете, что я отважный пёс. Страшно подумать, но, может, от слова «трусы»? Ну, это вообще, позор полнейший. Чего-чего, а вот такого коверкания своего имени я никак не ожидал. Так что имя Триша мне показалось совершенно безобидным и даже приятным.
Но и имя – ещё цветочки. Я ведь помню поговорку Ивана Савельевича «Хоть горшком называй, только в печь не сажай». Что имя? Главное – я сам его помню. И в школе оно записано, и в документах моих присутствует. Никто не перепутает и не забудет. А с подвыпившего человека что взять? Бог с ним, с этим Трусоном. Кем я только в жизни не был, даже Рексом однажды побывал. Помните? Не облез же.
Но там другая беда была. Дело не в имени, дело в моём образе жизни. Если уж говорить честно, то я превратился в самого настоящего бомжа. Только не подумайте, что в том есть моя вина. Нет, конечно. От меня там мало чего зависело.
Первую неделю к Полине Фотеевне приезжал контролёр-инструктор, смотрел, проверял, обучал, подсказывал… Старушка вела себя совершенно иначе, чем потом, когда её оставили в покое. И покормит, и почешет. Правда, вычёсывала и купала редко, но всё же как-то было терпимо. А что потом? Э-э-э! Как вспомню, так вздрогну. Да я по несколько суток дома не ночевал. Подопечная моя, где только не бродила, где только не спала.
Она могла просидеть целый день в пивнушке, а вечером за этим же заведением упасть в траву и уснуть. А я сижу всю ночь, сторожу её. Куда я денусь? Положу голову ей на ногу, чтобы никуда не сбежала, и дремлю. Иногда даже было самому противно на себя смотреть. Как-то увидел своё отражение в витрине магазина, чуть со стыда на лапы не рухнул. Если бы не шлейка и красный крест на ней, точно приняли бы за бродячую дворнягу. Вот такая у меня была жизнь. А вы говорите «жизнь собачья».
Продолжение следует.