Тело будет покоиться или равномерно и прямолинейно двигаться, пока на него не подействует нескомпенсированная сила.
Тихий умиротворённый вечер конца июня. Иссяк дневной зной, исчезла изнуряющая духота. Деревня с облегчением вздохнула и принялась за вечернюю поливку огородов. Спокойный и тёплый воздух компенсирует дневную вымотавшую всех жару.
Тихая нега разлита во всём. Покой и беззаботность властвуют над миром.
– Илюха! – раздаётся вдруг истошный вопль. – Выходи, гад! Я знаю, что ты дома!
Текст обильно сдабривается непечатными эпитетами.
Никакого ответа на призыв не следует.
Пьяный голос продолжает исступлённо орать. Принадлежит он нетвёрдо стоящему на ногах и плохо соображающему мужику. Он стоит возле дома и вопит в закрытые окна. Однако не входит ни в палисадник, ни в дом.
– Слышь, гад! – всё с теми же нецензурными вкраплениями выдаёт он всё те же назойливые определения. – Я знаю, что ты дома! Выходи!
В ответ ему – молчание.
– Да я ж видел, как ты домой пошёл! Выходи! Думаешь, я не знаю, что ты натворил!
Деревня слышит весь текст слово в слово и замирает от предчувствия недоброго: один что-то натворил, а другой пришёл компенсировать зло.
Но тот, к кому так настойчиво и бесцеремонно обращается нетактичный посетитель, не появляется и ничего не отвечает.
– Да я ж знаю, что ты, гад, позавчера… – продолжает неугомонный правдолюбец и начинает на доступном ему языке бурно трактовать состав преступления того, кто упорно не желает с ним общаться.
Жители окружающих домов затаиваются и с ужасом внимают обвинительной речи с богатым списком злодеяний.
Во дворах не видно никого. Все словно попрятались: кто в домах, кто в огородах, кто в садах, кто в сараях, занимаясь скотиной.
Не раздаётся ни справа, ни слева, ни из-за реки зазывное и звонкое «Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа!» или «Жули-жули-жули-жули!».
Не звенят о вёдра струи выдоенного молока, не слышно окриков «А ну, подвинься!», обращённых к свиньям, коровам и телятам, чьи загоны чистятся ныне без комментариев.
Деревня затаилась, залегла и замерла в ожидании.
Все боятся показаться на глаза возмутителю спокойствия, дабы не вызвать невзначай никакой реакции на своё появление.
Однако же слушают все, внимательно следя за ходом мысли и ожидая дальнейшего развития событий.
Охарактеризовать ситуацию можно просто и ясно: никто не хочет связываться, но всем интересно.
Деревня падка на новые события в условиях информационного голода. Она внимательно отслеживает все происшествия, боясь пропустить самое важное и интересное, фиксируя все детали, отмечая мелочи, додумывая факты и побудительные мотивы.
И вот когда крик достигает апогея, а перечень злодейств начинает повторяться, из соседнего дома появляется отсыпавшийся после ночного милицейского дежурства сосед, разбуженный шумом. Оставаясь незамеченным возмутителем спокойствия, он подходит к тому сзади и выжидательно смотрит на него. Но любитель справедливости занят своей обвинительной речью и, как глухарь на току, ничего не слышит и не видит. Сосед внимательно смотрит на него, потом берёт за ухо и говорит: «А теперь замолчи! Надоел!»
Пьяница умолкает, тихо открывает калитку, идёт по тропинке к дому и стучит в дверь. Илюха приотворяет её и впускает гостя. Что происходит внутри, неизвестно. По-видимому, просто тихая беседа, поскольку никаких звуков из дома не доносится.
Сосед идёт к себе.
Водворяются тишина и спокойствие.
Никто не вопит, не слышно нецензурной брани.
Деревня мирно вздыхает, оживает и наполняется звуками.
– Вер! Корову подоила? – доносится с одного конца.
– Кис-кис-кис! Иди сюда, моя киска! Иди сюда, моя рыбка! Я тебе дам сметанки! – ласково воркуют дачники.
Звонко и весело ударяют о вёдра струи парного молока, опять слышится «Тега-тега-тега-тега!», а по дороге наперегонки несётся стайка юных светловолосых велосипедистов.
Жизнь вернулась в свою колею. Всё по старику Ньютону.
("Коллекция характеров. Sequel". Рига, "Gvards", 2010.)