Зима, которой не было. Ч. 2. Это только моя война

Марина Максимова
               
                Понимаешь, это - моя война,
                это только моя война.
                Я ее развязал на границах чужого сна.
                М. Фрай

                1.

И все-таки я решила прекратить играть. Правда…Просто не приходить в заветный замок с пришествием вечера. Ведь вместо этого можно заняться чем угодно: читать книжки, слушать музыку, поболтать по телефону, попить на кухне пахнущий летом чай. Зачем обязательно идти в Интернет, если и без него отлично можно прожить?

Возможно, этот закон и срабатывает…для других. А я – либо исключение из этого правила, либо моя зависимость уже чересчур сильна для столь героического поступка. Я не смогла. С прискорбием сообщаю, что сорвалась уже через два дня.

И тогда я решила приложить все усилия, чтобы ребята сами выгнали меня из Игры. Пусть я уйду с посторонней помощью, раз не получается самостоятельно. Но, как назло, или в насмешку, они прощают мне все. Возможно, даже если я пожелаю стать владычицей морской, мне позволят и это.  У меня создалось впечатление, что сам этот мир чувствует, что я решила его покинуть, и предпринимает все меры, лишь бы удержать меня в своих объятиях.

Это случалось и раньше, но все было гораздо проще: мне надоедало играть в поддавки с самой собой, а зеркальные стены уж слишком явно выступали из тумана. Но в этом случае, мне никак не удавалось убедить себя, что все происходящее вокруг – абсолютно нереально, что магии не существует, а мои друзья – далеко.

«Ну и что?- парировала я,- зато я их не придумывала, они живые! Ну…разве что отделены от меня часовыми поясами и каменным барьером Уральских гор. А так – очень даже существуют».

А мой придуманный мир ласково улыбался мне и вручал все новые и новые подарки. Когда я мечтала о власти – давал мне ее, когда грезила о заведомо недоступном мне мужчине – устраивал нашу встречу, хотелось независимости – и в этой просьбе не отказывал. Но я уже тяготилась этой чересчур назойливой опекой. Да, это моя и только моя война. Я начала ее по своей инициативе и мне же придется заключать мир. Меня не отпустят. Как бы мне этого ни хотелось, но решающий шаг все же придется делать самой. И моя беда не в том, что я не смогу этого сделать. Проблема в том, что я не вижу никакого смысла.

                2.


Мартовская ночь. Она еще не успела вступить в свои права, и робкий вечер доживает свои последние часы, но вестница-луна уже успела объявить о скорой смене власти в королевстве Времени. Желтый, тревожный, идеально красивый круг плывет над деревьями, пока еще лишенными листьев. «Полнолуние…Что же будет этой ночью? - с раннего детства задавала я себе этот вопрос,- мистика, колдовство, пентаграммы, ведьмы, Маргарита…Столько тайн скрывает в себе эта темнота, а я вынуждена сидеть дома, вместо того, чтобы пытаться их разгадать».

До боли привычный коридор ведет меня на кухню, а мысли все еще витают в других измерениях, то, задерживаясь в Игре, то, пытаясь заглянуть в закрытое для меня будущее. Именно этот факт и сыграл решающую роль в последующих событиях.

Сознаться, я и сама теперь точно не могу сказать, был ли всему виной мокрый кафель на полу, или же то, что, пребывая в мире собственных размышлений, я успела набрать порядочную скорость, либо мне не хватило нескольких секунд, чтобы вовремя сгруппироваться, но падение все же произошло.

Это случилось настолько быстро, что я не успела разобрать событие на отдельные составляющие. Просто нога скользнула по полу, как будто бы он был намазан мылом, а в следующее мгновение я уже сидела, прижав руку к виску, ноющему жгучей болью. Страх. Нежелание подойти к зеркалу и осмотреть повреждение, или хотя бы на секунду отнять ладонь от пострадавшего места. Слезы. Больница. Операционный стол. Холод наркоза. Дальше – не больно, как будто бы где-то, за много километров отсюда, чинят прореху в ткани (зашивают рану). Говорят, что будет шрам.

                3.


Когда меня привезли домой, висок все еще горел огнем, как будто боль вознамерилась взять реванш за свое кратковременное отсутствие. Но это уже не так страшно, потому что я знаю, что это пламя, порожденное внезапной раной, вскоре утихнет. Швы снимут через какую-нибудь неделю, и на их месте останется изогнутый красный рубец, что тянется от края глаза к виску.

В какую же странную игру играет со мной Время! Подойдя к зеркалу, я откидываю рыжий локон и вглядываюсь в собственное лицо. Слева должен быть старый шрам….Ага, вот и он! Отметина двадцатилетней давности. Кажется, я его ухитрилась заработать, не сумев разминуться в темноте с углом кровати. Боевое ранение, давно уже зажившее, почти не заметное и напоминающее о былых шалостях.

Теперь я дважды мечена, и мои шрамы почти симметричны. Сперва меня отметила родная реальность, а теперь – другой мир. За что мне дана эта полулунная память на коже? То ли сувенир с моей второй родины, то ли, как напоминание о том, что скоро придется выбирать между двух измерений. И. как мне ни хотелось бы отсрочить этот момент, я чувствую, что это произойдет, раньше, чем я думаю. Этот уже недалекий день навсегда останется со мной, прибавив мне третий шрам. Он будет порой затягиваться, иногда кровоточить, или взрываться болью, но вряд ли исчезнет полностью, потому что его сохранит мое сердце.

                4.


Ветер постучался в мое закрытое окно – незнакомый, жаркий, крепко пахнущий стряпней из соседней кондитерской и цветами яблони. Верный спутник мая, его вечный глашатай, он спешил рассказать мне о том, что снега пугливо растаяли, а на их месте раскинула свои ароматные сети сирень, что дни станут лишь длиннее, а ночи приобретут неповторимый бархатный оттенок, и о том, что тропа, ведущая к луне, снова торжественно объявляется открытой. Но зачем мне одной нужна дорога, по которой суждено идти лишь вдвоем? Мне грустно совсем не потому, что она вообще существует, а, скорее, причина кроется в том, что желанный попутчик может и не найти меня этим летом. Впрочем, это давно перестало меня удивлять.

Вдоволь нагулявшись по бульвару и вдохнув аромат первых по-настоящему весенних дней, я пришла домой уже затемно и бросила на кресло уже не нужный в такую погоду пиджак. Теперь – к компьютеру. Нужно обязательно поделиться с ребятами переполняющей меня беспричинной радостью, смешанной с внезапно проснувшимся осознанием собственного одиночества. Снова в мое окно смотрит идеально круглая луна, но она уже не выглядит столь холодно-суровой, как в марте. Напротив, эта вечная подруга всех колдунов и влюбленных, хитро подмигивает мне, как будто обещая помощь в поиске моего единственного спутника.

И, когда голубой свет монитора послушно открывает мне портал в виртуальность, я начинаю отчаянно отстукивать на клавиатуре бессвязные сообщения, стремясь выразить свои чувства.

«Выслушайте меня, друзья…Побудьте со мной…Останьтесь хоть ненадолго..»,- безмолвно кричит мое сердце, отлично понимая, что его никто не услышит. Молчание. Ни одного ответа. Да и, действительно, чем мне могут помочь издалека?

А тот подросток, что все еще живет во мне, никак не может понять столь убийственного равнодушия тех, кто всегда был рядом на территории Игры. Тех, кто без лишних слов приходил на помощь. Тех, кого я считала самыми родными людьми на свете. Тех, кто всю эту зиму провел рядом со мной.

«Потому что они не настоящие,- отвечает здравый смысл,- они были всего лишь партнерами в твоей собственной Игре. Актерами на никогда не существовавшей сцене давно сгоревшего театра. Твои, так называемые, друзья – лишь тени, и только ты одна – живая. Этот мир ничуть не лучше твоих прошлых выдумок. Он – такой же шарик. Хрустальный шарик».

Я плакала. Впервые за долгое время я смогла пролить непрошеные слезы. Монитор, как и прежде, разливал свой неживой свет, но теперь он не был для меня столь притягателен. На редкость тяжело было осознавать, что залетный ветер так неожиданно развеял Сказку, в которую я столь трепетно верила.  У меня было все: жизнь, состоящая из приключений, любимое дело и надежные друзья. А теперь выясняется, что все это время я была одна в своей комнате и во всем мире. Я стою на пустыре, и лишь репейник тянется ко мне своими колючими цветами. Напрасно луна пытается меня утешить. Что она понимает в человеческом горе? В наушниках поет Никольский, а дурманящий запах сирени долетает даже до четвертого этажа. Мне кажется, что я схожу с ума.

                5.


Я стою у окна, и, высунувшись чуть ли не по пояс, смотрю на далекую землю. Как же долго, наверное, лететь вниз до идеально выстриженной зелени лужаек, за которыми высятся серые горы-исполины! Это не удивительно, ведь я все-таки нахожусь в одной из самых высоких башен замка. Нарисованные звезды смотрят с потолка гостиной, а утреннее небо – прямо мне в глаза. Редкие белые облачка иногда нарушают однообразную синеву небосвода. Белое и синее…Совсем как цвета факультета. Моего факультета.

Май медленно, но неуклонно идет на убыль, готовясь уступить место расцветающему лету. И, хотя я чувствую, что июнь вот-вот распахнет мне свои объятия, сердце сжимается, как будто мне предстоит что-то потерять. Расстаться с весной, ощущением близких перемен и надеждой на обретение своей любви.

Экзамены кончатся скоро…Даже уходящий май, и тот знает об этом. Совсем скоро погаснет огонь под котлом, отзвучат последние заклинания, и в замке затихнут шаги уезжающих на лето учеников. Только они уходят лишь на время, а я, видимо, навсегда.

Давным-давно, еще в родной реальности, будучи наивной первоклашкой с большим белым бантом, завязанным на макушке, я смотрела на выпускников и втайне завидовала им, полагая, что когда-нибудь для меня тоже прозвенит последний звонок, и сердце сожмется от горечи расставания со школой. Как бы не так!

Когда я покидала родную школу ради лицея, я разве что не прыгала от счастья. А когда для меня, наконец, раздались прощальные трели звонка, думаете, я плакала? Ничего подобного, я едва сдерживала неуместный в такую минуту хохот. Расставание с университетом огорчило меня еще меньше. А никогда не существовавшая школа, с которой меня по невероятному стечению обстоятельств связала Игра, стала для меня почти домом. Местом, из которого не хотелось уходить.

Я отвернулась от заоконного пейзажа и задумчиво прошлась по гостиной. У этого камина я когда-то писала свой первый реферат о растительных ядах, на том диване готовилась к экзамену по истории магии, а звезды ободряюще подмигивали мне с черного бархата небес. Меня одолевали воспоминания о событиях, которых никогда не было, и о людях, с которыми мне, видимо, не доведется встретиться вживую. «Школа…,- произнесла я вслух,- Моя самая любимая школа».

- Может, хватит уже страдать? – скучным голосом поинтересовалась моя внутренняя  мисс Здравый смысл, которая с самого начала была против вступления в Игру,- Достаточно уже того, что полгода ты промаялась ерундой, вместо того, чтобы направить свою энергию в более полезное русло. Да, не спорю, этот  мир стал для тебя своеобразной машиной времени, помог вернуться в прошлое и отчасти переписать его заново. Но нельзя же играть вечно. Любая сказка имеет свой конец. Даже эта.

- Дай мне время,- взмолилась я,- еще чуть-чуть! Денька два хотя бы. Я только попрощаюсь с ребятами  - и все. Прошу тебя!

- Нет, - отрезала она,- ни дня, ни минуты, ни секунды. А то ты начнешь объяснять причину своего поступка, тебя будут уговаривать, и в итоге все начнется сначала.

-Но как же я оставлю своих друзей? Во-первых, с моей стороны это будет некрасиво, во-вторых, я испорчу им всю игру. А в третьих…В реальной жизни у меня нет и никогда не будет такой дружной компании, где я смогла бы быть лидером.

-Будет, - хмыкнула рассудительность,- потому что теперь ты знаешь, что у тебя есть лидерские качества, и ты можешь ими пользоваться. Потому верь в это – и люди к тебе потянутся. И помни: ты им ни-чем не обязана. Вы просто играли вместе – и больше ничего. Да и разговоры ваши крутятся лишь вокруг Игры, и я готова поспорить на все, что угодно, что в реальной жизни у вас очень мало общего.
 
- Да-а-а…,- уныло протянула я, представив себе существование вне Игры,- значит, у них тут будет жизнь бить ключом, а я буду торчать в болоте под названием «Реальность»?

- Поставь вопрос по-другому: а нужна ли тебе такая жизнь? Мари, посмотри правде в глаза: все они – школьники, за очень редким исключением. Пока  им нравится играть вместе с тобой в нарушителей спокойствия, а что потом? Разве ты не замечаешь, что твоим, так называемым, друзьям уже хочется поиграть во взрослых? Им интересно заглянуть в будущее, успевшее стать для тебя настоящим. Ты-то, в отличие от них, уже выросла. Зачем тебе играть в то, с чем ты и так сталкиваешься каждый день?
 
- Мне страшно…,- созналась я,- Здесь я точно знала, чего хочу, видела цель, к которой мне нужно идти, могла отличить друзей от врагов и воплотить в жизнь все свои мечты. А в реальности я абсолютно не вижу своей дороги, и не уверена, что вообще смогу ее найти.

- Твой путь отыщет тебя сам, не сомневайся. А страх придется преодолеть, потому что невозможно бояться вечно. Нужно идти вперед, и знать, что компас твоего сердца ведет тебя к цели. Сделай хотя бы первый шаг – потом будет легче. Главное, всегда помни, кто ты и куда идешь.

- А как же Сказка? – воскликнула я, и в сердце с новой силой вспыхнула боль расставания,- Ведь мне уже никогда не вернуться сюда. Ничего больше не будет: ни полетов на метлах, ни бульканья зелья в котле, ни посиделок у озера, ни рождественского бала…

- Не плачь о том, чего никогда не было и уже никогда не будет. Сказка все равно когда-нибудь кончается, и важно покинуть ее с улыбкой. Ты права, волшебство останется в этом замке, а его резные ворота захлопнутся для тебя навсегда. Но все же твой второй мир не покинет тебя окончательно, и останется в твоем сердце светлым воспоминанием о прошлом.
 
- И Сказка уже никогда не вернется? – спросила я дрожащим голосом, в котором слышались тщательно скрываемые слезы.

- Ты расскажешь ее своим детям.

 - Мне всего шестнадцать! О каких детях может идти речь?! – звонко воскликнула я.

- Не далее, как месяц назад тебе исполнилось двадцать три, идиотка ты эдакая. Ты здесь старше всех, и пора бы, наконец-то, вспомнить об этом. Остальным еще простительно жить в двух мирах сразу, а у тебя это, к сожалению, абсолютно не получается. Ты сама отворила дверь назад, так делай же шаг через порог, не медли.
 
- Еще чуть-чуть,- взмолилась я,- дай мне взглянуть из окна в последний раз. Я только посмотрю – и все.

Она молчала. Мисс Здравый смысл давала мне желанное время, но я чувствовала, что оно уходит: капля за каплей, секунда за секундой, вздох за вздохом. За окном по-прежнему смеялось небо хрустальной голубизны, которому было абсолютно все равно, что я вижу его в последний раз. Все так же радовали глаз зеленые островки газонов, радостно сверкала озерная гладь, выглядевшая как младшая сестра неба, а вдалеке темнел столь памятный для меня стадион. «Я люблю тебя, школа…,- выдохнула я, и слова эти рождало сердце,-…ты будешь всегда со мной».

Я стояла на пороге, разделяющем два мира, один из которых нехотя прощался со мной, а второй готовился принять меня в свои пределы. Дверь между пространствами была распахнута настежь, и ветер перемен грозил сорвать ее с петель. Я резко отвернулась от окна, пока не успела изменить свое решение, и рванулась в открытый проем.

Родная реальность никак не отреагировала на мое прибытие, сделав вид, что я никогда и никуда не уходила. В принципе, она знала, что я вернусь, потому что подобное случалось не первый раз. Я всегда возвращалась домой. Отовсюду. Где бы ни странствовала. Еще несколько мгновений зеркало недоуменно отражало девочку в школьной форме, на шее которой был повязан синий галстук в белую полоску, а потом в его прозрачных глубинах снова появилась хозяйка комнаты. Как и следовало ожидать.

Я присела на пол, как в детстве, обняв руками колени, а боль расставания разрывала сердце пополам. Неужели бывает такой выпускной? Без букетов, торжественных речей и вручения дипломов? Значит, бывает. И лишь одного штриха не хватает для завершения этой картины. Вспомнив полузабытые слова нашей лицейской песни, я тихо запела, нарушив дремотную тишину, царившую в комнате с розовыми обоями:

Майское утро, майское утро
Ты нас проводишь просто и мудро.
Веткой зеленой скользнешь по плечу…
О, как обратно вернуться хочу .

Хочу, больше всего на свете хочу! Я валялась на полу и в голос плакала о том, что никогда не удастся вернуть: о зиме, проведенной с друзьями, о тайных вылазках из замка и о детстве, которое уходило за горизонт. А лучи майского солнца ласкали медно-рыжие пряди волос плачущей девушки, и трамвай за окном издал заливистую трель, как будто бы подражая последнему школьному звонку, что звучит для выпускников.