Ты никогда не целовала меня первой.
Сколько я помню нас, инициатором всегда была я. Может быть потому, что я была старше? Ты отзывалась с неизменной чувственностью, поддаваясь на все мои порывы, ты неумело, но так мило провоцировала меня… Но первой никогда не целовала.
Не знаю, что ты чувствовала в отношении меня и почему была так сдержана. В тебе всегда жила убежденность в какой-то… неравности между мной и тобой. Признаюсь, это привлекало меня, да и тебе, похоже, это нравилось. Ты находила что-то интересное в том, чтобы сделать из себя мою игрушку. Я могла сделать, что захочу и когда захочу, нужно было лишь внести свою небольшую плату.
Об этой плате за себя ты попросила лишь однажды вслух, но ты ведь знаешь, какая у меня хорошая память. Я и сейчас помню все до мелочей: огромные корни старых сосен, свисающие над рекой, белые кувшинки, плавающие у берегов, тихий шелест деревьев, игру солнечных лучей на воде, твои шелковистые волосы в моих пальцах… влажные синие глаза и тихий смущенный шепот:
— Я буду твоей. Только прошу взамен одно… дай мне тепло.
Тебе было слишком холодно в этом чужом мире, а мне было приятно сжимать твои пальцы в своих и просто обнимая, согревать тебя.
Да, я относилась к тебе как к игрушке. Я согревала тебя, внося свою плату, а взамен получала смущенное, но такое искреннее желание быть со мной, быть моей, участвовать во всех моих авантюрах. Ты не умела мне отказывать, я не умела тебя не подчинять. Мы могли бы жить так очень долго, если бы я не заигралась.
Вспоминается, как мы со смехом бегали по первому снегу, взявшись за руки, падая в огромные сугробы, вызывая улыбки прохожих. Как я целовала тебя на прощание, поддаваясь на неловкую провокацию – ты всегда любила делать вид, что хотела поцеловать в щеку, а получилось – в уголок губ… совсем случайно…
Ты была самой любимой из моих игрушек, но я была слепа, не замечала, как причиняю тебе боль. За мое тепло ты готова была ее терпеть.
Но постепенно пропадало и тепло.
Нельзя играть любимыми людьми. Но понимаю я это лишь сейчас.
А мне все больше хотелось, чтобы ты поцеловала меня сама. Это расширило бы грани, сделало бы тебя интересней и любимее. Твоя покорность веселила меня и мне нравилось сводить тебя с ума, провоцируя, ожидая, ну когда же ты сорвешься.
Но за этими играми пропадало тепло, я была хитрой, веселой, коварной, соблазнительной – какой угодно, но больше не могла дарить тебе тепло…
Ты сказала это лишь один раз, но ты же знаешь, какая у меня хорошая память. Я и сейчас помню все, до мелочей.
Тогда была весна, в воздухе витали майские ароматы, начинали цвести цветы. Мы шли по набережной, держась за руки, ветер развевал светлые волосы, и ты улыбалась, вот только в улыбке таилась печаль. Я не удержалась, задав вопрос, ответ на который проклинаю до сих пор.
- Что случилось?
— Я замерзла… — тихий шепот, полные слез синие глаза и долгий поцелуй. А потом я смотрела тебе вслед, но ты шла, не оборачиваясь.
Я добилась чего хотела.
Ты поцеловала меня сама.
Впервые.
На прощание.