Глава третья. Лика
Машка зараза, залезла ночью на стол и выгрызла в половинке черного хлеба небольшую, аккуратную ямку, прямо посередке. То-то мы с Джеком не слышали хрустящих звуков разгрызаемого дерева из под пола. К слову сказать, Джек и так никогда не слышит, храпит себе слюнявя пол мокрым носом, ему хоть бы что, а меня часто Машкина грызня будит, в деревне каждая тихая нотка усиливается лучшим в мире усилителем - царящей вокруг тишиной. Хорошо же, положу ей сегодня вечером кусочек сыра рядом с собачьей миской, пусть не хулиганит.
Но выспался, не выспался а пора кормить Матильду, да вот беда, не любит она березу, что тут поделать – не русская. Это наши печи, крупные, с большими топками, отличаются замечательным аппетитом, а у голландки даже случилось несварение и зашлаковались проходы в первый год. Страшная вещь, скажу вам. Если у печки плохой аппетит - береза горит лениво. Нежаркие, полудохлые язычки пламени едва отрываются от полена и тут же закручиваются в плотный черный жгут дыма, который, едва коснувшись холодных кирпичей, застывает причудливым образом в темных лабиринтах дымохода и образуются затейливые антрацитовые джунгли, по своему красивые, но страшные, как кокс в бронхах. Матильде тогда помогло чтение. Чтение оно всем полезно.
(выдрано)
Вернулся из небытия Костян когда лучи из окна наполнили комнату лениво играющими на полу солнечными зайчиками. Он вспомнил, где находится, огляделся. Товарищ отсутствовал. Костян встал, побродил по комнате и вышел из дома на улицу. Только он собрался смачно зевнуть и потянуться, как застыл с поднятыми вверх руками. Он точно помнил, что они вчера карабкались на немыслимую кручу, и по его представлениям, домик должен стоять на высоченном холме, скорее на обрыве, нависая над лесом и деревенькой. Однако, ничего подобного и в помине не было. За дверью шумел город – текли сотни машин, торопились пешеходы, в небе сновали аэропланы и дирижабли. Казалось, он в одном исподнем очутился на многолюдной площади где-то посреди огромного, прямо таки гигантского города. Костян стремглав бросился обратно в дом, захлопнул дверь, несколько минут из всех сил судорожно тянул ручку на себя, словно опасаясь, что многоголовое чудище проникнет внутрь, потом отпустил и прижался к косяку. Его бросило в пот, сердце бешено колотилось. Костян закрыл дверь на засов и собрав все силы, сминая и собирая в гармошку аккуратные половики, придвинул к выходу неимоверных размеров сундук. От чего и от кого могла спасти эта баррикада, об этом не подумал, а думал он в тот момент, куда пропал его спутник, человек, к которому Костяныч имел столько интересных вопросов и ответы на которые, Костя был абсолютно уверен в этом, тот знает. Даже не столько ответы нужны были ему в этот момент, как понятная живая душа, пусть даже такая надменная и загадочная, как душа охотника. Костяныч бросился обыскивать дом, обшарил все углы, заглянул во все комнаты, на печь и даже осмотрел все в баньке. Проклятого охотника нигде не было. Он присел на кровать, затем поджал под себя ноги и застыл. Спустя минуту он снова провалился в небытиё. Он даже не догадывался, что это лучшее, что он мог сделать в данной ситуации.
***
А Северьян был совсем рядом, в двух шагах, и, одновременно, в бесконечной дали от Костяна.
Когда они напарились и Костяныч пошел «спать», Северьян подкинул ещё несколько поленьев в печку и сидел в предбаннике, прислонившись расслабленной спиной к бревенчатой теплой стене. Маленькими глотками он отхлебывал холодный квас из деревянной кружки, наслаждался покоем и тишиной. Пока было рано начинать работать. Он слушал тишину вокруг, убаюкивающую песню сверчка, тихий гул печи и одинокие, редкие шлепки капель. Он ждал Событий.
Ничего не происходило. Северьян решил уже последний раз наведаться в парилку и идти в хату, как дверь отворилась и в комнату проскользнула коротко стриженная, стеснительно улыбающаяся блондинка. Она была обнажена, вся её одежда ограничивалась стильными узкими очками в черной оправе. Лика была близорука.
- Привет, – как-то неловко помахала она ладошкой, юркнула на лавку рядом с Северьяном, примостилась, положив подбородок на согнутую в колене ногу.
Её тело, тело женщины, вместе с тем, имело пропорции и строение девочки-подростка. В том, как она стеснялась и не стеснялась одновременно, было что-то наивное, от ребенка, от взрослого ребенка. Северьян знал её. Более того, они были близки когда-то, в той маленькой жизни, что случилась в прошлый его приход, но Северьян не мог вспомнить нюансы и детали, быть может от того, что не испытывал в этом ни малейшей нужды, а может от того, что необходимости этой их встречи для него не существовало и тогда, раньше. Просто они встретились однажды. Просто они опять встретились сейчас.
- Ну, здравствуй! – повторила девушка с такой интонацией, словно укоряла - мол, что же ты молчишь? Я пришла. Говори.
Рассеянная улыбка блуждала по её бледному лицу и, хотя слова звучали твердо, угловатая поза выдавала неловкость, которую она испытывала. – Ну, рассказывай, рассказывай, как дела?
- Нормально, – улыбнулся в ответ Северьян. Он не сводил с неё взгляд, ему доставляло удовольствие смущать девушку, хотя, та и пыталась держаться уверенно.
- Вот… Ничего что я зашла. Ты не против? Если не нравится, ты скажи, я уйду. Понимаешь, я не хочу навязываться и всё такое….
- Ну что, ты! Что ты, Лика! – Северьян поспешил возразить. Ему вовсе не хотелось, чтобы она ушла. Он знал, что последует продолжение и что то, что случится, безусловно, было желанно, но, с другой стороны, когда женщина завоёвана вполне и давно, когда сама приносит себя, есть в этом некий момент…. Северьян вздохнул.
Запах распаренной березы от веника, замоченного в тазу, поднимался под потолок и медленно опускался, основательно пропитывая собой стены, лавки, стол и смешиваясь с ароматом трав натыканных в щели стен.
- Пойдем париться? – нарушил тишину Северьян и протянул руку.
- Пойдем, - ответила она, - куда бы положить очки?
«Как же интересно, - подумал Северьян, - нам здесь не нужны очки, а им нужны. И эта, казалось бы, совершеннейшая мелочь, превращается в момент истины, в непреодолимый барьер, отделяющий нас от них».
Он взял девушку за руку, отворил дверь туда, где десять минут назад, была парная, однако теперь, когда началось Событие, за порогом оказался просторный бассейн, уходящий в полумрак большого мраморного зала. Обнаженные парень и девушка, держась за руки, переступили через мраморный бортик и пошли по щиколотку в воде.
- Зачем делать такие мелкие бассейны? – засмеялся Северьян.
- А чтобы никто не утонул, - поддержала шутку Лика.
Они добрели до столиков с виноградом, фруктами и вином на противоположной стороне, там же обнаружилась ещё одна невысокая из светлого дерева дверь, точно такая же, как первая, но за ней уже была парная.
Горячий аромат эвкалипта и лаванды окутал их. Девушка вытянулась на полке на полотенце, положила голову на руки и, продолжая улыбаться, закрыла глаза. Северьян сел рядом. Он легко, едва касаясь, провел ладонью по изгибам её горячей спины, на которой выступили крохотные серебряные капельки.
- Ну, рассказывай, рассказывай – вздрогнула плечами Лика, улыбаясь с наслаждением словно кошечка. – Столько времени прошло. Ты исчез, даже не попрощался.
- Да что рассказывать. Работа. То-сё.
- Семья? – улыбка не сходила с её симпатичного личика.
Он промолчал в ответ. За стеной громко и настойчиво запиликал сверчок, вырезая тонкую ажурную раму для картины повисшей внутри тишины.
Так и улыбались молча, пока Северьян наконец не предложил:
- Может подкинуть? Под веничек?
- Нет! Что ты. Я же в сауне, это ты в парилке.
Поговорили ещё. Разговор петлял, как серпантин горной дороги, но не приближался никуда, не нёс информации и смысла. Так иногда бывает.
- И вообще, мне жарко – хочу купаться, - капризным тоном сообщила Лика. Она легко поднялась и, грациозно балансируя на ступеньках, направилась к выходу. Рука Северьяна скользнула по прохладному животу и горячим бёдрам.
Лика распахнула дверь, подбежала к краю бассейна и прыгнула головой в голубую воду. Северьян не задумываясь бросился за ней, нырнул глубже девушки и когда раскрыл глаза увидел её парящее в мерцающий, пробивших морской изумруд лучах солнца тело. Его ничуть не смутило, что всего десять минут назад они прошли по глади воды «аки по суху», и то, что в помещении не могло быть солнца, тем более, откуда было взяться солнцу ночью, но он вспомнил. Он вспомнил этот мир и в этот момент чувствовал своё сродство с ним больше чем с тем, оставшимся за болотом, и он помнил, как этот нереальный странный мир влёк его к себе и не давал жить счастливо и покойно там.
А потом они наслаждались друг другом, пили вино, загорали и трепались ни о чём, опять предпочитая избегать серьёзных тем, да и какие у него могли быть серьезные темы с ней здесь? Потом девушка ушла. Она исчезла в тот момент, когда очарование достигло максимума и вот-вот, должно было перевалить вершину приятности и начать превращаться в неприятность. Она ушла тогда когда нужно, ничего не испортив и не смазав созданной тонкой, красивой, только что созданной ими совместно картины…. Женщины за болотом - так не могут.
Северьян вытянулся в бассейне. Он облокотился на тёплый мраморный бортик и старался ни о чём не думать. Начало во Фьюжен было очень приятным, но это ничего не значило, скорее наоборот, оно не предвещало ничего хорошего в дальнейшем. А может быть и нет, наперед ничего не известно.
Больше всего Северьяна теперь смущал деревенский остолоп. Во Фьюжн всегда, это железное правило, ходят только по одному, и не было случаев, чтобы это правило нарушалось, и раз существовало незыблемое правило, должна быть и причина, по которой оно возникло. Оно и понятно. Законов Мари нет, но они есть. Вот скажем, как ему сейчас встретиться с Костянычем? Что если он где-то у «себя»? Как им теперь синхронизоваться? От этих вопросов Северьяну стало не по себе. Он понял, что уже начал совершать ошибки, серьёзные ошибки. Ещё один из эмпирических местных законов гласил, выйти можно только со всеми вещами, с которыми вошел, ни одна мелочь, ни одна пуговица не может быть потеряна, иначе – не выйти. А тут целый человек, пускай даже такой нелепый деревенский обормот. Вряд ли его можно безнаказанно потерять в Мари.
Солнце растворилось в сером, быстро темнеющем потолке, Севертян вылез из бассейна и скорее пошел в предбанник искать чистую одежду.
(вырвано)
Я сунул последний лист в алое марево. Он быстро вспыхнул в благодарность отразившись всполохом на моей руке и, спустя минуту, буквы проступили серыми чернилами на абсолютно черной, блестящей бумаге. Всё меняется, - подумал я, - китайская дешёвка вытеснила добротные товары, эта никудышная «фэтэзня» подменила научную фантастику. Гораздо дешевле и эффективнее по трудозатратам молоть всякую чушь, не взирая даже на элементарную логику, чем упорно и с огромным трудом изучать законы мироздания. Интересно, как скоро писать книжки начнут нанятые за гроши дворники-таджики? По всему видно – это время не за горами.