Город погибших кораблей

Элим
   Заканчивается песня, но музыка продолжает звучать.
   Радуйся или грусти, мне все равно не понять. Думаешь,
   это сон, думаю, это явь. Проводник берет за рукав,
   ему нужно нас провести.


Не-за-кры-ва-ю-ща-я-ся дверь. Ушло. Незакрывающаяся. Митяй почти тащил меня за собой, я не поспевал и пустился бегом. Мостовая пружинила под ногами, сумка через плечо терлась о бок, слепые фонари на ощупь указывали дорогу. Впереди желтела площадь и вокзал, по пустой улице ветер крутил мусор, поддувал мне в спину, и, казалось, следующий порыв подхватит нас и понесет вместе с пакетами и бумагой в темноту подворотен.

Ноги занесли  в вагон и электропоезд сразу тронулся. Вагоны были пусты, просматривались далеко вперед. Я плюхнулся на сиденье и уставился в окно. Мимо потекли дома, деревья, начался пустырь, была ночь или почти ночь, небо цвета сепия раскинулось  над нами и темнело где-то далеко слева. Поезд неслышно скользил по рельсам и я бы уснул, если не интерес, разжигаемый Митяем:

   - Там столько кораблей!

Далеко внизу летел поезд, было видно, как кончилась суша, и он заскользил сквозь металлические опоры над рекой. Левый берег начинался крутым склоном, из тела которого то тут, то здесь торчали мачты и остовы кораблей.

   - Не может быть! Откуда здесь корабли?!

Я стал вспоминать карту города и тот промышленный район, что анклавом парил сильно вверху листа. Воображение рисовало военные части, токсичные полигоны, но теперь все становилось на свои места:

   - Конечно! Это корабельное кладбище!

Мы сошли с поезда с широко раскрытыми ртами и не заметили, как он исчез. С первых шагов земля неприятно хрустела, словно мы шли по дну высохшего моря. Корабли, сотни кораблей, лежат невпопад, ржавчина вгрызлась в бока. Подул ветер, стали слышны металлические стоны, и еще какие-то шорохи. Стало холодно.

   - Мы здесь не одни.
   - Да, пожалуй. Пошли быстрее.

Я укутался в воротник, Митяй надел капюшон и мы пошли наискосок, стараясь не смотреть по сторонам. Огромные махины лежали рядом, высились над нами и источали слепую силу, за металлическими листами скрывалась история, истории, которые кормой врезались сейчас в нашу собственную и холодили затылок. Несколько раз я заметил тени, неспешно блуждающие средь останков. Митя шел все вперед и тащил меня за собой, я не стал о них говорить. Пустыня резко оборвалась, появились редкие деревья и близко многоэтажные дома.

   - Нам туда. Побежали!

Дома были полуразрушенные, некоторые окна заколочены, крыши обвалились или снесены с частью здания.

   - Смотри! Это же наш дом!

Очень похож. Я жил когда-то не очень высоко вот в таком девятиэтажном доме. Митяй выбрал подъезд, который должен был привести в нашу квартиру и мы пошли по ступенькам.

   - Квартира 118!

Он улыбнулся и дернул за ручку. Дверь без труда отварилась, мы попали внутрь. Запустение, разруха, сломанная мебель. Сложно представить, когда-то здесь был слышен смех, тепло чьих-то сердец согревало холодные стены. Я повернул направо и оказался на кухне: всюду разбросаны столовые приборы, я наугад поднял чайную ложку и прочитал нацарапанное на ней: «Митя».

   - Иди скорей сюда!

Я резко обернулся и побежал на крик, зацепился за что-то, порвал рукав. Митяй стоял у края комнаты и смотрел вдаль, потолка и стен не было, а впереди открывался вид на равнину и корабли, меж которых отчетливо виднелись фигуры, неслышно двигающиеся, останавливающиеся, что-то поднимающие с земли и продолжающие свой путь. Издалека они походили на прямоходящих животных, с человеческий рост или чуть выше. Стало жутко. Снова поднялся ветер, я взял Митяя за плечо, обнял, и подумал: как мы здесь оказались? Как мы здесь могли оказаться?! От ветра слезились глаза, Митяй отстранился, улыбнулся и утер мне лицо.


***


Ленка как-то вдруг нашла меня через интернет. Наш класс не был дружным, после выпуска мы встречались от силы несколько раз, да и то не полным составом. Единственное, что нас объединяло, оказалось в прошлом и эти встречи больше походили на оживший музей естественной истории. «Перед Пасхой мы собираемся к Сашке на кладбище», - написала она, - «если есть желание, присоединяйся», - и телефон. От неожиданности такого предложения я растерялся, но пальцы сами набрали номер:

   - Привет! Получил письмо, когда собираетесь?
   - Привет! Рада, что позвонил! В эти выходные, в воскресенье.
   - А Пасха когда?
   - Через неделю еще.
   - Кто еще пойдет?
   - Точно я и Наташа, Димка с Антоном еще думают. Остальные не знают пока, в общем.
   - А во сколько встречаемся?
   - В 10:00 на проспекте Труда, на остановке.
   - Хорошо, я на машине буду.
   - Здорово! Тогда я с тобой.
   - Ладно. До воскресенья. Рад был тебя услышать. Пока!
   - Пока!

После разговора я достал маленький фотоальбом, и там, среди разно-пестрых фотографий отыскал наши старшие классы. Вот здесь какой-то праздник, столы поставлены вдоль стены, а мы стоим посредине и улыбаемся своими юными лицами в объектив. А это кабинет физики, вдоль доски выстроились одни пацаны, набросили руки друг другу на плечи, и над нашими головами, во всю длину, спектр электромагнитных волн, от низкочастотных до гамма-лучей, с картинками испускающих их приборов. Вот «постановочная» фотография, моя парта, я наклонился и искоса смотрю на фотографа, а Сашка, улыбаясь в объектив, делает записи в моей тетради. Стал листать дальше, начались студенческие фотографии, какая-то пирушка, это уже не то, на курсе со мной одноклассников не было.

Помню, классе в шестом, на перемене перед уроком английского мы подняли какую-то возню с борьбой и кучей-малой. В тесной борьбе я случайно прикоснулся губами к губам Сашки. «Ты меня поцеловал?!» Я быстро вытер рот рукой: «Тьфу, не было такого!»

Помню нашу последнюю встречу, на втором курсе Сашка и Кирилл зачем-то пришли к университету, и я их встретил у близлежащих киосков:

   - Чем по жизни занимаешься-то: тусуешься, девчонки там. – Сашка смотрел на меня и улыбался.
   - Учусь, встречаюсь.

Уже тогда я слышал о его проблемах со здоровьем, знал, что он брал академ и ездил лечиться в Москву, но об этом мы не говорили. Мы вообще мало поговорили. Когда на четвертом курсе я случайно встретил на улице Ленку, она рассказала о недавних похоронах. Он был умным парнем, с красивым бледным лицом, писал стихи и побеждал на олимпиадах по математике, публиковался в городской молодежной газете, а физику мы списывали у него всем классом. Лейкемия. Это выше понимания, такой порядок вещей сложно назвать порядком, так есть.

В назначенный день я захватил с собой несколько пар рабочих перчаток, мешок для мусора, налил фляжку воды и поехал на проспект Труда. День выдался солнечный и прохладный, весна никак не хотела наступать, да и не было никакой весны. Я ходил в той же куртке и кроссовках, что и зимой; как только ощутимо потеплеет, сниму куртку и настанет лето. На остановке никого не было. Рано приехал. Я остановился сразу за ней, вышел из машины и закурил. Сигареты как музыка, обостряют окружающую красоту, делают ее законченной, расплывчатые, разрозненные образы уплотняются и обретают форму. В тон моим мыслям на одиноком тополе завозились птицы, солнце залило мягким светом округу и заиграло на проезжающих мимо автомобилях. Где-то недалеко раздался паровозный гудок, молодая мамаша в плотно облегающих джинсах повела через дорогу ребенка, волочащего за собой игрушку.

   - Привет! Давно ждешь? – вынырнули вдруг Ленка и Наташа.
   - Привет! Не очень.

Я затушил сигарету, и мы начали милую беседу о том, кто сейчас где и чем занимается. Про себя я отметил, как Ленка похорошела, из угловатого подростка превратилась в приятную молодую женщину. Наташа напротив, привлекательная в школе, сейчас несколько выцвела, свежесть с лица сошла и появились еле заметные морщинки у глаз. Мне сказали, что я возмужал, двухдневная щетина сыграла на руку. У Ленки в руке была плетеная корзина, помню такие из детства, доверху наполненные персиками: в одной руке у мамы эта корзина, в другой дорожная сумка, рядом с пакетом наперевес я, бежим к самолету, загорелые и отдохнувшие. В корзине угадывалась бутылка вина.

   - Помянуть.

Если не это «помянуть», у меня начало складываться впечатление, будто едем мы в лес на вылазку, сейчас будет вино, костер и песни под гитару. Лица сразу осунулись и посерьезнели. Подъехали Димка с Антоном, тоже на машине. Еще подошла Юлька. Мы потоптались на месте и решили ехать – больше никто не придет, уже без четверти одиннадцать. Ленка и Наташа сели ко мне, Ленка села вперед показывать маршрут. Димка с Антоном взяли Юльку и поехали за мною следом.

На подступах к Юго-Западному кладбищу начались пробки, люди выехали специально на выходных убраться к Пасхе и я посетовал, как неудобно мы подгадали со временем. Уже подъезжая к месту, я не успел вовремя перестроиться, мы проехали дорогу напрямик и покатили с потоком к центральному входу. Я открыл окно, мы почти не разговаривали в салоне, подумал включить музыку, но не стал. Временами я глушил мотор, водители впереди выходили посмотреть разъезд, бежали назад, хлопали дверьми и трогались. Наконец, мы выехали на дорогу вдоль кладбища, с трудом втиснувшись в колонну; вереницы машин и кругом люди, люди - красят, посыпают песком, выносят мусор, красят.

   - Следующий поворот налево наш. – Ленка показала рукой.

Я выбрал удобное место и остановился. Скоро подъехал Димка и остановился неподалеку – он отстал от нас и несколько раз звонил Ленке для уточнения маршрута. Выйти из машины было удовольствие, я потянулся во весь рост и захлопнул дверь. Где-то заиграла музыка, тихо и настойчиво.

   - Вы слышите? – Ребята покачали головой.

Музыка играла в моей голове, это «Analyse» Тома Йорка. Я прислонился к машине и огляделся. Весёленькая жизнь. Да-а. Фотографии пристально и строго смотрели на нас с памятников, словно зная нечто, что нам еще только предстоит узнать; я вспомнил, как умирала мама – беспомощная и растерянная, никакой строгости, ничего сакрального. Каждый сам за себя.


***


Ночь обложила со всех сторон, город неровно отражался в лужах, лез в глаза. На пустой остановке кто-то тихо спал в углу, прикрывшись газетами. Ветер теплый, но порывистый разносил вокруг шорохи и вздохи редких машин. Далеко из-за поворота показался троллейбус, наверно последний в столь поздний вечер, я уже собирался ловить такси. Медленно движется в мою сторону. Ветер подхватил и донес электрический гул. Троллейбус – прекрасно, не часто приходится на них ездить, доеду до площади, а там уже пешком недалеко. Шумно распахнулись двери, я нырнул в проход и стал сзади у окна.

Троллейбус тронулся, ночной город нервно вздрагивал за окном, я отвернулся в салон и заметил несколько пассажиров, тихо сидящих на своих местах. От кабины водителя отделилась тень и направилась в мою сторону. Прежде чем я собрался с мыслями, передо мной материализовался странного вида улыбчивый человек с небольшой сумкой на поясе.

   – Михайл Мертвецов. – Он шаркнул ножкой. – Ваш билетик, пожалуйста.

Моя рука нащупала бумажник, я набрал мелочь и протянул контроллёру. Какая странная фамилия.

   – Ваш билетик, пожалуйста.

Зачем он представился? Я непонимающе посмотрел на контроллёра и стал вынимать из бумажника мелкие купюры. Михаил улыбался и, казалось, не замечал моих движений. Его правая рука сделала неуловимый жест, после которого я ощутил неприятное жжение в плече, монеты выпали из рук и раскатились по полу.

   – Ваш билетик, пожалуйста! – не успел я возмутиться, как Михаил взметнул левую руку и уколол меня в бок. – Ваш билетик, пожалуйста! – Иголки замелькали у меня перед лицом. Я отгородился руками и заорал:
   – Остановите троллейбус!!! Остановитесь!!! Выпустите меня!!!


***


Это чувство пришло внезапно — почудился ли запах какой в машине, вороны ли громче обычного загаили над головой, но я как-то вдруг осознал, кожей ощутил, что жизнь может оборваться в любую следующую секунду. Мир замер на мгновение, точнее, я остановился, а все вокруг продолжало движение. Если все может оборваться в следующую секунду, то что стоят наши планы, стремления, мечты? Где место развитию, самосовершенствованию, становлению? Жизненная стратегия, всегда подразумевавшая запас времени, длительность, протяженность, неожиданно попала под удар. Я вдруг понял, что жизнь может оборваться, а я в ней так ничего и не пойму! Занавес дернулся в сторону, прожектор выхватил авансцену, грянула фонограмма – и ничего, только пыль взметалась на свету. Ведь если всё так, то... то человек ответ, а не вопрос, в первую очередь ответ, а затем уже вопросы... ответ, ответь, нужно ответить:

   - Алло.
   - Привет! Извини что так рано.
   - Привет, говори.
   - Сейчас готовлю отчет для Тамары Георгиевны, какие у тебя цифры?
   - Они без изменений, посмотри письмо от меня в понедельник, около 12:00 отправлял.
   - ОК, спасибо, пока!

Громче, громче музыка. Танцуют все! Машина легко набирает скорость. Большое преимущество жить в центре и работать в спальном районе. Солнце танцует на капоте, окна открыты, сквозняк щекочет нос. Поезд из встречных машин упирается в перекресток. Два зеленых светофора подряд: будет удачный день.

Overload, overload, overload,
Coming on to the
Overload, overload, overload,
Coming on to the...

Выезжаю на мост и перестраиваюсь в средний ряд. Справа резко вырывается автомобиль, неловко подрезает меня и, набирая скорость, скрывается за вершиной моста.

   - Что за мудакствующий урод! Не перевелись ещё пальцем деланные на дорогах.

Перевалив за середину моста, вижу внизу, на перекрестке, красный свет.

   - И куда тебя несло, баран?!

Но незадачливый водитель как будто и не собирается останавливаться, рывком уходит влево, огибает несколько машин, светофор уже желтый, подыгрывает ему, зеленый, с ревом пересекает перекресток, впереди остановка, у зебры машины выстроились в ряд. Рёв усиливается. Из встречной пробки на две сплошные выезжает хромированный внедорожник.

   - Что он делает?!?!

Нервный рывок влево, машина на полном ходу врезается в стоящий перед зеброй седан, переворачивается, отлетает в сторону встречки и с грохотом падает у обочины, чудом никого не задев. От чудовищного удара седан вылетает в ряды пешеходов, ударяется о внедорожник и изуродованный замирает, перегородив движение. Я выскакиваю из машины и бегу вперед. Дверь седана открывается, появляется рука с бейсбольной битой, майка и лицо в крови:

   - Где эта сука!!!

Все бегут к перевернутому автомобилю, бейсбольная бита силой открывает водительскую дверь, толпа обступает, на асфальт вытаскивают туловище. Рокот удивления. Не может быть! Как?! Он связан! Перед нами лежит связанный мужчина с испуганными широко открытыми глазами.

   - В машине пусто!
   - Там больше никого нет!

Толпа отступает и неуверенно оглядываться по сторонам, кто-то догадался отлепить ото рта связанного пластырь, но по его виду понятно, что он не в себе и не скоро сможет объясниться. Испуганные глаза перестали бегать по склонившимся лицам и уставились в небо. Словно поймав его взгляд, толпа задрала головы вверх, потом по сторонам, потом опять вверх, солнце танцует на крышах, запах крови щекочет нос.


***


   - Наливай!

Кувшин пива взметнулся вверх и поочередно склонился над пустыми кружками. В полупустом баре гремела фонограмма, чтобы расслышать собеседника, нужно было нагибаться к столу.

   - Еду в Москву на месяц, а там посмотрим. – Митяй сделал большой глоток. – Поехали со мной.
   - Ага, а как же работа? – Я усмехнулся.
   - Бросай, там новую найдешь. – Митяй широко улыбался. – Была бы шея – хомут найдется.
   - Это, конечно, верно, но как-то неожиданно всё. Надо подумать.
   - Подумай. Лучшие свои годы ты рискуешь зарыть здесь.
   - А ты хочешь зарыть там?
   - Ха-ха, зарыть. Там возможности. Больше жизни. Там люди делают историю, а здесь люди смотрят, как там делается история.
   - И ты тоже хочешь в историю?
   - Аж руки чешутся.

Официант принес кольца кальмаров, нанизанные на деревянный колышек. Мы сняли по одному, я подлил в кружки пиво.

   - Пойду отолью. – Митяй выдвинул стул.

Музыка не смолкала, за дальним столом компания взорвалась беззвучным смехом. А в какую историю хочу попасть я? Через столик от меня села девушка и двое парней. Ее юное лучистое лицо привлекло меня, и я стал за ними наблюдать. Ребята шутили, она искренне смеялась. Как она здесь оказалась? Из сумочки появилась пачка сигарет, она закурила, в разговоре возникла пауза, она повернула голову и выпустила дым в сторону. В этот момент я заметил выражение детской серьезности и отстраненности, тенью пробежавшее по её лицу, подоспела новая шутка, и она снова засмеялась.

   - Ну что, подумал? – Митяй, улыбаясь, сел на место.
   - Посмотри вон туда, как тебе девчонка?
   - С двумя парнями?
   - Да.
   - Ничего - милая.
   - Что-нибудь желаете? – Из ниоткуда возник официант и шаркнул ножкой.
   - Ничего, хотя постой, еще кальмаров. – Митяй отхлебнул из кружки и подцепил колечко.

Но официант не спешил уходить. На его лице блуждала улыбка, и он безотрывно смотрел в мою сторону.

   - Это всё. Всё! – Я уже кричал. Казалось, ответ его удовлетворил, он развернулся и ушел прочь.
   - Странный типок – Михаил. – Митяй сделал движение рукой у виска.
   - Как сказал?
   - Странный типок.
   - Нет, еще.
   - Михаил?
   - Откуда ты знаешь?
   - У него на бейдже написано.

Резко кольнуло в груди и спёрло дыхание.

   - Я на улицу.
   - Всё в порядке?
   - Да, сейчас приду.

Ничего не видя перед собой, я бросился к выходу. Ночь была душная и беззвездная, но на улице мне стало легче. Я закурил. Что за чертовщина? Кто-то неслышно коснулся моего плеча:

   - У вас зажигалки не будет?

Я вздрогнул и обернулся. Белое с голубым платье, по-детски приветливое лицо, кажется, она светится здесь, в темноте. Я щелкнул зажигалкой. Она сделала несколько затяжек и неспеша пошла вдоль улицы. Вот так уходит? Секунду поколебавшись, я затушил сигарету, зашагал следом и быстро с ней поравнялся:

   - Разрешите вас проводить?

Она ничего не ответила, какое-то время мы шли молча. Я случайно коснулся её руки. Словно от прикосновения спало оцепенение, или оборвался внутренний диалог, который она вела сама с собой, я услышал вздох:

   - Я не разговариваю с незнакомцами.

Вдруг мы остановились, она  внимательно посмотрела на меня, улыбнулась и назвала своё имя.