Заканчивается песня, но музыка продолжает звучать.
Радуйся или грусти, мне все равно не понять. Думаешь,
это сон, думаю, это явь. Проводник берет за рукав,
ему нужно нас провести.
Не-за-кры-ва-ю-ща-я-ся дверь. Ушло. Незакрывающаяся. Митяй почти тащил меня за собой, я не поспевал и пустился бегом. Мостовая пружинила под ногами, сумка через плечо терлась о бок, слепые фонари на ощупь указывали дорогу. Впереди желтела площадь и вокзал, по пустой улице ветер крутил мусор, поддувал мне в спину, и, казалось, следующий порыв подхватит нас и понесет вместе с пакетами и бумагой в темноту подворотен.
Ноги занесли в вагон и электропоезд сразу тронулся. Вагоны были пусты, просматривались далеко вперед. Я плюхнулся на сиденье и уставился в окно. Мимо потекли дома, деревья, начался пустырь, была ночь или почти ночь, небо цвета сепия раскинулось над нами и темнело где-то далеко слева. Поезд неслышно скользил по рельсам и я бы уснул, если не интерес, разжигаемый Митяем:
- Там столько кораблей!
Далеко внизу летел поезд, было видно, как кончилась суша, и он заскользил сквозь металлические опоры над рекой. Левый берег начинался крутым склоном, из тела которого то тут, то здесь торчали мачты и остовы кораблей.
- Не может быть! Откуда здесь корабли?!
Я стал вспоминать карту города и тот промышленный район, что анклавом парил сильно вверху листа. Воображение рисовало военные части, токсичные полигоны, но теперь все становилось на свои места:
- Конечно! Это корабельное кладбище!
Мы сошли с поезда с широко раскрытыми ртами и не заметили, как он исчез. С первых шагов земля неприятно хрустела, словно мы шли по дну высохшего моря. Корабли, сотни кораблей, лежат невпопад, ржавчина вгрызлась в бока. Подул ветер, стали слышны металлические стоны, и еще какие-то шорохи. Стало холодно.
- Мы здесь не одни.
- Да, пожалуй. Пошли быстрее.
Я укутался в воротник, Митяй надел капюшон и мы пошли наискосок, стараясь не смотреть по сторонам. Огромные махины лежали рядом, высились над нами и источали слепую силу, за металлическими листами скрывалась история, истории, которые кормой врезались сейчас в нашу собственную и холодили затылок. Несколько раз я заметил тени, неспешно блуждающие средь останков. Митя шел все вперед и тащил меня за собой, я не стал о них говорить. Пустыня резко оборвалась, появились редкие деревья и близко многоэтажные дома.
- Нам туда. Побежали!
Дома были полуразрушенные, некоторые окна заколочены, крыши обвалились или снесены с частью здания.
- Смотри! Это же наш дом!
Очень похож. Я жил когда-то не очень высоко вот в таком девятиэтажном доме. Митяй выбрал подъезд, который должен был привести в нашу квартиру и мы пошли по ступенькам.
- Квартира 118!
Он улыбнулся и дернул за ручку. Дверь без труда отварилась, мы попали внутрь. Запустение, разруха, сломанная мебель. Сложно представить, когда-то здесь был слышен смех, тепло чьих-то сердец согревало холодные стены. Я повернул направо и оказался на кухне: всюду разбросаны столовые приборы, я наугад поднял чайную ложку и прочитал нацарапанное на ней: «Митя».
- Иди скорей сюда!
Я резко обернулся и побежал на крик, зацепился за что-то, порвал рукав. Митяй стоял у края комнаты и смотрел вдаль, потолка и стен не было, а впереди открывался вид на равнину и корабли, меж которых отчетливо виднелись фигуры, неслышно двигающиеся, останавливающиеся, что-то поднимающие с земли и продолжающие свой путь. Издалека они походили на прямоходящих животных, с человеческий рост или чуть выше. Стало жутко. Снова поднялся ветер, я взял Митяя за плечо, обнял, и подумал: как мы здесь оказались? Как мы здесь могли оказаться?! От ветра слезились глаза, Митяй отстранился, улыбнулся и утер мне лицо.
***
Ленка как-то вдруг нашла меня через интернет. Наш класс не был дружным, после выпуска мы встречались от силы несколько раз, да и то не полным составом. Единственное, что нас объединяло, оказалось в прошлом и эти встречи больше походили на оживший музей естественной истории. «Перед Пасхой мы собираемся к Сашке на кладбище», - написала она, - «если есть желание, присоединяйся», - и телефон. От неожиданности такого предложения я растерялся, но пальцы сами набрали номер:
- Привет! Получил письмо, когда собираетесь?
- Привет! Рада, что позвонил! В эти выходные, в воскресенье.
- А Пасха когда?
- Через неделю еще.
- Кто еще пойдет?
- Точно я и Наташа, Димка с Антоном еще думают. Остальные не знают пока, в общем.
- А во сколько встречаемся?
- В 10:00 на проспекте Труда, на остановке.
- Хорошо, я на машине буду.
- Здорово! Тогда я с тобой.
- Ладно. До воскресенья. Рад был тебя услышать. Пока!
- Пока!
После разговора я достал маленький фотоальбом, и там, среди разно-пестрых фотографий отыскал наши старшие классы. Вот здесь какой-то праздник, столы поставлены вдоль стены, а мы стоим посредине и улыбаемся своими юными лицами в объектив. А это кабинет физики, вдоль доски выстроились одни пацаны, набросили руки друг другу на плечи, и над нашими головами, во всю длину, спектр электромагнитных волн, от низкочастотных до гамма-лучей, с картинками испускающих их приборов. Вот «постановочная» фотография, моя парта, я наклонился и искоса смотрю на фотографа, а Сашка, улыбаясь в объектив, делает записи в моей тетради. Стал листать дальше, начались студенческие фотографии, какая-то пирушка, это уже не то, на курсе со мной одноклассников не было.
Помню, классе в шестом, на перемене перед уроком английского мы подняли какую-то возню с борьбой и кучей-малой. В тесной борьбе я случайно прикоснулся губами к губам Сашки. «Ты меня поцеловал?!» Я быстро вытер рот рукой: «Тьфу, не было такого!»
Помню нашу последнюю встречу, на втором курсе Сашка и Кирилл зачем-то пришли к университету, и я их встретил у близлежащих киосков:
- Чем по жизни занимаешься-то: тусуешься, девчонки там. – Сашка смотрел на меня и улыбался.
- Учусь, встречаюсь.
Уже тогда я слышал о его проблемах со здоровьем, знал, что он брал академ и ездил лечиться в Москву, но об этом мы не говорили. Мы вообще мало поговорили. Когда на четвертом курсе я случайно встретил на улице Ленку, она рассказала о недавних похоронах. Он был умным парнем, с красивым бледным лицом, писал стихи и побеждал на олимпиадах по математике, публиковался в городской молодежной газете, а физику мы списывали у него всем классом. Лейкемия. Это выше понимания, такой порядок вещей сложно назвать порядком, так есть.
В назначенный день я захватил с собой несколько пар рабочих перчаток, мешок для мусора, налил фляжку воды и поехал на проспект Труда. День выдался солнечный и прохладный, весна никак не хотела наступать, да и не было никакой весны. Я ходил в той же куртке и кроссовках, что и зимой; как только ощутимо потеплеет, сниму куртку и настанет лето. На остановке никого не было. Рано приехал. Я остановился сразу за ней, вышел из машины и закурил. Сигареты как музыка, обостряют окружающую красоту, делают ее законченной, расплывчатые, разрозненные образы уплотняются и обретают форму. В тон моим мыслям на одиноком тополе завозились птицы, солнце залило мягким светом округу и заиграло на проезжающих мимо автомобилях. Где-то недалеко раздался паровозный гудок, молодая мамаша в плотно облегающих джинсах повела через дорогу ребенка, волочащего за собой игрушку.
- Привет! Давно ждешь? – вынырнули вдруг Ленка и Наташа.
- Привет! Не очень.
Я затушил сигарету, и мы начали милую беседу о том, кто сейчас где и чем занимается. Про себя я отметил, как Ленка похорошела, из угловатого подростка превратилась в приятную молодую женщину. Наташа напротив, привлекательная в школе, сейчас несколько выцвела, свежесть с лица сошла и появились еле заметные морщинки у глаз. Мне сказали, что я возмужал, двухдневная щетина сыграла на руку. У Ленки в руке была плетеная корзина, помню такие из детства, доверху наполненные персиками: в одной руке у мамы эта корзина, в другой дорожная сумка, рядом с пакетом наперевес я, бежим к самолету, загорелые и отдохнувшие. В корзине угадывалась бутылка вина.
- Помянуть.
Если не это «помянуть», у меня начало складываться впечатление, будто едем мы в лес на вылазку, сейчас будет вино, костер и песни под гитару. Лица сразу осунулись и посерьезнели. Подъехали Димка с Антоном, тоже на машине. Еще подошла Юлька. Мы потоптались на месте и решили ехать – больше никто не придет, уже без четверти одиннадцать. Ленка и Наташа сели ко мне, Ленка села вперед показывать маршрут. Димка с Антоном взяли Юльку и поехали за мною следом.
На подступах к Юго-Западному кладбищу начались пробки, люди выехали специально на выходных убраться к Пасхе и я посетовал, как неудобно мы подгадали со временем. Уже подъезжая к месту, я не успел вовремя перестроиться, мы проехали дорогу напрямик и покатили с потоком к центральному входу. Я открыл окно, мы почти не разговаривали в салоне, подумал включить музыку, но не стал. Временами я глушил мотор, водители впереди выходили посмотреть разъезд, бежали назад, хлопали дверьми и трогались. Наконец, мы выехали на дорогу вдоль кладбища, с трудом втиснувшись в колонну; вереницы машин и кругом люди, люди - красят, посыпают песком, выносят мусор, красят.
- Следующий поворот налево наш. – Ленка показала рукой.
Я выбрал удобное место и остановился. Скоро подъехал Димка и остановился неподалеку – он отстал от нас и несколько раз звонил Ленке для уточнения маршрута. Выйти из машины было удовольствие, я потянулся во весь рост и захлопнул дверь. Где-то заиграла музыка, тихо и настойчиво.
- Вы слышите? – Ребята покачали головой.
Музыка играла в моей голове, это «Analyse» Тома Йорка. Я прислонился к машине и огляделся. Весёленькая жизнь. Да-а. Фотографии пристально и строго смотрели на нас с памятников, словно зная нечто, что нам еще только предстоит узнать; я вспомнил, как умирала мама – беспомощная и растерянная, никакой строгости, ничего сакрального. Каждый сам за себя.
***
Ночь обложила со всех сторон, город неровно отражался в лужах, лез в глаза. На пустой остановке кто-то тихо спал в углу, прикрывшись газетами. Ветер теплый, но порывистый разносил вокруг шорохи и вздохи редких машин. Далеко из-за поворота показался троллейбус, наверно последний в столь поздний вечер, я уже собирался ловить такси. Медленно движется в мою сторону. Ветер подхватил и донес электрический гул. Троллейбус – прекрасно, не часто приходится на них ездить, доеду до площади, а там уже пешком недалеко. Шумно распахнулись двери, я нырнул в проход и стал сзади у окна.
Троллейбус тронулся, ночной город нервно вздрагивал за окном, я отвернулся в салон и заметил несколько пассажиров, тихо сидящих на своих местах. От кабины водителя отделилась тень и направилась в мою сторону. Прежде чем я собрался с мыслями, передо мной материализовался странного вида улыбчивый человек с небольшой сумкой на поясе.
– Михайл Мертвецов. – Он шаркнул ножкой. – Ваш билетик, пожалуйста.
Моя рука нащупала бумажник, я набрал мелочь и протянул контроллёру. Какая странная фамилия.
– Ваш билетик, пожалуйста.
Зачем он представился? Я непонимающе посмотрел на контроллёра и стал вынимать из бумажника мелкие купюры. Михаил улыбался и, казалось, не замечал моих движений. Его правая рука сделала неуловимый жест, после которого я ощутил неприятное жжение в плече, монеты выпали из рук и раскатились по полу.
– Ваш билетик, пожалуйста! – не успел я возмутиться, как Михаил взметнул левую руку и уколол меня в бок. – Ваш билетик, пожалуйста! – Иголки замелькали у меня перед лицом. Я отгородился руками и заорал:
– Остановите троллейбус!!! Остановитесь!!! Выпустите меня!!!
***
Это чувство пришло внезапно — почудился ли запах какой в машине, вороны ли громче обычного загаили над головой, но я как-то вдруг осознал, кожей ощутил, что жизнь может оборваться в любую следующую секунду. Мир замер на мгновение, точнее, я остановился, а все вокруг продолжало движение. Если все может оборваться в следующую секунду, то что стоят наши планы, стремления, мечты? Где место развитию, самосовершенствованию, становлению? Жизненная стратегия, всегда подразумевавшая запас времени, длительность, протяженность, неожиданно попала под удар. Я вдруг понял, что жизнь может оборваться, а я в ней так ничего и не пойму! Занавес дернулся в сторону, прожектор выхватил авансцену, грянула фонограмма – и ничего, только пыль взметалась на свету. Ведь если всё так, то... то человек ответ, а не вопрос, в первую очередь ответ, а затем уже вопросы... ответ, ответь, нужно ответить:
- Алло.
- Привет! Извини что так рано.
- Привет, говори.
- Сейчас готовлю отчет для Тамары Георгиевны, какие у тебя цифры?
- Они без изменений, посмотри письмо от меня в понедельник, около 12:00 отправлял.
- ОК, спасибо, пока!
Громче, громче музыка. Танцуют все! Машина легко набирает скорость. Большое преимущество жить в центре и работать в спальном районе. Солнце танцует на капоте, окна открыты, сквозняк щекочет нос. Поезд из встречных машин упирается в перекресток. Два зеленых светофора подряд: будет удачный день.
Overload, overload, overload,
Coming on to the
Overload, overload, overload,
Coming on to the...
Выезжаю на мост и перестраиваюсь в средний ряд. Справа резко вырывается автомобиль, неловко подрезает меня и, набирая скорость, скрывается за вершиной моста.
- Что за мудакствующий урод! Не перевелись ещё пальцем деланные на дорогах.
Перевалив за середину моста, вижу внизу, на перекрестке, красный свет.
- И куда тебя несло, баран?!
Но незадачливый водитель как будто и не собирается останавливаться, рывком уходит влево, огибает несколько машин, светофор уже желтый, подыгрывает ему, зеленый, с ревом пересекает перекресток, впереди остановка, у зебры машины выстроились в ряд. Рёв усиливается. Из встречной пробки на две сплошные выезжает хромированный внедорожник.
- Что он делает?!?!
Нервный рывок влево, машина на полном ходу врезается в стоящий перед зеброй седан, переворачивается, отлетает в сторону встречки и с грохотом падает у обочины, чудом никого не задев. От чудовищного удара седан вылетает в ряды пешеходов, ударяется о внедорожник и изуродованный замирает, перегородив движение. Я выскакиваю из машины и бегу вперед. Дверь седана открывается, появляется рука с бейсбольной битой, майка и лицо в крови:
- Где эта сука!!!
Все бегут к перевернутому автомобилю, бейсбольная бита силой открывает водительскую дверь, толпа обступает, на асфальт вытаскивают туловище. Рокот удивления. Не может быть! Как?! Он связан! Перед нами лежит связанный мужчина с испуганными широко открытыми глазами.
- В машине пусто!
- Там больше никого нет!
Толпа отступает и неуверенно оглядываться по сторонам, кто-то догадался отлепить ото рта связанного пластырь, но по его виду понятно, что он не в себе и не скоро сможет объясниться. Испуганные глаза перестали бегать по склонившимся лицам и уставились в небо. Словно поймав его взгляд, толпа задрала головы вверх, потом по сторонам, потом опять вверх, солнце танцует на крышах, запах крови щекочет нос.
***
- Наливай!
Кувшин пива взметнулся вверх и поочередно склонился над пустыми кружками. В полупустом баре гремела фонограмма, чтобы расслышать собеседника, нужно было нагибаться к столу.
- Еду в Москву на месяц, а там посмотрим. – Митяй сделал большой глоток. – Поехали со мной.
- Ага, а как же работа? – Я усмехнулся.
- Бросай, там новую найдешь. – Митяй широко улыбался. – Была бы шея – хомут найдется.
- Это, конечно, верно, но как-то неожиданно всё. Надо подумать.
- Подумай. Лучшие свои годы ты рискуешь зарыть здесь.
- А ты хочешь зарыть там?
- Ха-ха, зарыть. Там возможности. Больше жизни. Там люди делают историю, а здесь люди смотрят, как там делается история.
- И ты тоже хочешь в историю?
- Аж руки чешутся.
Официант принес кольца кальмаров, нанизанные на деревянный колышек. Мы сняли по одному, я подлил в кружки пиво.
- Пойду отолью. – Митяй выдвинул стул.
Музыка не смолкала, за дальним столом компания взорвалась беззвучным смехом. А в какую историю хочу попасть я? Через столик от меня села девушка и двое парней. Ее юное лучистое лицо привлекло меня, и я стал за ними наблюдать. Ребята шутили, она искренне смеялась. Как она здесь оказалась? Из сумочки появилась пачка сигарет, она закурила, в разговоре возникла пауза, она повернула голову и выпустила дым в сторону. В этот момент я заметил выражение детской серьезности и отстраненности, тенью пробежавшее по её лицу, подоспела новая шутка, и она снова засмеялась.
- Ну что, подумал? – Митяй, улыбаясь, сел на место.
- Посмотри вон туда, как тебе девчонка?
- С двумя парнями?
- Да.
- Ничего - милая.
- Что-нибудь желаете? – Из ниоткуда возник официант и шаркнул ножкой.
- Ничего, хотя постой, еще кальмаров. – Митяй отхлебнул из кружки и подцепил колечко.
Но официант не спешил уходить. На его лице блуждала улыбка, и он безотрывно смотрел в мою сторону.
- Это всё. Всё! – Я уже кричал. Казалось, ответ его удовлетворил, он развернулся и ушел прочь.
- Странный типок – Михаил. – Митяй сделал движение рукой у виска.
- Как сказал?
- Странный типок.
- Нет, еще.
- Михаил?
- Откуда ты знаешь?
- У него на бейдже написано.
Резко кольнуло в груди и спёрло дыхание.
- Я на улицу.
- Всё в порядке?
- Да, сейчас приду.
Ничего не видя перед собой, я бросился к выходу. Ночь была душная и беззвездная, но на улице мне стало легче. Я закурил. Что за чертовщина? Кто-то неслышно коснулся моего плеча:
- У вас зажигалки не будет?
Я вздрогнул и обернулся. Белое с голубым платье, по-детски приветливое лицо, кажется, она светится здесь, в темноте. Я щелкнул зажигалкой. Она сделала несколько затяжек и неспеша пошла вдоль улицы. Вот так уходит? Секунду поколебавшись, я затушил сигарету, зашагал следом и быстро с ней поравнялся:
- Разрешите вас проводить?
Она ничего не ответила, какое-то время мы шли молча. Я случайно коснулся её руки. Словно от прикосновения спало оцепенение, или оборвался внутренний диалог, который она вела сама с собой, я услышал вздох:
- Я не разговариваю с незнакомцами.
Вдруг мы остановились, она внимательно посмотрела на меня, улыбнулась и назвала своё имя.