Ваше здоровье, сэр Генри!

Ваше здоровье, сэр Генри!

Быков Александр
Кузьмина Ольга


- Скажите, Холмс, что для вас, все-таки важнее - торжество закона или торжество справедливости?

Признаюсь, этот вопрос был с моей стороны провокацией. Ведь мне не раз случалось быть сообщником Холмса в некоторых делах, с точки зрения закона, небезупречных. И я прекрасно знал, что мой друг отступает от буквы закона лишь в тех случаях, когда это необходимо для восстановления попранной справедливости или  ради спасения невинной жертвы. Я это знал, и Холмс знал что я знаю… Но сегодня на него напало чересчур отстраненное настроение, которое мне решительно не нравилось. Не нравилось настолько, что захотелось как-то его расшевелить. Впервые за последний месяц я зашел к Холмсу, завершив утренний обход моих пациентов, и нашел его в состоянии уныния и необычайного безразличия ко всему.

В те дни, когда Холмс не был захвачен каким-нибудь расследованием, он особенно внимательно читал криминальную хронику в «Таймс» и «Дейли телеграф», а порой, в поисках интересных дел зарывался и в кипу бульварных газет. Как он говорил: «Чтобы держать руку на пульсе преступного мира столицы». Порой из этого мутного потока он выуживал действительно интересные дела, но, увы, это случалось нечасто. И вот, сегодня, не находя ничего занимательного и достойного своих аналитических способностей, он, почему-то, не разозлился, как бывало прежде, а впал в полнейшее безразличие. И в ответ на мой выпад, который в другом настроении, счел бы обидным и взвился как ужаленный, он только улыбнулся.

- Конечно, я за торжество справедливости. Хотя порой, Уотсон, мне кажется, что эта справедливость нужна только мне одному…

И прежде чем я кинулся утешать его и разубеждать, горячо оспаривая это утверждение, Холмс продолжил.

- А порой эта самая справедливость становится не нужна даже мне, - улыбка его из печальной превратилась в саркастическую. – Помните то дело, с собакой Баскервилей?

- Еще бы! Эта история оставила неизгладимый след в моей душе. До сих пор я порой вздрагиваю, вспоминая тот гнетущий ужас неизвестности, который промозглым туманом клубился вокруг меня и несчастного сэра Генри на болотах… Но почему вы вдруг вспомнили об этом давнишнем призраке?

- Это дело послужило материалом к одному из ваших самых ярких рассказов, - Холмс снова скривил губы в невеселой улыбке, - По крайней мере, так о нем пишут критики. Помните, дорогой друг, как вы, воспользовавшись моим благодушным настроением, выпытывали у меня подробности расследования? Я тогда сослался на свою забывчивость и объяснил вам все кое-как, - он, словно решив для себя что-то, вскочил с кресла и, взяв свою трубку, принялся ее набивать. – Каким же я был болваном! Надо было запретить вам писать об этом деле!

Холмс зашагал по гостиной из стороны в сторону, с трубкой в руках. Вся его утренняя отрешенность куда-то исчезла. Передо мной был прежний Шерлок, одержимый какой-то новой идеей.

– Я был уверен в тот момент, что дело закрыто, - он зажег спичку и, закурив, выпустил изо рта кольцо сизого дыма. - Прошло более двух лет, а это дело не завершено до сих пор. Мало того, ваш рассказ, опубликованный в журналах, сам уже стал участником игры, и, как я вижу, повлиял на сэра Генри Баскервиля, не с лучшей стороны.

Честно сказать, я был ошарашен.

- Но ведь собака убита?! – вот все, что я нашел возможным сказать.

- Ах, мой дорогой друг! – он выпустил в потолок новый клуб дыма и снова уселся в кресло. - Несчастное животное издохло на болотах, но шакалы живы и до сих пор кружат около сэра Генри. Сегодня утром мне пришло письмо от доктора Мортимера. Он снова просит меня оградить сэра Генри. И от кого бы вы думали?

- Я теряюсь в догадках.

- От Бэрил, урожденной Гарсия. Она же миссис Ванделер, она же мисс Стэплтон.

- Но разве между ними не все кончено?

- Вернувшись из кругосветного путешествия сэр Генри, как вы знаете, некоторое время жил в Лондоне. И вот, недавно он вернулся к себе, на болота. Там он снова повстречал Бэрил…

- И? – у меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия.

-  Этот болван ей все простил! Вы, мой дорогой, видимо тоже поддались обаянию этой особы, и изобразили ее в своем повествовании несчастной невинной овечкой. Но сэр Генри!.. Впрочем, он читал вашу повесть.

- Холмс, я вас решительно не понимаю. Разве вы сами не говорили мне…

- Послушайте, Уотсон, с точки зрения закона наказать можно было только Стэплтона. Но он исчез. Против всех остальных у меня не было улик, достаточных для суда присяжных. Я не смог разрешить это дело так, как того требовала справедливость. События разворачивались столь стремительно, что у меня не хватило времени для сбора веских доказательств. К тому же, тогда мне казалось, что сама жизнь наказала негодяев. Поэтому я не стал предавать огласке открывшиеся мне факты. Но сегодня я расскажу вам все в деталях. Боюсь что нам снова придется не наблюдать, а действовать, и мне может понадобится ваша помощь. Только обещайте, что мои разъяснения останутся между нами, по крайней мере до моего специального разрешения, или же до самой моей смерти.

- Мой друг, вы можете на меня полностью положиться.

- Ну что ж, тогда начнем с Джеймса Мортимера. Мне этот человек с первых минут активно не понравился, хотя я и не мог поначалу найти рационального объяснения своей, что ли, брезгливости по отношению к нему. Помните, как мы упражнялись в дедуктивном методе, исследуя его трость, а затем он сообщил нам, что трость подарена ему друзьями на свадьбу? Вы заметили, как я был раздосадован. Дело не только в том, что я не угадал настоящей причины подарка. Просто Мортимер не производил впечатления женатого мужчины.
Он выглядел как закоренелый холостяк, как человек, не только не имеющий жены, но и вовсе не заботящийся о том впечатлении, которое он производит на дам. И тем не менее, он оказался женат! Помните его слова, точно переданные в вашей повести – «Я женился и оставил лечебницу, а вместе с ней и все надежды на должность консультанта. Надо было обзаводиться собственным домом». Согласитесь, Уотсон, так не говорят о счастливом браке. С другой стороны, на мой взгляд, только роковая страсть может заставить человека столь круто, и не в лучшую сторону, изменить свою жизнь. Мортимер два года проработал в Чаринг-Кросской лечебнице хирургом, проживая не в собственном доме, а в казенной квартире при больнице. У него были блестящие перспективы. Ради чего он от них отказался? Кроме того, далеко не каждая женщина сочтет за благо жить не в столице, а в таком глухом уголке, как Гримпен. Вот вы, Уотсон, женившись, ведь не покинули Лондон?

- Разумеется, нет. - Я, кажется, начал понимать, к чему он клонит. – Вы же помните, я просто снял отдельную квартиру и вынужден был заняться врачебной практикой. Семья, все же, требует несколько больших средств, чем жизнь холостяка. Но не настолько…

- Не настолько, чтобы отказаться от жизни в Лондоне и карьерного роста, совершенно верно. И еще один мой вывод оказался поспешен. Я сказал, что доктор Мортимер не честолюбив, предполагая, что он добровольно покинул столицу. Однако список его опубликованных работ и та горячность, с которой он рассуждает о карниологии - любимых его черепах, говорят за то, что пред нами человек, живущий наукой и мечтающий сделать карьеру на научном поприще. Научные публикации Мортимера прекращаются с его переездом в Гримпен. Но он не оставил своих занятий. Помните, он затеял раскопки в Длинной Низине и нашел там кости неолитического человека? Стали бы вы на свои средства финансировать раскопки, Уотсон? Я узнавал, это довольно дорогое развлечение, а надежды на находку груды золота в этих болотах нет. Мортимер не Шлимман, а Девоншир не Троя и не Микены. В наших курганах археологи находят лишь битые горшки и древние кости. На раскопках не разбогатеешь, и Мортимеру это известно. Однако он на протяжении месяца оплачивал работу дюжины землекопов, только ради того, чтобы добыть еще один редкий череп! О нет, Мортимер вовсе не собирался похоронить свой исследовательский дар в провинциальной глуши. Мне пришло на ум только одно объяснение его срочного ухода из Чаринг-Кросской лечебницы – какой-то скандал, Уотсон! Я, признаться, навел справки для выяснения обстоятельств этого скандала, и обнаружил вот что. Мортимеру предъявили обвинение в содомии. Подробности за давностью лет мне узнать не удалось, но, по слухам, Мортимер домогался внимания одного из своих юных пациентов. Тот пожаловался отцу, и, если бы не экстренные меры, предпринятые дирекцией госпиталя, то разразился бы нешуточный скандал.

Холмс подошел к книжной полке и достал увесистый том. Несколько секунд он сосредоточенно перелистывал страницы.

- Ага, вот оно. Семь лет назад, когда произошли эти события, по закону за содомию Мортимеру грозили бы десять лет каторги или пожизненное заключение, а на репутацию лечебницы легло бы несмываемое пятно. Ирония судьбы – в следующем после спешного увольнения Мортимера, 1885 году уголовное уложение подкорректировали принятием «Акта о крайней непристойности», в котором отказались от клейма «содомия». С этого времени любые попытки «нечестивого акта» между мужчинами пресекаются и караются двумя годами тюрьмы с предписанием исполнения каторжных работ, или же – без оных… А еще в начале века таких просто убивали. Как стремительно все меняется, Уотсон.

- Если перемены пойдут столь же быстро, то, глядишь, лет через десять уголовное наказание за содомию вовсе отменят, - попытался пошутить я.

- В таком случае, еще через десяток лет содомитов начнут выбирать в парламент, - буркнул Холмс неодобрительно. - Впрочем, даже современное, более мягкое наказание разрушило бы карьеру Мортимера. Видимо, кто-то из руководства лечебницы поговорил с ним, разъяснив все нюансы дела и его перспективы. После чего наш странный донжуан поспешил уволится из лечебницы и исчезнуть из столицы. Да, официальным поводом послужила, конечно, его женитьба. Но я сразу заподозрил, что этот молодой человек женился лишь ради того, чтобы лишний раз обеспечить себе алиби, продемонстрировав свою натуральную ориентацию.

- Но если бы брак был фиктивным, то его жена ни за что не поехала бы с ним из Лондона в глухую провинцию. А он, в разговорах, не раз ссылался на то, что дома его ждет жена.

- Вы ее видели, друг мой?

Я смутился.

- Нет, а что?

- Сойдя с лондонского экспресса в Кумб-Тресси, я сразу отправился в Гримпен. Разумеется, переодевшись. Это маленькая деревушка, но хромой глуховатый поденщик, появившийся в деревне в поисках работы, не вызвал никаких подозрений, и смог выведать массу подробностей и слухов у слуг и соседей Мортимера. У кучеров, домашних слуг и наемных рабочих тоже есть глаза и уши, и многое из того, что они видят и слышат, они не станут рассказывать полисмену или респектабельному сыщику из Лондона. Зато все это можно рассказать такому же как ты бедняге, скитающемуся в поисках работы. Иногда просто в качестве доброго совета, а иногда и в доверительной беседе за кружкой пива выясняется масса интереснейших деталей… Жаль, что этот аспект не нашел отражения в вашем рассказе. Право, получилось, что я в своих рассуждениях опирался на неправдоподобно малое количество фактов. Итак, вернемся к нашему дорогому доктору. Я видел его жену. Она не из тех красавиц, ради которых молодые люди готовы бросить все и уехать в провинцию. Это болезненная не слишком молодая женщина, со следами оспы на лице. Бедняжка явно имела мало шансов выйти замуж, поэтому и приняла предложение Мортимера. Ее служанка уверяла меня, что Джеймс и его супруга просто живут под одной крышей, и не более того. В сельской местности близкие соседи стараются почаще встречаться друг с другом, но Моритмер предпочитает ходить по гостям один, без жены. И еще – после пяти (а теперь уже семи) лет совместной жизни у них нет детей. Возможно, вступая в брак с Джеймсом Мортимером, несчастная женщина ничего не знала о его патологических наклонностях. Тем горше было ее разочарование. И уж естественно, она никак не заботится о подобном муже и не стремится облагораживать его внешний вид. Похоже, даже его служанка этим не озабочена. Супруги Мортимеры живут каждый в своем мире, не разъезжаясь и не устраивая скандалов, лишь для того, чтобы сохранить видимость приличия.

- Хорошо, - я поднял руки, показывая, что не в силах сопротивляться доводам Холмса. – Предположим, что доктор Мортимер содомит. По крайней мере собственная жена его не интересует. Но ведь доктора не выгнали из лечебницы, ему даже вручили на прощание дорогой подарок – его трость, с которой и началось наше расследование.

- Мой дорогой друг, - печально покачал головой Холмс. – Вынужден вас огорчить. Не у одного Мортимера в Чаринг-Кросской лечебнице были патологические наклонности, просто это тщательно скрывали. У него были «друзья», искренне сожалевшие об его отъезде.

Признаюсь, меня передернуло от отвращения и я поторопился задать новый вопрос.

- Но разве эти наклонности делают Мортимера преступником по делу о собаке?

- Не делают, - кивнул Холмс. – Но перед нашими глазами уже совсем другой образ. Человек порочный и способный на низкие поступки. И вот еще на какую особенность я обратил внимание. Доктор Мортимер большой специалист по человеческим черепам. Глядя на человека он, как мы имели возможность убедиться при первой же встрече, видит не только лицо, но и весь череп в деталях. У Мортимера удивительно наметанный глаз на форму черепа, и он явно глубоко знаком со всеми теориями о связи между внешностью, лицом, формой черепа и преступными наклонностями. Однако, как я узнал совершенно определенно, проконсультировавшись с ведущими специалистами в корниологии, по форме черепа можно определить и родственные связи человека. От расовых и этнических, до связей близкородственных. У близких родственников, мой друг, черепа практически идентичны. Простые люди не замечают этого, потому что смотрят не на суть, а на украшения вроде усов, бороды, волос. Более внимательные физиономисты смотрят на выражения лиц, на эмоцию, гримасу, наиболее часто проявляющуюся на лице человека, и потому оставляющую неизгладимый след на мускулатуре лица. Эта мускулатура даже у близких родственников может быть развита по-разному, но вот форма черепа у них будет очень похожей. Я и сам, внимательно вглядываясь именно в форму черепа различных людей, за последние два года смог удостоверится в правильности этого наблюдения. У кровных братьев и сестер форма черепа совершенно идентична. От родителя к потомку она, как правило, меняется несущественно, если только это не брак людей с сильно отличающимися по форме черепами.

- Как доктору мне это очень интересно, - я нетерпеливо кивнул, и, закурив сигарету, откинулся на спинку своего кресла. – Но какое это имеет отношение к преступлению?

- Терпение, мой друг. Вы помните, когда я увидел фамильные портреты Баскервелей, то практически сразу же разглядел среди них лицо, как две капли воды похожее на Стэплтона? Так вот, доктор Мортимер неоднократно за два года общения с сэром Чарльзом видел эту галерею. Мало того, он сам говорил нам, что младший брат несчастного сэра Чарльза Баскервиля, Роджер Баскервиль, был как две капли воды похож на того самого Хьюго Баскервиля, виновника родового проклятия. То есть, он видел и портрет Хьюго, и портрет или фотографию Роджера.

- Или слышал от сэра Чарльза об этой похожести, - скептически усмехнулся я.

- А даже если так, это ничего существенно не меняет. Черепа близких родственников столь похожи друг на друга, что специалист сразу заметит это сходство. Потом, рассуждая на досуге над этим вопросом я специально изучал фотографии Стэплтона, сэра Чарльза, сэра Генри. Их черепа очень похожи! Перед глазами доктора Мортимера постоянно был сэр Чарльз, и уж его-то Мортимер прекрасно изучил и разглядел. А затем, представьте себе, на болотах по соседству, появляется некий Джек Стэплтон, с точно таким же строением черепа, да еще и с лицом, как две капли воды похожим на портрет своего предка - Хьюго. Я просто уверен, что первым же, инстинктивным порывом доктора Мортимера было спросить Стэплтона, не родственник ли он сэру Чарльзу Баскервилю. О том, как протекала первая встреча Мортимера и Стэплтона я могу только догадываться. Но мне ясно одно. Раз Мортимер не открыл сэру Чарльзу, что Стэплтон его близкий родственник…

- То он сообщник убийцы! – все у меня в голове перевернулось. - Бедный, бедный сэр Чарльз! Все сходится! Только лечащий врач мог с уверенностью сказать, что сердце пожилого человека не выдержит шока от встречи с чудовищной собакой. Возможно, это именно Мортимер, уже хорошо знавший сэра Чарльза, его веру в проклятие Баскервилей, подсказал Стэплтону метод убийства.

- Тут, мой друг, мы вступаем уже в область предположений. Кто разработал план преступления, сейчас уже не столь важно.

- Важно то, что единственные близкие друзья сэра Чарльза оказались его погубителями! Они не только не старались отвратить разум баронета от древнего суеверия, но и всячески поддерживали и раздували его страхи, чтобы затем, в кульминационный момент нанести свой страшный удар… Какая низость! Мортимер, зная что у старика слабое сердце, разработал сценарий чудовищного спектакля. Стэплтон натравил собаку. И Мортимер же, засвидетельствовав смерть баронета, поставил в этом преступлении точку.

- Возможно, все так и было, - кивнул Холмс. – Ведь Мортимер является для приходов Гримпен, Торсли и Хай-Бэрроу не просто сельским врачом, а медицинским чиновником, осуществляющим также функции санитарного врача. Никто не усомнился в его заключении. Но к чему излишний драматизм? Помнится, Мортимер говорил о том, что сэр Чарльз привез весьма ценные материалы из Южной Африки, и они провели немало приятных вечеров, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов. Вы задумывались над тем, что это были за материалы? А я во время своего пребывания в Баскервиль-холле полюбопытствовал заглянуть в библиотеку. Там на стенах висело несколько неплохих фотографий и зарисовок африканских аборигенов. Но не эти картинки заинтересовали Мортимера. Сэр Чарльз привез из Африки коллекцию скелетов и черепов - эти трофеи хранились за стеклом в одном из шкафов. Возможно и сейчас там пылятся, если их не забрал Мортимер. Уверяю вас, дела сэра Чарльза в Африке были связаны не только с куплей-продажей ценных бумаг. Ему приходилось сражаться и убивать. И, наверное, не во всех переделках у него оставались чистыми руки и совесть. Я уверен, что он, добывая свой миллион фунтов, видел и совершил много такого, о чем горько жалеют в старости, на пороге высшего суда. Поэтому, вспомнив о родовом проклятии он был уверен, что именно его может постичь та же кара, что и его необузданного предка Хьюго.

- Неужели вы, Холмс, хотите сказать, что сэр Чарльз был наказан поделом, за какие-то свои прежние злодеяния, и это оправдывает его убийц?

- Нет, конечно. Убийц это нисколько не оправдывает. Но это объясняет суеверный страх сэра Чарльза.

- Постойте, друг мой, – я встал и в растерянности посмотрел на Холмса. – Но если Мортимер -сообщник Стэплтона, то зачем он пришел к нам? Зачем было так рисковать и приглашать сыщиков, чтобы они расследовали твое же преступление? Неужели Мортимер надеялся одурачить самого Шерлока Холмса?

Холмс рассмеялся и, вытряхнув пепел из трубки, принялся забивать ее вновь.

- И тем не менее, ему и Стэплтону какое-то время удавалось дурачить меня. Когда Мортимер к нам приехал, я обратил внимание на то, что он чего-то чертовски боится. Просидеть час в ожидании, и уйти позабыв трость! А потом, когда он излагал суть дела, у него просто руки дрожали, а глаза бегали, как у пойманного с поличным воришки. Нет, Мортимер не убийца. Он человек амбициозный, безнравственный, изворотливый. Но у него просто духу не хватит, чтобы убить. Я тоже не мог понять, что же заставило его решиться на соучастие в убийстве и почему вдруг он сам к нам приехал. Последним звеном в цепочке рассуждений было завещание сэра Чарльза. Мортимер при всех его странностях обладает счастливой способностью уметь нравиться, он пришелся по душе сэру Чарльзу. Не смотря на большую разницу в возрасте и общественном положении, он быстро стал столь близким другом старого баронета, что тот назначил его своим душеприказчиком и завещал изрядную сумму - тысячу фунтов. Со слов Мортимера выходило, что он, вроде бы, знал о наследнике - сэре Генри, но…

Холмс снова принялся раскуривать свою трубку. Наконец, он вольготно откинулся на спинку кресла и, выпустив изо рта аккуратное дымное колечко, продолжил:

- Но подробно расспросив чету Бэрриморов, кучера, соседей, а также наведя справки в адвокатской конторе, заведовавшей делами Баскервилей, я выяснил, что про Генри ни в Баскервиль-холле ни в его окрестностях не знал никто, кроме самого сэра Чарльза. Про наследника знали лондонские адвокаты сэра Чарльза, которые и отыскали сэра Генри. Таким образом, и Стэплтон, и Мортимер были уверены, что между наследством в почти миллион фунтов и Стэплтоном стоит только сэр Чарльз. Выяснив это, я понял мотивы Стэплтона и Мортимера. В нашу первую встречу Мортимер лгал, чтобы выгородить себя. И эта ложь, не являясь серьезным доказательством для суда, тем не менее изобличает его причастность к убийству. Согласитесь – знай он о том, что наследство перейдет к молодому племяннику, преступление сразу лишилось бы мотива.

- Хорошо, - я закурил новую сигарету. - Но если Стэплтон рассчитывал получить все наследство, как сын младшего брата Баскервиля, Роджера, то какая выгода была от всего этого злодейства Мортимеру? На что рассчитывал он?

- Наверняка Стэплтон пообещал ему крупную сумму за помощь в преступлении и за дальнейшее молчание. После того, как сэр Чарльз скончался, негодяи, видимо, уже потирали руки. Однако, распечатав конверт с завещанием и огласив последнюю волю сэра Чарльза, наш доктор был сильно разочарован. Уверен, что он, рассчитывая на крупную сумму денег, уже влез в какие-нибудь расходы, связанные, если не со своей порочной страстью к мальчикам, то со своими научными изысканиями. Видимо, Мортимер потребовал от Стэплтона оплаты своего содействия в преступлении, хотя бы частичной. Теперь он мог шантажировать Стэплтона, а тому нечем было заплатить. Да он, вероятнее всего, и не собирался расплачиваться. Стэплтон – хладнокровный убийца. Он мог пригрозить, что просто пристрелит Мортимера или утопит его в болоте. И Мортимер, наконец-то осознал, в какую скверную историю он угодил, связав свою жизнь с настоящим преступником. По сути, для Мортимера речь шла уже не о получении какой-то доли наследства, а о спасении собственной шкуры. Стэплтон, тем временем, узнав о наличии еще одного претендента на наследство, решил идти до конца и устранить сэра Генри, потребовав содействия в этом от доктора Мортимера.

- И вы хотите сказать, что совершив одно убийство, Мортимер вдруг, терзаемый муками совести, решил не допустить другого? И это при том, что сэр Чарльз считал его другом, радушно принимал его в доме и часто помогал ему деньгами. А сэр Генри был для него человеком незнакомым, совершенно посторонним!
Холмс взглянул на меня с легким сожалением.

- Дорогой Уотсон, я столько времени уделил выяснению и описанию морального облика нашего доктора, а вы все еще пытаетесь обосновывать его поступки исходя из морали приличного человека. О какой дружбе, о какой признательности за благодеяния может идти речь? Убить старика было легко. Мортимеру для этого не надо было ничего особенного делать. Просто не раскрывать инкогнито Стэплтона перед сэром Чарльзом, дать Стэплтону несколько дельных советов, подстегнуть страх старого баронета перед древней легендой… Я уверен, что он не осмелился даже подтолкнуть сэра Чарльза к могиле при помощи каких-нибудь специальных препаратов. Даже будучи соучастником Стэплтона, Мортимер не сделал ничего такого, что могло бы рассматриваться в суде, как состав преступления.

- А теперь нужно было убивать молодого, здорового, видимо, несуеверного человека, так?! – я подскочил из кресла и зашагал по комнате. – Мне понятен ход ваших мыслей, Холмс. Мортимер обратился к вам не потому, что боялся за жизнь сэра Генри. Он боялся за собственную жизнь, и надеялся что ваше появление в Баскервиль-холле, в худшем случае, спугнет Стэплтона. В лучшем случае, он надеялся выставить своего сообщника как убийцу, а самому остаться в стороне.

Я выбросил в пепельницу выкуренную сигарету, и налил себе из графина воды. У меня в горле пересохло от волнения. Многие неясности этого дела, наконец-то вставали на свои места.

- Он был к этому близок, мой друг. Ему это почти удалось. Но это была очень рискованная игра, а Мортимер – трус. Придя к нам он вдруг обнаруживает, что мы почти все про него знаем по одной только его трости. Он страшно испугался, однако отступать ему было некуда.
Дверь гостиной распахнулась и в комнату вошла миссис Хадсон.

- Боже, как накурено, - она подошла к окну и подняла раму. – Доктор Уотсон, скажите хоть вы ему, что чрезмерное курение вредит здоровью… Хотя, судя по пепельнице, вы тоже немало дымили, - ее укоризненный взгляд пригвоздил меня на месте преступления. А она уже отвернулась и с усталой нежностью посмотрела на Холмса. - Может, я лучше вам кофе сварю?

- Да, пожалуй. Будьте так любезны, - рассеяно кивнул Холмс.

- Боже мой! – внезапно осенило меня. – Ведь Мортимер прожил в Гримпене дольше сэра Чарльза и Стэплтона. Он пять лет изучал стоянки первобытных людей и несомненно выучил все приметы Гримпенской трясины. Это Мортимер показал Степолтону путь к островку – там же есть неолитическое поселение и он, наверняка, бывал там раньше, чем Стэплтон! А останки Снуппи на острове? Как бы сумел спаниель Мортимера один пробраться в сердце трясины? И, главное, зачем? Никто из нас не поинтересовался, где был Мортимер в ночь смерти сэра Чарльза и в ночь смерти Стэплтона.

- Браво, друг мой, - заулыбался Холмс.- Вы делаете успехи.

Миссис Хадсон сокрушенно покачала головой и вышла из комнаты, неслышно притворив за собой дверь.

- Обратившись к нам, Мортимер обеспечил себе алиби и мою защиту, - Холмс поморщился. - Случись с ним что-нибудь во время расследования, и преступник не ушел бы от наказания. Стэплтон это понимал. Теперь у Мортимера оставалась надежда шантажом сорвать деньги со Стэплтона и, в то же время, остаться непричастным к убийству. У нас не было против Мортимера никаких прямых улик. Нет их, кстати, и сейчас.

- Постойте, Холмс! Как же так? Зная все это, вы отпустили сэра Генри в кругосветное путешествие с этим негодяем, с доктором Мортимером?!

- Я точно знал, что Мортимер его не убьет, и даже не осмелится навредить ему, как врач. К тому же, смерть сэра Генри не принесла бы Мортимеру никакой пользы. Как личный врач и друг (да, он сумел втереться в друзья и к молодому баронету) Мортимер получал от Генри постоянный доход. И, уверяю вас, что немалую часть времени в кругосветном путешествии, которое оплачивал, естественно, сэр Генри, доктор посвятил своей страсти к антропологии вообще и карниологии в частности.

Дверь гостиной открылась, и миссис Хадсон внесла поднос с кофейником, молочником и двумя фарфоровыми чашками.

- Ваш кофе, господа, - она строго глянула на все еще дымящего трубкой Холмса. Тот, закашлялся, и принялся вытряхивать в пепельницу еще не догоревший табак.

Расставив кофейник, молочник и чашечки на столе, миссис Хадсон забрала поднос и направилась к выходу. В дверях она обернулась:

- Я сейчас пойду в бакалейную лавку. Не забудьте закрыть окно, когда воздух в комнате станет почище.

Когда внизу хлопнула входная дверь, я с улыбкой повернулся к Холмсу.

- У вас очень милая домохозяйка, Холмс, не правда ли?

Мои слова заставили Холмса, задумчиво глядевшего на закрытую дверь прихожей, встрепенуться. Он сурово глянул на меня и принялся разливать кофе в чашки.

- Мой дорогой Уотсон, к тому, что в данный момент беспокоит меня больше всего, это не имеет ни малейшего отношения.

- Не согласен, друг мой. Женщины имеют отношение ко всему на свете.

- Даже к доктору Мортимеру, как выяснилось, - и Холмс разразился заразительным смехом. – Неужели вам не интересно, почему он так встревожен тем, что сэр Генри простил Бэрил?

- Ничего удивительного. Богатый постоянный пациент - это находка для практикующего врача. Возможно, Мортимер надеется лечить молодого баронета ото всех болезней явных и вымышленных до конца своих дней. А Бэрил… Может быть, он опасается, что она его просто прогонит?

- Вы конечно правы, доктор Уотсон. Кому как не вам знать повадки домашних врачей. Но боюсь, что Мортимер имеет основания опасаться не только за свой кошелек, но и за жизнь сэра Генри, - Холмс вдохнул кофейный аромат и принялся пить из чашечки мелкими глотками.

- Да чем же Бэрил вам не угодила? Это ваше предвзятое отношение к слабому полу…

- Почему же предвзятое? По крайней мере в случае с Бэрил такое отношение основывается на ряде фактов и на всестороннем их осмыслении. Да вам эти факты, собственно, известны. Но многим мужчинам женская красота разжижает мозги. В своем рассказе вы описали Бэрил как невинную жертву, в то время как она была сообщницей Стэплтона, весьма расчетливой и неглупой.
Признаться, это утверждение в первый момент возмутило меня до глубины души:

- Докажите!

- С удовольствием, мой друг. Бэрил Гарсия и Джек (тогда еще Баскервиль) поженились в Коста-Рике. Уверяю вас, Уотсон, казенные деньги они тратили вместе. Но затем произошло нечто для меня удивительное. Обвиненный в растрате Джек Баскервиль бежал в Англию, а Бэрил, избалованная красавица, привыкшая к роскошной жизни, вместо того, чтобы расстаться с опозоренным мужем, бежит вместе с ним. Из привычной ей тропической страны - в царство холода, дождей и туманов. Уверяю вас, именно так должен воспринимать нашу милую Англию любой выходец из тропических стран. Бэрил не бросила мужа и после краха школы, когда они растратили все свое состояние и вынужден был снова сменить фамилию. Она даже согласилась назваться его сестрой, чтобы надежнее замести следы. Все это свидетельствует о том, что она любила этого человека. Возможно в такой любви есть что-то патологическое и нездоровое – тут я не берусь судить. Я сыщик, а не специалист по нежным чувствам. Но я точно знаю, что Джек Стэплтон ей был не безразличен. И она не могла не знать, что ее муж – преступник.

Я вскипел от возмущения.

- Холмс! Это просто невозможно. Вы ко всем женщинам относитесь предвзято. Все перечисленное вами никак не доказывает вины Бэрил в истории с собакой.

- Стэплтон каждый день отлучался на болота кормить собаку. Неужели у нее ни разу за эти три месяца не возникало вопросов о том, куда он ходит и кому носит еду? Он держал собаку на острове, а вешки на тропинке, ведущей на остров, они ставили вместе. Это сказала нам сама Бэрил! Она бывала на острове и могла дойти туда в любой ясный день.

- Получается, она не могла не знать и про убийство сэра Чарльза при помощи собаки… Именно поэтому она поспешила предупредить сэра Генри!

- Итак, Уотсон, она уже не невинная овечка, а соучастница убийства. Смотрим дальше, – сыщик довольно улыбнулся и снова отпил кофе. – Вы считаете, что Бэрил поехала в Лондон вместе с Джеком Стэплтоном?

- Но вы же сами сказали…

- А теперь я думаю, что она оставалась в Мэррипит-хаусе. Стэплтон сам мог написать сэру Генри анонимное письмо, а присутствие Бэрил в Лондоне могло ему только помешать.

- Но зачем тогда он писал «если вам дорога жизнь, держитесь подальше от торфяных болот»? Он что же, предостерегал от самого себя?

- Это обычная психология, Уотсон, - Холмс зябко повел плечами и, оглядевшись, заметил у себя за спиной открытое окно. - Я абсолютно уверен, что большинство мужчин, получив такой «совет», нарочно отправятся на эти самые болота, - он с шумом опустил раму и обернулся ко мне. - Неужели вам проще поверить, что Бэрил готова была предать своего мужа, с которым она прошла через огонь и воду, ради того, чтобы спасти чужого человека? Если она не нашла в себе желания или сил передать Джека в руки закона за ранее совершенные им преступления, то почему вдруг теперь…

- Потому что она полюбила сэра Генри!

- Вы не перестаете меня поражать, Уотсон. Тогда она еще не знала, как он выглядит! Помните, как она вас приняла за сэра Генри?

- Но… Я ничего не понимаю. Если она не хотела предотвратить преступление, зачем было говорить…

- Это Стэплтон ее научил, для того чтобы создать соответствующую атмосферу. Мортимер, Стэплтон и Бэрил создавали вокруг сэра Генри такую же атмосферу безысходности и страха, какая прежде создавалась вокруг сэра Чарльза. Но потом кое-что изменилось. Сэр Генри влюбился в Бэрил, как мальчишка. Это вовсе не входило в планы Стэплтона. Иначе он не устраивал бы сцен ревности молодому баронету. А после того объяснения на болотах, которое вы, дорогой Уотсон, имели возможность наблюдать, было, видимо, еще одно объяснение - между Джеком Стэплтоном и Бэрил. Возможно именно тогда появились синяки на ее руках и рубец от плетки на шее. Впрочем, возможно, он и позже поднимал руку на свою жену. Однако, если бы она действительно захотела избавиться от деспотичного мужа, то вполне могла бы сбежать в Баскервиль-холл и все рассказать сэру Генри, или хотя бы вам. Ведь Стэплтон не держал ее взаперти.

- Она просто не решалась этого сделать. Ведь она всего лишь женщина, а на такой поступок решился бы не каждый мужчина.

- Возможно вы правы, Уотсон. Но вот какой аргумент был в моих рассуждениях относительно Бэрил решающим. В последний день, когда сэр Генри пришел в Меррипит-хаус, Берилл вышла к гостю…

- Когда я подкрался к их дому, то не увидел ее!

- То есть, вы думаете, Уотсон, что сэр Генри, придя в гости к Стэплтонам, с самого начала беседовал только с Джеком? Если бы Бэрил не вышла к нему хотя бы на полчаса, думаю, он бы очень обеспокоился. Я спрашивал у него потом, так между прочим, выходила к ним во время его последнего визита Бэрил или нет. Оказалось, что, да, спускалась, но не надолго. Когда мужчины после ужина устроились у камина, чтобы выкурить по сигаре, она отправилась спать. Собака была в этот момент уже в сарае. И Бэрил не могла об этом не знать. Однако она не предупредила сэра Генри.

- Она не могла решится на это в присутствии мужа, а он, думаю, вряд ли оставлял их наедине.

- Хорошо. Следующий вопрос. Мы нашли ее в кладовке, на втором этаже, крепко привязанной простынями к деревянной подпорке. Когда Стэплтон ее связал?

- Само собой, после того, как ушел сэр Генри. Негодяй связал ее, а затем выпустил собаку.

- И как вы думаете, мой друг, сколько времени ему понадобилось бы на то, чтобы привязать жену к столбу, если бы она сопротивлялась?

- Она была связана очень добротно… Ну, четверть часа. Или хотя бы минут десять.

- Ожидая в засаде мы находились в полумиле от дома. Молодой Баскервиль торопился, и преодолел это расстояние за пять-шесть минут. Бегущая собака могла преодолеть это расстояние за две-три минуты. Итак, когда сэр Генри ушел, у Стэплтона было не более четырех минут времени. И за это время он должен был выйти из дома, открыть сарай (ведь вы видели, как проверив, все ли в порядке с собакой, и, возможно, уже накрасив ей морду своим святящимся порошком, он вышел и закрыл сарай на замок). Затем он должен был вывести собаку и направить ее по следу. Это все должно было занять две-три минуты. Но ведь прежде он должен был еще связать Бэрил!  Подняться на второй этаж, привязать Бэрил к стойке, обмотав ее всю простынями, и, к тому же, заткнуть перед этим её рот кляпом. Потом спуститься вниз, дойти до сарая, открыть сарай, вывести собаку, привести к порогу дома – оттуда начинался след сэра Генри – и, наконец, пустить собаку в погоню… Все это невозможно успеть за четыре минуты.

- И какой отсюда вывод?

- А вывод такой, что Бэрил, когда ее связывали, не сопротивлялась, а возможно и помогала Джеку. Мало того, я подозреваю, что Бэрил была связана в более-менее спокойной обстановке. И это происходило еще тогда, когда сэр Генри был у них в доме. Однако, если бы Берилл сопротивлялась, сэр Генри услышал бы ее! Значит Берилл не сопротивлялась! А если бы Стэплтон оглушил жену, то ему удобнее было бы оставить ее связанной на кровати или на полу. Приматывать бесчувственного человека простынями к вертикальному столбу очень неудобно. Итак, сам собой напрашивается вывод, что Стэплтон стремился эффектно выставить свою жену невинной жертвой и увести от ответственности. Вы, Уотсон, как и инспектор Лестрейд, всецело попались на эту наживку. Я всегда подозревал за этой дамой двойную игру, но в тот момент не понял всей ситуации. Лишь через пару дней, еще раз внимательно проанализировав все факты, я осознал, сколь велика вероятность того, что Стэплтон остался жив.
Берил и Стэплтон, видимо, пришли к соглашению. В случае неудачи он подготовил себе путь к побегу, а она должна была разыграть роль жертвы деспота-мужа и навести нас на ложный след. Пока мы дожидались утра, чтобы пробраться на остров, Стэплтон вполне мог бежать одному ему известными тропами к железной дороге.

- Так вы теперь уверены, что Стэплтон жив?

- Вовсе нет. Я просто не знаю наверняка, жив он или умер. Но тот ботинок, который я нашел на болоте на самом деле не является доказательством смерти негодяя, как бы я этого ни желал. Стэплтон мог в ту роковую ночь выбросить ботинок в трясину, возле тропинки, и не пойти на остров. Зачем ему было держать на острове «все, необходимое для побега»? Гораздо удобнее хранить саквояж с необходимыми вещами дома. Надо было прочесать местность, а мы ждали, пока туман сойдет с Гимпенской трясины! Она провела нас, как маленьких детей, Уотсон!

- Итак, Стэплтон жив.

- В ту ночь был такой туман… Есть вероятность, что он все же утонул на болотах. Но мог и не утонуть. Даже если он и сбежал, то пока нигде не проявил себя. Я бы на его месте просто уехал из Англии. Что ему здесь делать? Наследства ему теперь не видать в любом случае. А вот на виселицу он отправится точно, стоит ему только попасть в руки полиции.

- В таком случае, даже если Стэплтон жив, сэру Генри ничего не грозит!

- Я тоже так думал, друг мой. Но известие о готовящейся женитьбе сэра Генри и Бэрил заставило меня в этом усомниться.

- Тогда вы должны предупредить сэра Генри!

- Но у меня нет бесспорных доказательств вины Бэрил, друг мой, а мои рассуждения едва ли будут приняты влюбленным сэром Генри. Нам остается надеяться, что Стэплтон действительно погиб той ужасной ночью. Посмотрим, как будут развиваться события.



Развитие событий последовало уже на следующий день. С утра я никак не мог сосредоточиться на приеме посетителей, все время возвращаясь в мыслях к событиям двухгодичной давности, прокручивая их так и эдак. Вероятно, подсознательно я пытался найти брешь в логических построениях Холмса. Не выдержав, я отменил прием и после обеда отправился на Бейкер-стрит. Уже на лестнице я услышал громкие голоса, причем происходило явно что-то неслыханное – Холмс кричал на клиента!

- Нет, нет и нет! Я не возьмусь за это дело, тем более ради вас!

Я взбежал по лестнице, распахнул дверь в гостиную и остолбенел. Холмс – раскрасневшийся, с гневно сверкающими глазами, мерил комнату широкими шагами, а у камина стоял не кто иной, как Мортимер. Доктор представлял собой поистине жалкое зрелище – волосы всклокочены, под глазами круги, взгляд блуждает как у безумца, руки заломлены в отчаянном жесте мольбы.

- Я говорю вам правду - Стэплтон жив! Мистер Холмс, умоляю вас, поверьте мне! Он следит за мной, за сэром Генри… Этой свадьбы нельзя допустить, понимаете, нельзя! Бэрил выйдет за сэра Генри замуж, потом убьет его, получит наследство, и сбежит к Стэплтону!

- Вы сошли с ума, - только сейчас Холмс заметил меня. – Уотсон, вы как всегда кстати. Дайте ему успокоительного.

Прошло еще по меньшей мере четверть часа, пока нам совместными усилиями удалось усадить Мортимера в кресло и влить в него настойку валерьянки, любезно принесенную миссис Хадсон. Тем временем Холмс немного остыл и, усевшись в любимое кресло, заговорил менее раздраженным тоном.

- Вы хоть понимаете, о чем меня просите? Может вы хотите, чтобы я все рассказал сэру Генри? Или вы рассчитываете, что раскрыв ему глаза на Бэрил, я смогу умолчать о вашей роли в этом деле?

На Мортимера было жалко смотреть. Он поник в кресле, закрыл лицо руками и отчаянно разрыдался. Холмс сурово продолжал:

- Если сэр Генри действительно любит Бэрил, он не поверит ни единому моему слову, равно как и вашему.

- Но Стэплтон… - всхлипнул Мортимер.

- Что Стэплтон?! – рявкнул Холмс, снова вскакивая на ноги. – Прекратите истерику, доктор Мортимер! У вас нет никаких доказательств, что он жив и вернулся в Гримпен. Мало ли чей силуэт вы могли увидеть на холме. Двести ярдов - это слишком большое расстояние, чтобы разглядеть лицо человека. И мало ли кто мог оставить свежие следы на этом злосчастном острове? Кроме вас, что ли, никто по болотам не ходит? Это ваши расшалившиеся нервы и нечистая совесть населяют болота призраками. И у вас еще хватило совести приползти ко мне за помощью!

- Но вы должны… - Мортимер вытер лицо платком и покачиваясь, встал. – Вы должны приехать в Баскервиль-холл. Тем более, что сэр Генри все равно приглашает вас с доктором Уотсоном на свадьбу.

- Передайте нашу благодарность сэру Генри, - с саркастической усмешкой слегка поклонился Холмс. – До свадьбы, как я понял из привезенного вами приглашения, еще больше недели. Не вижу причин прямо сейчас бросать все дела и сломя голову мчаться в Девоншир, ловить на болоте призраков. Всего доброго, доктор Мортимер, не смею вас больше задерживать. И не забудьте вашу трость.

Мортимер перевел затравленный, умоляющий взгляд с Холмса на меня, но я отвел глаза.

- Моя смерть, и смерть сэра Генри будут на вашей совести, мистер Холмс, - с какой-то усталой безнадежностью произнес Мортимер. Забрав шляпу и трость, он, неуверенной походкой, как пьяный, покинул гостиную. Когда внизу захлопнулась дверь, Холмс кинулся к окну и буквально прилип к стеклу.

- Вы думаете, за ним следят? – я выглянул в окно из-за плеча Холмса.

- Он пытался меня в этом уверить, но я никого не замечаю.

- Мы действительно приглашены на свадьбу?

- Да, узнав, что доктор Мортимер собрался ехать в Лондон, сэр Генри передал с ним приглашение… Признаться, мне чертовски не хочется туда ехать.

- А если Мортимер прав, и Стэплтон жив?

Холмс неожиданно взорвался:

- И что прикажете мне делать, Уотсон?! Охотиться за ним на болотах? Я не нянька сэру Генри. Он взрослый вменяемый человек и сам способен отвечать за свои поступки. Впрочем, я еще вчера дал телеграмму Бэрримору, чтобы он немедленно известил меня, если в Баскервиль-холле или его окрестностях случится что-то необычное.




Признаться, домой я возвращался с тяжелым чувством. Я понимал нежелание Холмса защищать Мортимера. У меня самого этот человек, после всего, что я о нем узнал, вызывал чувство гадливости. Другое дело – сэр Генри. За него я начал не на шутку волноваться, и мне решительно не нравилась предстоящая свадьба. Все эти раздумья привели к тому, что две ночи подряд меня мучили кошмары. А утром третьего дня, едва я поднялся, запыхавшийся посыльный принес мне записку от Холмса.

«Дорогой Уотсон, как можно скорее приезжайте на Бейкер-стрит. Захватите все необходимое в дорогу и свой револьвер. Игра началась». Прочитав послание я, так быстро, как только мог, собрался в дорогу. Надо было еще забежать к соседу – такому же практикующему врачу, как и я. Мы с ним частенько подменяли друг друга, если в этом возникала нужда. Мэри принесла мой дорожный саквояж с необходимыми вещами, и я тайком от жены положил в него револьвер.

- Ты даже не позавтракал, Джон.

- Дело срочное. Поем по дороге… Может быть меня не будет несколько дней. Я пришлю телеграмму.

- Береги себя, дорогой, - Мэри поправила на мне ворот пальто и вдруг вся прижалась ко мне. – Будь осторожен!

Минуту мы стояли обнявшись, и я в который раз возблагодарил Бога, пославшего мне такую понимающую и любящую жену. Уже садясь в кэб я обернулся и увидел ее силуэт в окне. Махнув на прощание рукой, я приказал кэбмену гнать вовсю. Хотя Холмс не написал, зачем и куда мы уезжаем, я не сомневался – что-то произошло в Баскервиль-холле.

На Бэйкер-стрит дверь мне открыла миссис Хадсон. У нее был расстроенный вид и мокрые глаза. На мой встревоженный вопрос, что случилось, она только махнула рукой.

- Ах, доктор, рано утром ему принесли какую-то телеграмму и как только он ее прочитал, тут же совершенно переменился. С ним невозможно нормально разговаривать… - миссис Хадсон всхлипнула и убежала на кухню.

Я поторопился подняться наверх и застал Холмса уже одетым по дорожному. Его вместительный саквояж стоял у двери, рядом на стуле лежали трость и два свернутых пледа – осень в Англии не лучшее время для путешествий.

- Что-то случилось с сэром Генри? – едва поздоровавшись задал я мучивший меня всю дорогу вопрос.

- Пока еще нет, - Холмс нервным движением достал из кармана смятую телеграмму и протянул ее мне. – Ее принесли рано утром, от Бэрримора.
Начав читать, я не поверил своим глазам.

- «Вчера вечером доктор Мортимер найден мертвым на болоте». Боже мой, Холмс, что это значит?

- Это значит, что мы немедленно едем в Баскервиль-холл, дорогой друг. Надеюсь, мы еще успеем на утренний экспресс.

Только тут я понял причину его дурного настроения.

- Холмс, вы не должны винить себя в его смерти. Кто же знал…

- Я! – гневно вскричал Холмс. – Я должен был это предвидеть. А мне захотелось отомстить Мортимеру за его прошлый обман, за его попытку манипулировать мной! Я виноват в его смерти и теперь найти его убийцу для меня – дело чести.

- Но почему вы уверены, что он был убит? Возможно, это несчастный случай.

Холмс мрачно покачал головой, торопливо укладывая в саквояж револьвер, коробку с гримом и парики.

- Я уверен, Мортимера настиг тот, кого он так боялся… Где же миссис Хадсон? Я ведь просил приготовить нам на дорогу бутерброды!

- Миссис Хадсон плачет на кухне, - сухо ответил я. – Вы ее чем-то сильно обидели.

- Я обидел? Когда? – сильно удивился и кажется встревожился Холмс. – Хм-м… Женщины вечно все усложняют.

Он нервно покусал губы, вздохнул и спустился по лестнице вниз. Хлопнула дверь кухни. Не смотря на серьезность ожидавшего нас дела, я все же не удержался от улыбки. Однажды дав слово Холмсу, я ни в одном из своих опубликованных рассказов не касался его частной жизни. У моих читателей сложилось мнение о миссис Хадсон, как о почтенной даме в летах, тогда как на самом деле она была всего на четыре года старше Шерлока. Для моего друга его квартирная хозяйка стала на всю жизнь единственной любимой женщиной, и более того - другом и помощником в распутывании многих деликатных дел. Они не были официально женаты, и, признаюсь, вначале я считал, что Холмс поступает бесчестно, не узаконив своих отношений с любящей его женщиной. Но со временем я сумел оценить всю глубину их непростых отношений и даже позавидовал другу, которому посчастливилось встретить эту уникальную женщину, принявшую его таким, какой он есть, и согласившуюся на жизнь, полную ожидания и тревог. Если бы Холмс женился, он тем самым подверг бы любимую женщину опасности, и сам стал бы уязвимым. В качестве жены известного детектива миссис Хадсон могла оказаться объектом для мести или шантажа со стороны множества врагов Холмса. Именно поэтому в своих рассказах о моем друге я тщательно старался не допустить даже намеков на истинные отношения, связывавшие Шерлока с его квартирной хозяйкой. В этих же записках я посмел коснуться запретной темы исключительно потому, что не предполагаю публиковать их до разрешения моего друга, и, вполне возможно, они увидят свет лишь после моей смерти. Возможно когда-нибудь на склоне лет я решусь написать всю правду об их отношениях, так не похожих на общепринятые представления о семейном счастье.

Вскоре внизу снова хлопнула дверь и мой друг вихрем ворвался в гостиную с двумя объемными свертками в руках.

- Не устаю повторять, что эмоции вредят здравому рассудку! – Холмс попытался уложить аппетитно пахнущие свертки в свой, и без того переполненный, саквояж,  но, чертыхнувшись, вынул их обратно. – Возьмите это, Уотсон, иначе бутербродам грозит быть расплющенными. Здесь хватит на четверых, так что придется вам постараться.

Уже через пять минут мы мчались в кэбе на Паддингтонский вокзал, откуда ближайшим поездом нам предстояло добраться до Кумб-Трейси, а оттуда уже на коляске доехать до Баскервилль-холла. Выехали на Пред-стрит. Затем наш кэб нырнул под навес съезда вдоль бокового фасада вокзала и вскоре мы высадились на платформе, успев за пять минут до отправления.

Оказалось, что Холмс тоже не успел позавтракать. Глядя на мелькающие за окнами вагона дома, окутанные осенним туманом, мы принялись за бутерброды. Утолив голод, я задал вопрос, пришедший мне в голову еще на Бейкер-стрит:

- А где жила Бэрил эти два года? Ведь ее не привлекли к суду?

- Не привлекли, - кивнул Холмс, откинувшись на спинку сидения и набивая трубку. – Суда, собственно, и не было. Стэплтона сочли мертвым, и дело закрыли. Признаюсь, я собирался проследить за ней, рассчитывая, что если Стэплтон выжил, то рано или поздно они встретятся. Но более насущные дела отвлекли меня, и я знаю лишь, что Бэрил продала Меррипит-хаус и вместе со своей горничной переехала в Лондон. До недавнего времени она снимала недорогую квартиру возле вокзала Ватерлоо. Периодически Бэрил получала небольшие денежные переводы, но от кого – мне не удалось выяснить. Видимо, она следила за новостями в Девоншире, и как только узнала, что сэр Генри вернулся в Баскервиль-холл, сразу же последовала за ним.

- Но, может быть, она действительно любит сэра Генри? Даже если Стэплтон жив, он ничего не сможет им сделать, не выдав себя. Если его опознают, он прямиком отправится на виселицу. Ему просто нечем шантажировать ни сэра Генри, ни Бэрил.

- Если он действительно появился в Гримпене, Уотсон, а я все же надеюсь, что это не так, то либо он в сговоре с Бэрил, как утверждал покойный Мортимер, либо он обезумел от ревности и тогда опасность грозит и сэру Генри и его невесте. Но пока у нас слишком мало данных для того, чтобы делать выводы.

На этом Холмс умолк, и весь оставшийся путь мы провели в молчании.

Сэр Генри прислал за нами открытую коляску. Знакомый мне кучер Джон Хобкинс, нескладный малый с угловатыми чертами лица, снял шляпу, приветствуя нас. Дул сырой северный ветер, так что захваченные Холмсом пледы пришлись как нельзя кстати. Во время пути Холмс по-прежнему не проронил ни звука, не откликаясь на мои попытки поделиться своими воспоминаниями об этих местах. Из тяжкой задумчивости Холмс вышел лишь когда мы подъехали к Баскервиль-холлу.

Признаться, мы оба были поражены, увидев множество изменений, произошедших в поместье. У ворот старый каменный домик привратника, который я помнил полуразрушенным, щеголял новой крышей и в целом производил впечатление спешно отремонтированного. Перед ним стоял еще один домик, строительство которого, как я помнил, началось еще при сэре Чарльзе. Теперь он был полностью достроен и по всем признакам, оба дома были обитаемы. Мало того, к новому домику со стороны дороги был сделан пристрой из грубо сколоченных досок, больше всего напоминавший огромный ящик для хранения угля. Из металлической крыши сооружения торчала высокая черная труба, которая дымила, как паровоз. Старые деревья, идущие двумя рядами от ворот, обрели теперь аккуратный вид – ветви их были обрезаны так, что больше не смыкались сумрачным сводом над головой, и аллея, просвеченная выглянувшим из-за туч солнцем, предстала перед нами во всей красе зрелой осени. Справа за рядом деревьев, до самого дома мелькали какие-то столбы.

Сама аллея была тщательно подметена, а все опавшие листья кто-то собрал в кучи на обочинах. Здание Баскервиль-холла уже не было сплошь увито плющом. Растениям пришлось уступить большую часть своих прежних владений. Хотя солнце еще не закатилось, над входом горели два ярких фонаря.

- Фонари Эдисона и Свана по тысяче свечей, - пробормотал Холмс. – А тот канат, что висит на столбах, видимо, провод для электрического тока! Сэр Генри не терял времени даром.

Сквозь окна здания на тщательно подстриженный газон лился яркий свет, а из труб над Баскервиль-холлом вился уютный дымок.

- Добро пожаловать, дорогой Уотсон! – сэр Генри, чуть располневший, розовощекий, встретил меня у порога с распростертыми объятиями. - Мистер Холмс! Мистер Холмс, как же я рад вас снова видеть! – он прочувствовано пожал Шерлоку руку. – Я должен немедленно с вами поговорить… О, черт! -
Фонари над входом погасли.

- Опять?! В чем дело, Бэрримор? – сэр Генри возмущенно всплеснул руками.

- Не имею понятия, сэр, - невозмутимо ответил дворецкий, двигаясь мимо сэра Генри прямо к нам. - Добро пожаловать в Баскервиль-холл, господа, - он торжественно поклонился, а затем в пол голоса спросил Холмса: – Вы получили мою телеграмму?

- Да, конечно. Спасибо, Бэрримор.

Дворецкий, кивнув, принял у нас багаж и передал его тощему молодому человеку, одетому в яркий сюртук с фалдами и пуговицами, на которых был изображен фамильный герб рода Баскервилей.

- Доктор Уотсон, вы будете жить в той же спальне, что и прежде. А для вас, мистер Холмс, мы подготовили комнату напротив, рядом со спальней сэра Генри. Проводи господ в правое крыло, Чарли.

- Слушаюсь, сэр! – гаркнул лакей, вытянувшись по стойке смирно и нервно дернув кадыком. Затем, не выпуская саквояжей из правой руки, а пледов из левой, он попытался сделать приглашающий жест, и двинулся внутрь дома.

Сэр Генри, сокрушенно вздохнул:

- Наверное, опять барахлит динамо-машина… Пойду, посмотрю, что у них там на этот раз. Прошу вас, друзья мои, располагайтесь, отдохните с дороги. Мы поговорим обо всем за обедом. Обед у нас… - сэр Генри вопросительно глянул на Бэрримора.

- Через сорок минут, сэр.

Хозяин Баскервиль-холла стремительно умчался куда-то в сторону выхода из поместья. А мы с Холмсом вошли в дом и медленно двинулись по знакомым помещениям, ошарашено оглядываясь вокруг. Перемены бросались в глаза с первых шагов. В окна холла были вставлены новые рамы. В них вместо старых переплетов с мелкими ячейками стояли широкие стекла, поэтому холл казался теперь более просторным и светлым. Нетронутым осталось только одно окно в боковой стене, украшенное старинным цветным витражом. На стенах больше не висело оленьих голов, а щиты с гербами были дополнены развешенным тут и там старинным оружием. У входа в столовую стояли начищенные до стеклянного блеска ростовые латы времен Генриха VIII.

Но больше всего нас поразили изменения в столовой. Теперь это была светлая комната, обитая дорогими ткаными шпалерами. Закопченный прежде потолок был покрыт побелкой, а огромные потолочные балки - покрашены в светло-коричневые тона. Запах краски еще ощущался в воздухе. Прежняя лампа с абажуром исчезла, а вместо нее на изящных бронзовых цепях висели две роскошные люстры, отдаленно напоминающие средневековые колеса с укрепленными на них свечами. Но вместо свечей блестели стеклом десятки маленьких электрических ламп. Только ряд фамильных портретов рода Баскервилей напоминал теперь о прежней мрачной атмосфере столовой. Холмс прошелся вдоль вереницы портретов.

- Уотсон, вам не кажется что здесь кого-то не хватает?

- Действительно - вот пустое место... Сэр Генри велел убрать портрет Хьюго Баскервиля? Неудивительно, учитывая, какие воспоминания он должен был у него вызывать.

- Это из-за нее убрали портрет сэра Хьюго, - Бэрримор возник в столовой совершенно бесшумно. В голосе обычного невозмутимого дворецкого сквозила обида.

- О, хорошо что вы здесь, Бэрримор, - обернулся к нему Холмс. – Под «ней» вы, конечно, подразумеваете миссис Стэплтон?

- И что сказал на это сэр Генри? – уточнил я.

- Сэр Генри велел убрать портрет Хьюго Баскервиля по ее просьбе. Сам бы он ни за что…

- А скажите, далеко ли отсюда было найдено тело доктора Мортимера? – прервал его Холмс. - Я хотел бы осмотреть это место после обеда.

- Я пришлю мальчика, он вас проводит, - ответил Бэрримор, поджав губы, и с достоинством удалился.



Из столовой мы вернулись в холл, поднялись по лестнице на галерею и оттуда, вслед за поджидавшим нас Чарли, прошли в правый коридор, в отведенные нам апартаменты. Реконструкция, слава богу, почти не коснулась второго этажа. Переодевшись к обеду, я вышел на галерею, и сверху  увидел Бэрил. Она почти не изменилась – все такая же стройная, изящная, разве что немного похудела, да в черных как вороново крыло волосах, кажется, блеснула пара седых прядей. Ее прекрасное лицо с тонкими чертами чуть осунулось и утратило былой румянец. Рядом с ней стоял Холмс, и они о чем-то оживленно беседовали в полголоса. Но к тому моменту, когда я спустился с галереи, к ним уже присоединился сэр Генри. Я сдержанно поклонился Бэрил, произнеся несколько приличествующих ситуации слов, она ответила так же – ничего не значащими дежурными фразами. Легкий акцент, быстрый взгляд из-под ресниц, обметанные губы… Как врач, я заподозрил было кожное заболевание, но быстро понял, что Бэрил просто искусала себе губы. Это было еще одно видимое проявление того страха, что проглядывал в ее глазах. Но сэр Генри казалось не замечал состояния своей невесты. Оживленно рассказывая о планах перестройки поместья, он повел нас в столовую. Здесь нас ждал еще один сюрприз. Обед был не просто хорош, он оказался великолепен. Классическая английская кухня в самом лучшем исполнении.

- Я выписал шеф-повара из Лондона, - пояснил сэр Генри, с довольным видом откинувшись на высокую спинку кресла и озирая уставленный серебряными приборами стол. – Овсянка, конечно, полезна для пищеварения, но я сторонник разнообразия в питании. Если бы вы знали, друзья мои… Едва приехав сюда, после двух лет отсутствия, я словно вернулся в прошлое. И мне так захотелось все здесь изменить, встряхнуть эти болота!…

Кроме нас за столом присутствовал тот самый инженер, который занимался проведением электричества во всем поместье. Это был тощий немец с высоким лбом, живым взглядом, сверкавшим из-под пенсне, и носом, выступавшим как клюв хищной птицы. Он, пожалуй, казался бы высоким, если бы не сутулился. 

- Познакомьтесь, джентльмены, - представил его сэр Генри. - Иоган Блицкугель. Специалист по электричеству. Он приехал сюда по моему приглашению, из Нью-Йорка.

- Из Нью-Йорка? – удивился я.

- Мой отец, Дитрих Блицкугель, эмигрировал в Америку из… Хессен-Дармштадт, - он привстал и церемонно поклонился. - Я провел юность в Америке и легко понимай по-английски. Я иметь инженерный диплом и проделал сам много опыт с электрический ток. Когда я был на демонстрации возможность электрический свет, то имел честь ассистировать самому Томасу Эдисону. О, это было самый прекрасный вид в моей жизни, когда на улицах Нью-Йорка зажегся электрический свет! – глаза инженера горели таким энтузиазмом, что, казалось, электрические лампы могут включиться от одного только его присутствия. Его увлеченность и безграничная вера в прогресс были весьма заразительны и, видимо, сэр Генри попал под его обаяние. - Я три года изучал Эдисонский технология света. Что есть лампа накаливания, что есть электрический выключатель и какой силы ток бежать по проводам… Когда много технический термин я еще говорю с небольшой немецкий акцент. О-кей?

- Надеюсь, электричество ему подвластно в большей степени, чем английская речь? – негромко уточнил Холмс у сэра Генри, сидевшего рядом с ним.

- О, это лучший специалист, которого мне удалось раздобыть в Нью-Йорке. После последних демонстраций Томаса Эдисона, когда он осветил своей иллюминацией почти весь Манхеттен, они там все с ума посходили. Специалисты нарасхват. Пришлось взять этого немца. С языком у него, конечно, не очень, но по электрической части он дело знает. Мы сделаем не просто электрическое освещение. У нас уже есть своя электростанция! Представляете, какая экономия на медных проводах! Он установил динамо-машину прямо в бывшей сторожке. А двигатель, который вращает машину, мы сняли со старого паровоза. Вся эта затея с электричеством обошлась мне втрое дешевле, чем я рассчитывал. Эдисон постоянно снижает цену на свои лампы, а инженерные решения, которые предлагает господин Блицкугель, экономят мне еще больше.

- Электрический свет не есть роскошь для богатых. Пройдет десять лет и любой человек сможет включить электрический лампочка в своем доме! – с жаром поддержал его Блицкугель. – Богатый человек первым покупайт электрический свет. Но придет время, когда прогресс станет доступным для каждого! Томас Эдисон не прекращайт свой опыты, чтобы электрический свет стал дешевле, чем  свечка!

- А зачем было подвешивать медные провода на столбы? – поинтересовался Холмс.

- О, я вижу вы понимаете толк в электричестве! – просиял Блицкугель, услышавший вопрос с другого конца стола. - Провода можно положить на земля, но тогда надо делать специальный… футляр. Чтобы человек, прикоснувшись к оголенный провод не получил… разряд, – он резко махнул правой рукой, видимо, изображая удар молнии, и в глазах его словно бы сверкнули искры.

- И все равно, найдется какой-нибудь Джонни или Билли с лопатой, который, копаясь в саду зацепит провод, пробьет изоляцию и будет убит электрическим током, - вмешался сэр Генри. – Поэтому мы решили провести электричество по проводам над землей. Случайно на столбы никто не полезет, так что провод можно даже не закрывать изоляцией.

- Воздух сам есть лучший изоляция, вот что я скажу, - подхватил Блицкугель.

– А в сам дом я провел провода с изоляция. Каждый провод в самый лучший чехол из каучук! Никакой опасности! Можно хватать рукой, когда подключен ток, и ничего не поломайт. Все провода прицеплены под потолок, чтобы никому не мешать. Выключатель из хромированная сталь и каучуковый изоляция… Мы все здесь перевернуть! – инженер с энтузиазмом потер руки. - Не пройдет и неделя, как все увидят Баскервиль-холл в новый свет!

Бэрил оставалась к разговору безучастной. Она почти ничего не ела за обедом, а к десерту даже не притронулась. Едва ли отдавая себе отчет в том, что делает, она все время сворачивала и разворачивала салфетку, отрешенно глядя куда-то в пространство. Порой Бэрил как будто спохватывалась и, торопливо улыбаясь, смотрела на жениха. Я обратил внимание, что на безымянном пальце ее левой руки надето изящное золотое кольцо с одним крупным бриллиантом. В высшем свете недавно стало модно дарить именно такие кольца при помолвке невесте. Мне же пришлось год назад обойтись вовсе без обручального кольца. У меня, увы, нет богатых дядюшек, а от несметных сокровищ Агры моей Мэри досталось лишь несколько жемчужин. Так что мне пришлось подарить любимой женщине лишь одно колечко – на свадьбу – причем из не самого высокопробного золота, и вовсе без драгоценных камней.

Из-за странного поведения Бэрил обстановка за столом понемногу становилась напряженной, и мне захотелось ее как-то разрядить.

- А как поживает этот забавный сутяга Френкленд? – с улыбкой обратился я к сэру Генри.

- О, старик умер еще до моего возвращения в Девоншир. Сейчас в Лефтер-холле живет его дочь, Лаура Лайонс. Кстати, полученное небольшое наследство она почти полностью потратила на свой бракоразводный процесс. И насколько я знаю, скоро добьется желанной свободы.

Я заметил, как при упоминании имени Лауры скривились губы Бэрил. Украдкой взглянув на Холмса, я убедился, что и он наблюдает за невестой сэра Генри.

По окончании обеда сэр Генри пригласил нас с Холмсом в свой кабинет - выкурить по сигаре и пропустить по рюмочке шерри. И едва Бэрримор, наполнивший всем бокалы, удалился, как молодой баронет взял быка за рога:

- Послушайте, мистер Холмс, меня уже мутит от слухов про этого Стэплтона. Вы же сами говорили, что он умер там, на болотах. Почему его до сих пор все боятся?

- Кто именно? –  не успевший зажечь сигару, Холмс подался вперед, как гончая, почуявшая след.

- Да все! Бэрил, этот несчастный доктор Мортимер. Даже Бэрримор. Он ничего не говорит, но вы бы видели, с каким лицом он перевешивал портрет этого чертова сэра Хьюго!

- Кстати, а куда вы его перевесили? – уточнил Холмс.

- Какая разница?! В библиотеку, наверное… - сэр Генри затянулся сигарой, выпустил целый клуб дыма, и продолжил уже более спокойным тоном. - Поймайте этого Стэплтона, если он жив,  мистер Холмс, я вас очень прошу. А если он умер, то докажите всем, что он умер. Я заплачу. Сколько нужно заплатить? Я не могу видеть, как она боится.

- Может быть, ее кто-то шантажирует? – предположил я.

- Н-не знаю, - он сделал большой глоток из бокала. – С недавних пор она никуда не выходит. Раньше она любила гулять одна по болотам. А теперь отказывается ходить туда даже со мной… Если вам нужны для поисков надежные, решительные люди, скажите Джеймсу. Он все устроит.

- Джеймс? - поднял бровь Шерлок Холмс.

- Ну да, старина Джеймс Марлоу. Отставной шериф из Дакоты. Он был приятелем моего отца. Я повстречал его снова во время моего кругосветного путешествия… Знаете, Холмс, с какой скоростью он выхватывает свой кольт? Он спас нам жизнь на Больших Озерах во время охоты на гризли. У Джеймса в Америке были кое-какие проблемы, и я привез его в Англию.

- И он сразу приехал сюда с вами из Лондона?

- Нет. Джеймс собирается открыть в Лондоне магазинчик - он прекрасно разбирается в оружии. Он с сыновьями как раз занялся этим новым бизнесом, но тут Мортимер поднял панику, началась вся это суета, и, чтобы Бэрил не боялась, я немедленно вызвал Джеймса в Баскервиль-Холл. О господи, если бы только можно было взять взвод солдат и хорошенько прочесать все эти болота!.. Но мне так не хочется огласки перед свадьбой, понимаете?.. И я вас прошу, ради бога, мистер Холмс, в этот раз не надо вмешивать в дело полицию.
Холмс сухо кивнул.

- Ваша позиция в этом деле мне ясна, сэр Генри. Но я ничего не могу обещать. Порой доказать смерть человека весьма затруднительно, особенно, если в нее не хотят верить. Возможно вам действительно угрожает серьезная опасность, но совсем с другой стороны.

- И вы туда же, - сэр Генри скривился. – К чему все эти грязные намеки? Мне не удивительно было слышать подобное от Мортимера, но вы… - он затушил сигару, кинув её в недопитый бокал, и твердо глянул Холмсу в глаза. - В конце концов, если вам известно про нее что-то действительно компрометирующее, то скажите мне об этом прямо сейчас.

- Сейчас у меня нет таких доказательств, которым вы могли бы поверить, - холодно ответил Шерлок. – Но я бы на вашем месте еще до свадьбы составил завещание, по которому не оставил Бэрил никакой значительной суммы денег. И я бы сделал так, чтобы она это завещание увидела. Я понимаю, что это для вас трудный и неприятный шаг, но уверен, что он обезопасит вас надежнее, чем десяток наемных головорезов с револьверами.

Сэр Генри вскочил из-за стола, как ужаленный. Его лицо покраснело, а руки сжались в кулаки:

- Вы забываетесь, мистер Холмс!

Холмс спокойно выдержал его бешенный взгляд.

- Вы хотели услышать мое мнение, так извольте его слушать. А если моя помощь вам не нужна, то позвольте нам откланяться, - мой друг встал и положил на стол так и не прикуренную сигару. – Надеюсь, Уотсон, мы еще успеем на вечерний поезд?

- Нет! Постойте, - сэр Генри, обхватив голову, безвольно рухнул в кресло. – Доктор Уотсон, мистер Холмс! Прошу вас, не оставляйте меня одного на этих чертовых болотах... Я думал, что пригласил вас на свою свадьбу, но выходит, я опять навязываю вам какую-то  запутанную историю… - баронет потянулся к бокалу с шерри, но увидел торчащую из него сигару, вздрогнул, и отставил бокал подальше.  - Этот паникер Мортимер… я не верю ни единому слову из того, что он мне наговорил. Но тогда какого черта он умер?! Я ничего уже не понимаю. Я хочу сделать как лучше, но все опять летит кувырком! Но я люблю эту женщину, и она любит меня, вы это понимаете? – простонал он.

- Это я понимаю, - мрачно улыбнулся Холмс,  – и тем не менее, прошу внимательно обдумать мой совет.

Не поднимая головы сэр Генри глухо ответил:

- Нет. Либо я верю Бэрил и женюсь на ней, либо не верю и не женюсь.




Оставив баронета в одиночестве, мы вышли в холл.

- Ваш дорогой сэр Генри сильно изменился, вы не находите, Уотсон?

- Путешествие действительно пошло ему на пользу. Он стал более уверен в себе, как мне показалось.

- Уверен в себе… - нехорошо ухмыльнулся Холмс. – Знаете, дорогой друг, у меня нет причин жалеть Стэплтона. Но мне не нравится та роль, которую сэр Генри отвел мне в этой истории. Я не наемный убийца, а сэра Генри устроит только мертвый Стэплтон.

- Так вы не возьметесь его искать? – удивился я.

- Отчего же? Мне и самому хочется завершить эту затянувшуюся историю. Вот только я не уверен, что она закончится именно так, как этого хочется сэру Генри… А, вот должно быть нас дожидается тот самый юный джентльмен, которого обещал прислать Бэрримор.

Действительно, у входа на стуле со скучающим видом сидел мальчик лет десяти. Одетый в добротный пиджак, жилет и брюки из хорошего сукна, он производил впечатление скорее хозяйского родственника, чем слуги.

- Это мой племянник Джимми, господа, - пояснил подошедший Бэрримор. – Он проводит вас к тому месту, где нашли доктора Мортимера.

- Хорошо. Я думаю, что это не займет много времени. А по возвращению, я бы хотел переговорить с вами, Бэрримор, - негромко ответил Холмс. В ответ дворецкий коротко поклонился и направился дальше своей величавой походкой.

Наша прогулка почти ничего не дала. Рано утром прошел сильный дождь, все следы, даже если они и были, размыло. Гораздо больше информации предоставил нам Джимми. Он охотно болтал всю дорогу, явно гордясь своей ролью провожатого великого сыщика.

- Да, сэр, это я нашел его, сэр! Я бегал по поручению сэра Генри на почту и увидел доктора тут, – на тропинке… А его саквояж валялся радом. Он был раскрыт и мне показалось, сэр, что кто-то в нем порылся… Нет, сэр, полисмен потом сказал, что доктора не ограбили – деньги и документы при нем – вот как он сказал. Даже не представляю, что еще можно было взять в саквояже – там были только лекарства и всякие докторские штуки…

- Морфий? Кокаин? – предположил Холмс, глянув на меня. – Стэплтон употреблял наркотики?

- Ничего об этом не слышал, - покачал я головой. – Возможно, он был ранен? Скажи, Джимми, одежда доктора Мортимера не была порвана или в беспорядке?

- Нет, сэр, - твердо ответил мальчик. – Одежда была в полном порядке. И на его трости тоже не было никаких следов крови.

Холмс одобрительно кивнул мальчику.

- А до Гримпена отсюда далеко?

- Да рядом. Вот за этим холмом уже видны дома.

Холмс быстро поднялся по тропинке на холм и огляделся вокруг. Мы поднялись следом. Действительно, с холма открывался прекрасный вид на эту невзрачную деревушку, в которой самыми солидным строениями были гостиница и находящийся совсем неподалеку от холма дом Мортимера.

- А почта находится во-он там, в лавочке – указал пальцем мальчишка.

- Я знаю, - кивнул Холмс, то ли мальчишке, то ли каким-то своим мыслям. Он, казалось, выяснил что-то важное и, вдохнув осенний воздух, широко улыбнулся.

– Однако, осенью эти болота бывают удивительно красивы. Орхидеи уже зацвели… Но нам пора возвращаться в Баскервиль-холл.

На обратном пути, еще раз расспросив мальчишку, и выяснив, что ему больше нечего добавить, Холмс похлопал его по плечу:

- Я вижу, ты смышленый парень, Джимми. Вот, держи, - он протянул пареньку шиллинг. – Вполне вероятно, что завтра мне потребуется твоя помощь.
Мальчик просиял.

- О, я всегда к вашим услугам, сэр! Помогать вам – это большая честь для меня, сэр!

- Только учтите, молодой человек, - строго погрозил пальцем Холмс. – Никто не должен знать о нашем сотрудничестве. Никому не слова, понятно?

- Понятно, сэр… - заметно сник Джимми.

У входа в дом мы увидели невысокого, коренастого мужчину. Он курил сигару, небрежно опершись плечом о дверь. Незнакомец был одет в новый, добротный твидовый костюм, но при этом на голове его красовалась изрядно потрепанная шляпа с широкими полями. Когда мы подошли поближе, я отметил внимательный, словно бы ощупывающий взгляд его голубых глаз.

- Полагаю, это и есть мистер Джеймс Марлоу, который умеет быстро выхватывать револьвер, - пробормотал Холмс с удивившим меня сарказмом.

При нашем приближении, незнакомец выпрямился и небрежным движением приподнял шляпу.

- Добрый день, джентльмены. Полагаю, вы - Шерлок Холмс? – он ткнул в направлении Холмса дымящейся сигарой, - а вы, - он ткнул он сигарой в мою сторону, - автор этих забавных журнальных детективов, доктор Уотсон?

- Забавных? Что же в них забавного? – я растерялся, не зная, как реагировать на такую, характеристику, не то уничижительную, не то похвальную, причем от совершенно незнакомого мне человека. – А с кем я, собственно, имею честь?…

- Добрый день, мистер Марлоу, - коротко поклонился Холмс. – Я слышал, вы собираетесь открывать в Лононе оружейный магазин для респектабельных покупателей?

- Верно, - удивился американец.

- Тогда я посоветовал бы вам взять несколько уроков по хорошим манерам. Или, в крайнем случае, нанять специального человека для работы с клиентами. Лондонская публика избалована обходительным обслуживанием. Ваша американская простота и бесцеремонность могут оттолкнуть многих серьёзных покупателей.

- Вот как? - отставной шериф холодно прищурился и смерил Холмса с ног до головы вызывающим взглядом. – Что еще вы мне посоветуете, мистер Холмс? Уж по крайней мере охранять сэра Генри от всяких проходимцев я сумею получше, чем некоторые…

- Быть может, мы предоставим судить об этом самому сэру Генри? - язвительно улыбнулся Холмс, и, еще раз поклонившись, прошел в дом.

- Прошу не сердиться на него, мистер Марлоу, - попытался я загладить инцидент. - В Англии действительно не принято тыкать в людей сигарой, обращаться не представившись и…

- Зато в Англии принято оставлять клиента наедине с убийцами и огромными разъяренными собаками! – сквозь зубы прорычал Джеймс Марлоу. Похоже, Холмс задел его за живое. – В Англии сперва собирают все улики и доказательства, а уж потом вежливо арестовывают преступника. Причем, скольких человек этот преступник отправит на тот свет, пока вы ищите доказательства, - это неважно. Главное, чтобы был соблюден закон и приличия!  Я много разговаривал с сэром Генри об этом деле, – продолжил он, снова взмахнув сигарой. - И советую вам кое-что запомнить: когда я работал шерифом, то сначала всаживал убийце пулю, а уж потом искал доказательства. И поверьте мне, доктор Уотсон, десятки честных граждан остались живы и здоровы благодаря этому нехитрому методу. И я не позволю больше использовать сэра Генри, моего друга и благодетеля, как наживку для поимки преступника. Если он вас, по доброте своей, снова нанял, - это его дело, но...

- Уотсон, вы идете? – открыв дверь, окликнул меня Холмс.

- А, мистер великий детектив! Вы еще здесь?

- И в ближайшем будущем собираюсь находиться в этом доме, как бы это вас, мистер Марлоу, не раздражало. Но не беспокойтесь понапрасну, мое присутствие здесь не лишит вас работы.

Оставив разбушевавшегося шерифа снаружи, за дверью, я попытался повторить Холмсу все его претензии, но мой друг жестом прервал меня.

- Не утруждайтесь, Уотсон. Я все слышал, - он устало вздохнул. – Боже мой, этот Марлоу - тот же Лестрейд, но без полицейских полномочий и без присущего Скотланд-Ярду уважения к закону. Только этого нам здесь не хватало.

До ужина еще оставалось полтора часа. Я ушел в свою комнату отдохнуть и должно быть задремал. Разбудил меня звук гонга – еще одно нововведение в Баскервиль-холле – извещающий о времени ужина. Спешно приведя себя в порядок, я зашел за Холмсом, но его в комнате не оказалось. Ужинать мне пришлось в одиночестве. Сэр Генри, к неудовольствию Бэрримора, лично руководил проводкой электричества на второй этаж дома. Марлоу демонстративно не отходил от него ни на шаг. Бэрил, по словам ее горничной, отказалась от ужина из-за недомогания. Где пропадал Холмс, мне так никто и не смог сказать. К моему удивлению, он появился к концу ужина вместе с Бэрил. Молодая женщина выглядела гораздо лучше, чем днем. В ее глазах появилось если не спокойствие, то по крайней мере надежда, особенно когда она смотрела на Холмса.

После ужина мы с моим другом вышли в холл.

- Полагаю, здесь можно говорить свободно, не опасаясь, что нас услышат особо любопытные уши, - пояснил Холмс, закуривая трубку. – К тому же на втором этаже сейчас немного шумно. Вероятно, они хотят до ночи закончить прокладку проводов…

- Вы не одобряете прогресс, мой дорогой друг? – усмехнулся я.

- Одобряю. Но считаю, что сэр Генри крайне неудачно выбрал время для столь масштабных ремонтных работ в Баскервиль-холле. Впрочем, отчасти вы правы – я действительно не доверяю электричеству. Ведь это еще одна возможность подстроить несчастный случай и при этом избежать подозрений, - Холмс покачал головой. – На месте сэра Генри я повременил бы с проводкой электричества в свою спальню.

- Вы все еще подозреваете Бэрил?

- Я по-прежнему не исключаю, что она представляет опасность для нашего подопечного. Пока вы отдыхали, я побеседовал с Бэрримором. Он крайне плохо относится к невесте своего хозяина. И его жена, кстати, тоже. Впрочем, это понятно. Новая хозяйка Баскервиль-холла наверняка захочет навести здесь свой порядок, и прежней вольной жизни у экономки уже не будет. Но ничего конкретного против Бэрил они мне не сообщили. Она почти не выходит из поместья, а если куда-то выезжает, то только вместе с сэром Генри. Тереза - ее личная горничная, – кстати, та самая, что служила у нее в Меррипит-хаусе – покидала Баскервиль-холл только вместе с хозяйкой. Должен заметить, Бэрримор устроил за невестой своего хозяина и за ее горничной настоящую слежку. Он даже наблюдает за их окнами ночью – на случай, если бы они подавали кому-то сигналы. Но пока ему нечем похвастаться. Еще я узнал от нашего верного дворецкого, что именно Бэрил настояла на отказе от оглашения и на браке по лицензии.

- Но что в этом особенного, Холмс? Сейчас оглашение уже выходит из моды, по крайней мере в городах. Я тоже женился по лицензии. Это позволяет ускорить процедуру и обойтись без предварительного оглашения имен жениха и невесты в церкви.

- Насколько я знаю, оглашение проводится до свадьбы во время, по меньшей мере, двух или трех воскресных служб в приходской церкви. Имена жениха и невесты объявляются во всеуслышанье. Бэрил не желает огласки до свадьбы и не желает ждать еще две недели. Следовательно, она все же подозревает, что ее муж может оказаться в живых.

- Возможно, она просто не желает лишних пересудов? – предположил я. - Ведь о ней наверняка ходит немало сплетен в Девоншире. Во всяком случае, отказ от оглашения – это еще не повод подозревать её в заговоре против сэра Генри. Даже если допустить, что ее прежний муж жив.

Холмс с досадой поморщился.

- Тут все очень сложно. Бэрримор передал мне слова врача, освидетельствовавшего смерть Мортимера. Похоже на то, что наш доктор действительно встретил своего бывшего сообщника и умер от страха. Но куда же потом делся Стэплтон? Где он скрывается сейчас? Бэрил клятвенно уверила меня, что не видела его.

- Она могла обмануть вас, притвориться... – я пожал плечами.

- Нет, Уотсон. Может я и плохо понимаю женщин, но так не притворяются. Бэрил смертельно испугана. И она уверена, что муж вернулся, чтобы отомстить ей и сэру Генри. Я только что имел с ней продолжительную беседу. Бэрил призналась, что ее муж действительно выжил в ту ночь два года назад. Потом он уехал в Шотландию, в Глазго. Там он связался с довольно известной бандой грабителей. Несколько раз он присылал ей деньги, но вот уже год, как она не получала от него вестей. Более того, Бэрил показала мне газету, в которой сообщалось об уничтожении той самой преступной банды, в которую входил Стэплтон. Там перечислены имена убитых в перестрелке преступников. Под одним из этих имен скрывался Стэплтон. Так что к тому моменту, когда сэр Генри вернулся в Девоншир, Бэрил имела все основания считать себя настоящей вдовой. Но не смотря на это, теперь она уверена, что муж жив и намерен отомстить ей за измену. Поэтому он и скрывается где-то поблизости, но не дает о себе знать, - Холмс задумчиво посмотрел в окно. – Но где?…

- Помниться, вы довольно долго скрывались здесь на болотах… - глянув в окно я зябко поежился. Тучи снова затянули небо и накрапывал дождь.

- Однако же не в одиночестве! Мне носили еду, как, впрочем, и каторжнику Селдену… Когда Мортимер поднял тревогу и сэр Генри вызвал Марлоу, тот приехал с двумя помощниками – своими сыновьями. Вооружившись револьверами, эти ковбои устроили настоящую облаву на болотах. Они втроем прошлись по всем тропинкам, по всем потаенным местам, на которые им могли указать слуги и знакомые сэра Генри. Марлоу, конечно, болван, но очень энергичный и целеустремленный. Они побывали на развалинах, где прятался Сэлдон, и в пещере, где я скрывался в свое время, и еще в десятке других укромных мест. Они даже нашли проводника из местных пастухов, и пробрались на остров, где Стэплтон прятал собаку. Там они нашли свежее кострище, но никого не встретили. После этого сыновья Марлоу вернулись в Лондон, а он сам остался тут, в качестве телохранителя сэра Генри.

- Простите, Холмс, но откуда вы все это знаете? Марлоу сам это вам рассказал?

- Ему пришлось это сделать, фактически по приказу сэра Генри. Вынужден признать, что эти ковбои свое дело знают. Будь Стэплтон обычным уголовником с Дикого Запада, они бы его непременно  поймали. Но, увы, Стэплтон знает эти болота гораздо лучше них. Если он где-то прятался, то они его просто спугнули. И совершенно напрасно. Если бы он до сих пор скрывался на болотах, выследить его было бы легче. А теперь он, скорее всего, вообще уехал из этих гиблых мест, - Холмс снова поглядел в окно, на расстилавшуюся вдали болотистую равнину.

- Скрываться сейчас на болотах непросто, - заметил я. – Верный способ схватить простуду, а то и заболеть посерьезнее.

В ответ Холмс неожиданно радостно хлопнул меня по плечу.

- Вы как всегда кстати со своими отвлеченными замечаниями, дружище. Поэтому-то он и искал лекарства в саквояже доктора Мортимера!

- Но не мог же он умереть от простуды? – запротестовал я. – Где тогда его тело? А если он лежит больной, то в каком месте?

- Вот именно. Где? - Холмс задумчиво побарабанил пальцами по перилам лестницы, ведущей наверх. – Отправляйтесь-ка спать, дорогой друг. А я, пожалуй, выкурю еще пару трубок.



На следующее утро, когда я проснулся, Холмса уже не было в Баскервиль-холле и никто не видел, как он ушел. В этот день мне выдалась возможность попрактиковаться в качестве психоаналитика, выслушивая и успокаивая сэра Генри. Словно и не прошло двух лет. Словно вновь бродило вокруг Баскервиль-холла какое-то дьявольское создание. Впрочем, если верить Холмсу, то так оно и было.

Холмс вернулся поздним вечером, когда мы уже успели поужинать, и я начал беспокоиться, а сэр Генри просто не находил себе места. Поэтому, как только Бэрримор известил, что мистер Холмс появился на дорожке, ведущей к дому, все мы – и я, и сэр Генри, и неизменный Марлоу, поспешили в холл. Признаюсь, что долгие годы сотрудничества с Холмсом не прошли для меня даром и я сразу отметил, что выглядит мой друг довольно странно для человека, весь день бродившего по осенним болотам – одежда сухая и чистая, на ботинках почти нет грязи. Марлоу, окинув взглядом моего друга, недоуменно приподнял бровь. Мрачно оглядев нас, Холмс попытался было проскочить на лестницу, но сэр Генри решительно схватил его за рукав пальто.

- Ну что, мистер Холмс, есть новости?

- Увы, сэр Генри, пока не могу вас ничем порадовать, - сухо ответил Холмс. – Прошу меня простить, но я хотел бы немного отдохнуть.

Джеймс Марлоу ехидно хмыкнул и выразительно пожал плечами.

- Прикажете подать вам ужин в комнату, сэр? – осведомился Бэрримор.

Холмс покачал головой.

- Благодарю вас, Бэрримор, но не беспокойтесь, я перекусил в деревенском трактире.

Я только вздохнул. Зная обыкновение Холмса ничего не есть целыми сутками во время расследования, я не сомневался, что сегодня во рту моего друга не побывало даже маковой росинки. Извинившись перед сэром Генри, я поднялся вслед за Холмсом. Когда я вошел в его комнату, Шерлок стоял у окна, нервно барабаня по стеклу длинными тонкими пальцами. Небрежно брошенные пальто и шляпа валялись на кровати.

- Неудача, Уотсон, - не оборачиваясь буркнул он. – Полнейшая неудача.

- Как вы догадались, что это я?

- А кто еще в этом доме посмел бы зайти в мою комнату без стука? – в усталом голосе Холмса послышалась усмешка.

- Вы были в Гримпене?

- И там тоже. Сначала я навестил свое старое прибежище и переоделся бродягой…

- Так вот почему ваша одежда такая чистая, - догадался я. – А мистер Марлоу видимо считает, что вы даже носа не сунули на болота.
В ответ Холмс только досадливо отмахнулся и продолжил:

- Затем я побывал на острове. Как и ожидал – никаких особых следов. Ничего удивительного – после таких дождей. Остальное время я провел, обходя все фермы в окрестностях – якобы в поисках работы… Я совершенно не возражаю, чтобы мистер Марлоу считал меня столичным чистоплюем, лишь бы не мешал. К сожалению, мне нечем похвастаться. В деревенском трактире только и разговоров, что о новшествах в Баскервиль-холле. Иоган Блицкугель там побывал и произвел немалое впечатление, - Холмс сел в кресло и со вздохом вытянул ноги. – В дополнение к своему помощнику он нанял одного рабочего в Гримпене. «Бездельник Джобс облапошил этого заграничного хмыря, содрал с него задаток в три шиллинга и уже успел их пропить» - прохрипел Холмс пропитым басом, явно пародируя какого-то завсегдатая трактира. -  В деревне заключают пари, о том, как скоро Бездельника Джобса  выгонят из Баскервиль-холла.

Я усмехнулся.

- Так вот на кого мистер Блицкугель так кричал сегодня, когда проводили электричество в спальные комнаты.

Холмс поморщился, набивая трубку.

- Не понимаю, зачем так торопиться? Ведь сэр Генри все равно планирует скромную свадьбу практически без гостей. Так ли уж необходимо закончить до этого электрификацию поместья?

- Вы напрасно не доверяете электричеству, Холмс – запротестовал я. – Электрическое освещение гораздо полезнее и безопаснее газового.
Холмс задумчиво посмотрел на старый газовый рожок, который еще не успели убрать.

- Возможно, вы и правы, друг мой. Но мой мозг настроен таким образом, что в любом новшестве прогресса я в первую очередь вижу, как это новшество могут использовать преступники…. Однако я отвлекся. Одну зацепку я все же нащупал, когда наводил справки об известной вам Лауре Лайонс.

- Помилуйте, Холмс, - запротестовал я. – Неужели вы предполагаете, что Стэплтон осмелится явиться к женщине, которую он так жестоко обманывал? Да она сразу же выдала бы его!

- Я не столь уверен в этом, друг мой. Вспомните, жена Стэплтона была ему верна, не смотря ни на что. В этом человеке есть какое-то дьявольское обаяние, которое покоряет женщин.

- Вы что-то обнаружили в ее доме?

- К сожалению, у меня нет законных оснований устроить у нее обыск. А незаконной возможности мне сегодня не представилось – она весь день была дома. Единственная ниточка – это сведения, которые я получил в деревенской лавочке, по совместительству являющейся еще и аптекой. На следующий день после смерти доктора Мортимера, рано утром, несмотря на проливной дождь, Лаура Лайонс явилась в лавочку за лекарством от простуды. Причем просила самое сильное средство. При этом сама Лаура выглядела совершенно здоровой, хотя и очень взволнованной. Хозяин лавочки продал ей салициловую кислоту.

Я кивнул.

- Весьма сильнодействующее средство против простудных воспалений. Очень неприятное на вкус, но хорошо помогает, если необходимо срочно снизить температуру. Но право же, Холмс, даже если предположение о болезни Стэплтона верно, нельзя же обвинить несчастную женщину в укрывательстве преступника только на основании одного факта покупки лекарства.

- Разумеется, вы правы, Уотсон. Но вспомните, кто-то рылся в саквояже Мортимера. Я беседовал с его женой. Она уверена, что в саквояже не было ничего ценного, только его врачебные инструменты и порошки. Впрочем, она не смогла сказать, что именно пропало и пропало ли вообще что-то. Кстати, Мортимер всегда ходил по этой тропинке, сокращая тем самым путь. Наверняка Стэплтон знал об этой его привычке и поджидал доктора, скрываясь за холмом. Скорее всего, Стэплтону нужна была помощь.  Скрываясь на болотах он наверняка промок и простудился. Огня он той ночью точно нигде не разводил - Марлоу и его ребята в этом уверены. Они все эти дни высматривали на болотах именно огонек костра или дым, но ничего не заметили. Стэплтон не решился развести огонь, чтобы согреться и высушить одежду, и окончательно заболел. Я думаю, он не собирался убивать Мортимера. Я говорил с врачом, который осматривал его тело. Никаких следов физического насилия. Диагноз – апоплексический удар. И в результате Стэплтон оказался без врачебной помощи. Один, как загнанный зверь.

- Вы как всегда убедительны, Холмс. Но при чем здесь Лаура Лайонс?

- На следующий день Лаура Лайонс покупает лекарство, которое ей самой не нужно. Живет она одна, постоянных слуг не держит. Все это звенья одной цепи, Уотсон, правда весьма непрочные, согласен. Я подключил к делу Джимми и его деревенских приятелей. Они будут поочередно дежурить у Лефтер-холла и немедленно сообщат мне, если увидят в доме у Лауры мужчину.

Холмс резко поднялся и снова подошел к окну.

- Мне все это очень не нравится, Уотсон. А между тем свадьба уже через четыре дня.

Я только вздохнул. Обстановку в Баскервиль-холле и впрямь нельзя было назвать предпраздничной. Сегодня днем, проходя мимо библиотеки, я невольно услышал обрывок разговора сэра Генри с Бэрил. Я вспомнил умоляющий женский голос, в котором звенел страх:

– … прошу тебя, Генри, давай уедем отсюда. Обвенчаемся в другом месте, в Лондоне, где угодно. Злой рок преследует нас на этих болотах!

Я передал услышанное Холмсу, тот кивнул.

- Догадываюсь, что ответил сэр Генри.

- Он сказал, что это его родовой замок, и он не позволит никаким призракам его отсюда выжить.

- Но при этом он все же не стал приглашать на свадьбу ни соседей, ни своих лондонских знакомых. Хотя изначально он это, наверняка, планировал. Иначе зачем было затевать срочную перестройку Баскервиль-холла? - Холмс выколотил трубку и снова принялся ее набивать. В небольшой комнате постепенно становилось трудно дышать. – Уверяю вас, Уотсон, он и нас бы не пригласил, если бы не опасения, внушенные ему покойным доктором. Некоторые призраки будут преследовать сэра Генри всю жизнь. Но это его выбор.

Утром следующего дня сразу после завтрака Холмс опять куда-то ушел. Куда и зачем, он не сказал, а я давно привык не задавать лишних вопросов во время расследования. Поскольку погода была прекрасная, я вышел прогуляться по аллеям парка. Вскоре меня привлекли крики у сторожки. Судя по ломанному английскому языку вперемешку с немецкими ругательствами, кричал Иоганн Блицкугель. Мне стало любопытно, и я двинулся по направлению к крикам.

- Вон! Ленивый, криворукий шайзе! Немедленно убирайся. И чтоб твоя нога больше не ступать на этот поместье!

Из двери новой сторожки, использовавшейся теперь как угольная электростанция, вывалился какой-то небритый оборванец и бормоча невнятные ругательства, нетвердой походкой последовал к выходу из поместья. За ним из сторожки выскочил Иоган Блицкугель, одетый в рабочий костюм с фартуком. Лицо его было красным и перекошенным от гнева. Я хотел пройти мимо, но он заметил меня и кинулся навстречу.

- А, доктор Уотсон! – он взмахнул руками, в одной из которых сжимал кусок медного провода а в другой - пассатижи. – Я как раз хотел вас искать. Мне нужен какой-нибудь микстура или пилюля от  нервы. Мои нервы не могут выдерживайт этот человек! Я его выгоняй, а он требовать деньги за вчера. Я ему давайт задаток. Он пьет брэнди и утром болит голова. Пропивать весь задаток, а с утра говорит – не могу работайт! Он только может бросайт в топку уголь, а говорил, что умейт делать любой работа. Он  испортил мне проводка в три спальный комната!

- Вам нужно успокоится и выпить. У меня есть немного коньяка во фляжке.

- О нет! Я есть противник любой алкоголь. Для электричество нужен ясный ум, чтоб ничего не забывайт и не получить… разряд, – он энергично махнул рукой, изображая разряд.

Я открыл фляжку и протянул ему.

- Два глотка. Воспринимайте это как микстуру… И больше никакой работы сегодня.

- Но я должен все успевайт. Три дня до свадьба гер Баскервиля, - возразил он. Однако, все же сделал пару жадных глотков. – Данке шон, - он вернул мне фляжку. – Мой юный Вильям не справляется в одиночка. Мне надо еще один хороший помощник. Я сегодня же нанимать первый встречный бродяга, и он справится лучше, чем этот бездельник и пьяница!

- Неужели сгодится любой работник без специального образования? – удивился я.

- Образование нужен для того, чтобы все правильно рассчитывайт. А проложить провод по нарисованный схема способен любой деревенский профан... кроме этот ленивый идийот! Вот смотрите, гер доктор. Два провода надо скручивайт пассатижи, чтобы по ним прошел электрический ток. Ток как вода. Идет там, где для него есть канал. Надо крепко скручивайт, прижимайт, чтоб был контакт!..

Как любой истинно увлеченный своим делом человек, Иоган Блицкугель был безмерно рад заинтересованному слушателю. Но он, видимо, не зря  отрицательно относился к алкоголю. Два хороших глотка коньяка, конечно, расслабили его нервную систему. Но я в результате был вынужден выслушать лекцию по истории электричества на жуткой смеси английского и немецкого и с массой непонятных мне технических терминов.

Насколько я понял, динамо-машину вращал паровой двигатель от паровоза. Нужно было хотя бы раз в два часа подбрасывать в топку уголь. Но постоянного кочегара сэр Генри пока еще не нанял и этим занимался то садовник, то один из подручных Блицкугеля. Динамо-машина, которая постоянно вырабатывает электричество, - это и есть генератор - весьма сложное устройство из проводов и магнитов, середина которого называется «якорь». Чтобы вырабатывался ток, якорь должен постоянно вращаться. Генератор Эдисона, установленный в сторожке, Блицкугель считал самым совершенным на сегодняшний день. Ток от этого генератора поступал по нескольким толстым проводам к распределительному щиту – большой железной коробке, похожей на сейф. Он и запирался как сейф - на ключ, который Блицкугель все время носил с собой. В распределительном щите толстые провода через переключатели соединялись с боле тонкими, по которым ток шел к каждой электрической лампочке в доме. Главный распределительный щит стоял в сторожке, рядом с генератором. Еще один – в доме. Ключ от второго щита тоже был у инженера. Насколько я понял – чем толще провод, тем больше электричества по нему может пройти. А если провод совсем тонкий, то он начинает плавиться от нагрева. На этот счет есть специальные формулы и таблицы, и если что-нибудь сделать не так, то все может просто сгореть.

Когда Блицкугель выдохся, я задал действительно интересующий меня вопрос:

- Насколько работа по монтажу безопасна? И безопасно ли постороннему человеку находится рядом, когда идет монтаж? Ведь вы говорили, что электрический ток может убить.

- Йа. Может. Если ток идет по провод, а ты схватился за голый провод, то через твой тело пройдет… разряд! Если стоять голой ногой на мокрой земля, и держать в руке голый провод с током, то ток ударит через тебя прямо в землю из-за разный потенциал. Если хватайт два голый провод, то тоже будет разряд. Главное – разный потенциал. Между провод и земля, между два разный провод.  Понимайт? Но все провода закрыты в каучуковый чехол чтобы никто случайно не хватайт голый провод. Во время монтаж руки должны быть в каучуковый перчатка, а ноги с каучуковый подошва. Тогда ток нихт пройдет! Ножом я чистить кончик провода от каучук. Голый провод надо скручивайт пассатижи и закрывайт изоляционный обмотка. Вот весь монтаж! Очищайт, скручивайт, заматывайт изоляция. Так легко! На инженер надо учить много лет. На монтажник я научить  любой, кто не дурак, за один день!

- Но ведь бывают же, наверное, несчастные случаи? – уточнил я.

- О, это везде бывайт, - кивнул Блицкугель. – Глупый работник лучше сразу увольняйт, пока его не убило электрический разряд. Резиновый перчатка, пассатижи с резиновый ручка – все это защищайт, если даже по проводу пойдет сильный ток. Но если бездельник не одел свой перчатка, то как я могу отвечайт? Когда работник строит крыша для высотный дом и вдруг прыгайт вниз голова, то чья будет вина?..

Лекция была неожиданно прервана появлением Шерлока Холмса. Мой друг быстро шагал от ворот по направлению к дому, но, заметив меня, резко остановился и махнул мне рукой. Извинившись, я, с радостным вздохом покинул Блицкугеля. Холмс поджидал меня, нетерпеливо помахивая тростью.

- Быстрее, Уотсон, мы должны как можно скорее добраться до Лефтер-холла, - Шерлок шагал так стремительно, что я едва за ним поспевал. - Ах, какая досада, что Джимми не застал меня здесь утром! А теперь может быть уже поздно..

- Ваш юный помощник что-то заметил в доме Лауры Лайонс?

- Да, сегодня утром он видел в окне мужчину.

- И вы думаете это…

- Я надеюсь, что он еще там. А хозяйка дома как раз полчаса назад отправилась в деревню за покупками. Очень кстати для нас. Джимми сразу же побежал мне об этом сказать. Он перехватил меня почти у входа в Баскервиль-холл, и я очень рад, что сразу нашел вас. Нам нужно действовать решительно. Револьвер при вас?

- Пока я тут он все время при мне… Но, Холмс, а если это не Стэплтон? Мало ли какой мужчина мог оказаться в доме Лауры Лайонс? И как в таком случае вы объясните Лауре наше вторжение, если она нас застанет?

Холмс только отмахнулся от моих слов.

- Что-нибудь придумаем. Но будем надеяться, что объясняться не придется. Или же ей самой придется давать показания. В полиции.

Лефтер-холл находился милях в четырех к югу от нас. Затруднение представляло то обстоятельство, что садовая калитка выходила на проезжую дорогу, а сама дорога до холмов прекрасно просматривалась из окон дома. Пришлось пробираться к дому полями, скрываясь за живой изгородью.

- Ах, как скверно! – с досадой прошептал Холмс, оглядевшись вокруг. – Я не вижу на посту никого из мальчишек. Джимми должен был вернуться в Баскервиль-холл, но его приятель оставался здесь. Наверное, он тоже отправился меня искать… А ведь я им говорил, что нельзя всем сразу покидать пункт наблюдения! Ах как мне не хватает в этот раз Картрайта!

Когда мы оказались у черного хода, Холмс осторожно огляделся вокруг и достал из кармана набор отмычек. Замок открылся почти бесшумно.

- Нигде в окнах я его не заметил. Будем надеяться, что он еще здесь. Постарайтесь двигаться как можно тише. Попытаемся застигнуть его врасплох, – прошептал Холмс, пряча отмычки и доставая из бокового кармана свой револьвер.

То, что Шерлок взял в руки оружие, яснее слов показало мне, насколько опасным противником он считает Стэплтона. Мы крадучись вошли в дом. В правой руке я тоже сжимал револьвер. Сердце учащенно билось в тревожном ожидании.

Черный ход привел нас на кухню. Там никого не было. Коридор соединял кухню со столовой и прихожей. Три двери из коридора вели в небольшие комнатки. Холмс, бесшумно, словно кошка во время охоты, скользил по коридору. Одну за другой он приоткрыл все три двери. На секунду заглянув внутрь, он двигался дальше. И правда, тонкий слой пыли на полу ясно говорил о том, что в эти комнаты уже недели две никто не заходил. А вот в столовой Холмс задержался, внимательно оглядывая  стол, шкафы и колышимые ветром оконные портьеры. Одно из окон было раскрыто настежь.

Вскинув револьвер, мой друг бросился к окну и высунувшись наружу огляделся окрест. Затем он обернулся ко мне и приложил палец к губам, предваряя готовый слететь с моих губ вопрос. Все так же крадучись мы прошли в прихожую, а оттуда, по лестнице, на второй этаж. Ступеньки под моими ногами пару раз предательски скрипнули, но Холмс к тому времени уже взлетел наверх. Окинув взглядом обширный кабинет-библиотеку (именно туда вела лестница), Холмс кинулся к одной из ведущих в спальни дверей, затем к другой. Я остался в кабинете, разглядывая через окно обширный балкон, с которого, помнится, старик Френкленд часами наблюдал за округой в свою огромную подзорную трубу. Труба и сейчас была на балконе. Рядом с ней стояло плетеное кресло с переброшенным через ручку пледом. И, могу поклясться, еще несколько часов назад кто-то смотрел в эту трубу!

- Черт побери! – Холмс, внимательно осмотрев обе спальни, подошел ко мне. – Вот теперь действительно, черт побери, Уотсон! – кто-то выскочил из открытого окна в столовой совсем недавно. Еле заметный след от ботинка на подоконнике, свежие следы на траве под окном. Возможно, он ушел отсюда всего за час до нашего появления, а  возможно и четверть часа назад.

- Но с чего вы взяли, что здесь был именно Стэплтон? Возможно, этим утром приходил садовник, или какой-нибудь рабочий – починить газовый светильник…

- Там спальня Лауры, - махнул рукой Холмс. – А вот в этой спальне несколько дней жил мужчина. Видите – на ковре следы мужской обуви и пепел. Стэплтон курит все те же сигары, что и раньше. А вот и склянка салициловой кислоты стоит на трюмо, почти пустая. Он отлеживался здесь все эти дни, а теперь сбежал прямо у меня из-под носа!

- Посмотрите сюда, Холмс, - я указал на подзорную трубу и стоящее рядом кресло с пледом. – Френкленда давно нет, а кто-то, как и он прежде, пользуется этим телескопом для наблюдения за соседями.

Холмс, открыв дверь, вышел на балкон и, внимательно все оглядывая, обошел вокруг кресло и установленную на треноге подзорную трубу.

- Это он тут сидел. Вот и пепел и стакан с недопитым лимонным чаем. Он жевал лимонную корку…

Я приложил глаз к окуляру и холодные мурашки побежали у меня по спине. Через подзорную трубу была отчетливо видна крыша Баскервиль-холла, аллея, живая изгородь, обе сторожки у входа и изрядный кусок ведущей к Баскервиль-холлу дороги. Можно было разглядеть даже фигурки людей, хотя для того, чтобы определить, кого именно я вижу, остроты зрения у меня уже не хватало.

- Он нас заметил на дороге и сбежал! – я повернулся к Холмсу и увидел, что мой друг напряженно к чему-то прислушивается.

- Похоже, Лаура Лайонс возвращается, - прошептал Холмс.

Стремглав мы бросились вон с балкона и вниз по лестнице. Я чувствовал себя мальчишкой, которого соседи застали в саду за кражей яблок. Я уже хотел, было, выскочить наружу через распахнутое окно в столовой, но Холмс удержал меня.

- Все же придется задать ей пару вопросов. Надеюсь, мне удастся убедить ее прислушаться к голосу разума.

Нужно отдать должное Лауре Лайонс – она никак не проявила своего удивления или испуга, внезапно встретив нас в собственном доме. Она словно бы ждала такого поворота событий. Ее светло-карие глаза слегка сузились, встретившись со взглядом моего друга.

- Добрый день, миссис Лайонс, - мягко произнес Холмс. – Надеюсь, вы помните меня и моего друга – доктора Уотсона? Мы уже встречались с вами два года назад, когда я расследовал убийство сэра Чарльза Баскервилля. Тогда вы проявили благоразумие и помогли мне. Теперь же, как я с прискорбием обнаружил, вы вновь связались с убийцей.

Лаура Лайонс молчала, словно бы что-то напряженно обдумывая. Веснушки ярко выступили на ее побледневшем лице. Наконец она, видимо, пришла к какому-то решению и твердо посмотрела на нас, гордо вскинув подбородок.

- Я не понимаю, о ком вы говорите, мистер Холмс. Если под убийцей вы имеете в виду Степлтона, то с ним, помниться, все было покончено два года назад. Вы сами заверили всех в округе, что он погиб на болотах, не так ли? Если же вы имеете в виду кого-то другого, то извольте говорить яснее. Но прежде всего объясните мне, как вы попали в мой дом и по какому праву здесь находитесь?!

Ее самообладание невольно вызвало мое восхищение. Но Холмс нахмурился и ответил уже более строгим тоном:

- Два года назад я допустил ошибку, приняв желаемое за действительное. Сейчас же у меня есть все основания считать, что человек, называвший себя Степлтоном, жив, и вернулся в Девоншир. И он снова строит планы убийства сэра Генри Баскервиля. А вы, миссис Лайонс, ему помогаете, предоставив убежище в своем доме.

- Если вы так в этом уверены, почему же не пришли сюда с полицией? – Лаура Лайонс насмешливо изогнула бровь. – По-моему, у вас нет никаких доказательств, мистер Холмс, иначе бы вы не прокрадывались в мой дом, как вор, а явились бы сюда с ордером на обыск. Так вот, - она гневно повысили голос. – Или вы сию же минуту покинете мой дом, или я сама вызову полицию! Закон, в данном случае, будет на моей стороне, а о своей личной жизни я не обязана отчитываться ни перед кем!

Несколько секунд они с Холмсом гневно смотрели друг на друга и наконец Шерлок отступил.

- Очень жаль, что вы не пошли нам на встречу, миссис Лайонс, - голос Холмса подрагивал от едва сдерживаемого гнева. – Если с сэром Генри что-то случится, в этом будет и ваша вина. Я уже не говорю об опасности, которой подвергается ваша собственная жизнь. Прошу вас обдумать мои слова еще раз и если…

- Всего хорошего, господа, - резко прервала его Лаура. – Где находится дверь, вы знаете.


Дорога до Баскервиль-холла прошла в молчании. Холмс что-то напряженно обдумывал, а я привычно молчал за компанию. По возвращении мой друг заявил, что ему необходимо переговорить с Блицкугелем и отправился в сторожку, а я отыскал сэра Генри и задал ему волновавший меня с утра вопрос:

- Сэр Генри, а вы не боитесь пожара в доме?

Он удивленно посмотрел на меня.

- Нет. А в чем дело?

- Просто я узнал от мистера Блицкугеля, как легко может загореться дом от неправильно проведенного электричества.

- Но он же все правильно проводит?! – пожал плечами баронет. – К тому же он заверил меня, что поставил какие-то… охранители. Это такие специальные маленькие проводочки, - не очень уверенно пояснил он. - Так что если где-то что-то сломается то сгорят они, а не весь дом, - сэр Генри радостно улыбнулся и хлопнул меня по спине. – Дайте срок, Уотсон. Я еще и на конюшню проведу электричество… Кстати, как обстоят дела у мистера Холмса? Он не желает делиться своими наблюдениями, и я теряюсь в догадках о том, как продвигается расследование.

- Поверьте мне, сэр Генри, это его обычный метод ведения работы. Он ни с кем не делится результатами, пока не сочтет нужным.

- Даже с вами? -  сэр Генри доверительно взял меня за плечо и попытался заглянуть в глаза. – Поймите, мой друг, мы все тут совершенно извелись от ожидания и неизвестности. Степлтон все-таки жив? Он прячется где-то здесь, в окрестностях?.. Кучер Хобкинс видел Холмса вчера, бродящим на болотах.  Племянник Бэрримора, Джимми,  куда-то бегает, за кем-то следит. К Холмсу сюда прибегают какие-то мальчишки. Рассказывают, что в Гримпене появился какой-то подозрительный старьевщик… Ради бога, Уотсон, не скрывайте от меня ничего.

Мне пришлось отвести взгляд. Что я мог ему сказать? Тем более, что Холмс велел мне хранить молчание.

- Уверяю вас, Холмс делает все возможное. Не обижайтесь на него. Просто когда он ведет расследование, то всегда замкнут и молчалив… Могу сказать только одно: соблюдайте осторожность, опасность еще не миновала.



 
Последние два дня перед свадьбой по своему эмоциональному напряжению были для меня почти что невыносимы. Казалось, тень подозрительности и тягостного ожидания беды простерлась над всеми жителями этого старинного дома. Не коснулась она, похоже, только двоих - Иогана Блицкугеля и моего друга, Шерлока Холмса. Американский инженер был так увлечен своими приборами, лампами, проводами и стремлением наладить все ко дню свадьбы, что, казалось, не замечал ничего на свете. Вместо бездельника Джобса он в тот же день нанял какого-то сутулого рыжебородого шотландца и немедленно принялся его обучать. Уже к вечеру тот прикручивал провода, помогая Блицкугелю и шестнадцатилетнему Вилли. Так что к свадьбе, по заверению инженера, все должно было быть готово.

А Холмс, к моему удивлению, выглядел совершенно беззаботно и, казалось, оставил всякие мысли о поимке Стэплтона. Он праздно шатался по окрестным болотам, читал научные журналы по антропологии, найденные в библиотеке Баскервиль-холла, и даже нашел время спорить о каких-то электрических схемах с Блицкугелем.

- Похоже, мой друг,  вы считаете, что сэру Генри больше ничто не угрожает? – уточнил я у него как-то вечером.

- Уверен, что до свадьбы – ничто, - коротко ответил он.

- А после свадьбы? – насторожился я.

- Уверяю вас, мой друг, меры приняты и сети расставлены. Я бы на месте Стэплтона бросил все это дело и уехал куда-нибудь подальше. Возможно, он так и сделал, и тогда все мои планы и приготовления – напрасный труд. Но инстинкт подсказывает мне, что наш зверь не отпустит добычу, даже сознавая, какая опасность ежечасно грозит его собственной шкуре. Стэплтон не только расчетливый убийца. Он еще и ревнивый муж. Уверен, что он попытается убить сэра Генри сразу после венчания. Ну а пока у нас есть пара дней передышки. Меня все больше занимают эти два черепа, найденные беднягой Мортимером здесь, в курганах. По своим фенотипическим признакам они существенно отличаются от черепов современного местного населения…

В этом был весь Холмс. Его пытливый ум ни дня не мог простаивать без дела, и в случае вынужденной передышки все время подыскивал себе новые задачи, порой самого невероятного свойства.

В день свадьбы установилась прекрасная погода. Выглянуло солнце, и только остатки перистых облаков напоминали о ночном дожде. С утра в Баскервиль-холле царила атмосфера последних лихорадочных приготовлений. В половине второго дня в холле внизу собрались сэр Генри, Марлоу и мы с Холмсом. Других гостей не ожидалось. Я знал, что в лондонском обществе считалось хорошим тоном оттягивать начало церемонии в церкви до самого последнего времени. Еще совсем недавно законным считался брак, совершенный с восьми утра до полудня. Однако в 1886 году «канонические часы» были продлены до трех часов дня и тут же стало модным являться в церковь в половине третьего. Сэр Генри с невестой планировали явиться в церковь в половине третьего. В два часа в холл спустилась невеста.

Не смотря на мое предубеждение против Бэрил, я все же не мог не признать, что вполне понимаю сэра Генри. Невеста была ослепительно прекрасна в свадебном платье из атласа цвета слоновой кости, с кружевами. Волосы ее были уложены простым валиком и украшены заколкой в виде пучка белых цветов флердоранжа. Длинная вуаль, прикрепленная к волосам, была настолько легкой, что развевалась от легчайшего колебания воздуха. И только темные круги вокруг глаз и судорожно сжатые руки в белых лайковых перчатках портили образ счастливой невесты.

Я невольно сравнил свадьбу сэра Генри со своей. Не смотря на вынужденную экономию во всем, мы с Мэри все же сумели тогда устроить настоящий праздник. А в Баскервиль-холле атмосфера достигла такой степени напряженности, что в доме становилось трудно дышать. Только сэр Генри, радостно возбужденный, казалось не замечал ни настороженно-внимательных взглядов Шерлока Холмса и Марлоу, ни подчеркнуто-холодной вежливости Бэрримора, ни затаенного страха Бэрил. Или не желал замечать. Хозяин Баскервиль-холла в этот долгожданный день блистал. На нем была прекрасно сшитая визитка, светлые брюки, белый атласный жилет и узорчатый галстук. В руках сэр Генри теребил белые перчатки и цилиндр.

В церковь собрались ехать всего на двух экипажах. В большом экипаже разместились сэр Генри, неразлучный с ним Марлоу и я. На козлах сидел кучер Джон Хобкинс. По традиции невеста должна была ехать в церковь отдельно от жениха. Из Кумб-Трейси заранее заказали нарядную коляску. В ней в церковь поехали Бэрил и Холмс. Сэр Генри хотел было что-то возразить против такого сопровождения невесты, но похоже Бэрил сейчас только рядом с моим другом чувствовала себя спокойно. Жениху пришлось уступить и пойти на такое нарушение приличий. Впрочем, у Бэрил все равно не было традиционных подружек невесты и родственников, а ехать одной ей было явно страшно.
Сэр Генри еще вчера настойчиво предлагал мне стать его шафером, но я вежливо отказался, поскольку Шерлок Холмс, заранее предвидя такой оборот дел, недвусмысленно запретил мне принимать подобное предложение.

- Мы не останемся на всю церемонию, - пояснил он. – Если предчувствие мне не изменяет, что-то должно совершиться в Баскервиль-холле, когда все уедут в церковь. Мы с вами проводим сэра Генри и неожиданно вернемся.

В результате шафером стал Марлоу, что его явно не обрадовало. Теперь, кроме задачи охранять сэра Генри, на плечи отставного шерифа ложилась основная забота о церемонии: он должен был заплатить гонорар священнику и чаевые церковнослужителям, проследить, чтобы жених в предсвадебной суете не забыл положить обручальное кольцо в левый карман жилета, а на торжественной трапезе после венчания отвечать на произносимые тосты.

Когда наш экипаж подъехал к церкви, я, как у нас было условленно с Холмсом, выйдя из экипажа, задержался у входа. Сэр Генри прошел к алтарю и встал вместе с Марлоу по левую руку от священника. Холмс проводил Бэрил лишь до входа и встал рядом со мной так, чтобы одновременно видеть то, что происходит внутри церкви и снаружи. Бэрил пошла к алтарю одна. Они шла очень медленно, и сэр Генри, вопреки традиции, пошел ей навстречу, взял под руку и уже вместе они подошли к алтарю. Это вызвало многозначительное перешептывание между наблюдавшими церемонию прихожанами.

Марлоу, несмотря на укоризненные взгляды священника, постоянно вертел головой, внимательно оглядывая прихожан и помещение церкви. Зрителей собралось немного. В основном – местные фермеры с женами. Холмс ограничился лишь беглым взглядом, но я знал, что ни одна мелочь не осталась для него незамеченной. Церемония началась. Священник начал проповедь с рассказа об установлении Богом брака во времена невинности человека и о том, что брак символизирует союз между Христом и его Церковью, о первоначальном предназначении брака для деторождения и как средства против греха. Далее последовало напоминание о том, что брак был также установлен для взаимной поддержки, помощи и утешения, которые должны получать друг от друга муж и жена как в процветании, так и в бедствии.

- И вот теперь наступало время, - торжественно звучал голос священника, - когда двух присутствовавших здесь людей предстоит соединить в святом супружестве. Может ли кто-нибудь из присутствующих назвать причину, по которой жених и невеста не могут быть законно соединены? Это нужно сделать сейчас, либо уже навсегда хранить молчание.

В этот момент я почувствовал, как стоявший рядом Холмс напрягся. Но ничего не произошло. Подождав положенное время, священник обратился к жениху и невесте с требованием, под страхом Страшного Суда, на котором все тайное станет явным, сообщить о причинах, делающих заключение брака невозможным, если таковые имеются.

Сэр Генри твердо ответил:

- Таких причин нет.

Бэрил повторила ответ, как эхо.

Тут Холмс дернул меня за рукав и знаком показал, что нам пора. Добравшись до коляски, нанятой в Кумб-Трейси, мы обнаружили, что кучера нет.

- Он, видимо, тоже пошел смотреть церемонию, - заметил я.

- Тем хуже для него, - буркнул Холмс и огляделся.

- Послушай, любезный, - обратился он к нищему, сидевшему на ступенях церкви. Нищий страдальчески воззрился на него и указал рукой на лежащую рядом деревянную табличку с надписью  «глухой».

- Слушай внимательно, - продолжил Холмс, бросив монетку в полшиллинга в кружку  нищего. – Когда здесь появится кучер и начнет метаться в поисках своего экипажа, скажи ему – пусть идет в Баскервиль-холл и забирает свой экипаж там. Сейчас у нас нет времени его дожидаться. Повтори, чтобы я понял, что ты все правильно запомнил и правильно передашь. И перестань притворяться, я своими ушами слышал недавно, как ты разговаривал с Бездельником Джобсом.

- Да, сэр… - нищий испуганно огляделся вокруг и повторил шепотом, – Кучеру идти в Баскервиль-холл, сэр.

- Молодец, - Холмс бросил ему в кружку еще одну монетку.

- Да благословит вас бог, сэр, - крикнул нищий нам вслед.

А мы, тем временем, уселись в коляску и Холмс погнал коней обратно в Баскервиль-холл. У меня было неспокойно на душе и я решил поделиться своими сомнениями с Холмсом:

- А если он подстрелит сэра Генри откуда-нибудь из кустов, когда они выйдут из церкви, или пока они едут домой? Ведь это самый простой и надежный способ совершить убийство!

Холмс усмехнулся:

- Пока вы слушали речь пастора, я еще раз осмотрел все внутри и вокруг церкви, и по дороге к экипажу. Никакой опасности нет. Лица всех присутствующих на церемонии мне знакомы. Не зря я тут бродил несколько дней, изучая местную публику.  А насчет засады по дороге… Вы, возможно, не обратили внимания, Уотсон, но вчера вечером из Лондона снова приехали сыновья Джеймса Марлоу. Дорога из церкви в Баскервиль-холл и все подступы к ней прекрасно просматриваются с двух возвышенностей. И наши бравые ковбои, с самого утра, вооружившись дальнобойными ружьями, заняли место каждый на своем посту. Остается только молить бога о том, чтобы Стэплтон думал так же как и вы. Если он решится совершить покушение на свадебный кортеж, то, едва он появится у дороги, эти ребята подстрелят его, как куропатку. Что-что, а уж стрелять-то они умеют. Меня гораздо больше беспокоит сейчас, что творится в самом Баскервиль-холле.

Въехав в ворота поместья, Холмс неожиданно резко натянул поводья и настороженно привстал, прислушиваясь. Спустя мгновение и я расслышал какие-то странные звуки, доносившиеся до нас из сторожки с электрогенератором сквозь привычный шум работающего парового двигателя. Похоже,  там кто-то пел. Протяжно и фальшиво, с ужасным немецким акцентом.

Соскочив с коляски, Холмс рванул на себя дверь домика. Пение прекратилось. Из-за спины своего друга я увидел забавную картину. На широком столе, среди проводов, отверток, пассатижей и еще каких-то инструментов, стояла до половины опустошенная винная бутылка. Рядом стояли три недопитых фужера. А у стола, на скамейке, в своем парадном костюме, местами уже вымазанном в угольной пыли, сидел совершенно пьяный Иоган Блицкугель. Увидев нас он расцвел в благостной улыбке:

- Ф-фсё работает! Фсе зер гут, мой дорогой… М-мы готовы! - инженер попытался встать навстречу Шерлоку, но ноги его подвели, и он, едва приподнявшись со скамьи, с грохотом рухнул на какие-то ящики и мешки, валявшиеся у него под ногами.

Из-под мешков торчали еще чьи-то ноги. Пока я помогал Блицкугелю подняться, Холмс отбросил мешки в сторону и обнаружил Вилли – юного помощника Блицкугеля. Мальчишка лежал, свернувшись калачиком, поверх пыльной дерюги , прямо на куче угля, и тоже был мертвецки пьян.

В топке гудел огонь. Динамо-машина исправно крутилась, вращаемая паровозным двигателем. На потолке, свешиваясь на проводе, ярко горела, освещая эту необычную картину, лампа Эдисона. С тех пор, как я влил в Блицкугеля два глотка коньяку, я ни разу не видел его пьяным. А шестнадцатилетнего Вилли инженер держал в такой строгости, что тот, похоже, не пил даже пива. Но, тем не менее, они были пьяны. Я огляделся в поисках других бутылок. Не могли же они опьянеть до такой степени, выпив всего по фужеру игристого вина?..

- Кто вас так напоил, и где ваш третий… Шотландец… Как его? Гарри?

- О, мы совсем не пить! Только по один глоток ради свадьба и за здоровье гер Генри. Один глоток и больше нихт!

- Где Гарри? – прошипел Холмс сквозь зубы. – Это он принес вам вино?

- Йа. Он говорил, что Бэрримор нас угощайт из местный запас и отказать от этот честь совсем нельзя. Поэтому я позволил чтобы мы все…

- Понятно. Где Гарри?!

- Он пошел проверяйт, включен ли щиток в дом.

- Вы дали ему ключи?!

- Нихт, нихт, гер сыщик! Как вы мне велел, я никому не давайт этот ключи! Ни от большой щиток, ни от малый!

- Так он пошел к щитку без ключей? – уточнил Холмс

- Натюрлих. Вот болван. Как это он пошел открывайт щиток без ключей?

- Давно он ушел?

- Йа!.. – Блицкугель удивленно огляделся, словно впервые увидев окружающую его обстановку - И где его носит чьёрт?!..

Холмс побледнел как смерть и, схватив инженера за лацканы пиджака, стал трясти его словно дерево, с которого стрясают поспевшие яблоки.

- Послушайте, вы… Сейчас сюда приедут сэр Генри с женой! И если их по какой-то случайности убьет током, то вся вина ляжет на вас! Придите в себя и подумайте о том, как можно устранить опасность! Соберитесь. Думайте! Проверьте все! Сейчас в ваших руках не только собственная репутация, но и жизнь всех обитателей Баскервиль-холла!.. – отпустив Блицкугеля, он обернулся ко мне. – Ради бога, приведите его как-нибудь в чувство. А я поспешу в дом.

Похоже, в бутылку был добавлен какой-то наркотик. Иначе, как бы не был восприимчив к алкоголю Блицкугель, он бы не дошел до такого состояния от одного фужера вина. Впрочем, нюхательная соль и ведро холодной воды, но главным образом, видимо, чувство ответственности в течении нескольких минут привели инженера в состояние гораздо более близкое к светлому рассудку. Он тут же развил лихорадочную деятельность: схватил со стола свои рабочие перчатки, отвертку, пассатижи, какой-то прибор с красной стрелкой и свисающими проводами, и устремился в дом. Тем временем Холмс уже бежал мне навстречу.

- Этого Гарри нигде нет. Миссис Бэрримор говорит, что видела Гарри полчаса назад. Он что-то чинил на втором этаже. И это все. Больше его никто не видел… Это он, Уотсон. … Боже мой, как я мог его не узнать?! Но какая дерзость! Прямо у нас под носом… Разворачивайте коляску, поехали!

Все еще ничего не понимая я развернул коляску и увидел, как нам навстречу мчатся молодожены и их верный телохранитель. Двое сыновей Марлоу догоняли экипаж, гарцуя верхом на конях. Хобкинс,  правивший лошадьми, натянул поводья, и экипаж остановился едва не столкнувшись с нашим.

- Это возмутительно, Холмс!.. – начал было сэр Генри. - Сначала вы угнали коляску, даже не предупредив кучера, а теперь бросили её поперек дороги…
Мой друг прервал его властным жестом.

- Дорогой сэр Генри! Мое расследование близко к завершению. И если только вам дорога жизнь, не включайте в доме никаких электрических ламп и вообще не трогайте выключателей и металлических дверных ручек, пока Блицкугель их все не проверит. Если все будет хорошо, то мы с Уотсоном очень скоро вернемся, чтобы отпраздновать вашу свадьбу.

- Ну, Холмс, вы как всегда неподражаемы! – сэр Генри в растерянности развел руками, но все же не стал больше задавать вопросов. – Гони! – скомандовал он кучеру.

Хобкинс, хлестнув лошадей, погнал упряжку дальше, благо мы уже освободили ему дорогу. Однако  прежде с козлов экипажа соскочил кучер угнанной нами двуколки.

- Мне тут глухой Петерсон передал, что…

- Потом! – махнул рукой Холмс. – Ждите здесь!

Через секунду мы с Холмсом уже мчались прочь из Баскервиль-холла, оставив кучера на дороге в полном недоумении. От такой стремительной смены событий у меня уже начинала кружиться голова.

- Куда мы теперь направляемся? – придерживая шляпу рукой от ветра, обратился я к Холмсу.

- В Лефтер-холл… Я подозревал, что этот Гарри может быть причастен к готовящемуся покушению, но больше склонялся к версии, что главный сообщник Стэплтона – гувернантка Бэрил,  Тереза. Бэрримор и его супруга получили от меня подробные инструкции о том, как за ней надо следить и что делать, чтобы уличить ее и выйти на самого Стэплтона. Я был уверен, что он нашел себе прибежище где-то тут, совсем рядом с Басквервиль-холлом… Какой же я болван! Я его не узнал! Не было у него никаких сообщников в доме…

- Про кого вы говорите?

- Гарри это и есть переодетый Стэплтон. Лицо немытое и все время в саже. Рыжая борода накладная, специально, чтобы никто даже случайно его не узнал. Да еще этот ужасный шотландский акцент. Он же не меньше года провел в Глазго, вот и научился. Акцент, да еще его мнимая сутулость сбили меня с толку. Боже, какие актерские таланты пропадают в преступном мире! Мне следовало обратить внимание на то, что он ни разу при мне не произнес ни слова. Он разговаривал только с Блицкугелем и его парнишкой. Я слышал его речь лишь однажды, из-за двери. Но, стоило мне зайти, как он тут же умолк и потащил куда-то целую бухту проволоки, видимо, выполняя указание Блицкугеля. Все что я расслышал – хриплый голос и ужасный шотландский акцент. К тому же он почти не появлялся в доме, чтобы не рисковать лишний раз... Я просто уверен, что Стэплтон что-то подстроил с электричеством, чтобы погубить сэра Генри.

- Но почему мы едем в Лефтер-холл?

- Это элементарно, Уотсон. Как только произойдет несчастный случай, все свяжут два и два и примутся искать Гарри. И он это прекрасно понимает. А ему нужно где-то смыть сажу, снять бороду, переодеться, вновь изменить свою внешность. Ведь как Стэплтона его тоже будут искать. В то же время, в Баскервиль-холле у него нет сейчас сообщников. Это я выяснил теперь совершенно определенно. К тому же, я все окрестности на две мили вокруг облазил за последние пару дней, и никакого тайного убежища не обнаружил. Ни в Баскервиль-холле, ни рядом Стэплтона уже нет. Впрочем, Марлоу с ребятами на всякий случай уже обыскивают дом – я проинструктировал на этот счет Бэрримора. Итак, Лефтер-холл остается единственным местом в округе, где перед Стэплтоном откроют дверь, и где он сможет как следует переодеться и заново загримироваться. И главное, там нет никого, кроме Лауры Лайонс. Просто идеальное место, чтобы заметать следы.

- А если он нас заметит на дороге, как в прошлый раз, и сбежит?

- У него нет лошади, верно? Мы оставим коляску у входа и сделаем вид, что вместе входим в дом через черный ход. Стэплтон наверняка попытается угнать коляску, чтобы быстрее добраться до железной дороги.
Я с сомнением покачал головой.

-Да-да, - с досадой махнул рукой Холмс. – Я и сам вижу все слабые места этого плана, но ничего лучше, увы, предложить не могу.

Примерно на середине дороги до Лефтер-холла мы увидели, что навстречу бежит мальчишка лет десяти. Холмс придержал лошадей.

- Он там, - чумазый вестник поднял сияющие восторгом глаза на моего друга. – Джимми остался сторожить, а я…

- Молодец, - кивнул Холмс и бросил мальчику монетку, которую тот поймал на лету. – Беги в Баскервил-холл и дождись меня там.

На подъезде к Лафтер-холлу из-за живой изгороди высунулся Джимми и молча кивнул в ответ на вопросительный взгляд Холмса. Шерлок махнул мальчику рукой, чтобы он снова спрятался, и, соскочив на землю, выхватил револьвер. Я последовал за ним и тоже достал оружие.

- Ждите под окнами, поглядывайте на парадную дверь, и как только увидите его

– стреляйте по ногам. Или попытайтесь оглушить, если он окажется близко,  - прошептал Холмс и, на ходу вынимая из кармана отмычки, бросился к черному ходу. Едва Холмс скрылся, как створки окна кухни распахнулись. Я вжался спиной в стену и замер, стараясь не дышать. Револьвер был взведен, а палец лежал на спусковом крючке. Сердце мое колотилось, кажется у самого горла. Я бывал на войне, не раз смотрел смерти в глаза, но такого азарта и волнения как сейчас, не испытывал не разу. Это был он, Стэплтон. Я сразу его узнал, несмотря на приклеенные черные бакенбарды и очки. Он, высунувшись из окна, огляделся. Заметив у живой изгороди брошенную нами двуколку, чертыхнулся, но потом, все же, решительно поставил ногу на подоконник, собираясь выпрыгнуть. Вдруг он резко откинулся назад.  Послышались ругательства, грохот… Я, опираясь ногой на камни цоколя, схватился левой рукой за подоконник и, подтянувшись,  направил внутрь комнаты вторую руку, с револьвером.

- Осторожно, мой друг! Не пристрелите меня ненароком, – услышал я насмешливый голос Холмса.  Подхватив под руку он помог мне забраться в окно. 

- А где Степлтон?

- Если бы я не схватил его и не успокоил  хорошим ударом револьверной рукоятки по голове, он, несомненно, выпрыгнул бы в окно. Тогда пришлось бы вам или мне в него стрелять. Он бы стал стрелять в ответ… А мне так хотелось задать этому мерзавцу несколько вопросов, прежде чем отправить его на виселицу. Распутывать его ходы было, действительно, интересно, - говоря все это Холмс старательно связывал руки за спиной оглушенного Стэплтона.

- А я решил, что у вас тут началась борьба и бросился к вам на помощь.

- Я и не сомневался, что вы поступите так, мой дорогой Уотсон, - улыбнулся Холмс. -  А теперь помогите мне посадить его на этот стул… Так. Теперь привяжем ноги к ножкам стула… Друг мой, посмотрите в прихожей. Я слышал оттуда какой-то стон. Наверное это Лаура Лайонс…

Я обнаружил несчастную женщину в углу прихожей, на ковре. Она слабо стонала,  держась за голову. Видимо негодяй ударил ее в висок чем-то тяжелым. Я уложил ее на кушетку, стоявшую прямо в прихожей, дал ей нюхательной соли, чтобы привести в чувство.

- Вы его поймали? – еле слышно спросила Лаура, едва придя в себя.

- Да, - кивнул я.

- Этот мерзавец… Он ударил меня, когда я…

- Не волнуйтесь. Теперь вы в безопасности. Постарайтесь дышать ровнее и ложитесь больной стороной вверх… Вот так.

Я отправился на кухню, чтобы сделать ей холодный компресс, и увидел, что Стэплтон уже пришел в себя. Глядя на Холмса злобным взглядом, он что-то говорил сквозь стиснутые от боли зубы. Я услышал лишь продолжение их разговора:

- … но вы рано радуетесь, господин ищейка. Несмотря на все ухищрения ваш клиент уже мертв или будет мертв через несколько минут, - его голос был все таким же хриплым, как у «шотландца Гарри», хотя акцент пропал.

- Так хриплый голос - это последствия не залеченной простуды, - сообразил я.
Холмс, кивнув мне в ответ, спросил,  обращаясь к Стэплтону:

- Неужели, пробираясь в Баскервиль-холл, вы всерьез надеялись совершить покушение и уйти безнаказанным?

- Ушел же, - ощерился Стэплтон.

- Вы что-то подстроили с электричеством, не так ли? – продолжил Холмс. – Не обольщайтесь, мистер Стэплтон, уж позвольте вас по прежнему так называть, я распорядился не включать в доме электричество и проверить все выключатели и дверные ручки. Так что я уверен - с сэром Генри все будет в порядке.

Стэплтон покачал головой.

- Ваша мера предосторожности ни к чему не приведет, - он глянул в окно, на сгущающиеся сумерки. - Не могут же они все время сидеть без света. Проверят и снова включат. Уверяю вас, мой двоюродный братец уже, должно быть, покинул наш мир… Куда же вы, мистер Холмс? Неужели вам не хочется узнать, каким образом я все устроил?

- Что ж, рассказывайте, - задержался в дверях Холмс.

- Для начала развяжите меня, - Стэплтон нагло улыбнулся, и, вдруг скривившись от головной боли, продолжил,  -  И налейте мне рюмочку виски. Голова ужасно болит.

- Понятно, - досадливо кивнул мой друг. - Уотсон, не сводите с него глаз. Его револьвер лежит на кухонном столе. Постарайтесь  ничего тут не трогать до прихода полиции, - и Шерлок быстрыми шагами направился к выходу.

Дальнейшее я считаю более правильным описывать не от своего имени, а от третьего лица, так как при ряде весьма важных событий мне не пришлось присутствовать лично. Но теперь, порасспросив обо всем Холмса и других действующих лиц, я вижу все это так отчетливо, словно бы везде присутствовал сам.

Когда экипаж сэра Генри подъехал к дому, у  входа молодоженов встречала, выстроившись в два ряда вся домашняя прислуга во главе с четой Бэрриморов.

- Здесь что, такой обычай встречать молодоженов у входа? – удивился сэр Генри.

- Да, сэр, - с достоинством ответил Бэрримор. – Но кроме того, сэр, в доме кое-что произошло. Мистер Шерлок Холмс, сэр, выяснил, что помощник Блицкугеля, рыжебородый Гарри, - это переодетый Стэплтон, или его сообщник. Он тут что-то делал с электричеством в доме, пока слуги были заняты приготовлениями. А теперь он, наверное, сбежал. Мы весь дом обыскали. Его нигде нет.

Сэр Генри быстро взглянул на побледневшую жену.

- Но если этого… Гарри здесь уже нет, тогда мы все можем войти…

- Нет, сэр. Господин Блицкугель говорит, что в доме ничего нельзя трогать, пока он лично не проверит, как работает электричество в каждой комнате. Он пошел в дом, увешенный какими-то проводами и теперь бродит по комнатам, тычет своим прибором во все углы и что-то все время пишет в своем блокноте, сэр. Прислуга так перепугалась этого прибора, что все побросали работу и выбежали из дома. Возможно мы все тут суеверные люди и не понимаем прогресса, сэр. Но ведь и мистер Холмс сказал, что все нужно проверить, чтобы не случилась беда.

Жена Бэрримора и все остальные слуги – повар, его помощник, лакеи, садовник, горничные – все одновременно испуганно загалдели.
Сэр Генри зажмурился и обхватил голову руками, но затем, расставив руки грозно гаркнул:

- Молчать!

Слуги испуганно затихли.

В этот момент входная дверь раскрылась и из нее, пошатываясь, вышел бледный как смерть Блицкугель. Тонкие провода  в каучуковой оплетке висели у него на шее и торчали из карманов пиджака. А в руках он сжимал два хищно изогнутых металлических щупа. Слуги отшатнулись от него, как от приведения.

- Можно входить в столовая и холл. Но я еще буду проверяйт свет на лестница и на весь второй этаж.

- А к-кухня? На кухню уже можно идти? И в п-подвал? – поинтересовался повар, стоявший с поварешкой и крышкой от кастрюли в руках.

- Кухня? Я еще не проводить туда никакой электричество. Там нет ни один электрический провод, - пожал плечами Блицкугель.

- Так, - решительно скомандовал слугам Бэрримор. – Все на кухню. Пошли, пошли… - он торопливо повернулся к сэру Генри и склонился в поклоне. - Прошу вас, господа, в столовую. Через четверть часа подадут ланч.



При помощи своего переносного гальванометра Иоган Блицкугель убедился, что ни по одной дверной ручке и ни по одному выключателю в доме не проходит электрический ток, даже если всё подключить и зажечь все осветительные лампы. Так что можно было совершенно безопасно браться руками за выключатели, дверные ручки и стены. Он проверил и работу всех электрических цепей. Все работало исправно, и никаких следов переделки он не обнаружил. Поэтому после ланча, прошедшего при свечах (для проверки Блицкугель то включал, то выключал электрический ток, и во всем доме, и в каждой комнате отдельно, а свечи горели все время) молодые отправились в свои комнаты – немного отдохнуть. Однако, стоило сэру Генри зайти в свой кабинет и скинуть визитку, как он услышал из спальни жены испуганный вскрик. Он распахнул дверь и увидел, как Бэрил бежит к нему по коридору, сжимая что-то в руке.

- Что случилось, дорогая? – встревожился он. – Тебя ударило током?

- Вот! Смотри... Смотри… - она протянула ему смятую записку. Руки ее дрожали а лицо было искажено страхом.

- «Все будет хорошо, милая. Мы скоро снова будем вместе», - прочитал сэр Генри вслух и удивленно посмотрел на Бэрил.

- Это ОН! Это письмо от НЕГО. Я нашла его у себя на трюмо, только что. Когда мы уезжали, записки там не было… Он был здесь совсем недавно, понимаешь?! ОН заходил и в мою спальню, и сюда...

- Успокойся, милая, - сэр Генри обнял ее. – Все уже в порядке. Блицкугель все проверил. Опасности нет.

- Но ОН пишет, что «скоро мы будем вместе»… Он что-то подстроил, милый. Он подстроил что-то ужасное тут, в доме. Давай уедем! Уедем прямо сейчас…

- Нет, постой. Может записку положил этот… Гарри. Его сообщник?.. Принес тебе записку на трюмо…

- Да нет же, это был ОН! – Бэрил чуть не плакала. – Бумага моя, и написано это тем пером, что лежит у меня на трюмо… ОН сам, прямо тут это все написал, это его почерк!

- Да что же это такое? Этот негодяй что, сидит где-то тут за портьерой и смеется над нами?.. Марлоу!.. Черт побери, зачем я вас нанял? За что я плачу деньги?!

- Что случилось? – на крик сэра Генри прибежал не только Марлоу, но и Бэримор и другие слуги.

- Не надо, ради бога, не надо, кричать, Генри, - шептала Бэрил, обнимая его, но баронет распалялся все больше.

- Как это понимать?! Этот негодяй, Стэплтон, оказывается, свободно разгуливает по моему дому, пугает мою жену всякими гадкими записками, а вы ничего не можете сделать?! В этом доме полно людей, но никто ничего не видит, никто ни за чем не следит! – он в сердцах бросил записку на стол и с размаху уселся в свое кресло.

В тот же миг сэр Генри дернулся как ужаленный. Его выгнуло дугой. Прежде ярко горевшая у них над головой лампа заметно потускнела и вдруг погасла. Погас и свет во всем доме. В наступившем полумраке было видно, как сэр Генри со стоном сполз из кресла на пол. В комнате отчетливо запахло озоном и паленой шерстью.

- Боже! – сдавленно прохрипела Бэрил и облокотилась о стену.

- Шайзе! - выругался Блицкугель и нервно зачиркал спичкой, пытаясь добыть огонь.

Джеймс Марлоу подхватил упавшего сэра Генри. Пощупал ему пульс.

- Жив! Слава богу…

- Жив… - со стоном отозвалась Бэрил.

- Что… Что это было? – хриплым шепотом спросил баронет. Опираясь на плечо Марлоу, он с трудом приподнялся, лихорадочно озираясь по сторонам. – Что у меня с глазами? Я ослеп?

- Нихт, - ответил Блицкугель, запаливший, наконец, спичку. Одну за другой он зажег три свечи в кандлябре, стоящем на столике. – Это есть сработал мой специальный охранитель от электрический разряд. Мистер Холмс говорил мне, что надо сделать такой схема, чтобы выключайт весь электрический ток, если разряд пройдет через человеческий тело. И я сам за два дня построил такой схема на главный распределительный щит! Через ваш тело, герр Генри, прошел утечка электрический ток, производящий резкий скачок потенциала! Я буду патентовать мой метод защита человека от разряд! Это будет важный шаг для электрический промышленность на весь мир!

- Да ваш охранитель ни черта не защищает. Меня же ударило током! – вскипел сэр Генри. – Словно раскаленной иглой впилось мне в спину и в… вот сюда – он указал на ягодицу.

- О, mein lieber freund… - Блицкугель снисходительно посмотрел на сэра Генри. - Если бы из-за мой хитроумный схема там, в распределительный шкаф не сгорел один тоненький медный проволока, то вы бы получайт на свой кресло не этот небольшой разряд, а настоящий электрический стул, как в Обернский тюрьма, в Нью-Йорк... Ага! Нашел провод! И другой! Злодей тайно провел два провод за кресло гер Генри, спрятав их под ковер. Он прикрутил медный провод на гвоздь и вбивайт такой гвоздь с провод в кресло. Здесь и здесь он пробивайт кресло насквозь, чтобы когда гер Генри сядет, гвоздь пробивайт одежу - один гвоздь в спина, другой в зад. И ток делайт разряд прямо в тело. Между два разный провод есть разный потенциал. Человеческий тело есть полный соленая жидкость, который проводит электрический ток. Гер Генри садится на кресло, соединяйт собой два медный провод и получайт электрический разряд! О, этот шотландский борода хорошо усвоил мой урок по электрической безопасность, чтобы применяйт его на зло…

- Но вы же все проверяли своим прибором! – возмутился Марлоу.

- Пока никто не сидеть в кресло, ток не течет. Я не мог и подумайт про такой подвох… Я проверяйт каждый выключатель, каждый дверной ручка! Я проверяйт весь электрический цепь на сопротивление, но пока по такой провод не идет ток, сопротивление не изменяйт!.. Теперь надо проверяйт каждый кресло и каждый кровать. Чтобы больше и с кем не случился разряд я пойду проверяйт, куда идет каждый провод!

- Черт бы побрал это электричество, - простонал сэр Генри. - Проверьте сперва мою кровать. Нет ли и там проводов и гвоздей. У меня руки дрожат до сих пор. Чувствую, мне надо выпить виски и полежать немного, чтобы прийти в себя.

- О, теперь уже можно сидеть в этот кресло, - махнул рукой инженер. -  Я уже отключайт и убирайт все гвозди и провода. А теперь пойду проверяйт в каждый комната, - и он, вынув одну горящую свечу из канделябра, вышел из комнаты.

Баронет недоверчиво покосился на кресло, пощупал ладонью сиденье и спинку и лишь затем осторожно уселся в него.

- Бэрримор!

- Слушаю, сэр, - дворецкий немедленно появился из-за полуоткрытой двери.

- Бэрримор, налейте мне чего-нибудь покрепче, принесите еще свечей и потом…

Сэра Генри прервали рыдания Бэрил, бросившейся ему на грудь.

И в этот момент дверь в комнату распахнулась и на пороге появился Шерлок Холмс. Он тяжело дышал, на щеках алели пятна румянца. Быстро окинув взглядом комнату и увидев сэра Генри – живого и относительно невредимого, Холмс облегченно вздохнул. Для сэра Генри появление моего друга только подлило масла в огонь. Баронет увидел еще одного человека, которого можно было обвинить в случившемся. Он оторвал от себя Бэрил и закричал срывающимся голосом:

- А, это вы, Холмс?! Интересно, где вы пропадаете, пока меня здесь убивают?!

- Судя по тому, что я имею счастье вас слышать, покушение не удалось, - уже полностью овладев собой, хладнокровно ответил Холмс и взял с подноса подошедшего Бэрримора бокал с виски. – Между прочим, то дело, в связи с которым вы ко мне обратились, благополучно завершено. Бэрримор, будьте так добры, пошлите кого-нибудь в полицейский участок и за врачом. Пусть как можно скорее приезжают в Лефтер-холл.

Пару секунд сэр Генри непонимающе смотрел на Холмса, потом краска медленно сползла с его лица.

- Вы его поймали?

- Да, мы его поймали… Ваше здоровье, сэр Генри.

- Он жив? – с дрожью в голосе уточнила моментально переставшая рыдать Бэрил.

- Разумеется, - кивнул Шерлок Холмс, поставив пустой бокал обратно на поднос. – Я слуга закона, а не наемный убийца.

- Боже, - она смертельно побледнела и упала в обморок.

В поднявшейся суматохе никто не заметил, как Джеймс Марлоу выскользнул из комнаты.



С этого момента я вновь перехожу к повествованию от своего лица. Стэплтон пытался было уговорить меня отпустить его на свободу, но, поняв, что у него ничего не выйдет, замолчал. Я сделал Лауре Лайонс холодный компресс и дал ей успокоительное. Выплакавшись, она, наконец, забылась беспокойным сном. Когда под окнами послышался стук копыт, я решил было, что приехали полицейские, но буквально через минуту в комнату ворвался Джеймс Марлоу. Бросив быстрый взгляд на пленника, он задыхаясь выпалил:

- Скорее, доктор, скачите в Баскервиль-холл. Сэр Генри в очень плохом состоянии, и его жене тоже требуется врачебная помощь…

- Что с Бэрил?! – рванулся на своем стуле Стэплтон.
Марлоу его вопль проигнорировал.

- Не теряйте времени, доктор Уотсон. Вы ведь умеете ездить верхом? Я останусь здесь, пока не приедет полиция.

Я торопливо схватил свой саквояж и стремглав помчался на улицу. Вскочив на лошадь я поскакал в Баскервиль-холл. Я уже много лет не ездил верхом. Однако тело легко вспоминает когда-то заученные навыки. Во время службы в Афганистане мне приходилось порой по несколько часов в день проводить в седле. И сейчас я мчался настолько быстро, насколько мне позволяла уже уставшая лошадь. Я и предположить не мог, чем обернется моя поездка…
Доскакав до дверей Баскервиль-холла, я бросил повод стоявшему у дверей Джимми:

- Что с сэром Генри? Где он?

- Не знаю, сэр. Я вернулся с мистером Холмсом, а тут все бегают, кричат…
Я не стал дослушивать и помчался по холлу, потом вверх по лестнице. Распахнув дверь в кабинет, я увидел сэра Генри живым и на вид вполне здоровым. Рядом с ним стоял Шерлок Холмс. Его встревоженный взгляд буквально пронзил меня насквозь.

- Что, полицейские так скоро прибыли?

- Нет… Что с сэром Генри?

- Жив, слава богу. А что со Стэплтоном?

- Его остался стеречь мистер Марлоу. Он сказал, что на сэра Генри совершено покушение, и здесь нужна моя помощь... – взгляд, которым наградил меня Холмс, наверное, будет преследовать меня немым укором до конца дней. – Что-то не так? Что у вас здесь происходит?

- Здесь, к счастью, уже ничего плохого не может произойти. А вот там, в Лефтер-холле… - Холмс умел очень выразительно смотреть. Под его взглядом сэр Генри занервничал.

- Я не понимаю, мистер Холмс, на что вы намекаете?
Не ответив баронету, Холмс крикнул в открытую дверь:

- Бэрримор! Вы послали за полицией?

- Простите, сэр, но я не посылал за полицией. Мистер Марлоу сказал, что сам заедет за сержантом в отделение… Я что-то не так сделал?..

- Так за полицией поехал Джеймс? – лицо сэра Генри радостно просветлело. - Ну, тогда все будет в порядке. Я в этом человеке абсолютно уверен.

- Уотсон, Марлоу приехал к вам с полицией? - Холмс обратился ко мне таким тоном, что у меня внутри все похолодело от дурного предчувствия. Только в этот момент я начал подозревать, о чем подумал мой гениальный друг, увидев меня на пороге кабинета сэра Генри.

- Нет. Он сказал, что полиция вскоре прибудет. И что сэр Генри нуждается в моей...

- Понятно, - кивнул Холмс и быстрым шагом вышел из кабинета.
Я, конечно, помчался следом.

- Бэрримор, долго ли запрягать лошадей в коляску? – спросил он у дворецкого, не сбавляя стремительного шага.

- Думаю, нет, - ответил Бэрримор. – С этим переполохом, Хобкинс, наверное, еще не распряг лошадей. Мне распорядиться?

- Да. И как можно скорее.


Через минуту мы снова мчались по дороге в Лефтер-холл, на сей раз уже в большом свадебном экипаже. Холмс правил парой запряженных лошадей и гнал их так, словно стремился обогнать само время. Бросив экипаж в аллее, рядом с коляской, Холмс как смерч ворвался в дом. Окна были настежь распахнуты, но, несмотря на это в воздухе висел запах порохового дыма, едва заглушаемый дымом сигары.

Посреди кухни, там, где я оставил его связанным, лежал Стэплтон. В правой руке его был зажат револьвер, а на лбу чернело ровное пулевое отверстие. Рядом валялся опрокинутый стул, к которому Степлтон был прежде привязан.

- Так, - оглядев место преступления Холмс повернулся к Джеймсу Марлоу, который спокойно сидел на стуле в углу и курил сигару. – А куда вы дели веревки?

- Какие веревки? – Марлоу приподнял бровь.

- Вы понимаете, что ответите за то, что совершили, по английским законам?

- Это была самооборона, мистер Холмс. Он схватил свой револьвер и выстрелил в меня первым. Но он промахнулся, а я попал. Я не очень хорошо знаю английские законы, но мне кажется…

- Хватит, Марлоу! – взорвался Холмс. – Когда я и Уотсон дадим показания, от вашей инсценировки не останется камня на камне. Как вы думаете, кому поверят в Скотланд-Ярде?

Несколько долгих секунд Марлоу яростно смотрел в глаза Холмса. Потом резко выдохнул, склонил голову и поднял руки, словно бы сдаваясь в плен.

- Вы правы, Холмс, поверят, разумеется, вам. Но скажите, что мне было делать?.. Мы же с вами взрослые люди и все понимаем. Если полиции станет известна правда о случившемся, брак сэра Генри признают недействительным. Будет скандал, а у вас, в Англии, как я понял, для джентльмена скандал – это конец его репутации… Этот негодяй уже трижды заслужил виселицу. Я только облегчил его участь… Я обещал защищать сэра Генри, и сдержу слово, чтобы мне для этого не пришлось делать.

- Вы убили безоружного, связанного человека! – возмущенно воскликнул я. Признаюсь, я не испытывал к Стэплтону никаких чувств, кроме отвращения, но оправдать поступка Марлоу не мог.

- Я застрелил убийцу, доктор Уотсон! – резко ответил отставной шериф, вставая со стула. – Убийцу, который дважды чуть не отправил к праотцам моего друга. А еще я защитил от позора леди Баскервиль. И теперь-то я с уверенностью могу сказать, что с чудовищем, которое преследовало род Баскервилей, покончено.

- Стэплтон совершал свои преступления не в одиночку. Вы не подумали, что эта женщина – позор для рода Баскервилей? – слова «эта женщина» Холмс почти прошипел. - Она не менее опасна для сэра Генри, чем ее бывший муж.

- Да уж, знаю, сэру Генри все уши прожужжали про то, какая его невеста дрянь, - ухмыльнулся Марлоу. – А по мне, раз сам он ее простил, так другим нечего вмешиваться в их жизнь. По себе знаю. Моя жена до встречи со мной танцевала в баре. И чего только про нее мне не рассказывали. А я сразу понял, что ей можно дать шанс начать новую жизнь. И ни разу потом не раскаялся в своем выборе. Вот так же я уверен и в жене сэра Генри. Она его любит, разве вы не видите? А если вы о том, что она не достаточно высокородна для леди Баскервиль… Так я и Генри помню немытым мальчишкой, который гонял коров на своем ранчо. И довольно об этом.

- А как же Лаура Лайонс? – я кивнул в сторону спальни, откуда донесся слабый стон. – Когда она придет в себя, то даст показания. Или вы и ее застрелите, чтобы защитить сэра Генри?!

- Зачем? – удивленно пожал плечами Марлоу. – С ней проблем не будет. Насколько я знаю, миссис Лайонс нужны деньги, чтобы развестись наконец с мужем. Полагаю, мы договоримся.

Я в растерянности посмотрел на своего друга. Холмс стоял, скрестив руки на груди, и хмуро молчал, глядя себе под ноги. Это его молчание начало нервировать Марлоу.

- Ну так как, мистер Холмс? – он выбросил недокуренную сигару в окно и шагнул к Шерлоку, пытаясь заглянуть в его глаза. – Вы согласны?..
Холмс угрюмо покачал головой.

- Я не согласен, но… Если местная полиция не докопается до истины, я не стану их поправлять. В конце – концов я здесь неофициально.
Марлоу с явным облегчением вздохнул и протянул Холмсу руку.

- Вот и отлично! Стало быть, мы друг друга поняли.
Холмс только сухо поклонился в ответ.

- Пойдемте, Уотсон, нам здесь больше делать нечего.





Я снова увидел Шерлока Холмса лишь через неделю после нашего возвращения из Девоншира. Я зашел к нему на Бейкер-стрит и застал своего друга за обычным занятием – просмотром газет. Отдельно на кресле лежало несколько газетных листов, сложенных таким образом, чтобы сразу можно было увидеть определенные статьи.

Когда я вошел, Холмс молча кивнул в знак приветствия, так же молча сгреб с кресла газеты и выразительным жестом протянул их мне. Две статьи были обведены химическим карандашом. Первая статья - в Девонширских ведомостях - повествовала о свадьбе Лорда Генри Баскервиля и Бэрил, урожденной Гарсия, и в ней не содержалось ни единого намека на драматические события, которыми было окружено заключение этого супружеского союза. Вторая статья – в следующем номере этой же газеты, помещенная в раздел «Происшествия», сообщала, буквально, следующее:

«Гримпенский округ потрясло преступление, неслыханное по своей наглости и низости, и пресеченное только благодаря счастливому стечению обстоятельств.
Вчера на Лефтер-холл, что в окрестностях Гримпена, было совершено дерзкое нападение, с целью грабежа. Прознав, что миссис Лаура Лайонс в последнее время проживает в своем поместье в одиночестве, некий грабитель, личность которого в настоящее время устанавливается полицией, ворвался к ней в дом, несмотря на присутствие хозяйки и ее протестующие крики. Миссис Лайонс была оглушена сильным ударом по голове. Позже прибывший на место происшествия врач установил, что пострадавшая  получила сотрясение мозга.

К счастью, поблизости от Лефтер-холла оказался некий господин Джеймс Марлоу, уроженец Североамериканских штатов, проживающий ныне в Лондоне, и гостивший в Девоншире у старого друга. Он совершал конную прогулку и, проезжая мимо Лефтер-холла, случайно услышал крики о помощи. Как истинный джентльмен он не мог остаться в стороне и поспешил на помощь. Входная дверь была настежь распахнута. В доме он увидел лежащую без чувств Лауру Лайонс и рыскающего в поисках поживы разбойника.

Как известно, отец Лауры Лайонс, покойный сэр Френкленд, скончавшийся год назад, испытывал пагубное пристрастие к судебным тяжбам, сколь оригинальным, столь же и разорительным для него. К несчастью, бесконечные иски и судебные издержки плачевно сказались на состоянии Френкленда, и, отойдя в лучший мир, он оставил своей дочери лишь пришедшее в упадок поместье, в котором она и проживала, вынужденная экономить даже на домашних слугах. По хозяйству ей помогали лишь садовник и горничная, раз в неделю приходившие из Гримпена. Видимо, злоумышленник, узнав, что она живет в одиночестве, посчитал ее легкой добычей и ворвался в дом, не ожидая встретить никакого сопротивления. Если бы не появление на сцене мистера Марлоу, грабитель так и ушел бы безнаказанным.

Увидев, что его застали на месте преступления, грабитель выхватил пистолет и выстрелил в мистера Марлоу, но, по счастью, промахнулся. Откуда ему было знать, что господин Марлоу вырос на Диком Западе, на малолюдных пространствах которого честным гражданам часто приходится самостоятельно, с оружием в руках, противостоять насилию и беззаконию. По старой американской привычке он всегда носил с собой револьвер и не замедлил применить его, пристрелив грабителя на месте. После дачи показаний прибывшим на место преступления полицейским, господин Марлоу был отпущен. Жизнь Лауры Лайонс сейчас вне опасности. Ее сосед, Лорд Баскервиль, по своему обыкновению, проявил достойную всяческих похвал щедрость и участие к судьбе пострадавшей, оплатив ее лечение».

Я отложил газету в сторону и возмущенно посмотрел на Холмса.

- Ну, это уж слишком! Выставлять Марлоу благородным героем… Говорите мне что угодно, но я напишу всю правду об этом деле! Пусть этого нельзя будет обнародовать при нашей с вами жизни. Но есть еще суд потомков!

- Скажите, Уотсон, что для вас, все-таки, важнее - торжество закона или торжество справедливости? – ехидно осведомился Холмс. - Вы считаете, что я поступил неправильно? Надо было сообщить полиции все свои выводы?
Я смешался.

- Вот именно, - грустно кивнул мой друг. – Если бы я встал на сторону закона, то это никого не сделало бы счастливее. Что же касается справедливости, то каждый понимает ее по своему.

- Так что же нам остается? – спросил я растерянно.

- Нам остается только надеяться. Любовь - очень сложная субстанция, и мой дедуктивный метод над нею не властен… Давайте-ка лучше выпьем, друг мой, за высшую справедливость и за здоровье сэра Генри.